ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Стихотворения
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Пусть светит месяц – ночь темна…
Пусть светит месяц – ночь темна. Пусть жизнь приносит людям счастье, – В моей душе любви весна Не сменит бурного ненастья. Ночь распростерлась надо мной И отвечает мертвым взглядом На тусклый взор души больной, Облитой острым, сладким ядом. И тщетно, страсти затая, В холодной мгле передрассветной Среди толпы блуждаю я С одной лишь думою заветной: Пусть светит месяц – ночь темна. Пусть жизнь приносит людям счастье, – В моей душе любви весна Не сменит бурного ненастья.
Ты много жил, я больше пел…
Ты много жил, я больше пел… Ты испытал и жизнь и горе, Ко мне незримый дух слетел, Открывший полных звуков море… Твоя душа уже в цепях; Ее коснулись вихрь и бури, Моя – вольна: так тонкий прах По ветру носится в лазури. Мой друг, я чувствую давно, Что скоро жизнь меня коснется… Но сердце в землю снесено И никогда не встрепенется! Когда устанем на пути, И нас покроет смрад туманный, Ты отдохнуть ко мне приди, А я – к тебе, мой друг желанный!
Муза в уборе весны постучалась к поэту…
Муза в уборе весны постучалась к поэту, Сумраком ночи покрыта, шептала неясные речи; Благоухали цветов лепестки, занесенные ветром К ложу земного царя и посланницы неба; С первой денницей взлетев, положила она, отлетая, Желтую розу на темных кудрях человека: Пусть разрушается тело – душа пролетит над пустыней. Будешь навеки печален и юн, обрученный с богиней.
Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне…
Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне. Где-то месяц светит? Где-то светит солнце? Вон вдали блеснула ясная зарница, Вспыхнула – погасла, не видать во мраке, Только сердце чует дальний отголосок Грянувшего грома, лишь в глазах мелькает Дальний свет угасший, вспыхнувший мгновенно, Как в ночном тумане вспыхивают звезды… И опять – во мраке, в ледяной пустыне… Где-то светит месяц? Где-то солнце светит? Только месяц выйдет – выйдет, не обманет, Только солнце встанет – сердце солнце встретит.
Полный месяц встал над лугом…
Полный месяц встал над лугом Неизменным дивным кругом, Светит и молчит. Бледный, бледный луг цветущий, Мрак ночной, по нем ползущий, Отдыхает, спит. Жутко выйти на дорогу: Непонятная тревога Под луной царит. Хоть и знаешь – утром рано Солнце выйдет из тумана, Поле озарит, И тогда пройдешь тропинкой, Где под каждою былинкой Жизнь кипит.
Друг, посмотри, как в равнине небесной Дымные тучки плывут под луной, Видишь, прорезал эфир бестелесный Свет ее бледный, бездушный, пустой? Полно смотреть в это звездное море, Полно стремиться к холодной луне! Мало ли счастья в житейском просторе? Мало ли жару в сердечном огне? Месяц холодный тебе не ответит Звезд отдаленных достигнуть нет сил… Холод могильный везде тебя встретит В дальней стране безотрадных светил…
Она молода и прекрасна была…
Она молода и прекрасна была И чистой мадонной осталась, Как зеркало речки спокойной, светла. Как сердце мое разрывалось. Она беззаботна, как синяя даль, Как лебедь уснувший, казалась; Кто знает, быть может, была и печаль… Как сердце мое разрывалось. Когда же мне пела она про любовь, То песня в душе отзывалась, Но страсти не ведала пылкая кровь… Как сердце мое разрывалось.
Я шел во тьме к заботам и веселью…
Тоску и грусть, страданья, самый ад
Всё в красоту она преобразила
Я шел во тьме к заботам и веселью, Вверху сверкал незримый мир духов. За думой вслед лилися трель за трелью Напевы звонкие пернатых соловьев. И вдруг звезда полночная упала, И ум опять ужалила змея… Я шел во тьме, и эхо повторяло «Зачем дитя Офелия моя?»
Я стремлюсь к роскошной воле…
Там один и был цветок,
Я стремлюсь к роскошной воле, Мчусь к прекрасной стороне, Где в широком чистом поле Хорошо, как в чудном сне. Там цветут и клевер пышный, И невинный василек, Вечно шелест легкий слышно: Колос клонит… Путь далек! Есть одно лишь в океане, Клонит лишь одно траву… Ты не видишь там, в тумане, Я увидел – и сорву!
Как мучительно думать о счастьи былом…
Как мучительно думать о счастьи былом, Невозвратном, но ярком когда-то, Что туманная вечность холодным крылом Унесла, унесла без
Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.
Источник
Фридрих Шиллер Боги Греции
В дни, когда вы светлый мир учили Безмятежной поступи весны, Над блаженным племенем царили Властелины сказочной страны,- Ах, счастливой верою владея, Жизнь была совсем, совсем иной В дни, когда цветами, Киферея, Храм увенчивали твой!
В дни, когда покров воображенья Вдохновенно правду облекал, Жизнь струилась полнотой творенья, И бездушный камень ощущал. Благородней этот мир казался, И любовь к нему была жива; Вещим взорам всюду открывался След священный божества.
Где теперь, как нас мудрец наставил, Мертвый шар в пространстве раскален, Там в тиши величественной правил Колесницей светлой Аполлон. Здесь, на высях, жили ореады, Этот лес был сенью для дриад, Там из урны молодой наяды Бил сребристый водопад.
Этот лавр был нимфою молящей, В той скале дочь Тантала молчит, Филомела плачет в темной чаще, Стон Сиринги в тростнике звучит; Этот ключ унес слезу Деметры К Персефоне, у подземных рек; Зов Киприды мчали эти ветры Вслед отшедшему навек.
В те года сынов Девкалиона Из богов не презирал никто; К дщерям Пирры с высей Геликона Пастухом спускался сын Лето. И богов, и смертных, и героев Нежной связью Эрос обвивал, Он богов, и смертных, и героев К аматунтской жертве звал.
Не печаль учила вас молиться, Хмурый подвиг был не нужен вам; Все сердца могли блаженно биться, И блаженный был сродни богам. Было все лишь красотою свято, Не стыдился радостей никто Там, где пела нежная Эрато, Там, где правила Пейто.
Как дворцы, смеялись ваши храмы; На истмийских пышных торжествах В вашу честь курились фимиамы, Колесницы подымали прах. Стройной пляской, легкой и живою, Оплеталось пламя алтарей; Вы венчали свежею листвою Благовонный лен кудрей.
Тирсоносцев радостные клики И пантер великолепный мех Возвещали шествие владыки: Пьяный Фавн опережает всех; Перед Вакхом буйствуют менады, Прославляя плясками вино; Смуглый чашник льет волну отрады Всем, в чьем кубке сухо дно.
Охранял предсмертное страданье Не костяк ужасный. С губ снимал Поцелуй последнее дыханье, Тихий гений факел опускал. Даже в глуби Орка неизбежной Строгий суд внук женщины творил, И фракиец жалобою нежной Слух эриний покорил.
В Елисейских рощах ожидала Сонмы теней радость прежних дней; Там любовь любимого встречала, И возничий обретал коней; Лин, как встарь, былую песнь заводит, Алкестиду к сердцу жмет Адмет, Вновь Орест товарища находит, Лук и стрелы — Филоктет.
Выспренней награды ждал воитель На пройденном доблестно пути, Славных дел торжественный свершитель В круг блаженных смело мог войти. Перед тем, кто смерть одолевает, Преклонялся тихий сонм богов; Путь пловцам с Олимпа озаряет Луч бессмертных близнецов.
Где ты, светлый мир? Вернись, воскресни, Дня земного ласковый расцвет! Только в небывалом царстве песни Жив еще твой баснословный след. Вымерли печальные равнины, Божество не явится очам; Ах, от знойно-жизненной картины Только тень осталась нам.
Все цветы исчезли, облетая В жутком вихре северных ветров; Одного из всех обогащая, Должен был погибнуть мир богов. Я ищу печально в тверди звездной: Там тебя, Селена, больше нет; Я зову в лесах, над водной бездной: Пуст и гулок их ответ!
Безучастно радость расточая, Не гордясь величием своим, К духу, в ней живущему, глухая, Не счастлива счастием моим, К своему поэту равнодушна, Бег минут, как маятник, деля, Лишь закону тяжести послушна, Обезбожена земля.
Чтобы завтра сызнова родиться, Белый саван ткет себе она, Все на той же прялке будет виться За луною новая луна. В царство сказок возвратились боги, Покидая мир, который сам, Возмужав, уже без их подмоги Может плыть по небесам.
Да, ушли, и все, что вдохновенно, Что прекрасно, унесли с собой,- Все цветы, всю полноту вселенной,- Нам оставив только звук пустой. Высей Пинда, их блаженных сеней, Не зальет времен водоворот: Что бессмертно в мире песнопений, В смертном мире не живет.
Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:
Источник
Джордж Гордон Байрон «Ещё усилье — и, постылый. »
Ещё усилье — и, постылый,
Развеян гнёт бесплодных мук.
Последний вздох мой тени милой —
И снова в жизнь и в тот же круг.
И даже скуке, в нём цветущей,
Всему, что сам отверг, я рад.
Тому не страшен день грядущий,
Кто в прошлом столько знал утрат.
Мне нужен пир в застолье шумном,
Где человек не одинок.
Хочу быть лёгким и бездумным,
Чтоб улыбаться всем я мог,
Не плача ни о ком. Когда-то
Я был другим. Теперь не то.
Ты умерла, и нет возврата,
И мир ничто, где ты — ничто.
Но лире скорбь забыть едва ли.
Когда улыбка — маска слёз,
Она насмешка для печали,
Как для могилы — свежесть роз.
Вино и песня на мгновенье
Сотрут пережитого след.
С безумством дружно наслажденье,
Но сердце — сердцу друга нет.
Нам звёзды кроткими лучами
Отрадный мир вливают в грудь.
Я сам бессонными ночами
Любил глядеть па Млечный Путь.
На корабле в Эгейском море
Я думал: «Эта же луна
И Тирзу радует». Но вскоре
Светила ей на гроб она.
В ознобе, мучась лихорадкой,
Одной я мыслью был согрет:
Что Тирза спит, как прежде, сладко
И что моих не видит бед.
Как слишком позднюю свободу —
Раб стар, к чему менять судьбу! —
Я укорять готов Природу
За то, что жив, а ты — в гробу.
Той жизни, что казалась раем,
Ты, Тирза, мне дала залог.
С тех нор он стал неузнаваем,
Как от печали, он поблёк.
И ты мне сердце подарила,
Увы, оно мертво, как ты!
Моё ж угасло и остыло,
Но сберегло твои черты.
Ты, грустно радующий взоры,
Залог прощальный лучших дней!
Храни Любовь — иль грудь, к которой
Ты прижимаешься, разбей!
Что боль, и смерть, и безнадежность
Для чувств, не сдавшихся годам!
За ту святую к мёртвой нежность
Я ста живых любовь отдам.
Перевод В.Левика
One Struggle More,
And I Am Free
One struggle more, and I am free
From pangs that rend my heart in twain;
One last long sigh to love and thee,
Then back to busy life again.
It suits me well to mingle now
With things that never pleased before:
Though every joy is fled below,
What future grief can touch me more?
Then bring me wine, the banquet bring;
Man was not form’d to live alone:
I’ll be that light, unmeaning thing
That smiles with all, and weeps with none.
It was not thus in days more dear;
It never would have been, but thou
Hast fled, and left me lonely here:
Thou ‘rt nothing—all are nothing now.
In vain my lyre would lightly breathe!
The smile that sorrow fain would wear
But mocks the woe that lurks beneath,
Like roses o’er a sepulchre.
Though gay companions o’er the bowl
Dispel awhile the sense of ill:
Though pleasure fires the maddening soul,
The heart—the heart is lonely still!
On many a lone and lovely night
It soothed to gaze upon the sky;
For then I deem’d the heavenly light
Shone sweetly on thy pensive eye;
And oft I thought at Cynthia’s noon,
When sailing o’er the Ægean wave,
«Now Thyrza gazes on that moon—»
Alas, it gleam’d upon her grave!
When stretch’d on fever’s sleepless bed,
And sickness shrunk my throbbing veins,
«Tis comfort still,» I faintly said,
«That Thyrza cannot know my pains.»
Like freedom to the time-worn slave,
A boon ‘t is idle then to give,
Relenting Nature vainly gave
My life, when Thyrza ceased to live!
My Thyrza’s pledge in better days,
When love and life alike were new,
How different now thou meet’st my gaze!
How tinged by time with sorrow’s hue!
The heart that gave itself with thee
Is silent—ah, were mine as still!
Though cold as even the dead can be,
It feels, it sickens with the chill.
Thou bitter pledge! thou mournful token!
Though painful, welcome to my breast!
Still, still preserve that love unbroken,
Or break the heart to which thou ‘rt prest!
Time tempers love, but not removes,
More hallow’d when its hope is fled:
Oh! what are thousand living loves
To that which cannot quit the dead!
Источник
Джордж Гордон Байрон «При расставании с Ньюстедским аббатством»
Зачем воздвигаешь ты чертог, сын
крылатых дней? Сегодня ты глядишь
с твоей башни; но пройдёт немного
лет — налетит ветер пустыни и
завоет в твоём опустелом дворе.
Оссиан
Ньюстед, в башнях твоих свищет ветер глухой,
Дом отцов, ты пришёл в разрушенье!
Лишь омела в садах да репейник седой
Пышных роз заглушает цветенье.
От баронов, водивших вассалов на бой
Из Европы в поля Палестины,
Лишь остались гербы да щиты, что порой
Треплет ветр, оглашая равнины.
Старый Роберт замолк; не споёт больше он
Нам под арфу воинственных песен;
У стены аскалонской спит Джон Гористон;
Смертный одр менестреля так тесен.
При Креси спит и Павел с Губертом; они
За Эдварда и Англию пали.
Вас оплакала родина, предки мои,
И предания вас воспевали.
Вместе с Рупертом четверо братьев в бою
Смело отдали жизнь при Марстоне
За права короля, за отчизну свою
И за верность законной короне.
Тени храбрых! Потомок вам шлёт свой привет,
Отчий дом навсегда покидая.
Сохранит он в душе память ваших побед
Вдалеке от родимого края.
Светлый взор при разлуке затмился слезой, —
Но не страха, — слезой сожаленья;
Едет вдаль он, горя постоянной мечтой
Удостоиться с вами сравненья.
Не унизит потомок ваш доблестный род
Ни позорным поступком, ни страхом.
Он, как вы, будет жить, и, как вы, он умрёт,
И смешает свой прах с вашим прахом!
Перевод В.Мазуркевича
On Leaving Newstead Abbey
Why dost thou build the hall, Son of the
winged days? Thou lookest from thy tower
to-day: yet a few years, and the blast of
the desart comes: it howls in thy empty court.
Ossian
Through thy battlements, Newstead, the hollow winds whistle:
Thou, the hall of my Fathers, art gone to decay;
In thy once smiling garden, the hemlock and thistle
Have choak’d up the rose, which late bloom’d in the way.
Of the mail-cover’d Barons, who, proudly, to battle,
Led their vassals from Europe to Palestine’s plain,
The escutcheon and shield, which with ev’ry blast rattle,
Are the only sad vestiges now that remain.
No more doth old Robert, with harp-stringing numbers,
Raise a flame, in the breast, for the war-laurell’d wreath;
Near Askalon’s towers, John of Horistan slumbers,
Unnerv’d is the hand of his minstrel, by death.
Paul and Hubert too sleep in the valley of Cressy;
For the safety of Edward and England they fell:
My Fathers! the tears of your country redress ye:
How you fought! how you died! still her annals can tell.
On Marston, with Rupert, ‘gainst traitors contending,
Four brothers enrich’d, with their blood, the bleak field;
For the rights of a monarch their country defending,
Till death their attachment to royalty seal’d.
Shades of heroes, farewell! your descendant departing
From the seat of his ancestors, bids you adieu!
Abroad, or at home, your remembrance imparting
New courage, he’ll think upon glory and you.
Though a tear dim his eye at this sad separation,
‘Tis nature, not fear, that excites his regret;
Far distant he goes, with the same emulation,
The fame of his Fathers he ne’er can forget.
That fame, and that memory, still will he cherish;
He vows that he ne’er will disgrace your renown:
Like you will he live, or like you will he perish;
When decay’d, may he mingle his dust with your own!
Источник