Шекспир. Немного о сонетах
(текст программы для радио «Гармония мира»)
В 2014 году исполнилось 450 лет со дня рождения Вильяма Шекспира. Его творчество настолько глубоко, а влияние на все мировое искусство настолько значительно, что в Британии празднование юбилея запланировано на целых три года.
Начались торжества еще в январе того юбилейного года в шекспировском театре «Глобус» в Лондоне. А в предполагаемый день его рождения – 23 апреля – там же, в легендарном «Глобусе», состоялась премьера новой постановки «Гамлета», с которой труппа отправилась в двухлетние гастроли по всему миру, которые закончатся в другой юбилейный год: в 2016 году 23 апреля исполняется 400 лет со дня смерти писателя и драматурга.
С личностью Шекспира, как и со многими значимыми персонами человеческой истории и культуры, связано много тайн и мифов: точная дата его рождения неизвестна, от дома, некогда им приобретенного, не осталось и следа. Более того, не утихают споры о том, кто написал все эти пьесы, авторство которых принадлежит Вильяму Шекспиру. Ну и для пущей таинственности, неизвестно, действительно ли он покоится в собственной могиле. В общем, вполне законны сомнения на предмет того, существовала ли вообще такая личность?
Мы не будем сегодня пытаться отвечать на этот вопрос, потому что по большому счету качественно это ничего не изменит в нашем восприятии наследия Шекспира – ведь и его пьесы, и сонеты обращены к вечным вопросам человечества – любви, смерти, нравственного выбора.
Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Все мерзостно, что вижу я вокруг.
Но как тебя покинуть, милый друг!
Это 66-й сонет в переводе Самуила Маршака. Его переводы сонетов Шекспира на русский язык – самые популярные, хотя их переводили также и Пастернак, и Набоков, и многие другие – известные и неизвестные поэты и переводчики. Любопытно, что в 2014 году также отмечалась юбилейная дата, связанная с Маршаком: он умер в июле 1964 года, в год 400-летия Шекспира. В этой программе будут звучать сонеты в переводе именно Самуила Маршака…
Увы, мой стих не блещет новизной,
Разнообразьем перемен нежданных.
Не поискать ли мне тропы иной,
Приемов новых, сочетаний странных?
Я повторяю прежнее опять,
В одежде старой появляюсь снова.
И кажется, по имени назвать
Меня в стихах любое может слово.
Все это оттого, что вновь и вновь
Решаю я одну свою задачу:
Я о тебе пишу, моя любовь,
И то же сердце, те же силы трачу.
Все то же солнце ходит надо мной,
Но и оно не блещет новизной!
Это 76-й сонет Шекспира. Всего он создал 154 сонета, которые являются замечательным наследием лирической поэзии эпохи Возрождения. Шекспир начал писать их, когда этот жанр вошел в моду, большая часть написана в 1592-99 годах, и сонеты не предназначались для печати. Тем не менее, впервые было опубликовано два сонета в 1599 году в сборнике «Страстный пилигрим», а в 1609 году большая подборка сонетов была напечатана без ведома автора. Он писал их для друзей и любимых, размышляя о человеческих чувствах любви, дружбы, преданности, ненависти, а также – о значении творчества, как, к примеру, в сонете 23:
Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, —
Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.
Так пусть же книга говорит с тобой.
Пускай она, безмолвный мой ходатай,
Идет к тебе с признаньем и мольбой
И справедливой требует расплаты.
Прочтешь ли ты слова любви немой?
Услышишь ли глазами голос мой?
Специально Шекспир не создавал никаких циклов, но исследователи классифицировали все сонеты по определенным тематическим группам – сонеты, посвященные другу (с первого по 126, и здесь они разбиваются на отдельные подгруппы – воспевание друга, испытание дружбы, горечь разлуки, и т.д.). Со 127 сонета поэт развивает тему отношений к смуглой возлюбленной, и два последних – обобщающие, размышления о красоте и любви вообще.
Хорошо владеющие английским языком склонны критиковать переводы Маршака за неточности, за то, что его переводы слишком просты и не передают той страстности и экспрессии, которая присуща оригинальным сонетам Шекспира… но если сравнить переводы Маршака с работами других авторов, начинаешь понимать, насколько они – гармоничны. Не знающим английских оригиналов трудно судить о точности, но, как считал академик Гаспаров, Маршак прежде всего учитывал тот факт, что он переводит – для своих современников, читателей 20-го века, и поэтому отказался от изысканных метафор, от слишком отвлеченных или слишком приземленных образов – в пользу золотой середины: уравновешенности и меры во всем. Как, к примеру, в 25-м сонете:
Кто под звездой счастливою рожден –
Гордится славой, титулом и властью.
А я судьбой скромнее награжден,
И для меня любовь – источник счастья.
Под солнцем пышно листья распростер
Наперсник принца, ставленник вельможи.
Но гаснет солнца благосклонный взор,
И золотой подсолнух гаснет тоже.
Военачальник, баловень побед,
В бою последнем терпит пораженье,
И всех его заслуг потерян след.
Его удел — опала и забвенье.
Но нет угрозы титулам моим
Пожизненным: любил, люблю, любим.
Как известно, существуют трудности перевода, тем более – перевода поэтического текста. Всегда велись и ведутся споры в пользу передачи точности смысла или воспроизведения мелодики языка оригинала, или же – в пользу трансформации переводчиком текста оригинала, пропускающего его через фильтр собственного жизненного и чувственного опыта. Но, думается, главное, чтобы переведенный текст находил гармоничный отклик в душе читателя. И переводы Маршака тем ценнее, что возносят земные чувства и переживания автора на уровень вечных: «Английский Шекспир писал сонеты для друга и дамы, русский Шекспир – для нас и вечности» – считал академик Гаспаров.
Уж если медь, гранит, земля и море
Не устоят, когда придет им срок,
Как может уцелеть, со смертью споря,
Краса твоя – беспомощный цветок?
Как сохранить дыханье розы алой,
Когда осада тяжкая времен
Незыблемые сокрушает скалы
И рушит бронзу статуй и колонн?
О горькое раздумье. Где, какое
Для красоты убежище найти?
Как, маятник остановив рукою,
Цвет времени от времени спасти.
Надежды нет. Но светлый облик милый
Спасут, быть может, черные чернила!
Это 65-й сонет Шекспира в переводе Маршака. Вообще следует сказать, что переводческая деятельность была его основным литературным занятием с юных лет: в гимназии учитель словесности привил ему любовь к классической поэзии, поощрял его литературные опыты, и даже считал его языковым вундеркиндом. Печататься Маршак начал в 1906 году, и одними из первых его опубликованных работ были переводы еврейского поэта Хаима Нахмана Бялика с идиша и иврита.
В 1912 году Маршак с молодой женой отправился в Англию, где учился сначала в политехникуме, а затем в Лондонском университете, во время каникул пешком много путешествовал по Англии, слушал английские народные песни, и тогда же начал переводить английские баллады. В 1914 году он вернулся в Россию, где свои переводы начал публиковать в журналах «Северные записки» и «Русская мысль». Шекспира Маршак переводил всю жизнь.
Именно его переводы сонетов привлекали разных композиторов и исполнителей. Известны, к примеру, удивительно мелодичные песни на сонеты Шекспира, созданные композитором Микаэлом Таривердиевым – можно даже сказать, что они стали одним из действующих лиц в советском мюзикле «Адам женится на Еве». Предлагаю вам послушать песню в исполнении автора, Микаэла Таривердиева, созданную им на текст сонета 102-го:
Люблю, – но реже говорю об этом,
Люблю нежней, — но не для многих глаз.
Торгует чувством тот, что перед светом
Всю душу выставляет напоказ.
Тебя встречал я песней, как приветом,
Когда любовь нова была для нас.
Так соловей гремит в полночный час
Весной, но флейту забывает летом.
Ночь не лишится прелести своей,
Когда его умолкнут излиянья.
Но музыка, звуча со всех ветвей,
Обычной став, теряет обаянье.
И я умолк подобно соловью:
Свое пропел и больше не пою.
Говорят, что даже если Шекспира не существовало, его стоило бы придумать… Как бы то ни было – человечеству и впрямь повезло, что ответы на свои вечные вопросы люди ищут не в одиночестве, а в компании с гениями, которые эти вопросы поднимали и также пытались на них отвечать. Поэтому в трудные или счастливые минуты мы всегда будем обращаться к их творчеству, которое гармонизирует наше сознание и помогает разобраться в себе…
Сонет 121, написанный Вильямом Шекспиром в переводе Самуила Маршака:
Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.
Напраслина страшнее обличенья.
И гибнет радость, коль ее судить
Должно не наше, а чужое мненье.
Как может взгляд чужих порочных глаз
Щадить во мне игру горячей крови?
Пусть грешен я, но не грешнее вас,
Мои шпионы, мастера злословья.
Я – это я, а вы грехи мои
По своему равняете примеру.
Но, может быть, я прям, а у судьи
Неправого в руках кривая мера,
И видит он в любом из ближних ложь,
Поскольку ближний на него похож!
Источник
Сонет 102 — переводы
Моя любовь сильна, хоть внешне ослабшей выглядит она,
И я люблю никак не меньше, но взгляд не выдаст мой меня.
Ведь грош цена любви приличной, когда о ней язык твердит,
Владелец слов когда публично на всех углах о ней кричит.
Когда любовь была нам новой и новой нам была весна,
Тогда с привычностью задорной я воспевал её всегда.
Так соловей в начале лета одними песнями живёт,
Но зреют дни, и тише флейта без прежней звонкости поёт.
Не потому, что лето стало не так прекрасно, чем когда,
Печальным нотам тем внимая, впадала в сон ночная мгла.
Но тяжелеет ветвь от песен, былой ажурности уж нет,
И оттого так скучен, пресен, обычный стал и мой привет.
Вот потому и я смыкаю уста свои. как соловей,
Чтоб не наскучить, обрывает рулады музыки своей.
Люблю, — но реже говорю об этом,
Люблю нежней, — но не для многих глаз.
Торгует чувством тот, что перед светом
Всю душу выставляет напоказ.
Тебя встречал я песней, как приветом,
Когда любовь нова была для нас.
Так соловей гремит в полночный час
Весной, но флейту забывает летом.
Ночь не лишится прелести своей,
Когда его умолкнут излиянья.
Но музыка, звуча со всех ветвей,
Обычной став, теряет обаянье.
И я умолк подобно соловью:
Свое пропел и больше не пою.
Люблю все больше, но все меньше слов:
Чем глубже чувство, тем слова скупее —
Любовь боится бойких языков,
Чтоб никогда не торговали ею.
Когда была нова любовь, брать мог
Я ноты той весной все выше, выше.
Так Феломелы зазвучит рожок,
Но выйдет срок и — песня тише, тише.
Ведь осенью неистово вокруг
Весь лес поет: все птицы, клены, ели,
И волшебство теряет нежный звук,
И не в диковину любые трели.
Так я, тебе не смея докучать,
Порою вынужден, увы, молчать.
Сильней моя любовь, но неприлично
Мне щеголять влияньем скрытых чар,
Как будто выставить готов публично
Я на продажу редкостный товар.
Когда любовь моя была нова,
Звучал во мне безудержный мотив,
Как Филомела щелкает сперва,
Свою цевницу позже затаив.
Не то чтобы весна была милей,
Чем поздним летом щедрые сады;
Ветвям от песен диких тяжелей,
Но быстро приедаются плоды.
К любовным песням слишком ты привык.
Не лучше ли мне придержать язык?
Любовь моя сильна — и где ее конец?
Она огонь, но чувств своих не выражает;
Но та любовь — товар, чью цену продавец,
Стараяся поднять, всем громко объявляет.
О, наша страсть была еще в своей весне,
Когда я стал ее приветствовать стихами!
Так соловей поет пред летними ночами
И, выждав их приход, смолкает в тишине.
Не то чтоб летом мне жилося поскучней,
Чем в дни, когда любовь звучит в тиши ночей;
Но музыка теперь едва ль не в ветке каждой
Звучит, и грудь ее уж пьет не с прежней жаждой.
И я, не надоесть чтоб песнею моей
Твоим ушам, порой молчу, подобно ей.
Люблю сильней, чем раньше, но немею;
Смотрю с любовью, но скрываю взгляд:
Товаром станут чувства тем быстрее,
Чем громче их прославить поспешат.
Весной любви, ее зарей согрета,
Моих тебя будила песен трель.
Так соловей поет в начале лета,
А к середине где его свирель?
Не то, что б ночи чем-то стали хуже,
Иль мастерство певца ушло с весной;
Теперь везде хоры — солист не нужен —
Что есть у всех — не дорого ценой.
Чтоб не наскучить песнею своей,
Я тоже помолчу, как соловей.
Не напоказ люблю я, это верно —
Своей любовью хвастать не привык.
Любовь продажна, если непомерно
Ее вознес безудержный язык.
И мы любили раннею весною,
Я тоже пел и видел в пенье толк,
Как в роще соловей порой ночною;
Прошла весна — и соловей умолк.
Не то, чтоб лето менее приятно,
Чем дни весны, да вышел песням срок:
И музыки обилие, понятно,
Как аромат излишний, нам не впрок.
А потому я тоже умолкаю
И досаждать вам больше не желаю.
Моя любовь растет, хотя слабее
Теперь во мне звучит ее мотив,
Но ценность чувства рыночной цене я
Не уподоблю, всюду разгласив.
Едва ль была любовь для нас новей,
Когда, в восторге от ее расцвета,
Я воспевал ее как соловей,
Что умолкает к середине лета:
Едва ли ночи прежним не чета,
Что скорбным гимнам отдавались, немы,
Но музыка из каждого куста
Всем буйством заглушает сладость темы —
И я, как он, смолкаю то и дело,
Чтоб песнь моя тебе не надоела.
Мою любовь считаю я секретом,
Душа ее в безмолвии таит,
Святынями торгует, кто об этом
Налево и направо говорит.
Весной ко мне приходит вдохновенье,
Не сплю,- любовью, рифмами томим,
И соловья чарующее пенье
Вторит сонетам и стихам моим.
Но пропадает обаянье это,
И умолкает звонкий соловей,
А песня, став обычной трелью летом,
Уж не слышна в ночи среди ветвей,
А утомит поэзия моя,
Последую примеру соловья.
Любовь моя сильна не напоказ,
Не напоказ вдвойне она нежнее.
Словесных ей не надобно прикрас,
Ведь не торгую я на рынке ею.
Когда любовь пришла к тебе и мне,
Я пел ее младенческие лета,
Как соловей, что звонок по весне,
Но замолкает к середине лета.
Не то чтоб лето хуже, чем весна,
Когда свистал певец в ночном дозоре,
Но летом с каждой ветки песнь слышна,
А соловей не свищет в общем хоре.
Надоедать из хора не хочу
И потому, как соловей, молчу.
Люблю сильней — хотя слабее с виду,
Люблю щедрей — хоть говорю скупей.
Любви своей наносим мы обиду,
Когда кричим на все лады о ней.
Любовь у нас цвела весенним цветом,
И пел тогда я в сотнях нежных строк,
Как соловей, чьи трели льются летом
И умолкают, лишь наступит срок,
Не потому, что лето оскудело,
Что ночь не так прекрасна и чиста.
Но музыка повсюду зазвенела,
А став обычной, гибнет красота.
И я на губы наложил печать —
Тебе не буду песней докучать.
Чем глубже любим мы, тем чаще страсть таю,
И крепнет с каждым днем привязанность немая;
Но людям прокричать, что нежит грудь твою,
Способна только чернь холодная, слепая.
Лишь на заре любви я звал тебя порой
К душистым цветникам весенних песнопений,
В томительной ночи, насыщенной грозой,
Все реже говорит любви призывный гений.
Так падает напев средь знойной темноты
У любящей леса, грустящей Филомелы,
Когда гудят в роях бессонные кусты
И всюду аромат свои вонзает стрелы.
. Да, как она молчит, — молчать хочу и я,
Боясь, что досадит тебе любовь моя.
Моя любовь застенчиво немеет,
Теряя связи слов и робких фраз,
Таясь в тени не хочет и не смеет
Являть себя прилюдно напоказ.
Строчить тебе эклоги, мадригалы
Мне нравилось в глухой полночный час;
Им вторили небесные хоралы
Весенних гроз,
но к лету пыл угас.
На звонкие коленца и рулады
Ночь разменяла таинства свои.
К рассвету надоели соловьи,
Нет в трелях ни надежды, ни услады.
Чтоб повтореньем слух не огорчать,
Пора и мне навеки замолчать.
Источник