Здесь мертвые учат живых
«Всё молча здесь кричит»
Евгений Евтушенко «Бабий Яр».
Бабий Яр – место массовых расстрелов эсесовцами гражданского населения под Киевом. Точное число жертв, покоящихся в гигантском массовом захоронении не установлено. Различные источники называют цифры от семидесяти до ста двадцати тысяч.
Во время оккупации Киев знал, что происходит в Бабьем Яру. Основную, и самую грязную часть «работы» — раздевать людей, отрывать детей от родителей и палками гнать под пулеметы — выполняли местные коллаборационисты, составлявшие около 70% «персонала».
Значительную часть полицейских, во всяком случае, в сентябре 1941 года, немцы привезли в Киев из Галиции. Но и многие коренные горожане вели себя не лучшим образом.
Сейчас, после конституционного переворота, когда к власти пришли ультра- националисты, не уверена, что о Бабьем Яре будут вспоминать и рассказывать потомкам.
Топографически Бабьего Яра, как такового, уже не существует. Он был частично засыпан, частично залит пульпой – отходами соседних кирпичных заводов, частично отдан под свалку. Зрелище в своё время потрясло Евтушенко. Вот его свидетельство: «И вдруг я увидел самую обыкновенную свалку, которая была превращена в такой сэндвич дурнопахнущего мусора. И это на том месте, где в земле лежали десятки тысяч ни в чём неповинных людей, детей, стариков, женщин. На наших глазах подъезжали грузовики и сваливали на то место, где лежали эти жертвы, все новые и новые кучи мусора».
Поэма Бабий Яр, написанная в 1961 году, принесла поэту всемирную известность. О Трагедии Бабьего Яра заговорил мир. На стихи поэмы Дмитрий Шостакович сочинил свою тринадцатую симфонию.
Сейчас на месте трагедии жилые кварталы, станция метро и небольшой парк, где установлены памятники.
Мало, кто слышал, свой Яр есть и в Харькове.
Хочу, чтобы о нём узнали вы. Особенно это важно сейчас, когда на Украине возрождается нацизм. Возрождается в новых и старых обличьях: укронацизм, бандеровщина, Правый сектор, украинское свидомитство, ультрас и даже «Украина-це-европа». Однако сегодня, после всех украинских кровавых событий, никакие новые имена не могут замаскировать сути идеологии. Нацизм – это политика геноцида, независимо от значков, которые над ней стоят. Воздух свободы майдана принёс гарь человечины.
«Всё молча здесь кричит». Я живу совсем недалеко, в десяти минутах хода, от страшного места, места скорби. Дробицкий Яр — самое трагическое место в городе, однако, далеко не самое памятное. «Народная тропа» сюда не протоптана. Хотя с 1992 года здесь существует мемориал жертвам холокоста.
Вот что можно прочесть в Интернете о Дробицком Яре
«В 1941-42 годах в Дробицкий Яр вошел в историю как место расстрелов нацистскими оккупационными войсками гражданского населения. 24 октября 1941 года в Харьков вошли фашисты, и уже 5 декабря осуществлялась перепись городского населения, в которой евреев заносили в отдельные списки. 14 декабря евреям приказали покинуть город. Их переселили в район Харьковского тракторного завода, в рабочие бараки, оставшиеся после строительства, в которых организовали еврейское гетто. Каждый день более 300 человек отправляли в Дробицкий яр, где они были расстреляны. «
«Московский проспект — самая длинная улица Харькова. Протяженность больше 20 км. По этому скорбному пути шли евреи, имея с собой еду на 3 дня, какую-то одежду, документы. Вся улица была черным нескончаемым потоком. Лишь представьте себе — это было лютой зимой. В тот год стояли страшнейшие морозы.
Люди часто замерзали к утру. Вся дорога была усеяна трупами. Вот, что означает фраза: «В Харькове исчезли евреи». Да, они исчезли. Те, кто знал и соблюдал еврейскую традицию, знал язык идиш. Уничтожали их не по какому-то выборочному принципу. Уничтожались тотально! Их уничтожали за то, что в документах значилось «еврей». Но были и так называемые «подсказки». Это особая и очень тяжелая тема — о коллаборационистах, или пособниках. О тех, кто по разным причинам выдавал евреев. Но были и те, кто спасал — праведники мира».
«Помимо евреев здесь были расстреляны пленные красноармейцы и несчастные душевнобольные люди. По данным Государственного архива Харьковской области в период войны здесь было захоронено около 20 000 человек. Это страшное место сравнимо только с Бабим Яром под Киевом и Львовским Яновским лагерем. Атмосфера боли, скорби и трагедии заставляет сжиматься сердце и пронизывает до глубины души».
Воспоминания Альфреда Кагана, сына Александра Кагана. После войны, в прямом смысле рискуя жизнью, Александр помогал захоронить останки расстрелянных.
«Шел 1951 год. Мне тогда было 13 лет. Мой 17-летний брат Владислав пошел играть с ребятами в яр. И там, по его словам, он «обнаружил беспорядки», о чем сообщил отцу. Отец наш к тому времени остался инвалидом — у него была одна нога, но он передвигался на коляске. Отец взял меня, и мы спустились в яр. В то время подъезда к этому месту не было и добираться было достаточно трудно. Помню, на месте расстрела висела маленькая железная пластина, на которой было написано, что здесь покоятся жертвы фашистского режима, а внизу было написано «жиды».
— Я тогда сильно сердился на отца, — продолжает Альфред Каган. — Он слез с коляски, на культяпке сполз вниз и на одной ноге поковылял вглубь оврага. Вернулся очень мрачный.
Когда мы пришли домой, отец долго говорил о чем-то с мамой на идиш. Мы идиш не понимали, поэтому ждали, что ответит мама. «Если ты считаешь нужным, занимайся этим», — сказала она.
Альфред уверяет, что тогда он не понимал, что происходит. Только позже узнал, что вешними водами размыло останки расстрелянных жертв нацистов. «Большинство из них были евреями, но присутствовали и люди других национальностей», — говорит Каган.
Я вспоминаю рассказы моей мамы — харьковчанки, ребёнком пережившей оккупацию и бои за Харьков. После войны людям раздали под огороды земли за Тракторным заводом. Подробности о расстрелах под Харьковом тогда мало кто знал. Только страшные слухи ходили о гибели тысяч, о живых, оставленных умирать среди мёртвых.
Моя мама, со своей мамой, моей бабушкой, однажды, сажая картошку, вдруг услышали вопли и плач множества людей, а потом и увидели траурную процессию, она направлялась к Дробицкому Яру.
Прихожу сюда часто и любое время года. Прихожу созерцать и думать. Здесь часто дуют ветра, здесь алеют закаты. Здесь очень красиво, и почти всегда безлюдно.
С одной стороны с Яру подступает огромный старый сад. Яблони, груши. Особенно хорош сад во время цветения. Он уже лет двадцать не используется по прямому назначению, хотя многие деревья исправно плодоносят. Сад превратился в рощу, правда, выстроившиеся по струнке ряды давно необрезаемых плодовых напоминают об рядов этих рукотворности. Под деревьями летом буйные травы, зимой – сугробы.
По дну Яра бежит ручей, особенно полноводный по весне. Ручью проложили русло из бетонных плит, однако вода не согласилась с поправками и упорно сдвигает, корёжит плиты, стремясь по непреложному закону вод, прокладывать путь, как велит рельеф.
Я не знаю, протекал ли ручей в годы расстрелов. Падали ли мёртвые и живые в воду, или ручей пробился позже, когда начали застраивать микрорайоны Солнечный и Горизонт. В любом случае, вода соприкасается с останками, потому в народе о ней ходит молва: «Мёртвая вода, в ней даже лягушки не живут».
Ниже по течению ручья, уже за Яром, устроена запруда, любители рыбалки пытались разводить в пруду рыбу, но пока в этом не преуспели.
Мемориальный комплекс раскинулся на девяти гектарах. При входе, возле шоссе высится на холме скорбная менора в виде чёрного обугленного дерева. Дальше длинная аллея памяти ведёт к двадцатиметровому белому монументу, к нему поднимаешься по многоступенчатой лестнице. Под монументом траурный зал с чашей скорби.
Думаю, любому, кто придёт к Яру прогуляться или на пикник в яблоневую рощу, место покажется живописным, раздольным, спокойным. Однако странно тревожным и неоднозначным. Сквозь красоту сочится ужас, которому уже больше семидесяти лет.
На деревьях, посаженных над Яром, таблички с датами расстрелов. Гуляющие к ним давно привыкли. С горки крутой аллеи с форсом носятся велосипедисты, зимой сюда приходят дети с лыжами и санками. По теплу в яблоневой роще жители микрорайона жарят шашлыки, разливают и распивают. На противоположной, луговой стороне Яра народ затеял строить дачки. (Уж не знаю, насколько уместны дачки над десятками тысяч останков). Обычная человеческая жизнь торжествует. Возможно, следующие поколения будут приходить сюда только с целью прогуляться, или на пикники в сады, но не чтить память, не скорбеть по страдальцам, по тысячам и тысячам уничтоженных жизней. А может, новые поколения осквернят памятники, заплюют чашу скорби, надругаются над памятью погибших.
Страшно, но у меня есть основания предполагать и такое будущее. Это уже сейчас происходит во Львове, во всей Галичине. Бациллы ультра- националистических идей в Украине не только вышли из анабиоза последних лет, но и «вдруг» завоевали широкую популярность. Нацисты в стране были вознесены на уровень национальных героев.
Однако суть нацизма не меняется от его легализации на государственном уровне и от пропагандируемой «всенародной» поддержки. Вот некоторые его черты. Вчитайтесь, они весьма узнаваемы.
Игра на самых низменных чувствах личного превосходства уже в силу самой принадлежности к определённой этнической группе.
Разделение, дробление общества по национальным, религиозным, социо-культурным и прочим признакам для большего удобства управления им расой господ.
Смена вектора направления вечного недовольства народа – с власти «избранных» на внутренних и внешних врагов, в постоянной и непримиримой борьбе с которыми только и возможно обрести свободу.
Из ада вынырнули монстры. Они жаждут жертв.
Дробицкий Яр совсем рядом с окружной дорогой, почти там, где она пересекается с Ростовской трассой. Той самой трассой, где идут бои, и гибнут граждане Украины по обе стороны баррикад и блок-постов. Но это возле Славянска. А у нас, за сто пятьдесят километров от боёв, перекличка двух войн: Великой Отечественной и гражданской. Новоявленный блок-пост на въезде в Харьков. Блок-пост про-нацистских сил у Мемориала жертвам нацизма.
Мешки с песком, плиты, дюжие жёсткие ребята в чёрной форме с автоматами наперевес. Бойцы Нац.гвардии и СБУ-шники. Я стояла и смотрела, как лихо, по-хозяйски они останавливают каждую въезжающую в город машину, многие машины досматривают под дулом автоматов.
На душе было горько.
В субботу, семнадцатого мая, я побывала на Мемориале.
Блок-поста на въезде в город уже не было.
Но вздохнуть с облегчением я не успела.
По Ростовской трассе в Харьков двигалась огромная колонна военных Камазов, многие с прицепами. Как человек не военный точно определить предназначение машин не могу. За кабиной большой металлический фургон защитного цвета, маленькие окошки под крышей или вовсе без окон. Всего мимо меня проехало машин двадцать. Зрелище было устрашающим.
Камазы выглядели вот так
Источник
Здесь смерть с радостью учит живых
AСEDIA | ТЕМНАЯ НОЧЬ ДУШИ запись закреплена
MORTUI VIVAS DOCENT|Мертвые учат живых
Л.Е. Этинген, Колесников, Л.Л.
Древний грек Эпиктет так определил – что такое Человек: душонка, обремененная трупом. Что происходит с человеком, когда он лишается первой из этих двух составляющих, душонки, – об этом книга двух Львов. А происходит вот что…
Первая глава книги «Анатомия – нужна ли она?» – это фактически гимн профессии анатома. Пафос здесь вполне уместен. Невероятное количество интереснейшей фактуры! Авторов, что называется, буквально распирает – чувствуется, что им хочется рассказать, упомянуть, отметить все, что известно об анатомах и предмете анатомических исследований. А известно им, судя по всему, неисчерпаемое количество фактов.
«Труп, т.е. мертвое тело, по латыни cadaver. От «ca» – падать, гибнуть, «da» – от dare – давать и «ver» – от vermis – червь. Вот и получается: падший, отданный червям». Отсюда понятно, насколько специфическое место в этой «трофической» цепочке занимает анатом. Авторы приводят поразительный исторический факт. В 1919 году заведующий кафедрой в Пекинском объединенном медицинском колледже Дэвидсон Блэк жаловался, что ему катастрофически не хватает для занятий со студентами трупов. Мало того, те трупы, которые поступают из местной тюрьмы, зачастую привозят уже обезглавленными. Начальник тюрьмы вошел в положение: «отправил в колледж приговоренных к смерти со следующей запиской анатомам: «Убейте их, как вам будет удобнее»…
Кстати, отметим, что вскрывать трупы – это долгое время оставалось привилегией избранных: в Вене первое вскрытие было произведено в 1404 году; в Париже – в 1497-м; врачи в Кембридже добились для себя этого права в 1564 году. Обязательное же вскрытие трупов при обучении медицине было введено лишь в середине XVII века.
Похоронным обрядам посвящена глава «Смерть – явление всеобщее и окончательное». В ней помимо всего прочего мы узнаем, откуда, собственно, пошло само название – «анатомический театр». Оказывается, работавший в Болонье анатом Мондино да Люцци (1775–1827) начал производить вскрытия под музыку. Отсюда и название – анатомический театр. Приглашались только избранные VIP, в том числе – дамы. А уж вывески (или, если угодно, девизы) в этих «театрах», которые встречали живых посетителей, как будто специально готовились для высоких греческих трагедий: Anatomia clavis et clavus medicinal – «Анатомия есть ключ и руль медицины»; Hic locus est ubi mors Daudet succurrere vitae – «Это место, где смерть рада помочь жизни»; Motui vivos dociunt – «Мертвые учат живых»; Mors ultima linea rerum – «Смерть есть предел живого».
Третья глава дала название всей книге – «Мертвые учат живых». Посвящена она мумиям и мумификации. Тут – и про знаменитые филиппинские мумии; и про В.Л.Груббера, бальзамировавшего тело царя Николая I (Груббер опубликовал протокол бальзамирования в Германии, за что был немедленно посажен в Петропавловскую крепость, и только через некоторое время его удалось вытащить с нар – друзья убедили правительство, что в данном случае имели место «простота сердечная и отсутствие всякой задней мысли»).
В каком-то смысле мумии – это граница фазового перехода между жизнью и смертью. Вернее, модель такой границы. Не случайно с середины XVIII столетия в Европе начинают создаваться объединения, нацеленные на спасение мнимоумерших от преждевременного погребения (в 1767 году – в Амстердаме, в 1771-м – в Париже, в 1774-м – в Лондоне). Вот и авторы отмечают: «Анатомия и ее объект – все-таки не жизнь, а наиболее приближенное к реальности отображение того, что было реальным».
Отдельная глава – об анатомических музеях и коллекциях и о тератологии (науке о врожденных уродствах): «Обычное в повседневности».
И заключает это необычное исследование глава, не требующая специального комментария, – «Органы человека: загадки и проблемы». Заинтересованному читателю могу порекомендовать интереснейшие монографии одного из соавторов – Льва Этингена: «Как же вы устроены, господин Тело?» (М., 1997); «Нормальная морфология человека старческого возраста» (М., 2003); «Мифологическая анатомия» (2006).
Высказывание «Мертвые учат живых» традиционно присутствовало над входом в анатомический зал XIV-XV веков. Эта книга для не только для анатомов, патологоанатов, она для всех тех, кто хочет понять суть вещей, кто любит историю жизни и хочет побольше узнать о смерти.
Источник