Радость моя происходит какая то ерунда
Радость моя, происходит какая-то ерунда. Мы с тобой, не любившие никогда, умеющие наотмашь и от винта, каждую ночь выходим теперь летать. Поднимаемся над горами, над морем заходим на первый круг, звзды во мне сгорают, штурвал выбрасывает из рук, крылья царапают спину неба, оно выгибается надо мной, я чувствую млечным нервом, как в недрах твоих темно. Звздный дождь начинается и пламя в ладони льёт, мы же были случайными, бредущими над землёй, мы, привычные к радарам и позывным, отключили их — сердцам они не нужны. Мы нигде не отмечены — без приборов, сигналов, карт, там, внизу, диспетчеры получают второй инфаркт, нами полнится воздух, сводки и выпуски новостей, мы проходим насквозь — в облаках не бывает стен. Радость моя, происходит что-то огромное, как закат. Мы уходим из дома, ищем небесные берега, поднимаемся выше и выше — дыши, дыши.
Господь говорит, что так начинают жить.
1 комментарий
Похожие цитаты
Я чувствую людей физически, даже говоря с
ними по телефону. Мне достаточно минуты рядом —
неосторожного касания, едва уловимого запаха —
и я расскажу о человеке все. В сущности, все меня
не интересует. Я безошибочно определяю главное —
смогу ли быть с ним рядом. Мгновенное
сканирование — и человек либо становится моим,
либо перестает для меня существовать…
Это странное свойство — дар или наоборот, это
что-то из первобытных инстинктов, проделки
какого-то непойманного учеными гена, путани…
… показать весь текст …
В головах и цифрах — одни нули. Мы здесь не соревнуемся — нас просто расставили у стены. На табло ноль-ноль, новый тайм, сигнал к началу, прицелились, новый залп. Сотней бабочек приколотых к диковинному панно, в карте мира — флажками — отмечаем путь армий весны. Это выглядит вовсе не так как в кино. На табло — новый тайм, мы вновь превратились в нули.
Как бы тебе объяснить , хороший. Весна попадает в дни , как будто на небе хмельные боги играют в огромный дартс. Люди , пронзенные стрелами — скоро ты станешь одним из них. Каждый , кто должен быть предан , встречает того , кто его предаст. Как бы тебе объяснить. Не больно , если стрела внутри. Но вынимаешь ее — и сразу чувствуешь пустоту. Ты походи пока с ней , хороший , пусть она там горит. Боги считают свои победы. Слуги сигнала ждут. Как бы тебе объяснить. Однажды выйдут запасы стрел. Боги уронят платок на землю , солнечный острый луч… Знак может быть любым. Неважно , что ты понять сумел. Важно , что слуги заметят знаки и заберут стрелу. Как бы тебе объяснить. А впрочем , ты осознаешь сам. Где-то над миром хмельные боги играют в огромный дартс. Скоро закончатся стрелы , сказки и прочие чудеса.
Ведь каждый , кто должен быть предан , встречает того , кто его предаст.
Надо хотеть осторожно, одним глазком в замочную скважину, не думая ни о ком, кто по ту сторону двери тебе молчит, не подбирать ключи. Представлять вне событий, чувствами — как тебе будет дышаться, как день остановит бег, как нежно любовь под кожей идёт к душе, как прошлого нет уже. Надо хотеть осторожно — не ждать, не гнуть вьющийся путь в натянутую струну, проходить изгибы, паузы, тишину, тысячу — как одну.
Зная об этом, ни слова ни говори.
Все, что приходит сбыться, — давно внутри.
Источник
Радость моя, происходит какая-то ерунда
Радость моя, происходит какая-то ерунда. Мы с тобой, не любившие никогда, умеющие наотмашь и от винта, каждую ночь выходим теперь летать. Поднимаемся над горами, над морем заходим на первый круг, звезды во мне сгорают, штурвал выбрасывает из рук, крылья царапают спину неба, оно выгибается надо мной, я чувствую млечным нервом, как в недрах твоих темно. Звездный дождь начинается и пламя в ладони льёт, мы же были случайными, бредущими над землёй, мы, привычные к радарам и позывным, отключили их — сердцам они не нужны. Мы нигде не отмечены — без приборов, сигналов, карт, там, внизу, диспетчеры получают второй инфаркт, нами полнится воздух, сводки и выпуски новостей, мы проходим насквозь — в облаках не бывает стен. Радость моя, происходит что-то огромное, как закат. Мы уходим из дома, ищем небесные берега, поднимаемся выше и выше — дыши, дыши.
Господь говорит, что так начинают жить.
© Copyright: Кот Басё Светлана Лаврентьева, 2017
Свидетельство о публикации №117073103907
Другие статьи в литературном дневнике:
- 21.08.2017. ***
- 20.08.2017. Non dolet
- 13.08.2017. Мне нравится водить тебя по краю.
- 03.08.2017. Таков расклад.
- 02.08.2017. Радость моя, происходит какая-то ерунда
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Источник
Радость моя, происходит какая-то ерунда
Радость моя, происходит какая-то ерунда. Мы с тобой, не любившие никогда, умеющие наотмашь и от винта, каждую ночь выходим теперь летать. Поднимаемся над горами, над морем заходим на первый круг, звезды во мне сгорают, штурвал выбрасывает из рук, крылья царапают спину неба, оно выгибается надо мной, я чувствую млечным нервом, как в недрах твоих темно. Звездный дождь начинается и пламя в ладони льёт, мы же были случайными, бредущими над землёй, мы, привычные к радарам и позывным, отключили их — сердцам они не нужны. Мы нигде не отмечены — без приборов, сигналов, карт, там, внизу, диспетчеры получают второй инфаркт, нами полнится воздух, сводки и выпуски новостей, мы проходим насквозь — в облаках не бывает стен. Радость моя, происходит что-то огромное, как закат. Мы уходим из дома, ищем небесные берега, поднимаемся выше и выше — дыши, дыши.
Господь говорит, что так начинают жить.
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+
Источник
Радость моя происходит какая то ерунда
Волк никого не съест, ложись уже на краю.
Sic mundus creatus est — об этом я и спою. Вещь постигает тень, которую даст сама. Солнце — ее отец, луна — золотая мать. Ветер ее качал во чреве земли сыром. Вещь — начало начал, первопричина — гром. Запоминай, дружок, как держит огонь земля. Только познав ожог, научишься разделять. Сможешь смотреть вперёд, почувствуешь, кем ты стал. Поэтому отойдёт всякая темнота.
Ребис, ребёнок, кровь от крови моей живой. Мир сотворён из слов и неба над головой.
Лежи себе и смотри, будь в тысяче разных мест.
Ты — у меня внутри.
Sic mundus creatus est.
В этих тесных кафе, где на стенах дешевые фото, где случайные мы заполняем вечерние ниши, судьбоносные вещи становятся выцветшим фоном, и последнее слово на фоне считается лишним. Как деталь интерьера — портьера, картина, подсвечник, как плохое меню и остывший нетронутый кофе, пропадает все то, что нам было даровано вечным, — значит, самое время молчать о своей катастрофе. Мы друг другу сегодня мечи, ягуары, берсерки, так стремительно время меняет знакомые лица. Если есть черный ящик у памяти в тайном отсеке, если есть хоть секунда, любимый, успей сохраниться. Черт с ним с именем, с местом, с людьми, не идущими в книги, от лукавого глаза укрой только тексты и четки.
После нашей войны ничего никогда не возникнет.
Слишком мало живых, если ты понимаешь, о чем я.
Что ты делаешь здесь , в преддверии октября? Поднимайся , бери фонарь , сухари и воду , выходи в ночную темень и непогоду , уходи один , ни слова ни говоря. Пробирайся горами , не трать на тропу следов , доверяй только ветру , который идет с востока. И забудь , наконец , этот город и этот дом , и оставь в нем все , совсем ничего не трогай. Никого не будет рядом , пока ведут тебя горные склоны , поросшие мхом и терном , ко всему , что станет осознанно обретенным , ко всему , что вдруг окажется на виду. Умирай за это , пройди октябрем в ночи. Отдавай пути безропотно , что попросит. Ты поймешь , зачем случилась такая осень , но пока ты идешь , ни в чем не ищи причин.
Не бери с собой ни слабости , ни побед , ни чужих обид не бери , ни своих печалей.
Все закончилось , видишь? Сейчас ты стоишь в начале.
Улыбнись дождю , небо думает о тебе.
Истина нынче простая: целуй и смейся , не забирай себе лишних людей и лет. В зыбучих песках общей памяти хватит места — за упокой оставшихся на земле. Было ли , не было — все не имеет веса , сладко ли , больно — наречия душат речь. Голубь , несущий билеты, — желанный вестник. Ты получил свободу — учись беречь. Лети по своей орбите , других не трогай , знай , для чего начинается новый день.
Все мы бозоны Хиггса , частицы Бога.
Точки в узоре , который не разглядеть.
Один произносит: у нас подрастает сын.
Он слишком похож на меня, чтобы быть твоим.
Мы будем жить вечно. Вот, я завел часы.
Утром поговорим.
Второй произносит: пусть ты родишь мне дочь,
она будет слишком твоя, чтобы стать моей.
Мы будем встречаться редко, и в этот дом
никто не найдет дверей.
Другой произносит: есть первый и есть второй.
Не будет ни сына, ни дочери, буду я,
я сила твоя, я тело твое и кровь,
ты выживешь без меня?
… показать весь текст …
Чтобы помнили
Спасибо ИМ за нас.
Мне тогда было восемь. Знаешь , какое лето в белорусском полесье — трава достает до плеч… И бежишь в ней , хохочешь , собака несется следом , как устанешь бежать — можно в теплую зелень лечь и смотреть в облака , и бинокль сложив из пальцев , сочинять: это лошадь , а это — ее седло… Возле заводи шумно , мальчишки зовут купаться , там , где мелко , вода прозрачная , как стекло. Видно маленьких рыбок — их можно ловить руками , только жалко: смешные , беспомощные мальки… Накупавшись до одури , мчишься обратно , к маме — ее руки , слегка белесые от муки , пахнут сдобой и травами… Ждет на столе картошка , и кувшин молока , и еще не остывший хлеб… Я смотрю , как летит самолет — далеко , в окошке… Его тень , как беда , расстилается по земле. Я смотрю , как летит самолет… Молоко в кувшине начинает дрожать… Через поле солдат бежит…
— А потом что случилось , дедушка? Расскажи мне!
— А потом началась война.
И я стал большим.
Радость моя, происходит какая-то ерунда. Мы с тобой, не любившие никогда, умеющие наотмашь и от винта, каждую ночь выходим теперь летать. Поднимаемся над горами, над морем заходим на первый круг, звзды во мне сгорают, штурвал выбрасывает из рук, крылья царапают спину неба, оно выгибается надо мной, я чувствую млечным нервом, как в недрах твоих темно. Звздный дождь начинается и пламя в ладони льёт, мы же были случайными, бредущими над землёй, мы, привычные к радарам и позывным, отключили их — сердцам они не нужны. Мы нигде не отмечены — без приборов, сигналов, карт, там, внизу, диспетчеры получают второй инфаркт, нами полнится воздух, сводки и выпуски новостей, мы проходим насквозь — в облаках не бывает стен. Радость моя, происходит что-то огромное, как закат. Мы уходим из дома, ищем небесные берега, поднимаемся выше и выше — дыши, дыши.
Господь говорит, что так начинают жить.
Да, это больно.
`
Да, это больно. Да, это очень больно. Это костры французов в первопрестольной,
это с церквей летящие колокольни, над Хиросимой — ядерная зима.
Да, это страшно. Да, это очень страшно. Это сегодняшний день обогнал вчерашний, так в заключенных стреляет дозорный с башни, чтобы проверить, не сломан ли автомат.
Да, это жутко. Да, это очень жутко. Так в остановку на скорости мчит маршрутка,
это не черный юмор, а злая шутка, кем-то сто раз просчитанная в ночи.
Это тяжелый, в спину летящий камень,…
… показать весь текст …
Не быкуй на него, он еще на порог не ступил, не тупил, не убил, не привил от иллюзий огнем. Ты земной, ты живой, у живого достаточно сил, чтобы миру напомнить, что жизнь продолжается в нем. Надевай свое красное, ешь холодец и салат, провожая Лукашина в Питер, а даты в утиль, все могло бы закончиться раньше, и жизнь могла, но она продолжается, кружится, вьется, летит. Где-то будет метель, где-то ливень размоет огни, и дороги размоет, и строивших их дураков, будут звезды в горах (только там и остались они), будут те, кто их видит, поскольку зашел далеко. Что-то скажет лицо, и на ком-то не будет лица, а кому-то вообще надоест этой маски оскал. И куранты пробьют, и опять все начнется с конца, и найдутся ответы, которых никто не искал.
Не быкуй и не крысь, ретроградный, директный, любой, потерявший себя и в ночи обнаруживший вдруг.
Бог не враг и не друг, но всегда обязательно Бог.
Если тронул фигуру — будь добр, продолжи игру.
Понимаешь, нет времени ныть, заставать врасплох
самого себя, распластанного без сил.
Это последний фильм, так сними его, чтобы Бог
за секунду до титров вышел в небо и закурил
ПИТЬ С НЕЙ МАРТИНИ
Пить с ней мартини. Пахнуть ее духами. Лежать — в колени голову, так уютней. Смотреть, как солнце между ресниц порхает, и лето льется песней из старой лютни. Дарить ей эльфов — крошечных, невесомых, чуть больше дюйма, крылья из перламутра… Ее баюкать — сотнями сказок сонных. Будить одним своим поцелуем утром. Варить ей кофе, прятать в прохладу шелка, плести браслет из бусинок и ракушек, входить в ее океаны — волной на желтом песчаном горизонте рисуя душу. Дышать ей — настежь легкие раскрывая. Держать, сжимая время вокруг запястья…
Терять ее — мучительно понимая, что вместе с ней куда-то уходит счастье.
Говорят , стихии знают , кто ты есть. Говорят , на каждом метка и печать. Я всегда иду к костру сквозь этот лес — перед пламенем честнее отвечать. Ствол еловый жидким золотом объят — преклони колено , преданный ему. Я грешна своим неверием в себя , невозможностью унять лукавый ум. В глубине его — горячей , голубой — пляшут духи , не желающие зла. Я иду к костру , беру тебя с собой — доверять ему , молиться и камлать. Будет день — меня положат в этот жар , принесут святую жертву пустоте , а пока я здесь учусь предупреждать , узнавать родные души вместо тел. Бубны леса бьют в костры своих полян , звери сердца ходят тропами вокруг. Я стою в огне , и кружится земля , и живущие вовеки не умрут. Говорят , стихии знают , кто ты есть. Говорят , на каждом метка и печать. Я всегда иду к костру сквозь этот лес.
Перед пламенем честнее отвечать.
Ты умеешь стоять под чужим мостом, говорить о сложном, как о простом, обесценивать важное, ждать звонка, быть больней смещенного позвонка, неудобней сумы, тяжелей тюрьмы, ты умеешь « я» отделять от «мы», не считаться с главным, не помнить слов. Мне с тобой, действительно, повезло. Знать бы только, что делать с таким добром — не пора ли по Питеру с топором, кто имеет право, а кто не прав? У таких историй суровый нрав. Если хочешь выстрелить — говори, Свидригайлов ждет у меня внутри. Вряд ли ты сумеешь, да что с того. Постоял немного и вышел вон. Из таких следов, верстовых столбов каждый раз у нас состоит любовь, под мостом — подмостками старых сцен — ходит тень, посаженная на цепь.
Тише, тише, хороший мой, спи-усни. Ничего не изменится, мы одни.
Родиться сейчас еще раз — это совсем не страшно , схватками ночь наполнить , выдержать первый бой. И появиться сразу в белой мужской рубашке — чтобы дышало тело , пахнущее тобой. Выйти в тебя , как в космос , утром тебя укутать — первым январским утром , легким , как снежный пух. И надевая кольца , и заплетая косы , видеть , как ты смеешься , и превращаться в слух. Солнце пронзает шторы , чай наполняет чашку , смятой постели волны катятся к берегам…
Родиться с тобой еще раз — в белой мужской рубашке,
снять ее осторожно
и бросить
к твоим ногам.
А в 5 утра он мой — и ни луча не уступает призрачным неспящим, бездомным, дворникам, впередсмотрящим трамваям, что ревнуют, грохоча. Он выдан мне, в огромности своей не скрывший тайн и требующий знака, он царственная серая собака и господин, принадлежащий ей, он темная вода в руке моста, сквозь пальцы утекающая в вечность, он в 5 утра нежней и человечней, чем может показаться красота. Он чаячий, нечаянный, как взмах не облака, но радуги крылатой, он золотые солнечные латы, которые дозволено снимать.
Я чествую его своим не-сном, шагами, измеряющими камни, и каждый слог на память обрекая, под стать ему — я становлюсь иной.
Что взять с собой, когда идешь на свет?
Рюкзак, палатку, теплые носки?
Вот мама говорит: «возьми мозги»,
вот папа: «леску, удочку, крючки»
и друг: «возьми удачу. Лучше две».
Что взять с собой? Вот ты, через стекло
глядящий на меня городовой,
что взял бы ты? И все, и ничего,
и этот дом, и улицу, и двор,
И, может быть, еще с десяток слов.
Что взять, что дать, что бросить и забыть?
Здесь жил и рос, не называл имен,
Ходил кругом, ходил и был умен,
И знал, что тьма когда-нибудь умрет,
… показать весь текст …
…Их где-то на небе точно создали парой, подогнали друг к другу, как винтики в механизме, им дали одну палатку, одну гитару и отпустили вместе идти по жизни. А жизнь их била, роняла в огонь и в воду и, наконец, расколола и растеряла, небесный мастер потрогал седую бороду, собрал детали и все запустил сначала…
Даже если Бог достал тебя из глубин,
Если он тебя из тысячи выбирал,
Ты не знаешь смерти, если ты не любил.
И не знаешь жизни, если не умирал…
Октябрь — бармен, он боготворит глинтвейны, гроги, пунши — алфавит используя, как пряную приправу. Он греет красное и тихо говорит о том, что раскрывается внутри, о том, на что мы не имели права. Иди сюда, дружок, и повтори вино, гвоздику, кардамон, имбирь, налей ещё горячего, не мешкай. Смотри в окно — как льётся по листве и золото, и патока, и свет, течёт к стволам и застывает между. И этот сруб, и горная тропа, и камень, и медвежьи черепа, и дерево, и кованые цепи придумал бог, когда устал молчать, здесь в солнечный сургуч его печать ложится, счастью назначая цену. Мы, налегке пришедшие сюда, не знающие, хлеб или вода нам суждены, не верящие в силу, сидим внутри немыслимых чудес, и пьём глинтвейн, и обретаем лес, октябрь — бармен, солнце на столе, считай нам вместе, господи, спасибо.
Проснись, взгляни на холод и дожди, на здания, бредущие сюда, на провода — их взглядом проводить и осознать, что осень — навсегда. Взгляни на дом, пустой и неживой, казенный, желтый, окнами во двор, на женщину, что станет не женой, но той, что не изменит ничего. Взгляни на сахар инея — стекло отчаянно болеет ноябрем. Все было бы другим, но не могло. Приходит осень. Мертвых уберём.
Приходит осень, в сумраке окна горит огонь и люди говорят, и дом им — свет, укрытие, стена от темных дел любого ноября, и дом им рай, и детский звонкий смех, и пряный чай, и верное плечо. И стороной всегда проходит смерть, которой здесь от счастья горячо. Проходит, улыбаясь темноте, с достоинством проигрывая бой.
Самайн переживают только те, кто вовремя укрыл себя в любовь.
Прикасаться и целовать нынче тянет неудержимо. Я под кожей ищу слова , как геологи ищут жилу , в шхерах ладожских гнезда вью , обнимаю живое жадно , я свободу себе пою от всего , что меня держало. Долгожданным дышу теплом — алым заревом в темных скалах. Разиюлилось , разлилось , белым облаком обласкало.
Дикий берег , пологий спуск , шелест раннего листопада.
Я нездешний , я знаю путь
Из любого
земного
ада.
Источник