Внизу царил смех кипела радость
Укажите предложение, в котором средством выразительности речи является метафора.
1) (11) Внизу царил смех, кипела радость, а там, на ступеньках, дрожала обида.
2) (20) Но результат не заставил себя ждать.
3) (24) Первый класс мы закончили с таким результатом: пятерых детишек усыновили и удочерили.
4) (38) На улице тишь, только шаркает метлой дворник.
(1)Солнце плещется в соцветиях черёмухи, слепит глаза розовыми красками зари. (2)Вот миновала ночь. (3)Вечером — торжество, вручение аттестатов, танцы. (4)Выпускной вечер моего класса.
(5)Десять лет назад, когда я только пришла работать в школу-интернат после института, мне дали первоклашек из детского дома, и я часто вспоминаю ту субботу, когда увидела своих «птенцов» на лестнице. (6)На каждой ступеньке стояли маленькие люди в серых костюмчиках и коричневых платьицах. (7)Нет, назвать их малышами не поворачивался язык: это были печальные маленькие люди. (8)Они стояли друг над дружкой, голова над головой, руки по швам, они замерли, точно готовились сфотографироваться. (9)Только вот глаза, конечно, были не для фотографии: удивлённые, печальные, непонимающие глаза. (Ю)Они наблюдали, как других детей родственники забирали на выходные домой. (11)Внизу царил смех, кипела радость, а там, на ступеньках, дрожала обида. (12)Помню то острое чувство вины, которое пронзило меня, и пришли простые мысли: у малышей никого нет, им нужен кто-то, очень близкий нужен. (13)Им нужен дом. (14)Родные люди.
(15)И я со всей пылкостью и самонадеянностью, которые свойственны молодым, приступила к делу. (16)Получив согласие директора интерната, я написала статью в газету, где рассказала про наших ребятишек. (17)Ещё я написала о том, что ребятам нужны близкие контакты с другими людьми, чтобы эти люди были друзьями детей на всю жизнь. (18)Не родными, так близкими.
(19)В день выхода газеты я очень волновалась. (20)Но результат не заставил себя ждать. (21)В пятницу с раннего утра школьный вестибюль был полон народу: пришли люди, которые хотели взять наших первоклашек на выходные к себе домой. (22)Выбор был велик, желающих пригреть наших ребят оказалось больше чем достаточно, но мы давали разрешение только после подробного разговора с каждым из пришедших. (23)И вот что из этого получилось.
(24)Первый класс мы закончили с таким результатом: пятерых детишек усыновили и удочерили. (25)Десять мальчиков и девочек, как мы и предполагали, нашли хороших друзей. (26)Шестеро — обстоятельства сложились так — в гости ходить перестали.
(27)Можно считать, благополучный исход. (28)Счёт шесть-пятнадцать. (29)Но судьба шестерых, вернувшихся в интернат навсегда, мучила меня долгие-долгие годы. (ЗО)Шестеро моих детей, прикоснувшись к семейному огню, лишились его тепла. (31)В них, признаюсь честно, вся эта история оставила нелёгкий след, и мне часто казалось, что со временем боль не утихала, а получала новое выражение. (32)Ничем не объяснимым неповиновением, каскадом двоек, грубостью. (33)И целых девять следующих лет я пыталась выровнять нити, распутать узлы и связать гладкую ребячью судьбу. (34) И с точки зрения результативности счёт пятнадцать-шесть не так уж плох. (35)Но я не про пятнадцать. (36)Я про шесть.
(37)Раным-рано. (38)На улице тишь, только шаркает метлой дворник. (39)День лишь занимается. (40)И вдруг. (41)Хор голосов — мальчишечьих и девчачьих — скандирует под моим окном:
— (42)Ма-ма На-дя! (43)Ма-ма На-дя!
* Лиханов Альберт Анатольевич (род. в 1935 г.) — писатель, журналист. Особое внимание в своих произведениях писатель уделяет роли семьи и школы в воспитании ребёнка, в формировании его характера.
Источник
Внизу царил смех кипела радость
В приведённых ниже предложениях из прочитанного текста пронумерованы все запятые. Выпишите цифру, обозначающую запятую между частями сложного предложения, связанными сочинительной связью.
В них, (1) признаюсь честно, (2) вся эта история оставила нелёгкий след, (3) и мне часто казалось, (4) что со временем боль не утихала, (5) а получала новое выражение.
(1)Солнце плещется в соцветиях черёмухи, слепит глаза розовыми красками зари. (2)Вот миновала ночь. (3)Вечером — торжество, вручение аттестатов, танцы. (4)Выпускной вечер моего класса.
(5)Десять лет назад, когда я только пришла работать в школу-интернат после института, мне дали первоклашек из детского дома, и я часто вспоминаю ту субботу, когда увидела своих «птенцов» на лестнице. (6)На каждой ступеньке стояли маленькие люди в серых костюмчиках и коричневых платьицах. (7)Нет, назвать их малышами не поворачивался язык: это были печальные маленькие люди. (8)Они стояли друг над дружкой, голова над головой, руки по швам, они замерли, точно готовились сфотографироваться. (9)Только вот глаза, конечно, были не для фотографии: удивлённые, печальные, непонимающие глаза. (Ю)Они наблюдали, как других детей родственники забирали на выходные домой. (11)Внизу царил смех, кипела радость, а там, на ступеньках, дрожала обида. (12)Помню то острое чувство вины, которое пронзило меня, и пришли простые мысли: у малышей никого нет, им нужен кто-то, очень близкий нужен. (13)Им нужен дом. (14)Родные люди.
(15)И я со всей пылкостью и самонадеянностью, которые свойственны молодым, приступила к делу. (16)Получив согласие директора интерната, я написала статью в газету, где рассказала про наших ребятишек. (17)Ещё я написала о том, что ребятам нужны близкие контакты с другими людьми, чтобы эти люди были друзьями детей на всю жизнь. (18)Не родными, так близкими.
(19)В день выхода газеты я очень волновалась. (20)Но результат не заставил себя ждать. (21)В пятницу с раннего утра школьный вестибюль был полон народу: пришли люди, которые хотели взять наших первоклашек на выходные к себе домой. (22)Выбор был велик, желающих пригреть наших ребят оказалось больше чем достаточно, но мы давали разрешение только после подробного разговора с каждым из пришедших. (23)И вот что из этого получилось.
(24)Первый класс мы закончили с таким результатом: пятерых детишек усыновили и удочерили. (25)Десять мальчиков и девочек, как мы и предполагали, нашли хороших друзей. (26)Шестеро — обстоятельства сложились так — в гости ходить перестали.
(27)Можно считать, благополучный исход. (28)Счёт шесть-пятнадцать. (29)Но судьба шестерых, вернувшихся в интернат навсегда, мучила меня долгие-долгие годы. (ЗО)Шестеро моих детей, прикоснувшись к семейному огню, лишились его тепла. (31)В них, признаюсь честно, вся эта история оставила нелёгкий след, и мне часто казалось, что со временем боль не утихала, а получала новое выражение. (32)Ничем не объяснимым неповиновением, каскадом двоек, грубостью. (33)И целых девять следующих лет я пыталась выровнять нити, распутать узлы и связать гладкую ребячью судьбу. (34) И с точки зрения результативности счёт пятнадцать-шесть не так уж плох. (35)Но я не про пятнадцать. (36)Я про шесть.
(37)Раным-рано. (38)На улице тишь, только шаркает метлой дворник. (39)День лишь занимается. (40)И вдруг. (41)Хор голосов — мальчишечьих и девчачьих — скандирует под моим окном:
— (42)Ма-ма На-дя! (43)Ма-ма На-дя!
* Лиханов Альберт Анатольевич (род. в 1935 г.) — писатель, журналист. Особое внимание в своих произведениях писатель уделяет роли семьи и школы в воспитании ребёнка, в формировании его характера.
Источник
Внизу царил смех кипела радость
Альберт Анатольевич Лиханов
Снова навалилась бессонница.
Дверь на балкон распахнута, и в комнату вливается душный аромат черемухи. Может, из-за него я не могу уснуть? Надо бы встать, прикрыть дверь, но я не в силах шевельнуть рукой. Точно опьяняющий наркоз сковал меня. Голова ясная, утренняя, а тело налито неимоверной тяжестью, не то что рукой, пальцем шевельнуть немыслимо.
Я живу на втором этаже и когда-то – совсем недавно! – мечтала, чтобы черенки черемухи, высаженные у дома, скорей поднялись и сравнялись с моим балконом. Тогда весной цветы будут перед окном, точно сад приподнялся на цыпочки прямо в мою келью. И вот это сбылось, а я не рада. Запах черемухи дурманит и не дает спать.
Впрочем, все это глупости, и черемуха тут ни при чем.
Ветер колышет прозрачную штору и вносит в комнату волну пряного аромата.
Я точно купаюсь в нем.
Я говорю себе: наслаждайся, ты хотела этого, и твое желание сбылось. Наслаждайся и спи, все условия для волшебных снов: ведь, вдыхая черемуху, можно увидеть во сне только сказки.
Но сказки не приходят.
Я облокачиваюсь и таращусь в неверные июньские сумерки, в белую северную ночь, стараюсь разглядеть черемуховые ветви там, за окном. Смутные тени колышутся у балкона. Я знаю: ветви унизаны белыми гроздьями.
Я вдыхаю полной грудью и чувствую, как приливает к вискам кровь. Завтра у меня необыкновенный день, точнее, вечер.
Выпускной вечер моего класса.
Первый мой выпуск. Об этом знают все.
Искупление моей вины. Об этом знают немногие.
День исполнения моей клятвы. Про это известно одной мне.
Остался один день. И эта ночь.
Я пришла в школу-интернат десять лет назад, оказалась тут почти случайно. Впрочем, в каждой случайности есть своя закономерность…
В начале августа у мамы случился инфаркт, я дала в гороно телеграмму, заверенную врачом, и осталась возле нее.
У меня было странное ощущение – как будто я не нужна ни маме, ни Ольге и Сергею, старшей сестре и старшему брату. Всю весну и лето, с тех пор как я получила назначение, они во главе с мамой без устали дулись на меня.
О матерях не принято говорить дурно, не скажу и я, хотя теперь, спустя десять лет, мне многое стало ясным. Кажется, я протрезвела за эти годы. Точно во мне бродил молодой хмель, но вот шибануло меня об острый угол раз-другой, и все стало очевиднее, реальней, что ли. И мама стала реальней. Ее взгляды.
А тогда я не могла ничего понять – я ухаживала за мамой, сидела в больнице возле нее дни и ночи, и рядом непременно сидела Ольга, или Сергей, или Сережина жена Татьяна, и они ухаживали за мамой с таким видом, будто меня здесь нет. Я старалась не обращать на это внимания, но не так-то это легко, когда ты только окончила институт, а взрослые и любимые люди, точно сговорившись, в один голос осуждают тебя, да еще осуждают высокомерно, с презрением, мол, молодые должны внимать благодарственно, а не высказывать собственных суждений, пользоваться чужим опытом, пока, скажите спасибо, его предлагают, и жизнь начинать по общепринятым правилам, а не так, как ты…
Это был молчаливый спор, который начала мама.
Мама вообще очень властный человек. Тогда мне казалось, что она совершенно не любит меня. Собственная прихоть была для нее всегда важней моих намерений. Она подавляла. И не отдельные дни и часы, а всегда. Теперь я думаю совсем иначе. Мама любит меня. Может быть, даже сильнее, чем Ольгу и Сергея, ведь я младшая, для нее последняя. Просто любовь у нее властная, вот в чем дело. Властная, как и сама мама.
У нее всегда были странные отношения со всеми нами. Даже явно ошибаясь, мама говорила уверенно и требовательно, никогда не сознаваясь в ошибке.
– Оля, тебя, кажется, опять провожал этот парень из соседнего подъезда. Так запомни, он тебе не подходит, тебе больше подходит Эдик.
– Но почему? – спрашивала Оля. – Николай очень милый, ты же знаешь, мы из одной группы, – Оля тогда заканчивала иняз, – а Эдик мне надоел! И вообще он сухарь!
Эдик был одноклассником Оли, учился в политехе и был некрасив до предела – длинный, плоский, как бы вырезанный из бумаги, а главное – скучно-сухой, протокольно-стандартный, точно параграф из учебника математики. Словом, розовощекому баскетболисту-крепышу Николаю Эдик, бесспорно, уступал, и Оля спрашивала маму, округляя глазки:
– Он тебе не подходит! – резала мама, выделяя последние слова, выставляя над ними знаки ударения величиной, пожалуй, со столб, и добилась-таки того, что потом, позже, Оля вышла все же за своего плоского Эдика и живет, по-моему, без намека на счастье…
Однако это другая история, я потом еще вспомню про нее, но тогда, в ту пору, возле мамы, которая уставилась в потолок больничной палаты тяжелым немигающим взглядом, я еще не все понимала.
Да, не все понимала, но все чувствовала.
Иначе почему же я поступила по-своему? Единственная из троих детей ослушалась мать?
Перед распределением мы дали слово – вся наша группа – не финтить, не подключать родителей, словом, не пользоваться отработанной тактикой и ехать на работу туда, куда пошлют.
Слово, конечно же, не было сдержано, конфузливо улыбаясь, две девчонки, редкие посредственности, вышли из деканата с направлениями в школы того города, где все мы учились, а я родилась и жила. Мы было бросились их поздравлять, не чуя подвоха, но девицы, не откладывая, признались, что только вчера – надо же, накануне! – вышли замуж за здешних жителей. Да еще одному парню пришел персональный вызов из специальной – с английским уклоном – школы, хотя в английском он был ни в зуб ногой, а всю жизнь учил немецкий.
Все остальные повели себя честно, так что даже никакой злости не осталось против тех троих, лишь легкое недоумение: зачем они так?
Меня больше занимало другое: как скрыть от мамы, от сестры и брата с его женой три исключения из честного договора? Я скрыла. Удалось. Только ничуточки не помогло.
Мама замолчала, как всегда умолкала она, если кто-нибудь в чем-нибудь – хотя бы в пустяке! – не признавал ее властной силы. Я приходила с улицы не домой, а в какую-то сурдокамеру, так, кажется, это называется. Мама говорила с Олей, говорила с Сережей, говорила с Татьяной, Татьяна говорила с Олей, Оля с Сережей, и никто из них не говорил со мной.
Когда я пробовала заговорить с мамой, она произносила жестким голосом:
– Ты останешься здесь!
Я спрашивала, к примеру, включая телевизор:
– Посмотрим этот фильм?
А мама неизменно произносила одно и то же:
– Ты останешься здесь!
– Но у меня в руках распределение!
– Ты останешься здесь!
– Это же бесчестно! Мы договорились всей группой! Меня, наконец, ждут!
– Ты останешься здесь!
И это еще в лучшем случае. Мама разговорилась. А то просто молчит. Молчание гораздо тяжелее. Оно давит на сердце, на душу, на голову. Где-то в области затылка. И кажется, лучше сделать, как она требует, только бы не эта тишина.
Я так всегда и делала. «В магазин?» – «Не гулять с мальчиком таким-то?» – «Хорошо, мамочка дорогая, как скажешь!» – «Соседи по лестничной площадке нагловатые люди?» – «Можно с ними не здороваться!» И хоть лично мне ничего плохого эти соседи не сказали, не сделали, я вела себя, как хотела того мама, в зависимости от ее настроения.
Не замечая сама, я глядела на мир мамиными глазами, оценивала людей с ее точки зрения, даже телевизионным фильмам выставляла отметки по ее шкале ценностей – правда, шкала была высокая, но все-таки не моя.
Так что до институтского распределения я никогда ни о чем не спорила с мамой и никогда, таким образом, не была наказуема в отличие от Оли и Сергея, которые время от времени карались тишиной, давившей на затылок. Впрочем, легко мне жилось только до встречи с Кириллом.
Источник