Происхождение нравственных чувств пауль рэ

К генеалогии морали

Мы чужды себе, мы, познающие, мы сами чужды себе: на то имеется своя веская причина. Мы никогда не искали себя — как же могло случиться, чтобы мы однажды нашли себя? Справедливо сказано: «где сокровище ваше, там и сердце ваше»; наше сокровище там, где стоят улья нашего познания. Как прирожденные пчелы и медоносны духа мы всегда попутно заняты одним; в сердце нашем гнездится одна лишь забота — что бы «принести домой». Что до жизни вообще, до так называемых «переживаний» — кто из нас достаточно серьезен для этого? Или достаточно празден? С этими делами, боюсь, мы никогда не бывали действительно «у дел»: к этому не лежит наше сердце — и даже наши уши! Скорее, как некто блаженно рассеянный и погруженный в себя мигом просыпается, когда часы изо всей силы бьют над его ухом свои полуденные двенадцать ударов, и спрашивает себя: «сколько же, собственно, пробило?», так и мы временами протираем себе задним числом уши и спрашиваем совсем удивленно, совсем озадаченно: «что же, собственно, такое мы пережили?» больше того: «кто, собственно, мы такие?», и пересчитываем задним, как сказано, числом все вибрирующие двенадцать часовых ударов наших переживаний, нашей жизни, нашего существования — ах! и обсчитываемся при этом… Мы по необходимости остаемся чуждыми себе, мы не понимаем себя, мы должны путать себя с другими, извечным пребывает для нас положение: «Каждый наиболее далек самому себе» — в отношении самих себя мы не являемся «познающими»…

— Мои мысли о происхождении наших моральных предрассудков — ибо о них идет речь в этом полемическом сочинении — получили свое первое, все еще оглядчивое и предварительное выражение в том собрании афоризмов, которое озаглавлено «Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов» и которое было начато в Сорренто, зимою, позволившею мне сделать привал, как делает привал странник, и окинуть взором обширную и опасную страну, по которой до той поры странствовал мой дух. Это случилось зимою 1876-77 года; сами мысли старше. По существу, это были те же мысли, которые я снова возобновляю в предлежащих рассмотрениях, — будем надеяться, что долгий промежуток пошел им на пользу, что они стали более зрелыми, ясными, сильными, совершенными! Что, однако, я придерживаюсь их еще и сегодня, что и сами они тем временем все крепче прилегали друг к другу, даже вросли друг в друга и срослись, — это усиливает во мне радостную уверенность, что они с самого начала возникли во мне не разрозненно, не по прихоти и не спорадически, а из одного общего корня, из некой повелевающей в глубинах, все определенней изъявляющей себя, требующей все большей определенности радикальной воли познания. Так единственно это и подобает философу. Мы не имеем права быть в чем-либо разрозненными: нам негоже ни заблуждаться в розницу, ни в розницу настигать истину. Скорее, с тою же необходимостью, с каковою дерево приносит свои плоды, растут из нас наши мысли, наши ценности, наши «да» и «нет» и «если» да «или» — совокупно родственные и связанные друг с другом свидетельства одной воли, одного здоровья, одной почвы, одного солнца. — По вкусу ли они вам, эти наши плоды? — Но что до этого деревьям! Что до этого нам, философам.

При свойственной мне недоверчивости, в коей я неохотно сознаюсь, — она относится как раз к морали, ко всему, что доселе чествовалась на земле как мораль, — недоверчивости, которая выступила в моей жизни столь рано, столь незванно, столь неудержимо, в таком противоречии с окружением, возрастом, примером, происхождением, что я чуть ли не вправе был бы назвать ее своим «A priori», — мое любопытство, равно как и мое подозрение должны были со временем остановиться на вопросе, откуда, собственно, берут свое начало наши добро и зло. В самом деле, уже тринадцатилетним мальчиком я был поглощен проблемой происхождения зла: ей я посвятил в возрасте, когда «сердце принадлежит наполовину детским играм, наполовину Богу», свою первую литературную детскую игру, свою первую философскую пробу пера, — что же касается моего тогдашнего «решения» проблемы — ну, я воздал, как и следовало, честь Богу и сделал его Отцом зла. Требовало ли именно этого от меня мое «A priori»? то новое, неморальное, по меньшей мере, имморалистическое «A priori» и глаголящий из него, ах! столь антикантовский, столь загадочный «категорический императив», которому я тем временем дарил все больше внимания, и не только внимания. По счастью, я заблаговременно научился отделять теологический предрассудок от морального и не искал более истоков зла позади мира. Небольшая историческая и филологическая выучка, включая врожденную разборчивость по части психологических вопросов вообще, обратили вскоре мою проблему в другую проблему: при каких условиях изобрел человек себе эти суждения ценности — добро и зло? и какую ценность имеют сами они? Препятствовали они или содействовали до сих пор человеческому процветанию? Являются ли они признаком бедственного состояния, истощения, вырождения жизни? Или, напротив, обнаруживается ли в них полнота, сила, воля к жизни, ее смелость, уверенность, будущность? — На это я нашел и рискнул дать разные ответы, я исследовал времена, народы, ранговые ступени индивидов, я специализировал свою проблему, ответы оборачивались новыми вопросами, исследованиями, догадками, вероятностями, покуда я не обрел наконец собственную страну, собственную почву, целый безмолвный, растущий, цветущий мир, как бы тайные сады, о которых никто и не смел догадываться… О, как мы счастливы, мы, познающие, допустив, что нам впору лишь достаточно долго молчать.

Первый толчок огласить кое-что из своих гипотез относительно происхождения морали дала мне ясная, опрятная и умная, даже старчески умная книжка, в которой я впервые отчетливо набрел на вывернутую наизнанку и извращенную разновидность генеалогических гипотез, их собственно английскую разновидность, и это привлекло меня — тою притягательной силою, каковая присуща всему противоположному, всему противостоящему. Заглавие книжки было: «Происхождение моральных чувств», автор д-р Пауль Рэ; год издания 1877. Мне, пожалуй, никогда не доводилось читать что-либо, чему бы я в такой степени говорил про себя «нет» — фразе за фразой, выводу за выводом, — как этой книге: но без малейшей досады и нетерпения. В названном раньше произведении, над которым я тогда работал, я при случае и без случая ссылался на положения этой книги, не опровергая их — какое мне дело до опровержений! — но, как и подобает положительному уму, заменяя неправдоподобное более правдоподобным, а при известных условиях и одно заблуждение другим. Тогда, как сказано, я впервые извлек из-под спуда те гипотезы происхождения, которым посвящены эти рассмотрения, — весьма неловко (что мне меньше всего хотелось бы скрыть от самого себя), все еще несвободно, не обладая еще собственным языком для этих собственных вещей, полный всяческих рецидивов прошлого и колебаний. В частностях сравните сказанное мною в «Человеческом, слишком человеческом» (I 483 сл.) [I 270] о двойной предыстории добра и зла (именно из сферы благородных и из сферы рабов); равным образом (там же 535 сл.) [1315 сл. ] о ценности и происхождении аскетической морали; равным образом (там же 504 сл. и 770) [I 289 сл. ] о «нравсгвенности нравов», той гораздо более старой и изначальной разновидности морали, которая toto coelo отстоит от альтруистического способа оценки (в каковом д-р Рэ, подобно всем английским генеалогам морали, усматривает способ моральной оценки в себе); равным образом (там же 501 сл.) [I 286 сл. ], а также в «Страннике» (там же 885 сл.) и «Утренней заре» (там же 1084 сл.) — о происхождении справедливости как баланса между приблизительно равномощными натурами (равновесие как предпосылка всех договоров, стало быть, всяческого права); равным образом о происхождении наказания («Странник» — там же 881 сл. и 890 сл.), для которого террористическая цель не является ни существенной, ни изначальной (как полагает д-р Рэ, — она скорее инкрустирована сюда позднее, при известных обстоятельствах и всегда как нечто побочное и привходящее).

Источник

Поль Рэ

Жизнь

Ре был вторым сыном владельца поместья; Семья была еврейского происхождения, но Поль Рэ был протестантом. Он изучал в Лейпциге , Берлине и Цюрихе сначала по просьбе отца право , затем философию. В качестве добровольца на год он участвовал во франко-прусской войне , но был ранен рано и поэтому уволился из армии.

В 1875 году он получил докторскую степень «О понятии прекрасного (морального блага) в моральной философии Аристотеля ». Его попытка закрепиться в науке через абилитацию провалилась в 1877 году.

Он уже встречался с Фридрихом Ницше в Базеле в 1873 году, и в 1875 году из этого возникла дружба. Зимой 1876/1877 он жил вместе с Ницше, Альбертом Бреннером и Мальвидой фон Мейзенбуг по их приглашению в Сорренто , где они обсуждали и работали над философскими вопросами. В Сорренто была написана работа Ре « Происхождение моральных ощущений», а также части человеческого, слишком человечного выражения Ницше отвращения от Вагнера и обращения к «реализму».

Мальвида фон Мейзенбуг и Поль Рэ завязали интенсивную переписку. Сохранившиеся письма Мальвиды фон Мейзенбугс — это больше, чем просто личные документы о дружбе, поскольку один как «материалист», а другой как «идеалист» занимал противоположные позиции, которые также обозначают две тенденции в XIX веке. Письма также дают представление о биографической сети взаимоотношений Ницше и Ре, фон Мейзенбуга и Ницше, а также Лу фон Саломе .

Молодая Саломе познакомилась с Ре во время поездки в Италию в 1882 году, также в окрестностях Мейзенбуга. Как и Ницше, Ре тянулась к Саломе. После нескольких месяцев треугольных отношений произошла ссора с Ницше. Лу и Ре жили вместе в Берлине до 1885 года , якобы не будучи любовниками.

После очередной неудачной попытки абилитации , Ре начал изучать медицину в 1885 году, которую успешно завершил в 1890 году. Большую часть оставшейся жизни он провел в Стиббе ( Западная Пруссия ). Там он лечил рабочих в усадьбе своего брата Георга как врач.

В 1900 году брат отказался от поместья; Затем Поль Рэ поехал в Селерину ( Швейцария ) и работал врачом у местных жителей. 28 октября 1901 г. он попал в аварию во время похода в горы и упал в трактир ; Неизвестно, было ли это на самом деле несчастным случаем или самоубийством .

философия

Философия Ре характеризуется эмпирическим, разоблачающим взглядом на человеческую психику , особенно на моральные чувства.

В основе нравственных чувств он делит все действия на «эгоистические» и «неэгоистические»; Первых изначально осуждали за то, что они причиняли вред другим людям, но последних хвалили, потому что они приносили пользу обществу. По словам Рэ, причина такой оценки забыта, так что сегодня эгоизм считается плохим сам по себе, а бескорыстие — хорошим.

Фридрих Ницше перенял этот метод, но через некоторое время после личного перерыва в его генеалогии морали подверг критике выводы Рееса: они были слишком просты и основывались на наивной утилитарной точке зрения.

Источник

Происхождение нравственных чувств пауль рэ

Пауль Рэ

Читайте также

6. Пауль Клее

13. Умер Пауль Клее

ЛЕТЧИК ПАУЛЬ

Пауль Рэ

Лу Андреас-Саломе, Ницше и Пауль Ре

ВАЦЛАВИК ПАУЛЬ.

ЭРЛИХ ПАУЛЬ

Создатель войск СС Пауль Хауссер

«ПАУЛЬ» ИЗ БУХЕНВАЛЬДА

Пауль КЕРЕС

Я Пауль Зиберт

Пауль Зиберт ищет экзаменатора

Где Пауль Зиберт?!

Глава 9 Питер Пауль Рубенс