Жан жак леке чувственные зарисовки

Легкий друг Приапа

В Парижском дворце Пети-пале проходит выставка «Творец фантазмов», открывающая творчество французского архитектора, художника и дизайнера Жан-Жака Лекё (1757–1826), чье имя около двух столетий пребывало в забытьи.

Незадолго до своей кончины Жан-Жак Лекё передал около восьмисот работ в Национальную библиотеку Франции, где они остаются и поныне. Для Пети-пале отобрали около ста пятидесяти — автопортреты, архитектурные эскизы и серию эротических рисунков.

Лекё появился на свет в семье плотника в Руане. Обратил на себя внимание в городской художественной школе, а потом в Королевской архитектурной академии Парижа. Работал в мастерской знаменитого архитектора Жак-Жермена Суффло над созданием церкви Святой Женевьевы, превращенной со временем в Пантеон — усыпальницу великих «сынов Отечества».

Жизнь Лекё пришлась на три эпохи — монархию, революцию и империю. Он стремился приспособиться к каждой из них. Вначале искал клиентов среди аристократии, после кровавого свержения монархии состоял на службе якобинцев, и в частности входил в состав «Народного и республиканского общества искусств». Участвовал в организации революционных праздников. Он всегда принимал сторону победившего режима и создавал для него фантастические архитектурные утопии, но они за редчайшими исключениями оставались нереализованными: будь то Королевский театр, Храм равенства, Дворец императора, Мавзолей Людовика XVI или Остров любви и отдыха. Источниками вдохновения художнику служили античные авторы, и в частности Плутарх и Овидий, философы-энциклопедисты, естествоиспытатель Жорж-Луи Бюффон. К сожалению, экстравагантные и эклектичные фантазии Лекё не вписывались в привычные каноны, не соответствовали духу времени и потому оставались невостребованными. На конкурсах побеждали более реалистичные проекты. На жизнь мастер зарабатывал, трудясь скромным чиновником в Кадастровом ведомстве и в Политехнической школе. В своих записках Лекё жаловался, что стал жертвой интриг товарищей по цеху, которые его ненавидели. Правда, он отвечал им той же монетой.

Аутсайдер и маргинал, Лекё и поныне остается личностью загадочной. Помимо архитектуры, он трудился над техникой создания совершенного, с его точки зрения, рисунка. Виртуозный мастер написал много автопортретов — на некоторых почему-то запечатлел себя с искаженной мимикой.

Нынешний зритель прежде всего увлеченно рассматривает в Пети-пале его блистательные эротические экзерсисы. После смерти художника они долгие годы укрывались в хранилище Национальной библиотеки, так называемом «Аду», где, помимо произведений Лекё, томились 2600 «непристойных» творений маркиза де Сада, Мирабо, Аретино, Аполлинера и других. Холостяк Лекё выбирал модели в публичном доме, где, по всей видимости, на какое-то время нашел себе крышу над головой. Некоторые современники называли его мрачным эротоманом, маньяком, неврастеником, безумцем и даже извращенцем.

Его фаллические сюжеты, подчеркивают эксперты, связаны с античным богом плодородия Приапом, олицетворявшим одновременно мужскую потенцию. В его чувственных этюдах обнаженной натуры психоаналитики-фрейдисты обнаружили выражение сексуальных фрустраций художника.

Искусствоведы отмечают в его архитектурных работах наследие знаменитого итальянского художника-графика Джованни Баттисты Пиранези, а также прослеживают влияние Лекё на сюрреалистов прошлого века — Магритта, де Кирико, Дельво, Дюшана.

Успех сегодняшней выставки служит очередным примером возвращения из небытия художника, который, казалось бы, навечно канул в Лету.

Источник

Фантазии Лекё наконец нашли своих ценителей

Первая выставка, целиком посвященная Жан-Жаку Лекё и его фантазийной архитектуре на бумаге, проходит в парижском Пти-пале

О Жан-Жаке Лекё (1757–1826) известно немного. Родился в Руане, в семье столяра. Работал с местным архитектором, учился рисованию и весьма в этом преуспел. Побывал в Риме, а получив две премии и затем стипендию местной Академии художеств, в 1778 году уехал завоевывать Париж, где представлялся всем как «архитектор Академии наук, литературы и искусств Руана». Но в столице амбициозный провинциал как практикующий архитектор так и не реализовался. А то немногое, что ему удалось построить в окрестностях родного Руана, не сохранилось.

На жизнь Лекё пришлось зарабатывать то служащим в кадастровой палате, то чиновником по строительству, то геодезистом и картографом. А все свободное время он без устали рисовал, создавая на бумаге вошедшую тогда в моду фантазийную архитектуру. Вероятно, делал он это, рассчитывая уж здесь точно добиться успеха вслед за мэтрами Клодом Никола Леду и Этьеном Луи Булле, главными законодателями моды в этом жанре, который еще называли «говорящей архитектурой», поскольку внешний вид проекта должен был соответствовать его предназначению.

Но и здесь Лекё постигла неудача. Даже для ценителей жанра его архитектурные фантазии, как памятник Приапу, напоминающий фаллос, ферма в виде гигантской коровы, смешение разных стилей и несоблюдение пропорций, казались экстравагантными и безвкусными.

Умер Лекё в бедности и безвестности, завещав перед кончиной все свои работы парижской Национальной библиотеке. Вспомнили о нем лишь в первой половине ХХ века модернисты. Особенно он пришелся по душе сюрреалистам и Марселю Дюшану, который был большим поклонником Лекё. Нынешняя выставка — первая, целиком посвященная Жан-Жаку Лекё. Собравшая несколько сотен рисунков и гравюр архитектора-визионера, она ставит своей целью окончательно его реабилитировать, пусть и спустя почти два века после смерти, поставив в один ряд с Леду и Булле.

Источник

Воображаемый мир Жан-Жака Лекё

В Музее изобразительных искусств Парижа , который обычно называют просто «Малый дворец» или Пти-Пале (Petit Palais), проходит выставка «Жан-Жак Лекё, зодчий фантазмов». Это первая ретроспектива одного из самых странных архитекторов во всей истории архитектуры, воображаемый мир которого так никогда и не был построен.

Жан-Жак Лекё (1757–1826) — неудачник. Хотя сначала все, вроде бы, начиналось неплохо. Он родился в Руане в семье плотника, учился в Руанской городской школе искусств, был удостоен первой премии на нескольких конкурсах. Затем получил стипендию и приехал в Париж , где работал под руководством знаменитого Суффло на строительстве церкви св. Женевьевы — будущего Пантеона. Все, казалось бы, обещало блистательную карьеру. Но тут грянула революция, Суффло умер, и Лекё до самой пенсии проработал чертежником в управлении кадастров. Он искал заказчиков, участвовал в конкурсах, пытался продавать рисунки, но все было напрасно.

Скорее всего, фантазии не имевшего наследников Лекё в 1826 году канули бы в лету вместе со своим автором, если бы за полгода до смерти не принес рисунки в Королевскую библиотеку (теперь — Национальная библиотека Франции , BNF).

Наследие никому не известного автора состояло из 823 листов. Там были архитектурные проекты, пейзажи, портреты, зарисовки обнаженной натуры, анатомические и эротические рисунки с не менее странными, чем сами рисунки, подписями. Записки Лекё изобилуют цитатами, словесными играми, фонетическими каламбурами и столь необычными грамматическими конструкциями, что современникам он поначалу просто показался малограмотным. Часть наследия (104 листа) составила книга под названием «Гражданская архитектура». Библиотека приняла необычный дар и сохранила его. В полном забвении эти рисунки пролежали более ста лет.

Жан-Жак Лекё. Большой зевака. Перо, отмывка. 34,4 x 23,4 см
BNF

Жан-Жак Лекё. Коровник, повернутый на юг, на свежем лугу. Рис. 174 из книги «Гражданская архитектура».
BNF

Жан-Жак Лекё. Ворота в охотничий парк принца. Рис. 175 из книги «Гражданская архитектура».
BNF

Новый метод, использующий элементарные принципы с целью графического улучшения рисунка мужской головы с помощью различных геометрических фигур. Автор: Жан-Жак Лекё, инженер, архитектор-чертежник. Перо, отмывка. 31 см. 1792
BNF

• 
• 
• 
• 

Говорящая архитектура

Впервые пыль веков с имени Жан-Жака Леке сдул искусствовед венской школы Эмиль Кауфман , который заинтересовался явным созвучием архитектурных проектов времен Великой французской революции и «бумажной архитектуры» начала ХХ века. В 1952 он написал книгу под названием «Три революционных архитектора: Булле, Леду и Лекё».

И Этьен-Луи Булле (1728–1799), и Клод- Николя Леду (1736–1806) в своей эстетике руководствовались принципом Дидро: «Каждое произведение ваяния или живописи должно выражать какое-либо великое правило жизни, должно поучать зрителя, иначе оно будет немо». И еще, конечно, революционной идеей «мы свой, мы новый мир построим». Создание разнообразных проектов, не связанных с реальными техническими и бюджетными возможностями, поощряла Парижская школа изящных искусств.

Самый известный проект Булле — кенотаф Исаака Ньютона : гигантский шар символизирует сферу Вселенной и в то же время напоминает о ньютоновском яблоке. Леду , которого Кауфман объявил предшественником Корбюзье, работал над созданием идеального города Шо. Описание этого идеального города у переживших ХХ век вызывает некоторую оторопь: «Нужно все видеть, все слышать, ничего не скрывать. Нужно, чтобы рабочий не мог уклониться от надзора с помощью квадратного или круглого забора…» Как тут не вспомнить «Мы» Замятина?

Так что и в этом ряду Жан-Жак Лекё оказался аутсайдером. Эксцентрик и шутник, он доводит все современные ему архитектурные тенденции до абсурда, а социальная направленность ему глубоко чужда. Судите сами — Лекё не только проектирует коровник в виде коровы, но и предлагает покрыть его «свисающей почти до земли попоной из кашемира с золотыми и серебряными нитями» (так гласит надпись на рисунке). Скорее насмешливая отсылка к корове Парсифаи или карнавальным шествиям, чем «говорящее» обозначение утилитарной постройки.

Проект колонны для государственного зала в виде аристократа в камзоле, закованного в цепи, тоже способны оценить скорее зрители эпохи постмодернизма, чем современники Лекё. Выставку открывает целая серия гримасничающих автопортретов — невозможно поверить, что это нарисовано в самом начале XIX столетия. Как бы мы сказали теперь — типичные селфи.

Комментируя проект «Ворота в охотничий парк принца» («пирамида с обелисками», увенчанными скульптурными головами медведя, волка, кабана и оленя, напоминающая постройки Гауди), Лекё поясняет, что скульптуры животных «сделаны из известняка, который при контакте с порохом выделяет запах кошачьей мочи, тухлого яйца или горящей серы». Какое уж тут общественное признание и «строительство идеального общественного миропорядка»!

Мир Жан-Жака Лекё настолько невероятен, что в 1987 году Филипп Дюбой написал почти столь же невероятное исследование «Загадка Лекё», в котором пытался доказать влияние Лекё на Марселя Дюшана и дадаистов и даже высказал гипотезу, ныне опровергнутую, что его рисунки могут быть результатом более поздней мистификации.

Жан-Жак Лекё. Он свободен. Перо, отмывка. 49 x 36,6 cm
BNF

Жан-Жак Лекё. Что она видит во сне. Перо, отмывка. 34 x 41,6 см 1794-1795
BNF

Жан-Жак Лекё. Храм предсказания, образующий северную опору Элизиума.
BNF

Жан-Жак Лекё. Боскет Авторы
BNF

Жан-Жак Лекё. Встреча на Бельвю
BNF

• 
• 
• 
• 
• 

Личный дневник

Можно сказать, что в творчестве Жан-Жака Лекё границы между шуткой и академической тщательностью исполнения, между пародией и требующими большой эрудиции аллюзиями абсолютно размыты. «Гражданская архитектура» Лекё начинается с указаний, как нарисовать сферу, чтобы постепенно погрузить зрителя в причудливый мир фантастической вселенной. Точные описания и технические детали соседствуют с чистой фантазией и скрытыми аллюзиями, а обширные примечания со странными названиями и цитатами из Вольтера, Бюффона и Овидия отнюдь не являются ключом к пониманию.

«Чернила и бумага никогда не позволяют воображению задремать», — говорил Андре Бретон . Эти слова можно поставить эпиграфом к выставке. Постепенно внимательный зритель начинает догадываться, что используя блистательную технику архитектурной отмывки, с помощью всех этих планов, разрезов и проекций Лекё пытается говорить о чем-то другом. В сущности, перед нами личный дневник, который он вел много лет.

И этот дневник еще ждет изучения и расшифровки. Пока наше понимание не основано на историографии: у нас нет свидетельств и оценок современников, нет отзывов, сделанных при жизни автора, практически нет монографических и общих исследований, сравнительных анализов, истории различных толкований и выставок (ранее экспонировались лишь несколько листов). Даже те проверенные биографические данные, которыми мы располагаем, плод совсем недавнего исследования ( Элиза Боери , 2016).

Выставка «Зодчий фантазмов» в список парижских блокбастеров не попала — а зря! Почти неизвестное имя в истории архитектуры — придумайте что-нибудь равноценное подарку, который нам сделала Национальная библиотека Франции .

Любого художника характеризует эпоха, в которую он жил и работал. Но не менее точно его характеризует время, в которое он был заново открыт. Когда-то Жан Нувель в книге «Диалоги с Бодрийяром» писал: «Мы можем спросить себя, почему в архитектуре не существует эквивалента Марселю Дюшану ? Такого эквивалента нет, потому что не существует автоархитектуры. Не существует архитектора, способного на эпатажный жест». Выставка в Пти-Пале представила нам такого архитектора.

Источник