Похвала радости кайбара экикэн

Традиционная Япония: обязанности взрослых и радости старцев (3 стр.)

«Поучение в радости» было написано на закате жизни Кайбара. Это сочинение дает достаточно полное представление о том, какой рисовалась ему достойная старость достойного человека. Будучи выходцем из самурайской семьи, Кайбара превозносит вовсе не воинские доблести, его идеалом является мирная и долгая жизнь, полная радости, которая заключена в спокойствии, добросердечии, терпимости, умеренности, покорности судьбе, умении довольствоваться малым. Длительный мир эпохи Токугава был беден событиями, убыстряющими ход истории. В это время господствовал культ малоподвижной старости, а не деятельной молодости.

Кайбара Экикэн утверждает: радость — свойство, данное нам Небом и изначально присущее человеку. Поэтому все люди, а не только избранные мудрецы, способны обрести ее. А радость — это залог здоровья и долголетия. Однако радости следует учиться. Научить радоваться жизни в преклонном возрасте — вот в чем видит свою задачу Кайбара Экикэн. Следует оговориться при этом, что адресатом его произведения являются только мужчины, которым доступны все «три радости», даруемые Небом: радость родиться человеком, радость родиться мужчиной, радость долгой жизни.

В качестве главных средств для обретения сердечной радости выступают любование природой и чтение мудрых книг.

Кайбара утверждает, что человеку открыта нескончаемая игра сил природы, которая является проявлением мощи и благодати Неба и Земли. «В течение года Путь Земли и Неба совершает круговорот, являя себя в четырех временах года, и со времен глубокой древности так было всегда. Природный вид меняется каждый день — от весенних дымок и до зимнего снега. Сильно меняется этот вид также утром и вечером. Небо дает облик светоносным солнцу и луне, приносящим влагу ветрам и дождю, чистому инею и снегу, подвижным облакам и дымкам. Все это — знаки Неба. Земля дает облик саблевидным горам, струящимся рекам, глубоким бухтам и широкому морю, щебетанью птиц, движению живности, зарослям трав и дерев. Все это — знаки Земли. Вот так между Небом и Землёй творится круго–вращение времен года, рост ста созданий — глаз полнится, взор радуется, пробуждаются чувства. Это — радость великая. Зоркость взгляда открывает мир, четыре времени года дарят чудесные дни. И радость эта поистине велика — она больше, чем у самого высшего сановника, она больше, чем у знатного князя, владеющего тысячами дворов. Человек, который живет с покойным сердцем, обладает радостью нескончаемой».

Такой человек находит полное удовлетворение в природе, которая самым благотворным образом влияет и на нравственность: «Велики дела Неба — Земли, творящиеся на твоих глазах днем и ночью. Ясный свет луны и солнца, чудные картины природы, меняющиеся вместе с четырьмя временами года, текучая переменчивость облаков на заре и на закате, основательность гор, струение рек, мягкий шелест ветра, благодатная свежесть дождя и росы, чистота снега, прелесть цветов, благоухание свежей травы, раскидистые деревья, неугомонность птиц, зверей, насекомых и рыб — во всем есть неостановимое движение жизни. Сумеешь тем наслаждаться — обретешь и бесконечную радость. Обратишься к тому лицом — раскроется сердце, осветлятся чувства, сердце почувствует Путь и очистится от грязи. Это и называется — прикоснуться к Небу. При соприкосновении том сторонние встречи сделают тебя добросердечным. Так напитывание внешним взрастит нутряную радость».

Кайбара Экикэн последовательно описывает природную поступь от начала года к его концу. Каждый месяц наполнен для него несравненным очарованием. Он ярко и талантливо живописует сезонные трансформации, но при этом его природа всегда находится только в благодатном для человека состоянии. В этой природе отсутствуют тайфуны, ливни, цунами и землетрясения. Действительно, такой природой можно только залюбоваться. «Год начинается с цветения сливы и кончается хризантемой, между ними — множество других самых разных цветов, на которые смотришь с привычным удовольствием. И эта радость запечатлевается в памяти». Кайбара Экикэн сознательно настраивает глаз свой и читательский на восприятие только красоты, которая делает жизнь полнее и радостнее: «Тот, кто прилепился душою к четырем временам года, может называться человеком чувствительным. Их движение вызывает в человеке печальном — печаль, а в человеке правильном — радость. Перед глазами — один и тот же вид, но в одном он возбуждает восторг, а в другом — ужас».

Для обретения радости Кайбара Экикэн рекомендует и умеренное винопитие, поскольку «вино — это чудный дар Неба. Если немного выпить, сердце твое раскроется, печали уйдут, дух воспарит, придет бодрость, кровь побежит веселее. Ты сможешь разделить веселье с людьми, и будет тебе в том большая подмога в радости». Вино очень помогает и более острому восприятию природы: «После того как осыпался сливовый цвет, распускается персик… Пурпурный цвет — словно плывет облако перед глазами. Потом распускается сакура. Она трогает душу. Среди многих цветов нашей Японии сакура — самая красивая… Бродить по весне, жить, целый день любуясь цветеньем, — радость глаза, самая большая радость этого мира… Особенно хороши делаются оттенки, когда выпьешь немножко и смотришь на цветы в сумерках. Сидишь под цветущим деревом, упиваешься луной… Люди в старые времена очень любили луну и цветы».

Помимо собственно красоты природа обладает и еще одним несравненным достоинством: счастье любования природой не может быть отнято сильными мира сего, оно доступно каждому человеку — знатному и низкому, бедному и богатому. «Радость не продается за деньги, ни одной монетки не надо. Доверься сердцу, бери сколько хочешь — а она не кончается. Ты владеешь этим богатством, но никто на него не польстится — ведь у гор и вод, у ветра и луны никогда не было одного хозяина».

Помимо любования природой обретению покойной радости, которая продляет радостную жизнь старика, служит чтение книг. Это занятие уединенное и не требующее соучастника. «Во всяком деле требуется товарищ. И только в радости чтения друг не нужен. Сидишь себе в комнате — и видишь окруженную четырьмя морями Поднебесную, любая вещь на Небе и на Земле внятна тебе. Видишь на тысячи лет назад, видишь на тысячи лет вперед. Живешь сейчас, а встречаешься с людьми прошлого. Свою глупость разбавляешь мудростью. Вот какую радость приносит чтение. Среди всех наших бесчисленных дел лучше чтения нет ничего. Но обычные люди читать не любят, и в этом состоит их ужасное несчастье. Ведь именно книгочею доступна величайшая радость, которая только есть в Поднебесной».

Чтение исторических сочинений позволяет раздвинуть хронологические рамки собственной жизни и фактически удлинить ее. «Если читать исторические книги Китая и Ямато, то далекое прошлое встанет перед глазами, ты повстречаешься с теми прежними временами — будто прожил тысячи лет. Разве это не великая радость? Видеть только то, что перед глазами, и не знать про прошлое — весьма неразумно. Хань Юй[9] говорит так: «Человек, который не путешествовал по прошлому — все равно что лошадь или корова, облаченные в одежды». Тот же, кто начитан в старых книгах, постигает суть и дела, его сердцу ведома тьма существ и созданий, он видит и слышит без ошибки, и в том состоит его великая радость».

Помимо книг исторических и мудрой философской китайской поэзии Кайбара Экикэн советует читать и японоязычную поэзию, которая особенно преуспела в воспевании природы. В своем трактате он неоднократно подчеркивал, что настоящая радость доступна только людям образованным и книжным, за счет чего они приближаются к мудрости. Поскольку же такое приближение — процесс длительный, то только человек в возрасте имеет возможность быть по–настоящему счастливым. Кайбара полагал, что богатство и бедность даются с рождением, он говорит о предопределенности высоты огромной сосны и карликового дерева. Переводя эту метафору на современный язык, автор утверждает, что в условиях сословного общества социальный статус не может быть изменен, и это следует принять за данность. Однако природа образования — другая, приращение знания и мудрости находится в руках самого человека.

Интересно при этом, что к собственному поэтическому творчеству автор относится со скепсисом. «Следовать за четырьмя временами года, любоваться луной и солнцем, наблюдать за меняющимися картинами природы, читать вслух старые песни Китая и Ямато и при этом сердечно радоваться… Не следует утруждаться собственным сочинительством — тебе и так легко и приятно… Сделай древнее образцом для себя. Наши собственные слова — жалкие, легковесные и никчемные. Тебе самому они могут казаться превосходными, но перед человеком, который знает толк в стихах, читать их стыдно — они достойны называться… лишь глупостью на вынос. У меня с сотоварищи дара нет, складно составлять слова — мучение и напрасный труд. Но человеку даровитому это дается с легкостью и наслаждением. Но нет смысла потратить полную жизнь только на то, чтобы сочинить одну–единственную строку».

Источник

Похвала радости кайбара экикэн

Наиболее расхожим было определение «старости» возрастом в 60 лет (полный шестидесятилетний зодиакальный цикл). Однако на самом деле «пенсионный возраст» имел тенденцию к уменьшению. Для высокопоставленных чиновников переход в статус инкё требовал разрешения сёгуната. Если в начале XVIII века возраст ухода на покой составлял для высших самураев от 61 до 64 лет, то столетием позже он уменьшился до 52–55 лет. Для князей же время ухода на покой снизилось еще больше (с 60–69 лет до 45–48 лет). Сами сёгуны и императоры также обычно отрекались от должности задолго до смерти.

Если цель подростка — стать взрослым, то цель взрослого — стать стариком. Старость предоставляла такие возможности, каких человек был лишен ранее в силу своей обремененности делами. Хороший пример представляет собой жизнь Мацудайра Саданобу (1758–1829).

Мацудайра Саданобу известен ныне главным образом как государственный деятель. Но на самом деле его публичная активность была весьма непродолжительной. В 1787 году он стал главой совета старейшин (правительства сёгуната), его «мозговым центром». Саданобу провел ряд реформ, но уже в 1793 году ушел из правительства и стал заниматься делами своего княжества. В 1812 году, когда ему было 54 года, Саданобу полностью удалился от дел (ушел в отставку с княжеской должности) и посвятил себя частной жизни в своей усадьбе, занимаясь садом, живописью, литераторством. За отведенный ему жизненный срок Саданобу успел написать около двух сотен произведений (трактаты по морали, воспитанию, эссе на самые разные темы, воспоминания, стихи). Показательно, что в сочинениях Саданобу не встречается сетований по поводу того, что он потерял должности и власть. Власть воспринималась скорее как тяжкое бремя ответственности, чем как возможность насладиться ею. Во всяком случае так предписывал поведенческий канон того времени. О желанности покоя и радости, которую этот покой доставляет, свидетельствуют и литературные псевдонимы Саданобу. Его ранние псевдонимы были связаны с природной эстетикой («Утренний пик», «Ветреная луна», «Цветочная луна»), теперь же, обретя желанный покой, он подписывается как «Радостный старец» (Ракуо). Такое самоименование было распространено в Японии того времени. Важно помнить, что определение «радостный» было приложимо только к старикам: в именах детей, подростков и людей среднего возраста оно никогда не встречается.

Осознание того, что старость является совершенно особой возрастной градацией, приводит к тому, что появляются сочинения, адресованные специально пожилым людям. Если в трактатах, посвященных молодежи и людям зрелого возраста, речь идет об обязанностях, то в трактатах о старости делается упор на том, каким образом следует воспользоваться появившимся у тебя свободным временем. К таким сочинениям относится трактат Кайбара Экикэн (1630–1714) «Поучение в радости» («Раккун»). Многочисленные труды Кайбара имели адресатом самую широкую аудиторию, были написаны просто (чтобы, как тогда любили выражаться, «было понятно женщинам и детям») и пользовались большой популярностью. В связи с этим они являются прекрасным источником для понимания атмосферы эпохи, тех ценностей, которые формировали стратегию поведения человека (прежде всего самурая и горожанина) того времени.

«Поучение в радости» было написано на закате жизни Кайбара. Это сочинение дает достаточно полное представление о том, какой рисовалась ему достойная старость достойного человека. Будучи выходцем из самурайской семьи, Кайбара превозносит вовсе не воинские доблести, его идеалом является мирная и долгая жизнь, полная радости, которая заключена в спокойствии, добросердечии, терпимости, умеренности, покорности судьбе, умении довольствоваться малым. Длительный мир эпохи Токугава был беден событиями, убыстряющими ход истории. В это время господствовал культ малоподвижной старости, а не деятельной молодости.

Кайбара Экикэн утверждает: радость — свойство, данное нам Небом и изначально присущее человеку. Поэтому все люди, а не только избранные мудрецы, способны обрести ее. А радость — это залог здоровья и долголетия. Однако радости следует учиться. Научить радоваться жизни в преклонном возрасте — вот в чем видит свою задачу Кайбара Экикэн. Следует оговориться при этом, что адресатом его произведения являются только мужчины, которым доступны все «три радости», даруемые Небом: радость родиться человеком, радость родиться мужчиной, радость долгой жизни.

Источник

Экикэн Кайбара — Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь

Экикэн Кайбара — Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь краткое содержание

Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Кайбара Экикэн. Поучение в радости

Нисикава Дзёкэн. Мешок премудростей горожанину в помощь

Японские мыслители о красоте природы и радости жизни, о долге и мудрости, об истинном и ложном

Как и всякая другая историческая эпоха, период Токугава (1603—1867) — значимое время в японской истории и культуре. После многолетних кровавых усобиц, после войны всех против всех страна была объединена под эгидой сёгуната Токугава и в Японии наступил прочный мир, длившийся до середины XIX века. Эта эпоха «лишила» будущих историков риса и хлеба: событийная история сделалась до обидного бедна, ибо вместо сражений люди занялись кропотливым созиданием мирной жизни, что предполагает отсутствие «ярких» и «драматических» событий, на которые столь падки историки и их читатели. Для самих же тогдашних японцев этот мир означал чаемую предсказуемость будущего и озабоченность обустройством жизни. Перейдя от выяснения убийственных отношений к производительному труду, страна получила больше еды, стала полниться новыми японцами, оживилась. Если в начале XVII века японцев насчитывалось двенадцать миллионов, то всего через сто лет — более тридцати[1]. Этих людей волновали «маленькие» проблемы: улучшить свой быт, получить образование, жениться, вырастить детей, заботиться о престарелых родителях, жить долго, с пользой и удовольствием проводить досуг.

Слово «трудолюбие» решительно входит в словарь эпохи в качестве положительной характеристики человека[2]. Вместе с повышением статуса мирных ценностей это сокращало жизненное пространство для «героев». Из действенных образцов для подражания мужественные и невежественные самураи сделались героями исторических пьес. Мирные горожане с большой охотой посещали представления театра Кабуки, но всё равно имена отчаянных храбрецов становятся достоянием прошлого. Японцы часто и гордо именовали свою землю «страной воинов», но на самом деле многие из них на глазах превращались в «скучных» чиновников, учителей и врачей, которые лишь по застарелой привычке носили за поясом два меча, указывавших на их привилегированный статус. Зато имена нынешних актёров, мыслителей и литераторов завоёвывают всё больше почитателей. В связи с этим институциональная, социальная, художественная и интеллектуальная история периода Токугава становится предметом наших размышлений чаще, чем история событийная, «перечислительная».

Мирное время способствовало появлению многочисленных школ под управлением княжеств (для самураев), а также школ частных — для тех же самураев, горожан и крестьян. В связи с этим грамотность и интеллектуальная активность получили мощный стимул.

Книгоиздательство приобрело беспрецедентный размах, на рынок ежегодно выбрасывались сотни изданий. Считается, что в первой половине XVII в. ежегодно печаталось более 100 названий, в дальнейшем это число возрастает в 6-7 раз[3]. Книги покупали в книжных лавках, их брали напрокат в библиотеках[4]. Это были стихи, авантюрные романы, эротические рассказы и картинки[5], смешные истории, глумливые переделки классической литературы, рассказы о «страшных» привидениях, которых на самом деле мало кто боялся. Появляются авторы, которые работают на рынок и зарабатывают на жизнь пером (или, если быть точным, кистью). Тогдашние японцы и вправду любили посмеяться, но словесность эпохи Токугава далеко не исчерпывается развлекательной литературой. На самом деле японцы во множестве пишут и другие книги, посвящённые самым разным сторонам практической жизни. В том числе сочинения по агротехнике, торговле, ремеслу, кулинарии, медицине, устройству садов, икебане. Всего не перечислить.

Особое место занимали трактаты по «правильному» устройству государственно-социальной жизни и воспитанию. Наставления по морали, педагогике и этикету сочинялись во множестве. Их целью было формирование типа человека, лишённого агрессивного потенциала и наделённого качествами, гарантирующими предсказуемость поведения. Это было особенно актуально после окончания войн, во время которых утвердилось «право сильного», а бесконечные предательства подорвали такую основополагающую ценность феодального общества, как верность. За военное время уже выросли поколения малообразованных и жестоких самураев, склонных разрешать конфликты прежде всего силовым путём. Их откровенно боялись, именно их следовало возвратить в рамки мирной жизни прежде всего. Известный мыслитель Кумадзава Бандзан (1619—1691) полагал, что главное условие для этого — возрождение музыки, танцев и придворных церемоний, то есть то, о чём говорил Конфуций. В таком случае императорский двор сможет послужить образцом для всей страны и «божественная династия» не прервётся. А иначе Япония перестанет быть «божественной страной». «Где искать путь человека после окончания войн между провинциями? Если в пути человека не будет церемониальности и музыки, он приблизится к зверям, и тогда сражениям не будет конца»[6].

Таким образом, соблюдение правил церемониального поведения выступает в качестве необходимейшего условия поддержания мира. Кумадзава Бандзан отличался в своих суждениях радикализмом, в том числе и в деле повышения роли императорского двора, что вызывало недовольство сёгуната. Мыслитель был арестован и умер в заключении[7], но его идеи о важнейшей роли церемониального поведения в обеспечении стабильности общества находились в согласии с общим вектором управления как в период Токугава, так и в более позднее время[8].

До периода Токугава нравоучительную нишу занимали по преимуществу буддийские проповедники и сочинители, теперь пришёл черёд конфуцианства. Конфуцианство имело длительную историю бытования в Японии. В «пакете» вместе с другими китайскими учениями и идеями оно сыграло огромную роль в оформлении японской государственности в VII-X вв. При дворе даже проводили ритуал поклонения Конфуцию. Но культурный уровень страны был таков, что чисто религиозные идеи и практики оказались больше востребованными, синто и буддизм (он воспринимался в значительной степени как китайское учение) составляли существенную часть идеологии и практики управления. При дворе дважды в год проводили церемонию поклонения Конфуцию, но синтоистских божеств и будд почитали намного чаще. Помимо дней календарных обрядов, к ним неизменно обращались и в случае раз алчных социальных и природных бедствий. Конфуцию таких молитв не возносили.

Источник