Снежное чувство Смиллы (1997)
Рецензия
Сегодняшний фильм достоин того, чтобы его название разместили в британской энциклопедии, а именно в статье «Проблемы переноса сложных книжных сюжетов на киноэкран». Не знаю существует ли эта статья, но она должна быть. Потому что такие проблемы присутствуют в современном кино, а «Снежное чувство Смиллы» – каноничный пример, их олицетворяющий.
Собственно, я никогда бы не обратил внимание на это кино, если бы накануне не прочитал замечательный роман датчанина Петера Хёга, а через пару дней узнал, что существует его экранизация.
Неважная, как выяснилось.
Смилла и её чувство снега
Сюжет у «Смиллы» весьма интересный. При чём как в книге, так и в фильме. Это история о полукровке Смилле Ясперсен, дочке датчанина и гренландки. Смилла – классический «узкий специалист», профессионал от гляциологии – науки о льде.
Смилла знает о замёрзшей воде абсолютно всё. И когда соседский мальчик срывается с крыши дома, следы на снегу привлекают внимание её. Что-то с ними не в порядке.
Немного копнув это дело и пообщавшись с патологоанатомом, Смилла ввязывается в невероятно закрученную историю заговора.
А теперь что я думаю об экранизации книг. В принципе существуют два традиционных подхода.
Первый: берётся книга и экранизируется с точностью до последнего знака, буквально один в один. Это очень позитивно воспринимается поклонниками оригинала, но при этом режиссёру нужно быть кудесником чтобы не облажаться и ему приходится буквально вертеться ужом, чтобы впихнуть в кино чисто книжные фишки, вроде мыслей персонажей. Тут не обойтись без закадрового монолога. Такой подход можно встретить в очень разных фильмах: и в«Побеге из Шоушенка», и в «Бойцовском клубе», «Парфюмере» или «Хранителях». Отсебятины либо нет, либо её ничтожно мало.
Второй подход: сценарист берёт книгу, читает, потом откладывает её в сторону и пишет сценарий из головы. В лучшем случае сохранит имена главных героев и общую канву сюжета. Надо сказать, такой подход тоже имеет право на жизнь, если сценарист, конечно, не дурак.
Удачные примеры: «Посылка» Ричарда Келли, «Птицы» Хичкока или «Престиж» Кристофера Нолана.
Но какой путь выбрали создатели «Смиллы»? Естественно тот путь, который обычно выбирают неудачники – попытались усидеть на двух стульях одновременно: книжная история в общем и целом передана верно, однако из неё выкинули столько нюансов, деталей, подробностей и психологии, что здравый смысл сделал ручкой и скрылся в неизвестном направлении. А в самые ответственные моменты порется чистая отсебятина.
Роман Петера Хёга написан просто филигранно и с большой писательской силой. Очень редкий случай, когда от книги буквально с первых строк веет эмоциями – это роман о холоде во всех смыслах. И о природном холоде, о холоде в людских душах и холоде чистой математики. Это мрачный, интригующий, закрученный триллер, с невероятно сильными характерами в основе.
Фильм не передаёт и десятой доли эмоций романа. Он вообще ничего не передаёт!
В книге интрига держится буквально до последних страниц. Ответы так просто не даются – их надо заслужить. Таинственная арктическая экспедиция. Особый образом снаряжённый корабль. Специфическое оборудование. Тайна, которой повязаны самые разнообразные люди – в книге Смилла собирает информацию по кусочкам, и читатель вместе с ней. Всех гложет вопрос: что же именно ищут во гренландских льдах таинственные заговорщики.
В кино ответ даётся в первые тридцать секунд… В первые тридцать секунд. Бах – и раскрывается основная интрига сюжета. Я, признаться, опешил от такой прямоты. Хотя вместо «опешил» здесь уместно иное слово, которое тоже начинается на букву «о» и заканчивается на «л».
Вместо сложных логических выкладок и поиска информации, в фильме Смилла просто натыкается на склад видеокассет, снятых, кажется, специально для неё. И там главные злодеи на камеру рассказывают о своих планах. Смех, да и только.
Ну и финал… Вот вроде не голливудское кино, но дух Майкла Бэя витает где-то рядом. Там где Петер Хёг обошёлся одним выстрелом из гарпунного ружья, режиссёр Билле Август раскочегаривает настоящий боевик – с перестрелкой, дракой, тикающим таймером и бензиновым взрывом.
Фрекен Смилла
Ну а чего в фильме хорошего?
Первые тридцать минут хороши – когда режиссёр ещё хоть как-то следовал роману-первоисточнику.
Также офигенно играет Джулия Ормонд, изображающая Смиллу. За неё одну можно накинуть фильму пару баллов.
Смилла – необычный персонаж. Вроде как стареющая, одинокая женщина, без семьи, без детей, без университетского образования и живущая на деньги папы. Но это только внешнее, наносное. На деле Смилла – фанатик, истинное дитя хаоса. Эдакий Chaotic Neutral. Для неё существует только цель. Средства достижения цели её не интересуют. Закон? Нет, не слышала. Шантаж, воровство, угрозы, проникновение в частную собственность, применение насилия – девушка вообще не утруждает себя ни малейшим намёком на осмысливание своих методов, использует то, что есть под рукой. Истинная интриганка и манипуляторша. Характер очень сложный, Хёг выписал его мастерски, при том, что сам мужик, а рассказ ведёт от лица женщины.
Джулия Ормонд всё это уловила и сыграла именно так как нужно – респект и уважуха.
Зато все остальные вышли просто серой массой, практически неразличимой. Фойл, которого сыграл Гэбриэл Бирн, искалечен чисто сценарным путём, и в результате второй по значимости персонаж романа играет третьестепенную роль в фильме. Злодеи – ходячие карикатуры, вырезанные из картона и даже не раскрашенные.
Нет, я допускаю, что не совсем справедлив к фильму – всё-таки неправильно сравнивать кино и книгу. Но дело в том, что более «отупленного» книжного сюжета я ещё не встречал («Обитаемый остров» Феди Бурундучка не считается – это не фильм, а груда мусора).
Тем более я не ожидал такой хреновой экранизации от Билле Августа – двукратного обладателя Золотой Пальмовой Ветви и Оскара в придачу.
Всех интересующихся отправляю к старому, но замечательному роману Петера Хёга «Смилла и её чувство снега» 1992 года. Необычная и оригинальная проза. А от фильма лучше держаться подальше. Очень слабая работа.
Рецензент: Мейн Хаус
______________________
Кстати, насчёт снега. Близится зима, и перед всеми домовладельцами стоит такая проблема, как Очистка кровли от снега. Дело опасное, поэтому его лучше доверить профессионалам.
Источник
Фрекен Смилла и ее чувство снега
«Фрекен Смилла и ее чувство снега» — самый знаменитый роман датского писателя Питера Хёга. Написанный автором от лица полугренландки-полудатчанки, он принёс автору поистине мировую славу, был переведён на три десятка языков, издан миллионами экземпляров и экранизирован. Эта книга о том, как чувствует себя в большом городе человек, различающий десятки видов снега и льда и читающий следы на снегу как раскрытую книгу. О том как выглядит изнанка современного европейского общества — со всем его благополучием, неуверенностью, азартом и одиночеством — под пристальным, не допускающим неясностей, взглядом человека иной культуры. Отложите всё. Прочитайте «Смиллу». И оглядитесь вокруг новыми глазами.
Она верит числам, но не верит людям. Особенно — официальным лицам, тем, кто пытается ей доказать, что мальчик-гренландец просто играл на крыше и случайно сорвался вниз. Потому что она знает, как сильно он боялся высоты. Потому что следы на снегу ведут прямо к краю. И это не следы играющего ребенка. Она — Смилла Кваавигаак Ясперсен, полудатчанка-полуэскимоска, родившаяся в Гренландии, живущая в Копенгагене. Для нее с этой смерти начинается поиск ответов на вопросы, поставленные недомолвками, голосом на старой кассете, полосами на рентгеновском снимке. Поиск, который уводит ее все дальше: город — море — лед.
Не знаю как рассказывать о детективе и ничего не проспойлерить? Хороший детектив на половину состоит из личности самого детектива Шерлок Холмс, Коломбо, Пуаро, отец Браун, Ниро Вульф, монахиня Пелагия. В данном случае у нас Смилла, она на полных правах занимает закономерное место в этом списке. Правда выписана она несколько неровно, на мой вкус. Если вначале она одинокий гляциолог погружённый в тягучий нуар тягостных для неё социальных отношений, то в финале она чуть ли не агент 007, а со стороны так и вовсе людям видится как она ходит по воде и сквозь стены))
Но здесь я вам предложу несколько иное. марксистское прочтение Смиллы, которого у Хёга конечно нет, но которое по моему будет интересно! В современной культуре несколько утрачена главная мысль Маркса, которая является ядром его учения и корнями восходит к Эпикуру. Эпикур это конечно совсем не то что мы себе представляем сейчас, от него осталось буквально
4 письма и несколько упоминаний. Атомизм Эпикура возникает как оппозиция Пармениду, его мысли что бытие есть а небытия нету. Дело в том что здесь сразу возникает проблема движения и изменения вещей. Ведь что такое движение? это вещь в одном месте возникает а в другом исчезает, а ведь небытия нет! что такое изменение или старение и смерть? это тоже небытие.
У Эпикура всё существует всегда, ничто не возникает из несуществующего и не обращается в ничто. Чтобы понимать реальность- говорит Эпикур,- мы должны обратится к перцепции. Каждый раз принимая решения мы должны исходить из того что мы чувствуем. Ведь что такое тела- это то что существует и дано нам в чувствах. Есть тела простые и составные из простых. Простые это атомы (неделимая часть) а всё остальное это такие асамбляжи простых тел. Душа которая воспринимает мир тоже состоит из атомов (и пустоты) и воспринимая мир и окружающие предметы она просто и непосредственно соприкасается своими атомами с атомам вещей, идёт такой атомарный взаимообмен. Чувства и перцепты которые при этом возникают это новые атомарные сцепки. Если эти сцепки наращивают тело души настолько что она теряет качество воспроизводить аффэкты то наступает смерть.То есть смерть это потеря возможности фиксировать ощущения. Всё телесно и материально, наша жизнь это впитывание новых атомарных составов. Отсюда следует этика. Почему нужно предпочитать удовольствие неудовольствию? это два базовых эффекта которые возникают в процессе восприятия, неподходящие атамарные взаимообмены истончают душу (как царапины на поверхности) а подходящие не разрушают состав души (а больше похожи на след улитки). Удовольствие продлевает жизнь.
В эпикурийской теории восприятия нет субъекта который начинает мыслится с Нового времени, когда субъект состоит из опыта восприятия субъектом объекта. У Эпикура нет этой разнесённости субъекта объекта. Воспринимающий возникает после восприятия. Вопрос о том кто регистрирует невозможно задать до того как возник контакт и регистрация
— Потому что система чисел подобна человеческой жизни. Сначала натуральные числа. Это целые и положительные. Числа маленького ребенка. Но человеческое сознание расширяется. Ребенок открывает для себя тоску, а знаешь, что является математическим выражением тоски?
Он наливает в суп сливки и добавляет несколько капель апельсинового сока.
— Отрицательные числа. Формализация ощущения, что тебе чего-то не хватает. А сознание продолжает расширяться и расти, и ребенок открывает для себя промежутки. Между камнями, между лишайниками на камнях, между людьми. И между цифрами. И знаешь, к чему это приводит? Это приводит к дробям. Целые числа плюс дроби дают рациональные числа. Но сознание на этом не останавливается. Оно стремится перешагнуть за грань здравого смысла. Оно добавляет такую абсурдную операцию, как извлечение корня. И получает иррациональные числа.
Он подогревает в духовке длинный батон и насыпает в ручную мельницу перец.
— Это своего рода безумие. Потому что иррациональные числа бесконечны. Их нельзя записать. Они вытесняют сознание в область безграничного. А объединив иррациональные числа с рациональными, мы получаем действительные числа.
Я вышла на середину кухни, чтобы было больше места. Редко получаешь возможность выговориться перед своим ближним. Как правило, надо бороться за то, чтобы получить слово. А для меня это важно.
— И это не прекращается. Это никогда не прекращается. Потому что теперь мы сразу же присоединяем к действительным числам мнимые — квадратные корни из отрицательных чисел. Это числа, которые мы не можем представить себе, числа, которые не может вместить в себя нормальное сознание. А если мы к действительным числам прибавим мнимые, то получим систему комплексных чисел. Первую систему счисления, в пределах которой можно удовлетворительно объяснить формирование кристаллов льда. Это как большой, открытый ландшафт. Горизонты. Ты идешь к ним, а они все отодвигаются. Это Гренландия, это то, без чего я не могу! Поэтому я не могу сидеть за решеткой.
Я останавливаюсь перед ним.
— Смилла, — говорит он. — Можно я тебя поцелую?
У всех нас есть определенное представление о себе.
Я всегда казалась самой себе этакой бой-бабой, которая за словом в карман не лезет. Но тут я не знаю, что сказать. Я чувствую, что он меня предал. Слушал не так, как должен был слушать. Что он обманул меня. С другой стороны, он ничего особенного не делает. Он мне не мешает. Он всего лишь стоит перед дымящейся кастрюлей и смотрит на меня.
Я не нахожу, что сказать. Я просто стою, совершенно не представляя, как мне себя вести, и это мгновение тянется, но потом оно, к счастью, проходит.
Тут конечно ещё нужно сказать и о пустоте. Потому что чтобы мир был таким каким мы его воспринимаем помимо тел должно быть и пустое пространство. Эпикур там долго разбирается сколько должно быть этой пустоты по отношению к телу (пустоты не должно быть бесконечно но она должна быть неизмерима). Но почему собственно пустота существует если она не дана нам в ощущениях, ведь в ощущениях нам даны только тела? Без пустоты не было бы движения и видоизменения тел. Мы мгновенным схватыванием ума воспринимаем, что пустота должна существовать. Атома ведь тоже нам в ощущениях не дано, но мы его схватываем умом. У атома нет сторон, а ощущения это постепенное восприятия сначала одной части тела, потом другой и введение разницы между этими частями, а этой разницы у атома просто нету потому что он неделим. И третья часть этого концепта (кроме атома и пустоты)- клиномен (мгновенное отклонение) Если атомы будут просто падать в пустоте, исходя из Демокрита и Левкиппа, то они не будут сталкиваться и будет просто прямолинейное движение. Но чтобы образовались атомарные сцепки должно быть косое движение.
Эпикур показывает что не нужен регистрирующий чтобы регистрировать. Индивид это некоя случайная опцие которая каждый раз структурируется новыми атомарными сцепками, как механизм который регистрирует аффэкты. Индивид не да заранее это его производство внутри процесса.
Для Маркса это важно потому что главный смысл его учения это отчуждение чувств индивида. Когда он пишет статью у краже леса у него там есть несколько таких повторяющихся метафор: дерево которое вырывают из живой органики леса, индивид которого осуждая суд обрывает все его связи с обществом (отец семейства, гражданин, крестьянин и прч.). Чтобы понять отчуждение чувств представьте себе стол с огромным количеством блюд, их все можно попробовать на зуб, облизать, потереться, нюхать, исследовать структуру, обмазываться ими, более того вы как ребёнок можете лизать вилки потому что вам нравится вкус метала, бесконечно пробовать на вкус соль. Но тут приходит капитал и говорит алёёё! на столе икра! самое дорогое здесь блюдо! И весь праздник чувственности прекращается и вы сосредоточены только на одном. Все связи оборваны и вы видите только икру.
Весь комплекс перед нами освещен фонарями на столбах, расположенными по обе стороны от нас вдоль причала. Даже сейчас, освещенная этим желтым светом, покрашенная в травянисто-зеленый цвет, с огнями зданий вдалеке, маленькими электромобилями и белой дорожной разметкой, «Гринлэнд Стар» по-прежнему не похожа ни на что иное, кроме как на несколько тысяч квадратных метров стали, постеленных в Атлантическом океане.
Для меня все это не более чем недоразумение. Для Яккельсена это чудесное соединение моря и передовой технологии.
— Да, — говорю я, — а самое прекрасное — это то, что все можно демонтировать и упаковать за двенадцать часов.
— Но слушай, это же победа над морем. Теперь неважно, какая глубина и какая погода. Теперь можно где угодно устроить порт. Прямо посреди океана.
Я не педагог и не вожатый бойскаутов. У меня нет никакой необходимости поправлять его.
— А почему ее надо демонтировать, Смилла?
Может быть, из-за того, что я так нервничаю, я все же отвечаю ему:
— Ее построили, когда начали добывать нефть со дна моря у Северной Гренландии. С того момента, когда нашли нефть, до начала ее добычи прошло десять лет. И все из-за льда. Сначала они построили прототип того, что должно было стать самой большой и самой надежной буровой платформой в мире, Joint Venture «Warrior»[53] — продукт «гласности» и гренландского самоуправления, результат сотрудничества между США, Советским Союзом и концерном «А. П. Мёллер». Ты проходил мимо буровых платформ. Знаешь, какого они размера. Их видно на расстоянии полусотни морских миль, и они все растут и растут, словно парящая на столбах вселенная. С пивными и ресторанами, рабочими местами и мастерскими, кинотеатрами и театрами и, наконец, пожарными командами, и все это смонтировано на высоте двенадцати метров над поверхностью моря, так что даже самые большие штормовые волны проходят под ними. Вспомни такую платформу. «Warrior» должен был быть в четыре раза больше. Прототип имел высоту восемнадцать метров над поверхностью моря. На нем должны были работать тысяча четыреста человек. Прототип воздвигли в море Баффина. Когда он был построен, появился айсберг. Это было предусмотрено. Но этот айсберг был немного больше, чем обычные. Он родился где-то на краю Северного Ледовитого океана. Его высота была сто метров, и сверху он был плоский — такими обычно бывают высокие айсберги. Под водой у него было четыреста метров льда, и весил он двадцать миллионов тонн. Когда увидели, что он приближается, пришлось немного задуматься. Но у них в распоряжении были два ледокола. Их прицепили к айсбергу, чтобы можно было отбуксировать его на другой курс. Течение было совсем небольшое, ветра не было. И все же, когда они прибавили обороты, ничего не изменилось. Ничего — айсберг продолжал двигаться прямо вперед. Как будто он и не замечал, что его тащат. И он прошел через прототип, а за ним, в воде, не осталось никаких других следов гордого проекта Joint Venture «Warrior», кроме нескольких нефтяных пятен и обломков. С тех пор все оборудование для Северного Ледовитого океана делается так, чтобы его можно было упаковать за двенадцать часов. Требование Ледового патруля. Бурение ведется с плавучих платформ, которые могут в любой момент уплыть. Этот суверенный порт — не что иное, как жестяное блюдо. Если бы здесь проходил лед, он унес бы его с собой, не оставив и следа. Они держат эту платформу здесь только в мягкие зимы, когда полярный лед не поднимается, а паковый лед не спускается сюда. Они не победили лед, Яккельсен. Борьба еще и не начиналась.
Он гасит сигарету. Стоит он спиной ко мне. Я не знаю, разочарован он или ему все равно.
— Откуда ты это знаешь, Смилла?
Когда еще только думали, не поставить ли на лед «Warrior», я полгода работала в американской гидрокриолаборатории на острове Байлот, занимаясь моделированием для определения эластичности морского льда. Нас в группе было пятеро энтузиастов. Мы знали друг друга еще с двух первых конференций приполярных народов. Когда мы устраивали вечеринки, то, захмелев, произносили речи о том, что впервые в одном месте собрано пять гляциологов эскимосского происхождения. Мы говорили друг другу, что в тот момент мы представляем собой самую компетентную в мире экспертизу.
Свои самые важные эмпирические выводы мы получали в тазах для мытья посуды. Мы наливали туда соленую воду, ставили тазы в лабораторные морозильники и замораживали воду до заданной толщины льда. Эти пластины мы выносили на улицу, клали их на края двух столов, нагружали их грузами и измеряли, насколько они прогнутся, пока не сломаются. Мы подключали электрические двигатели, чтобы создать вибрацию грузов, и доказывали, что сотрясение от бурения никак не повлияет на структуру и эластичность льда. Мы были полны гордости и научного восторга первооткрывателей. Только когда мы написали наш заключительный отчет, в котором рекомендовали компаниям «А. П. Мёллер», «Шелл» и «Госпетрол» начать разработку гренландских нефтяных месторождений с построенных на льду платформ, до нас дошло, что мы делаем. Но было уже поздно. Одна советская компания спроектировала «Warrior» и получила концессию. Нас всех пятерых уволили. Пять месяцев спустя прототип был стерт в порошок. С тех пор не делалось никаких попыток создать что-нибудь более постоянное, чем плавучие платформы.
Есть расхожее мнение что талантливый человек может легко себя реализовать в условиях свободного рынка. Но это не так человек может реализовать только то что он может монетизировать)) Например если у меня есть талант играть на скрипке то чтобы выучится мне нужны огромные деньги на образование, инструмент и прч. и даже если найдутся спонсоры, стипендии, выучившись я смогу играть только то что нравится публике, а не мне, за то что платят деньги. И так во всём! если у вас нет природных данных вы не можете заниматься спортивной гимнастикой, ну а какой смысл если вы не начинали в пять лет(тоже с балетом, музыкой), если у вас нету определённого строения тела вы никогда не достигните чего-то в этой отрасли где дикая конкуренция! И только последние лет 10 люди начали понимать удовольствие просто от занятий спортом, музыкой. Только на определённом этапе развития до нас доходит что конкуренция это не самое важное.
И это огромный пласт чувственного опыта за которым скрывается реальность. Именно здесь кроется кризис кап. системы если хотите)) Смилла не делает какой-то сверхъестественной детективной работы, она просто наблюдает реальность которая дана ей непосредственно через её чувство снега. Там где мы видим деньги она видит реальность.
В первый раз это сродни тому чувству, которое возникает, когда обнаруживаешь, что ты не спишь, в то время как все вокруг спят. В равной мере одиночество и всемогущество. Мы направляемся из Квинниссута к заливу Инглфилд. Зима, дует ветер, и стоит страшный мороз. Чтобы пописать, женщинам приходится, накрывшись одеялом, разжигать примус, иначе вообще невозможно снять штаны, не получив в ту же секунду обморожения.
Уже некоторое время мы наблюдаем, как собирается туман, но когда он возникает, это происходит мгновенно, словно наступает коллективная слепота. Даже собаки съеживаются. Но для меня не существует никакого тумана. Есть только бурное, радостное возбуждение, потому что я абсолютно точно знаю, куда нам надо ехать.
Моя мать слушает меня, а остальные слушают ее. Меня сажают на первые сани, и я помню возникшее у меня ощущение, что мы едем по серебряной нити, натянутой между мной и домом в Кваанааке. За минуту до того, как силуэт дома выступает из тьмы, я чувствую, что сейчас это произойдет.
Может быть, тот раз и не был первым. Но именно так я это запомнила. Может быть, неправильно, что мы вспоминаем переломные моменты нашей внутренней жизни как нечто, происходящее в отдельные, исключительные мгновения. Может быть, влюбленность, пронзительное осознание того, что сами мы когда-нибудь умрем, любовь к снегу — на самом деле не неожиданность, может быть, они присутствуют в нас всегда. Может быть, они никогда и не умирают.
Я вспоминаю и другой туман, кажется, тем же летом. Мне редко приходилось бывать в открытом море. Я не знакома с подводным миром. Непонятно, почему меня взяли с собой. Но я всегда знаю, где мы находимся по отношению к ориентирам на суше.
С этого дня меня стали брать с собой почти каждый раз.
В американской военной лаборатории «Колдуотер» на острове Байлот были сотрудники, специально занимавшиеся изучением способности человека ориентироваться на местности. Там мне попались толстые книги и длинная библиография статей о том, что по всей земле дуют ветры постоянных направлений, создающие кристаллы льда под определенным углом, так что даже при плохой видимости можно определить стороны света. О том, что другой ветер, почти незаметный бриз, дующий несколько выше, в тумане дает совершенно определенное ощущение прохлады с одной стороны лица. О том, что подсознание регистрирует даже обычно незаметный свет. Существует теория, согласно которой в арктических районах человеческий мозг должен реагировать на электромагнитную турбулентность магнитного полюса Земли, находящегося поблизости от Буха Феликс.
Устные доклады о том впечатлении, которое создает музыка.
Моим единственным братом по духу является Ньютон. Я была взволнована, когда в университете нам рассказали о том месте в Principia Mathematica, Книге первой, где он, наклонив ведро с водой и используя наклонную поверхность, доказывает, что внутри и вокруг вращающейся Земли, и вращающегося Солнца, и танцующих звезд, не позволяющих найти какую-нибудь постоянную точку отсчета, систему координат и точку опоры в жизни, есть Absolute Space — Абсолютное Пространство, то, что остается неподвижным, то, за что мы можем ухватиться.
Я расцеловала бы Ньютона. Позднее я впала в отчаяние от критики Эрнстом Махом эксперимента с ведром, той критики, которая стала основой работ Эйнштейна. Тогда я была моложе и впечатлительнее. Сегодня я знаю, что они лишь хотели показать, что аргументация Ньютона была недостаточной. Всякое теоретическое толкование — это ограничение интуиции. Но никто не смог поколебать нашу с Ньютоном уверенность в существовании Абсолютного Пространства. Никто не найдет дорогу в Кваанаак, зарывшись в труды Эйнштейна.
Источник