Сочиненія
А. С. Пушкинъ († 1837 г.)
28. Романсъ. [1814.]
| Подъ вечеръ, осенью ненастной, Въ пустынныхъ дѣва шла мѣстахъ; И тайный плодъ любви несчастной — Держала въ трепетныхъ рукахъ. Все было тихо: лѣсъ и горы, Все спало въ сумракѣ ночномъ; Она внимательные взоры Водила съ ужасомъ кругомъ. И на невинномъ семъ твореньѣ, Вздохнувъ, остановила ихъ. Ты спишь, дитя, мое мученье. Не знаешь горестей моихъ! Откроешь очи, и тоскуя Ты къ груди не прильнешь моей, Не встрѣтишь завтра поцѣлуя Несчастной матери твоей! Ее манить напрасно будешь! Мнѣ вѣчный стыдъ вина моя! Меня на вѣки ты забудешь. Но не забуду я тебя! Дадутъ покровъ тебѣ чужіе, И скажутъ: ты для насъ чужой! Ты спросишь: гдѣ мои родные? И не найдешь семьи родной! Несчастный! Будешь грустной думой Томиться межъ другихъ дѣтей, И до конца съ душой угрюмой Взирать на ласки матерей. Повсюду странникъ одинокой, Всегда судьбу свою кляня, Услышишь ты упрекъ жестокой. Прости, прости тогда меня! Ты спишь. Позволь себя несчастной Прижать къ груди въ послѣдній разъ. Законъ неправедный, ужасный, Къ страданью осуждаетъ насъ. Пока лѣта не отогнали Невинной радости твоей, Спи, милой! горькія печали Не тронутъ дѣтства тихихъ дней. Но вдругъ за рощей освѣтила — Вблизи ей — хижину луна. Блѣдна, трепещуща, уныла, Къ дверямъ приблизилась она: — Склонилась, тихо положила Младенца на порогъ чужой, — Со страхомъ очи отвратила — И скрылась въ темнотѣ ночной. |
Источникъ: Библіотека великихъ писателей подъ редакціей С. А. Венгерова. Пушкинъ. Томъ I. — Изданіе Брокгаузъ-Ефрона. — СПб.: Типографія Акц. Общ. Брокгаузъ-Ефронъ, 1907. — С. 157.
Источник
Пока лета не отогнали невинной радости твоей спи милый
ПОД ВЕЧЕР, ОСЕНЬЮ НЕНАСТНОЙ
Под вечер, осенью ненастной,
В пустынных дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
Всё было тихо: лес и горы,
Всё спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.
И на невинном сем творенье,
Вздохнув, остановила их…
«Ты спишь, дитя, мое мученье,
Не знаешь горестей моих.
Откроешь очи и, тоскуя,
Ты не прильнешь к груди моей,
Не встретишь больше поцелуя
Несчастной матери своей!
Ее манить напрасно будешь,
Мой вечный стыд, вина моя,
Меня навеки ты забудешь,
Но не забуду я тебя…
Дадут покров тебе чужие
И скажут: «Ты для нас чужой!»
Ты спросишь: «Где ж мои родные?» —
И не найдешь семьи родной!
Несчастный! Будешь грустной думой
Томиться меж других детей
И до конца с душой угрюмой
Взирать на ласки матерей.
Повсюду, странник одинокий,
Всегда судьбу свою кляня,
Услышишь ты упрек жестокий…
Прости, прости тогда меня!
Ты спишь, позволь тебя, несчастный,
Прижать к груди в последний раз.
Закон неправедный, ужасный
К страданью осуждает нас.
Пока лета не отогнали
Невинной радости твоей,
Спи, милый! Горькие печали
Не тронут детства тихих дней».
Но вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна.
Бледна, трепещуща, уныла,
К окну приблизилась она,
Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
Со страхом очи отвратила —
И скрылась в темноте ночной.
Фольклоризированный вариант популярной пушкинской песни-баллады, в основе которой раннее лицейское стихотворение «Романс» (1814). Это стихотворение было положено на музыку еще при жизни поэта несколькими композиторами, в том числе Николаем Сергеевичем Титовым (1829). Народный напев близок к мелодии Титова и к «жестоким» романсам начала XX века. Песня-баллада, записанная в 1926 году в живом бытовании, восходит к текстам, публиковавшимся в многочисленных песенниках еще в XIX веке, а также в лубочных изданиях.
Антология русской песни / Сост., предисл. и коммент. Виктора Калугина. -М.: Изд-во Эксмо, 2005.
Впервые стихотворение напечатано, без разрешения Пушкина, в альманахе «Памятник отечественных муз» на 1827 год. Приобрело широкую популярность в разных слоях общества. Лубочные картины на сюжет «Романса» издавались с 1830-х, стихотворение прочно вошло в дешевые песенники, а мелодия песни исполнялась шарманщиками до тех пор, пока не исчезли сами шарманщики (примерно, 1930-е). Кроме Титова, есть музыкальные версии Н.П. Де-Витте (1829) и неизвестного композитора («Музыкальный альбом на 1832 год», СПб., 1831).
ВАРИАНТЫ (3)
1. Под вечер, осенью ненастной.
Под вечер, осенью ненастной,
В пустынных дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
Всё было тихо: лес и горы,
Всё спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.
И на невинном сем творенье,
Вздохнув, остановила их…
Ты спишь, дитя, мое мученье,
Не знаешь участи своей.
Откроешь очи и, тоскуя,
Ты не прильнешь к груди моей,
Не встретишь больше поцелуя
Несчастной матери своей!
Ее манить напрасно будешь!
Мой вечный стыд вина моя!
Меня навеки ты забудешь…
Но не забуду я тебя!
Дадут покров тебе чужие
И скажут: «Ты для нас чужой!»
Ты спросишь: «Где ж мои родные?» —
И не найдешь семьи родной!
Несчастный! Будешь грустной думой
Томиться меж других детей
И до конца с душой угрюмой
Взирать на ласки матерей.
Повсюду, странник одинокий,
Всегда судьбу свою кляня,
Услышишь ты упрек жестокий.
Прости, прости тогда меня!
Но вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна.
Бледна, трепещуща, уныла,
К окну приблизилась она,
Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
Со страхом очи отвратила —
И скрылась в темноте ночной.
Русские песни / Сост. проф. Ив. Н. Розанов. М.: Гослитиздат, 1952.
2. Под вечер осенью ненастной
Под вечер осенью ненастной
В пустынных дева шла лесах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках,
Держала в трепетных руках
Все было тихо: лес и горы,
Все спало в сумраке ночном,
Все спало в сумраке ночном,
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом,
Водила с ужасом кругом.
И на невинном сем твореньи,
Вздохнув, остановила их.
Вздохнув, остановила их:
«Ты спишь, дитя, мое мученье,
Не знаешь горестей моих,
Не знаешь горестей моих,
Откроешь очи и, тоскуя,
Ты не прильнешь к груди моей,
Ты не прильнешь к груди моей,
Не встретишь завтра поцелуя
Несчастной матери своей,
Несчастной матери своей.
Несчастный, будешь с грустной думой
Томиться меж чужих людей,
Томиться меж чужих людей,
И до конца с душой угрюмой
Взирать на ласки матерей,
Взирать на ласки матерей.
Дадут тебе покров чужие
И скажут: «Ты для нас чужой».
И скажут: «Ты для нас чужой».
Ты спросишь: «Где мои родные?»
Но не найдешь семьи родной,
Но не найдешь семьи родной».
И тут за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна,
Вблизи ей хижину луна.
Бледна, трепещуща, уныла
К двери приблизилась она,
К двери приблизилась она,
Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
Младенца на порог чужой,
Со страхом очи отвратила —
И скрылась в темноте почкой.
Записана от Верещагиной М. С., 1909 г. р., г. Каскелен. в 1977 г. Переработанный текст «Романса» А. С. Пушкина. См.: «Песни и романсы русских поэтов», серия «Библиотека поэта», М.-Л., 1965, № 163.
Багизбаева М.М. Фольклор семиреченских казаков. Часть 2. Алма-Ата: Мектеп, 1979. №285.
3. При темной осени ненастной.
При темной осени ненастной
В пустынных дева шла местах,
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
Все было тихо — лес и горы,
Все спало в сумраке ночном,
Она блуждающие взоры
Водила в ужасе кругом.
И на невинном сем творенье
Она остановила их.
«Ты спишь, дитя, мое мученье,
Не знаешь горестей моих.
Пока лета не отогнали
Невинной радости твоей,
Спи, милый, горькие печали
Не тронут детства тихих дней.
Меня манить напрасно будешь,
Мне вечный стыд, вина моя.
Меня навеки ты забудешь,
Но не забуду я тебя.
Дадут приют тебе чужие
И скажут: «Ты для нас чужой»,
Ты спросишь: «Где мои родные?»
И не найдешь семьи родной.
Несчастный, будешь с тяжкой думой
Скитаться средь чужих людей
И до конца тоски угрюмой
Взирать на ласки матерей.
Повсюду странник одинокий,
Везде судьбу свою кляня,
Услышишь ты упрек жестокий,
Прости, прости тогда меня».
И вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна.
Бледна, трепещуща, уныла
К дверям приблизилась она.
Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
Со страхом очи отвратила
И скрылась в темноте ночной.
Народный вариант стхотворения А. Пушкина «Романс». Записано в 1961 г. в Алтайском крае В.П. Максимовой, самозапись. Гос. лит. музей, рукописный отдел, фонд 362, лист 61-62, кн. 1.
Русский жестокий романс. Сборник / Сост. В.Г. Смолицкий, Н.В. Михайлова. М.: Гос. респ. центр рус. фольклора, 1994. С. 10-11. №3.
АВТОРСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Под вечер, осенью ненастной,
В далеких дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
Всё было тихо – лес и горы,
Всё спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.
И на невинное творенье,
Вздохнув, остановила их…
«Ты спишь, дитя, мое мученье,
Не знаешь горестей моих,
Откроешь очи и тоскуя
Ко груди не прильнешь моей,
Не встретишь завтра поцелуя
Несчастной матери твоей.
Ее манить напрасно будешь.
Стыд вечный мне вина моя, —
Меня навеки ты забудешь,
Тебя не позабуду я;
Дадут покров тебе чужие
И скажут: «Ты для нас чужой!»
Ты спросишь: «Где ж мои родные?» —
И не найдешь семьи родной.
Мой ангел будет грустной думой
Томиться сред других детей
И до конца с душой угрюмой
Взирать на ласки матерей;
Повсюду странник одинокий,
Предел неправедный кляня,
Услышит он упрек жестокий…
Прости, прости тогда меня.
Быть может, сирота унылый,
Узнаешь, обоймешь отца.
Увы! где он, предатель милый,
Мой незабвенный до конца?
Утешь тогда страдальца муки,
Скажи: «Ее на свете нет,
Лаура не снесла разлуки
И бросила пустынный свет».
Но что сказала я. быть может,
Виновную ты встретишь мать,
Твой скорбный взор меня тревожит!
Возможно ль сына не узнать?
Ах, если б рок неумолимый
Моею тронулся мольбой…
Но может быть, пройдешь ты мимо,
Навек рассталась я с тобой.
Ты спишь – позволь себя, несчастный,
К груди прижать в последний раз.
Закон неправедный, ужасный
К страданью присуждает нас.
Пока лета не отогнали
Беспечной радости твоей,
Спи, милый! горькие печали
Не тронут детства тихих дней!»
Но вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна…
С волненьем сына ухватила
И к ней приблизилась она;
Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
Со страхом очи отвратила
И скрылась в темноте ночной.
Русские песни и романсы / Вступ. статья и сост. В. Гусева. М.: Худож. лит., 1989. (Классики и современники. Поэтич. б-ка).
Источник
Александр Пушкин — Под вечер, осенью ненастной ( Романс )
Под вечер, осенью ненастной,
В далеких дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
№ 4 Держала в трепетных руках.
Все было тихо — лес и горы,
Все спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
№ 8 Водила с ужасом кругом.
И на невинное творенье,
Вздохнув, остановила их.
«Ты спишь, дитя, мое мученье,
№ 12 Не знаешь горестей моих,
Откроешь очи и, тоскуя,
Ты к груди не прильнешь моей.
Не встретишь завтра поцелуя
№ 16 Несчастной матери твоей.
Ее манить напрасно будешь.
Мне вечный стыд вина моя, —
Меня навеки ты забудешь;
№ 20 Но не забуду я тебя!
Дадут покров тебе чужие
И скажут: «Ты для нас чужой!»
Ты спросишь: «Где мои родные?»
№ 24 И не найдешь семьи родной.
Несчастный! будешь грустной думой
Томиться меж других детей!
И до конца с душой угрюмой
№ 28 Взирать на ласки матерей;
Повсюду странник одинокий,
Всегда судьбу свою кляня,
Услышишь ты упрек жестокий.
№ 32 Прости, прости тогда меня.
Ты спишь — позволь себя, несчастный,
К груди прижать в последний раз.
Проступок мой, твой рок ужасный
№ 36 К страданью осуждает нас.
Пока лета не отогнали
Невинной радости твоей,
Спи, милый! горькие печали
№ 40 Не тронут детства тихих дней!»
Но вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна.
Бледна, трепещуща, уныла,
№ 44 К дверям приближилась она:
Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
Со страхом очи отвратила
№ 48 И скрылась в темноте ночной.
Pod vecher, osenyu nenastnoy,
V dalekikh deva shla mestakh
I tayny plod lyubvi neschastnoy
Derzhala v trepetnykh rukakh.
Vse bylo tikho — les i gory,
Vse spalo v sumrake nochnom;
Ona vnimatelnye vzory
Vodila s uzhasom krugom.
I na nevinnoye tvorenye,
Vzdokhnuv, ostanovila ikh.
«Ty spish, ditya, moye muchenye,
Ne znayesh gorestey moikh,
Otkroyesh ochi i, toskuya,
Ty k grudi ne prilnesh moyey.
Ne vstretish zavtra potseluya
Neschastnoy materi tvoyey.
Yee manit naprasno budesh.
Mne vechny styd vina moya, —
Menya naveki ty zabudesh;
No ne zabudu ya tebya!
Dadut pokrov tebe chuzhiye
I skazhut: «Ty dlya nas chuzhoy!»
Ty sprosish: «Gde moi rodnye?»
I ne naydesh semyi rodnoy.
Neschastny! budesh grustnoy dumoy
Tomitsya mezh drugikh detey!
I do kontsa s dushoy ugryumoy
Vzirat na laski materey;
Povsyudu strannik odinoky,
Vsegda sudbu svoyu klyanya,
Uslyshish ty uprek zhestoky.
Prosti, prosti togda menya.
Ty spish — pozvol sebya, neschastny,
K grudi prizhat v posledny raz.
Prostupok moy, tvoy rok uzhasny
K stradanyu osuzhdayet nas.
Poka leta ne otognali
Nevinnoy radosti tvoyey,
Spi, mily! gorkiye pechali
Ne tronut detstva tikhikh dney!»
No vdrug za roshchey osvetila
Vblizi yey khizhinu luna.
Bledna, trepeshchushcha, unyla,
K dveryam priblizhilas ona:
Sklonilas, tikho polozhila
Mladentsa na porog chuzhoy,
So strakhom ochi otvratila
I skrylas v temnote nochnoy.
Gjl dtxth, jctym/ ytyfcnyjq,
D lfktrb[ ltdf ikf vtcnf[
B nfqysq gkjl k/,db ytcxfcnyjq
Lth;fkf d nhtgtnys[ herf[/
Dct ,skj nb[j — ktc b ujhs,
Dct cgfkj d cevhfrt yjxyjv;
Jyf dybvfntkmyst dpjhs
Djlbkf c e;fcjv rheujv/
B yf ytdbyyjt ndjhtymt,
Dplj[yed, jcnfyjdbkf b[///
«Ns cgbim, lbnz, vjt vextymt,
Yt pyftim ujhtcntq vjb[,
Jnrhjtim jxb b, njcrez,
Ns r uhelb yt ghbkmytim vjtq/
Yt dcnhtnbim pfdnhf gjwtkez
Ytcxfcnyjq vfnthb ndjtq/
Tt vfybnm yfghfcyj ,eltim!//
Vyt dtxysq cnsl dbyf vjz, —
Vtyz yfdtrb ns pf,eltim;
Yj yt pf,ele z nt,z!
Lflen gjrhjd nt,t xe;bt
B crf;en: «Ns lkz yfc xe;jq!»
Ns cghjcbim: «Ult vjb hjlyst?»
B yt yfqltim ctvmb hjlyjq/
Ytcxfcnysq! ,eltim uhecnyjq levjq
Njvbnmcz vt; lheub[ ltntq!
B lj rjywf c leijq euh/vjq
Dpbhfnm yf kfcrb vfnthtq;
Gjdc/le cnhfyybr jlbyjrbq,
Dctulf celm,e cdj/ rkzyz,
Ecksibim ns eghtr ;tcnjrbq///
Ghjcnb, ghjcnb njulf vtyz///
Ns cgbim — gjpdjkm ct,z, ytcxfcnysq,
R uhelb ghb;fnm d gjcktlybq hfp/
Ghjcnegjr vjq, ndjq hjr e;fcysq
R cnhflfym/ jce;lftn yfc/
Gjrf ktnf yt jnjuyfkb
Ytdbyyjq hfljcnb ndjtq,
Cgb, vbksq! ujhmrbt gtxfkb
Yt nhjyen ltncndf nb[b[ lytq!»
Yj dlheu pf hjotq jcdtnbkf
D,kbpb tq [b;bye keyf///
,ktlyf, nhtgtoeof, eyskf,
R ldthzv ghb,kb;bkfcm jyf:
Crkjybkfcm, nb[j gjkj;bkf
Vkfltywf yf gjhju xe;jq,
Cj cnhf[jv jxb jndhfnbkf
B crhskfcm d ntvyjnt yjxyjq/
Источник