Эмоциональное состояние лица, совершившего преступление и его уголовно-правовое значение?
Ответ: Наряду с мотивами и целью необходимо также учитывать и эмоциональное состояние лица, совершившего преступление.
В психологии и философии выделяют четыре основные формы эмоциональных состояний, которые различаются силой и продолжительностью. Это чувство, аффект, страсть, настроение.
Под чувством принято понимать одну из форм отражения действительности, выражающую субъективное отношение человека к удовлетворению его потребностей, к соответствию или несоответствию чего-либо его представлениям.
Аффект — это очень сильное кратковременное чувство, связанное с двигательной реакцией (или с полной неподвижностью; оцепенение — тоже форма двигательной реакции).
Страсть — это сильное и продолжительное чувство.
Настроение — равнодействующая многих чувств. Это состояние отличается длительностью, устойчивостью и служит фоном, на котором протекают все остальные психические процессы*.
Далеко не все эмоции имеют уголовно-правовое значение, не все могут быть составным компонентом субъективной стороны преступления. Уголовное право учитывает лишь те из них, которые сопровождают процесс подготовки и осуществления преступного деяния. Какими бы по форме ни были эмоциональные состояния по поводу уже совершенного преступления, они не могут быть компонентами субъективной стороны.
Чаще всего уголовное право обращается к аффекту (сильное душевное волнение, вызванное неправомерным поведением потерпевшего), когда психика человека выходит из обычного состояния, волнение тормозит сознательную, интеллектуальную деятельность, в известной степени нарушает избирательный момент в мотивации поведения, затрудняет самоконтроль, лишает возможности всесторонне взвесить последствия своих деяний. В состоянии аффекта способность отдавать себе отчет в своих действиях, а также руководить ими в значительной степени понижена, что является одним из оснований для признания совершенного в таком состоянии преступления менее тяжким по сравнению с преступлением, совершенным при спокойном состоянии психики. Однако состояние аффекта не исключает самоконтроля, сознательного поведения, способности руководить своими поступками.
Лица, совершившие те или иные действия в состоянии физиологического аффекта, признаются вменяемыми и ответственными за свои поступки, поскольку у них сохраняется в той. или иной мере способность самообладания, не наблюдается глубокого помрачения сознания. Ответственность исключается лишь при патологическом аффекте, когда наступает глубокое помрачение сознания, человек утрачивает способность отдавать отчет в своих действиях и руководить ими. В состоянии патологического аффекта утрачивается вменяемость.
Аффект в законе рассматривается как основание для снижения меры наказания. Исходя из этого, законодатель, признавая некоторые действия, совершенные в состоянии аффекта, преступными, рассматривает их в то же время как совершенные при смягчающих обстоятельствах. Например, ст. 107 УК предусматривает пониженную ответственность за убийство, совершенное в состоянии аффекта, вызванного неправомерными действиями потерпевшего.
Аффект тесно связан с формированием мотивов, характеризует особенности протекания мотивации. К мотивам, которые наиболее часто формируются в состоянии аффекта, относятся: месть, обида, злоба и т.д.
Уголовное право учитывает эмоциональное состояние лица, совершившего преступление. Однако компонентом субъективной стороны преступления являются лишь те эмоции, которые сопровождают процесс подготовки и осуществления преступления.
Источник
Эмоции в структуре субъективной стороны преступления
Чернова Наталья Александровна, аспирант кафедры уголовного права и криминологии Самарского национального исследовательского университета имени академика С.П. Королева, Самара.
Предмет/тема: Автор статьи кратко анализирует структуру субъективной стороны состава преступления и рассматривает вопрос о включении в эту структуру эмоций в качестве самостоятельного признака. Далее дается критическая оценка исследований эмоционального компонента внутри содержания вины, а также в качестве признака субъекта преступления.
Цель/задачи: Главная цель рассмотрения заявленной темы заключается в выяснении места эмоций среди компонентов состава преступления.
Методология: В ходе работы над предлагаемой статьей были использованы общенаучные методы исследования, а именно анализ, синтез, дедукции и индукции, за основу был взят системный подход.
Вывод: В структуру субъективной стороны состава преступления необходимо включать следующие компоненты: вина (обязательный признак), мотив, цель и эмоции (факультативные признаки).
Ключевые слова: эмоции, субъект преступления, субъективная сторона преступления.
Emotions within the structure of the mental element of a crime
Natalya A. Chernova, graduate student of department of criminal law and criminology at Samara national research University named after academician S. Korolev, Samara.
Rationale: The author of the present paper briefly analyzes the structure of the mental element of corpus delict and considers the question of inclusion in this structure of emotions as an independent sign. Further the critical evaluation of researches of an emotional component in the content of fault and also as a sign of the subject of a crime is given.
Objective: The main goal of consideration of the declared subject consists in clarification of a place of emotions among corpus delict components.
Methods: During work on the present research paper general scientific methods of research, namely the analysis, synthesis, deduction and induction have been employed whereas the system approach has been taken as a methodological basis.
Conclusions and relevance: It is necessary to include the following components into the structure of the mental element of corpus delict: fault (obligatory sign), motive, goal and emotions (facultative signs).
Keywords: emotions, subject of a crime, subjective party of a crime.
В науке уголовного права сложились различные позиции по вопросу учета эмоций при обосновании уголовной ответственности, дифференциации и индивидуализации уголовной ответственности и наказания. Не все научные исследователи включают эмоции в содержание состава преступления, формально-юридического основания уголовной ответственности. Авторы, признающие эмоции признаком состава преступления, обычно относят его к группе признаков, характеризующих субъективную сторону преступления.
Известно и иное мнение, в соответствии с которым эмоции — признак субъекта преступления [1, с. 161]. Так, А.И. Рарог отрицает саму возможность отнесения эмоциональных состояний к элементам психического отношения лица, но в то же время он пишет, что «в тех случаях, когда эмоции имеют значение (выделено — Н.А. Чернова) для оценки психологического содержания преступления, они не являются самостоятельным признаком субъективной стороны преступления» [2, с. 59].
Буквальное толкование этой цитаты позволяет заключить, что А.И. Рарог все же фактически допускает включение эмоций в содержание субъективной стороны.
Зачастую сторонники отнесения эмоций к признакам субъекта преступления ошибочно предлагают перенести опыт европейских стран на российскую правовую действительность в части рассмотрения аффекта в рамках характеристики ограниченной вменяемости. Так, Б.А. Спасенников и С.Б. Спасенников пишут: «Основная тенденция, получившая распространение в практике западноевропейских и североамериканских юристов при анализе ими преступлений, совершаемых в состоянии сильного душевного волнения (аффекта), заключается в рассмотрении этого состояния (. ) относительно таких категорий, как «вменяемость», «уменьшенная вменяемость», «невменяемость» [3, с. 113].
Данная тенденция получила свое распространение и в ряде стран ближнего зарубежья, правовая система которых схожа с российской системой права и с длительной историей развития уголовного права в рамках единой правовой традиции. Согласно ст. 31 Уголовного кодекса Республики Беларусь «уголовная ответственность за деяние, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта), (. ) когда лицо не могло в полной мере осознавать значение своих действий или руководить ими, наступает в случае умышленного причинения смерти, тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения» [4], т.е. признается, что субъективная сторона убийства характеризуется умыслом, а субъект — уменьшенной вменяемостью.
При таком подходе сильное душевное волнение (аффект) оценивается как фактор, оказывающий влияние не на степень вины, а на объем вменяемости субъекта, и рассматривается «только сквозь призму этой категории, что позволяет в случае совершения преступления аффектированным субъектом в зависимости от степени сужающего эмоционально-волевую сферу действия сильного душевного волнения (аффекта) говорить о полной вменяемости субъекта, «уменьшенной» вменяемости, или констатировать невменяемость лица, совершающего преступление под влиянием сильного душевного волнения (аффекта)» [3, с. 113].
Однако Уголовный кодекс Российской Федерации (далее — УК РФ) не позволяет сделать такие выводы, поскольку в ст. 22 УК РФ «Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости» никакого упоминания о сильном душевном волнении (аффекте) нет. Сложно предположить, что законодатель стал бы оставлять на усмотрение правоприменителя решение столь сложного вопроса путем толкования данной нормы. Можно заключить, что понятия «сильное душевное волнение (аффект)» и «психическое расстройство, не исключающее вменяемости» не соотносятся как часть и целое, а отражают разнопорядковые явления, характеризующие разные порождения человеческой психики.
Можно отметить и определенные противоречия в позиции тех авторов, которые поддерживают идею рассмотрения сильного душевного волнения (аффекта) в рамках характеристики субъекта преступления. Так, Б.А. Спасенников и С.Б. Спасенников пишут: «Повышенная нетерпимость к психотравмирующим условиям, то есть сниженные адаптационные способности к ним, могут объясняться и присутствием у субъекта психических расстройств, не исключающих вменяемости, при которых адаптационные возможности субъекта значительно снижаются в условиях психотравмирующей ситуации» [3, с. 115]. Соответственно, допускается, что аффект, приравненный к психическим расстройствам, не исключающим вменяемости, может быть обусловлен их же наличием. Это, несомненно, противоречивое рассуждение.
Аффект может возникнуть у любого человека при стечении определенных обстоятельств, которые в своей совокупности вызовут у него бурную эмоциональную (аффективную) реакцию, в то время как психическое расстройство, не исключающее вменяемости, заключает уже по своему наименованию условие — наличие у лица психической аномалии. Все это позволяет говорить о невозможности рассмотрения аффекта, а значит, и иных эмоциональных состояний, только вне рамок субъективной стороны преступного деяния.
Данное эмоциональное состояние (аффект) упоминается в УК РФ в двух статьях (ст. 107 УК РФ и ст. 113 УК РФ) и не учитывается при конструкции составов иных преступных деяний. Однако далеко не всегда и такие признаки субъективной стороны состава преступления, как мотив и цель, присутствуют среди конструктивных признаков конкретного состава, являясь его факультативными признаками, но при этом исключать их из признаков субъективной стороны никто не предлагает.
Не отраженные в составе преступления переживания лица, как и мотивы и цели его поведения, важны для характеристики личности преступника, понимания причин и условий совершения им преступления и учитываются при назначении наказания определенного вида и размера или срока либо применении других мер уголовно-правового характера (например, уголовного осуждения, отсрочки отбывания наказания, принудительных мер воспитательного воздействия к несовершеннолетним) [5, с. 97].
Зачастую именно эмоциональное состояние лица, совершившего общественно опасное деяние, в предшествующий и последующий период позволяет дать правильную оценку этого деяния. Некоторые авторы, рассматривающие эмоции среди признаков субъекта преступления, указывают, что эмоции, сопровождающие подготовку преступления и процесс его совершения, могут играть роль мотивообразующего фактора (данное положение согласуется, например, с мнением А.В. Наумова [6, с. 10]). Однако если эмоции признать мотивом, то этот аргумент будет коррелировать с отнесением их к субъективной стороне преступления, а не к субъекту.
Многие категорически указывают, что эмоции, выражающие отношение к уже совершенному преступлению (удовлетворение или, наоборот, раскаяние, страх перед наказанием и т.д.), вообще не могут служить признаком субъективной стороны [1, с. 161]. При этом не предлагается рассматривать их и как признак субъекта преступления. С этой позицией нельзя согласиться, поскольку эмоции, выражающие отношение лица к уже совершенному преступлению, могут помочь правоприменителю уяснить особенности отношения лица к собственному деянию (через призму эмоциональной реакции увидеть движущую силу действий субъекта). Эмоциональное состояние индивида является внешним выражением мотивов и целей его поведения, все три названные характеристики субъективной стороны позволяют оценить во взаимосвязи не только поведение, но и внутреннюю сущность человека. Не учитывать данные признаки при квалификации преступления и индивидуализации уголовной ответственности — значит исключить из сферы судебного познания важные составляющие субъективной стороны преступления, что может повлечь объективное вменение и несоблюдение принципов справедливости и законности [7, с. 219].
УК РФ гарантирует принцип субъективного вменения, зафиксированный в ст. 5 УК РФ. Лицо может нести ответственность за содеянное, за причиненные им последствия только при наличии вины, т.е. при соответствующем психологическом отношении к содеянному в виде умысла или неосторожности. Вина лица должна устанавливаться по отношению ко всем юридически значимым обстоятельствам преступления, являющимся признаками соответствующего состава преступления. Несмотря на всю важность понятия вины для целей уголовного права, законодатель не дает его определения. В науке уголовного права предложено множество авторских определений вины, исходя из разных концептуальных подходов к пониманию ее сущности.
Зачастую вину отождествляют с субъективной стороной преступления. Так, П.С. Дагель последовательно отстаивал точку зрения, согласно которой субъективная сторона преступления и вина — тождественные понятия, основываясь на том, что интеллектуально-волевая деятельность человека связана с мотивацией и эмоциональным состоянием человека. Этот автор писал: «Следует различать вину как психическое отношение субъекта, реальный умысел или реальную неосторожность лица, выраженные в совершении преступления, и признаки состава преступления, характеризующие эту субъективную сторону» [8, с. 40].
Уголовный закон относит к содержанию вины лишь психическое отношение — сознание и волю. Однако нельзя не признать, что интеллектуально-волевая деятельность человека зависит от его эмоций, степень осознания и предвидения во многом связаны с эмоциональным состоянием субъекта. На эту связь указывает В.А. Якушин, который предложил собственное определение вины, включив в него эмоциональный компонент: «Вина есть психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному и уголовно-противоправному деянию, выраженное в определенных законом формах, раскрывающих связь интеллектуальных, волевых и чувственных процессов психики лица с деянием и являющихся в силу этого основанием для субъективного вменения, квалификации содеянного и определения пределов уголовной ответственности» [9, с. 122]. Б.С. Утевский также ставил вопрос об эмоциях как одном из признаков вины, установление которого необходимо не только для выявления степени вины подсудимого, но и для разрешения вопроса о наличии или отсутствии вины в действиях последнего [10, с. 17].
Например, отрицательные эмоции, которые нередко сопровождают преступное поведение, заметно снижают интеллектуальные и прогностические возможности субъекта, а значит, интеллектуальный момент тесно связан с эмоциональным. Действительно, состояние напряженности, возникающее в конфликтных ситуациях, может оказать большое влияние на поведение человека. При эмоциональном напряжении, и тем более в условиях дефицита времени и информации, человек может принять решение противоправного характера, которое в нормальном состоянии у него не возникло бы [7, с. 178].
Изучение связи между сознанием и эмоциональным состоянием позволит глубже раскрыть реальные возможности субъекта по осознанию общественной опасности своих действий и их общественно опасных последствий, поскольку многие отрицательные и некоторые положительные эмоции часто стимулируют или парализуют сознание и волю субъекта [11, с. 15]. Психолог А.Н. Леонтьев по этому поводу пишет: «Не в меньшей степени наши субъективные переживания связаны и с так называемой чисто умственной деятельностью, которая оказывается подавленной всякий раз, когда испытуемый переживает неприятное состояние, и повышается при состояниях приятных» [12, с. 85].
Прогностические способности лица под воздействием сильных эмоций снижаются, что, несомненно, должно учитываться при разграничении косвенного умысла и легкомыслия. Если при косвенном умысле виновный предвидит реальную возможность наступления общественно опасных последствий, то при легкомыслии эта возможность носит абстрактный характер. Учитывая силу эмоций, правоприменитель может правильнее оценить степень предвидения лица в конкретных обстоятельствах. Например, ревность в отношении своего партнера при даже предположительной измене значительно снижает логические способности индивида, поскольку при переживании данного эмоционального состояния оказывает влияние на вегетативную систему организма (увеличивается кровяное давление, повышается пульс, учащается дыхание и т.п.). Человеку крайне тяжело сосредоточиться на решении какой-либо логической проблемы при переживании сильных эмоций, и, как следствие, лицо вполне способно принять неверное решение.
Оценить все возможные риски человек способен только в спокойном состоянии, когда на него не оказывают влияние сильные эмоции. Особенно легко проследить эту зависимость на примере разграничения невиновного поведения и небрежности, которая предполагает отсутствие предвидения в момент совершения инкриминируемого деяния. Способность лица к предвидению близка к ассоциативному мышлению, а, по данным одного американского исследования, скорость ассоциаций «меняется при различных настроениях испытуемых примерно в таких пределах: в нормальном состоянии — 0,338 с, при приятном состоянии (настроении) — 0,204 с, при неприятном — 0,500 с» [12, с. 85].
Когда равновесие между личностью и средой, основывающееся на правильном отношении между основными физиологическими процессами — торможением и возбуждением, оказывается нарушенным, т.е. реакции организма, направленные на его восстановление, становятся невозможными или не достигающими полностью своей цели, организм субъективно испытывает отрицательно окрашенные переживания, которые всегда выражают его полную или частичную несостоятельность [12, с. 88]. При указанных обстоятельствах возможно совершение преступления по небрежности. В подобных случаях правоприменитель должен учитывать конкретную жизненную ситуацию и реальное внутреннее состояние лица, при этом велика вероятность объективного вменения, которое запрещено в ст. 8 УК РФ. Для наиболее полного учета внутреннего состояния лица, совершившего преступление, представляется необходимым оценить его эмоциональную реакцию.
Таким образом, есть связь между виной и эмоциональным состоянием лица, совершившего общественно опасное деяние. Вместе с тем представляется необоснованным предложение о включении эмоциональной составляющей в содержание вины, поскольку, несмотря на тесную взаимосвязь между ними, они тем не менее имеют самостоятельное значение для характеристики психической деятельности лица. Смешение вины и эмоций затрудняет понимание вины в уголовном праве.
В обыденном представлении чаще всего вина ассоциируется с чувством осуждения собственных поступков или слов (т.е. эмоциональным состоянием), недаром в простонародье говорят об угрызениях совести, скребущем ощущении и т.п.
Понимание вины в уголовно-правовом смысле гораздо глубже и включает в себя, как уже говорилось ранее, интеллектуальные и волевые моменты, которые с позиции психологии сами могут рассматриваться как отдельные психические процессы. При этом раскаяние не признается атрибутом вины.
Для уголовного права достаточно установления «. осознания социальной значимости совершаемых действий, осознания их нежелательности для общества, отдельных организаций или учреждений, конкретных граждан, осознания их запрещенности и недозволенности со стороны закона, норм человеческого общежития или конкретных правил предосторожности» [9, с. 132], «. предвидения последствий, то есть осознания отдаленного, будущего, перспективы, возможного результата и продукта своих действий» [9, с. 132], а также волевого акта лица. В совокупности «. они показывают правоприменителю, как преступник относился к тем явлениям действительности, которые в своей совокупности образуют объективные признаки состава преступления, велениям и запретам общества, выраженным в конкретных правовых предписаниях» [9, с. 137], т.е определяют вину в уголовно-правовом смысле. Невключение эмоционального компонента в содержание вины отнюдь не означает исключение его из содержания субъективной стороны преступного деяния.
Напомним, П.С. Дагель включал в содержание вины еще мотив и цели. По его мнению, «возражения против отнесения мотива и цели к содержанию вины основаны на смешении понятий содержания и формы вины» [8, с. 42].
На наш взгляд, не следует рассматривать и эти компоненты как единое целое. Самостоятельное уголовно-правовое значение мотива и цели преступления подтверждается в законодательстве, когда этим характеристикам придается значение квалифицирующих или особо квалифицирующих признаков состава преступления в целях дифференциации уголовной ответственности.
По обоснованному заключению А.И. Рарога, «отождествление вины с субъективной стороной преступления с теоретических позиций представляется неосновательным, а с практической точки зрения — неприемлемым, способным дезориентировать судебную практику» [2, с. 55]. Отнесение мотива, цели и эмоций к содержанию вины неосновательно расширяет рамки законодательного определения вины. Соответственно, вина является ключевым моментом субъективной стороны, но по своему содержанию не охватывает ее полностью.
Стало общим утверждение, что под субъективной стороной преступления в науке уголовного права следует понимать психическую деятельность лица, непосредственно связанную с совершением преступления [2, с. 54].
Установление субъективного отношения лица к собственному общественно опасному деянию (действию или бездействию), а также к наступившим общественно опасным последствиям является крайне сложной задачей, ведь правоприменитель не может «залезть к нему в голову». Внутренняя психическая деятельность субъекта преступления является наиболее скрытым элементом состава [11, с. 3]. Зачастую сам субъект преступления в силу множества раздирающих его противоречивых чувств не может сформулировать свое отношение к произошедшему событию, а его поступки сильно расходятся с желаниями. Субъективная сторона преступного поведения часто не исследуется на основе современных психологических и юридических знаний, а в связи с некоторыми объективными данными просто презюмируется или нормативно оценивается на основе собственных интроспекций [11, с. 4].
Отождествление субъективной стороны и вины недопустимо, как недопустимо смешение целого и части, а включение в вину эмоционального компонента представляется неоправданным расширением содержания вины, поскольку эмоциональная реакция лица не учитывается законодателем при конструировании умысла и неосторожности и представляет собой самостоятельное явление в психике лица, наряду с интеллектуальными, волевыми и мотивационными процессами.
Таким образом, в составе преступления субъективная сторона включает в себя вину (обязательный признак), мотив, цель и эмоции (факультативные признаки). Это не значит, что в конкретном деянии лица будет присутствовать только вина. Каждый поступок является результатом взаимодействия всей совокупности элементов психической деятельности лица. Разложение субъективной стороны преступления на интеллектуальные, волевые, мотивационные и эмоциональные моменты условно, но теоретически и практически необходимо [11, с. 66]. По каждому уголовному делу должна быть официально поставлена задача установления субъективной стороны преступления в полном объеме, включая эмоции. Это необходимо не только для правильной квалификации, но в большей мере для справедливого назначения уголовного наказания или применения иных мер уголовно-правового характера.
Источник