Основные черты чувства человека

Чувства

Чу́вства — 1) сила души, обу­слов­ли­ва­ю­щая спо­соб­ность чело­века вос­при­ни­мать через опре­де­лен­ные органы (органы чувств) пред­меты мате­ри­аль­ного мира; спо­соб­ность чело­века испы­ты­вать опре­де­лен­ные пси­хо­фи­зи­че­ские ощу­ще­ния от воз­дей­ствия внеш­них раз­дра­жи­те­лей (в этом отно­ше­нии выде­ляют: зрение, слух, обо­ня­ние, вкус, ося­за­ние); 2) спо­соб­ность чело­века, свя­зан­ная с чув­ствен­ной сферой (силой) души, вос­при­ни­мать про­ис­хо­дя­щее, как при­ят­ное — непри­ят­ное, с удо­воль­ствием или недо­воль­ством (чув­ствен­ная сила при­над­ле­жит, наряду с разу­мом и волей, к основ­ным силам души); 3) созна­ние (пример: упал без чувств = упал, поте­ряв созна­ние); 4) эмо­ци­о­наль­ные состо­я­ния, душев­ные и духов­ные (напри­мер, чув­ство страха, чув­ство гнева; в пра­во­слав­ной пси­хо­ло­гии эти чув­ства отно­сят к про­яв­ле­ниям раз­дра­жи­тель­ной силы души).

«Владей чув­ствами, осо­бенно зре­нием и слухом, свяжи, держи язык. Кто не обуз­дает сих трех, того внут­рен­нее – в рас­хи­ще­нии, в рас­слаб­ле­нии и плене».
свя­ти­тель Феофан Затвор­ник

Какие бывают чув­ства?

В пра­во­слав­ной пси­хо­ло­гии раз­ли­чают разные группы чувств. Так, есть чув­ства телес­ные, есть душев­ные, а есть чув­ства, харак­те­ри­зу­ю­щие эмо­ци­о­наль­ные состо­я­ния чело­века.

Первые две группы чувств явля­ются при­над­леж­но­стью чело­века и отно­сятся к его осо­бен­но­стям.

Телес­ные чув­ства — зрение, слух, обо­ня­ние, вкус, ося­за­ние — опре­де­ляют спо­соб­ность чело­века испы­ты­вать раз­лич­ные (соот­вет­ству­ю­щие этим чув­ствам) пси­хо­фи­зи­че­ские ощу­ще­ния от внеш­них раз­дра­жи­те­лей. Бла­го­даря обла­да­нию дан­ными чув­ствами чело­век может видеть окру­жа­ю­щие его объ­екты (доступ­ные зрению); слы­шать раз­лич­ные звуки, шумы; раз­ли­чать запахи; вос­при­ни­мать вкус пищи и пития; ося­зать то-то и то-то.

Обла­да­ние душев­ными чув­ствами (чув­ствен­ной силой души) поз­во­ляет чело­веку опре­де­лять про­ис­хо­дя­щее с ним или в окру­жа­ю­щей его дей­стви­тель­но­сти как при­ят­ное — тягост­ное, вызы­ва­ю­щее доволь­ство — неудо­воль­ствие и т. п.

Иное пони­ма­ние сле­дует вкла­ды­вать в поня­тие «чув­ство», когда речь захо­дит о тре­тьей группе чувств. В данном зна­че­нии «чув­ство» интер­пре­ти­ру­ется как внут­рен­нее ощу­ще­ние опре­де­лен­ного пси­хо­ло­ги­че­ского состо­я­ния, напри­мер, страха (чув­ство страха), тре­воги (чув­ство тре­воги), тоски (чув­ство тоски), любви (чув­ство любви), стыда (чув­ство стыда), сим­па­тии или анти­па­тии, рев­но­сти, дове­рия или недо­ве­рия и пр.

К тре­тьей группе чувств можно отне­сти и чув­ства, свя­зан­ные с про­яв­ле­нием гре­хов­ного рас­по­ло­же­ния души, напри­мер, чув­ство зави­сти, чув­ство нена­ви­сти к ближ­нему, а также чув­ства, кото­рые в разных слу­чаях можно отне­сти как гре­хов­ным, так и к не гре­хов­ным, скажем, чув­ство обиды или чув­ство гнева.

Заме­тим, что неко­то­рые из пред­став­лен­ных в тре­тьей группе чувств сле­дует отли­чать от их про­яв­ле­ния. Так чув­ство гнева может не про­яв­ляться вовне. В этом случае чело­век, испы­ты­ва­ю­щий это чув­ство, будет выгля­деть ровным, спо­кой­ным, дру­же­любно настро­ен­ным по отно­ше­нию к тому, на кого гне­ва­ется.

Если чув­ство гнева нередко оце­ни­ва­ется как гре­хов­ное, то не про­ти­во­ре­чит ли это биб­лей­ским ука­за­ниям на то, что Бог гне­ва­ется?

Гнев нередко свя­зы­ва­ется в Писа­нии и свя­то­оте­че­ской лите­ра­туре с грехом или даже оце­ни­ва­ется как про­яв­ле­ние гре­хов­ной стра­сти. Однако, далеко не всякая форма гнева явля­ется гре­хов­ной. Многое зави­сит от того, что именно послу­жило при­чи­ной гнева и как именно он про­яв­ля­ется.

Так, в Еван­гель­ской притче о Цар­стве Небес­ном) это Цар­ство упо­доб­ля­ется чело­веку-царю, устро­ив­шему брач­ный пир для своего сына и позвав­шему «званых». Но когда те, под раз­лич­ными пред­ло­гами, отка­за­лись идти на пир, а неко­то­рые из них даже дерз­нули оскор­бить и убить цар­ских рабов, царь раз­гне­вался и пока­рал убийц. Ясно, что в данной притче гнев не рас­смат­ри­ва­ется как грех.

Что же каса­ется прямых биб­лей­ских ука­за­ний на гнев Божий, их вообще нельзя вос­при­ни­мать бук­вально, в том смысле, будто Бог пере­шёл из одного эмо­ци­о­наль­ного состо­я­ния в другое: из спо­кой­ного в гнев­ли­вое. Как все­со­ве­решн­ный и неиз­ме­ня­е­мый, Бог всегда Себе равен, всегда Себе тож­де­ствен­нен. Божий гнев озна­чает здесь Божью реак­цию на без­за­ко­ние, про­яв­ле­ние Божьей Правды.

Почему пре­ступно раз­ру­шать хри­сти­ан­скую семью по при­чине несход­ства харак­те­рами?

В хри­сти­ан­ском пони­ма­нии хри­сти­ан­ская семья — не просто союз двух людей. Соеди­ня­ясь брач­ными узами, муж­чина и жен­щина ста­но­вятся «одной плотью» ( Мф.19:5 ). Ска­зать больше, хри­сти­ан­ская семья — это малая цер­ковь. Всту­пая в брач­ный союз, жених и неве­ста выска­зы­вают перед лицем Божьим и ближ­ними слова жела­ния и готов­но­сти заклю­чить и хра­нить брач­ный союз. Хри­сти­ан­ский брак бла­го­слов­ля­ется Самим Богом, а «что Бог соче­тал, того чело­век да не раз­лу­чает» ( Мф.19:6 ).

«Не сошлись харак­те­рами» — такая фор­му­ли­ровка нередко кла­дётся супру­гами в обос­но­ва­ние необ­хо­ди­мо­сти раз­вода. Но что значит «не сошлись харак­те­рами»? Зача­стую за этим кра­си­вым выра­же­нием кро­ются совер­шенно некра­си­вые вещи. Очень часто оно отра­жает не прин­ци­пи­аль­ную невоз­мож­ность сохра­нить брак, а баналь­ное неже­ла­ние супру­гов слу­шать и слы­шать друг друга, идти друг другу навстречу, жерт­во­вать, про­яв­лять пси­хо­ло­ги­че­скую гиб­кость, хри­сти­ан­ское сми­ре­ние и тер­пе­ние. Таким обра­зом, винов­ни­ком раз­ру­ше­ния семьи, винов­ни­ком нару­ше­ния запо­веди «что Бог соче­тал, того чело­век да не раз­лу­чает» ока­зы­ва­ется не абстракт­ное «несход­ство харак­те­рами»; винов­ни­ками пре­ступ­ле­ния ока­зы­ва­ются сами супруги.

Не сошлись харак­те­рами? Улуч­шайте харак­теры, про­щайте друг друга, жерт­вуйте во имя любви. Это посте­пен­ный про­цесс, но воз­мож­ный для всех, иначе пока­я­ние было бы невоз­можно. Все святые – это люди, кото­рые в той или иной сте­пени изме­нили свой харак­тер.

1. 1. Чув­ствен­ное начало

Л.Ф. Шехов­цова, Ю.М. Зенько.

«Эле­менты пра­во­слав­ной пси­хо­ло­гии», Спб, 2005. Глава из книги.

Говоря о чув­ствен­ном начале, св. отцы имели в виду, прежде всего чув­ствен­ное позна­ние, органы чувств, кото­рые свя­зы­вают чело­века с внеш­ним миром. Посред­ством чувств душа соеди­ня­ется с есте­ством веще­ства. Внеш­ние чув­ства есть внеш­ний ум души.

Целост­ность души, по свя­то­оте­че­скому учению, про­яв­ля­ется в связи частей души и, в част­но­сти, во вклю­чен­но­сти ума в чув­ствен­ную реаль­ность. Умная сущ­ность соче­та­ется с чув­ствен­ной силой нашей при­роды, писал св. Гри­го­рий Нис­ский /Григорий Нис­ский. 1995/.

«Чув­ство – то, что пере­сы­лает уму пред­став­ле­ния о види­мом бытии … чув­ство – сред­ство пере­хода ума к бытию умо­по­сти­га­е­мому», – гово­рил Максим Испо­вед­ник [Максим Испо­вед­ник. 1993, с.178]. Таким обра­зом, с одной сто­роны, чув­ства свя­заны с умом и, с другой сто­роны, по мнению святых отцов, душа соеди­ня­ется с телес­ным есте­ством посред­ством чувств. Оче­видна двой­ствен­ность упо­треб­ле­ния поня­тия «чув­ства» у святых отцов, кото­рая при­сут­ствует и в совре­мен­ной пси­хо­ло­гии: с одной сто­роны, мы гово­рим об «орга­нах чувств» и чув­ствен­ном позна­нии, с другой сто­роны – о дина­мике чув­ствен­ной жизни как о эмо­ци­о­наль­ных состо­я­ниях. И эта двой­ствен­ность тер­мина «чув­ство», веро­ятно, очень «неслу­чайна». Вспом­ним о есте­ствен­ном состо­я­нии целост­но­сти чело­века до гре­хо­па­де­ния – когда «пони­мать – чув­ство­вать – дей­ство­вать» было единым актом. Не «остатки» ли этой целост­но­сти мы наблю­даем, позна­вая внеш­нюю среду через сен­сор­ные каналы (органы чувств), сразу же оце­ни­вая ее (хотя бы по пара­метру «угрозы – без­опас­но­сти»), и, тем самым, как-то к ней «отно­сясь», то есть «чув­ствуем» ее. Иссле­до­ва­ния в обла­сти сен­со­рики пока­зали, что всякое ощу­ще­ние сопро­вож­да­ется эмо­ци­о­наль­ным фоном, «окра­шено» в эмо­ци­о­наль­ные тона. И даже поня­тие сен­сор­ного порога сего­дня заме­нено поня­тием «поро­го­вой зоны» – ибо в новей­ших иссле­до­ва­ниях пока­зано, что именно эмо­ци­о­наль­ное состо­я­ние чело­века в зна­чи­тель­ной сте­пени сме­щает порог, «раз­мы­вает» линию в про­стран­ство /Забродин, Лебе­дев, 1977/.

1. 2. Чув­ства чело­века

То, что в пси­хо­ло­гии пони­мают под чув­ствами как эмо­ци­о­наль­ной жизнью чело­века, в хри­сти­ан­ской антро­по­ло­гии соот­вет­ствует чув­ствам и в какой-то сте­пени – эмо­ци­о­нально-чув­ствен­ной сто­роне «сердца». Сердце св. отцами пони­ма­ется более широко, не только как эмо­ци­о­наль­ный орган, но как центр всех телесно-душев­ных и духов­ных сил чело­века. По их пред­став­ле­ниям оно не есть лишь мышеч­ный насос, пере­ка­чи­ва­ю­щий кровь по сосу­дам, а пред­став­ляет собой духов­ный центр всей жизни чело­века.

«Сердце телес­ное есть муску­ли­стый серчак – мясо, – писал епи­скоп Феофан Затвор­ник, – но чув­ствует не мясо, а душа, для чув­ства кото­рой мясное сердце служит только ору­дием, как мозг для ума» /Феофан Затвор­ник. 1994, с.112/

Св. отцы пишут, что сердце спо­собно мыс­лить и оно явля­ется вме­сти­ли­щем чувств, что ему при­сущи эмоции радо­сти, скорби, страха, реши­мо­сти и прочее. Сердце есть трон и «седа­лище души». В Библии напи­сано: «Больше всего обе­ре­га­е­мого обе­ре­гай свое сердце, ибо от него исхо­дит жизнь» ( Притч. 4:23 ).

Св. отцы под­чер­ки­вают, что в глу­бине сердца сокрыта любовь. В нем откры­вает себя Бог. Сер­деч­ный чело­век есть чело­век духов­ный; про­цесс само­по­зна­ния связан с глу­би­нами сердца. Истин­ная молитва исхо­дит из чистого сердца. Апо­стол Петр в своем первом посла­нии гово­рит: «Бла­женны чистые серд­цем» ( Мф. 5:8 ). «Сердце чисто сози­жди во мне Боже» ( Пс. 50 ), – взы­вает царь Давид.

«Тогда как умом чело­век хочет все собрать в себя, а волею – себя выра­зить вовне сердце пре­бы­вает в себе и вра­ща­ется внутри, не исходя. Видно, что оно лежит глубже тех сил дея­тель­ных, – пишет св. Феофан Затвор­ник, – и состав­ляет для них как бы под­кладку или основу. Однако… оно не то же для них, что сцена для дей­ству­ю­щих на ней лиц, а само при­ни­мает живое уча­стие в их дви­же­ниях» [Феофан Затвор­ник. 2003, с.422]. Св. Феофан пред­ла­гает рас­смат­ри­вать сердце как центр сил и как точку сопри­кос­но­ве­ния со всем сущим вне нас.

Раз­ви­вая мысль о сердце как о точке сопри­кос­но­ве­ния или седа­лище сим­па­тии, св. Феофан пишет о том, что чело­век может иметь сочув­ствие, живой союз с тем, что ему при­ятно – и выде­ляет три таких обла­сти: 1) Бог; 2) Боже­ствен­ный поря­док вещей, мир духов­ный и 3) мир веще­ствен­ный /Феофан Затвор­ник. 2003, с. 505/.

1. Что сла­дост­нее Боже­ствен­ного? – спра­ши­вает св. Феофан. Необ­хо­ди­мым след­ствием живого союза с Богом должно бы быть у чело­века бес­стра­стие ко всему дру­гому, – пола­гает свя­ти­тель. Если сердце – сосуд, и его напол­нить Боже­ствен­ным, то места дру­гому не най­дется. Однако сердце греш­ника любит услаж­даться чув­ствен­ным, в нем есть один какой-нибудь пред­мет, в кото­ром оно пре­бы­вает денно и нощно и кото­рый есть то, что заме­няет Бога. Страсть есть идо­ло­по­клон­ство /там же, с. 424/
2. Сочув­ствие чело­века миру духов­ному – это сим­па­тия к анге­лам и людям. При­знак отчуж­де­ния от духов­ного мира – неве­рие в анге­лов, рав­но­ду­шие к людям. Отде­лив­шись от срод­ных себе братий, заме­чает св. Феофан, чело­век любу­ется отра­же­нием своего лица с радуж­ным его оси­я­нием в вещах, среди про­из­ве­де­ний своего ума и дея­тель­но­сти или среди людей, при посред­стве кото­рых может питаться его само­до­воль­ство /там же, с. 427/.

Мера пога­ше­ния стра­стей есть мера срод­не­ния с чело­ве­че­ством и анге­лами, жела­ние все чело­ве­че­ство обнять единым объ­я­тием и счи­тать родным послед­ней­шего в свете чело­века.

1. Сочув­ствие с миром веще­ствен­ным – это отно­ше­ние к при­роде, к живым тварям – радо­ва­ние тво­ре­ниям Божиим.

В «сердце» как центре всех сил чело­века, в том числе и чувств, можно раз­ли­чать чув­ства духов­ные и животно-чув­ствен­ные /Феофан Затвор­ник, 2003/:

1) Духов­ные чув­ства суть те изме­не­ния в сердце, кото­рые про­ис­хо­дят в нем от созер­ца­ния или воз­дей­ствия духов­ного мира. Иначе их назы­вают рели­ги­оз­ными чув­ство­ва­ни­ями.

Сло­вами «рели­ги­оз­ное чув­ство» обо­зна­ча­ется та группа чувств, кото­рые свя­заны с пред­став­ле­ни­ями о Боге и сверх­чув­ствен­ном мире. До рево­лю­ции у нас чаще гово­рили о чув­ство­ва­ниях и чув­ствах, а в послед­нее время стали упо­треб­лять и термин «пере­жи­ва­ния» [Васи­люк. 1984].

Основ­ные виды рели­ги­оз­ных чувств: бла­го­го­ве­ние, бла­го­дар­ность, пре­дан­ность, почи­та­ние, рев­ность, радость, страх Божий, сми­ре­ние, вера, надежда, любовь. «Всех благ, или нрав­ствен­ных доброт начало, сре­дина и конец, если хочешь, и хоро­во­ди­тель и гла­варь – вера, надежда и любовь – сия три­плет­ная и бого­ткан­ная вервь, – паче же всех любовь…» [Кал­лист и Игна­тий Ксан­фо­пулы. 1900, с.195]. В рус­ской бого­слов­ской лите­ра­туре об этих чув­ствах напи­сано доста­точно подробно.

В пси­хо­ло­ги­че­ское поле зрения первой попала вера. По биб­лей­скому, лако­нич­ному, но емкому слову: «Вера же есть осу­ществ­ле­ние ожи­да­е­мого и уве­рен­ность в неви­ди­мом» ( Евр. 11:1 ). Вера ведет чело­века к Богу: «Вера, пока­зы­вая чело­веку любовь Божию, нрав­ственно срод­няет чело­века с Богом. Чело­век видит в Боге Отца, гото­вого его при­нять. Это нрав­ствен­ное сбли­же­ние завер­ша­ется в кре­ще­нии…» [Сергий (Стра­го­род­ский). 1991, с.48].

Затем про­ис­хо­дит посте­пен­ное воз­рас­та­ние веры ( 2Кор. 10, 15 ; 2Фес. 1, 3 ). Поэтому вера имеет свои каче­ства и сте­пени: «вера по бого­пре­дан­ным сло­ве­сам двояка: одна, общая всем пра­во­слав­ным хри­сти­а­нам, в кото­рой сна­чала кре­ще­ния прияли мы, и с кото­рою нако­нец буди и отойти отселе, а другая есть досто­я­ние редких людей, таких, кои чрез испол­не­ние сих бого­твор­ных запо­ве­дей, вос­текши до состо­я­ния быть по образу и подо­бию Божию, и таким обра­зом обо­га­тив­шись боже­ствен­ным светом бла­го­дати, всю свою надежду утвер­дили в Гос­поде…» [Кал­лист и Игна­тий Ксан­фо­пулы. 1900, с.198].

Но кроме воз­рас­та­ния веры, может про­ис­хо­дить и обрат­ное – ее умень­ше­ние и ослаб­ле­ние – вплоть до пол­ного без­ве­рия. Когда же без­ве­рие в обще­стве ста­но­вится мас­со­вым – это пока­за­тель того, что оно больно: «Есть болезнь, уси­ли­ва­ю­ща­яся с каждым годом, о вра­че­ва­нии кото­рой пора всем поза­бо­титься. Она раз­ру­шает жизнь личную и семей­ную, извра­щает обще­ствен­ную, под­ры­вает госу­дар­ствен­ную, уби­вает цер­ков­ную. Это – оску­де­ние веры, это рас­про­стра­не­ние духа неве­рия в нашем оте­че­стве!» [Амвро­сий (Клю­ча­рев). Т. 1, с.87]. Без­ве­рие – духов­ная болезнь.

Родо­вое чув­ство, из кото­рого про­ис­те­кают все прочие рели­ги­оз­ные чув­ства, есть бла­го­го­ве­ние к Богу. Чув­ство бла­го­го­ве­ния состоит из глу­бо­кого уми­ле­ния и полной пре­дан­но­сти Богу. Оно есть при­зна­ние непо­сред­ствен­ного при­сут­ствия в нашем духе Бес­ко­неч­ного. В нем конеч­ное ощу­щает себя незыб­лемо утвер­жден­ным в лоне Бес­ко­неч­ного, чув­ствует, как оттуда при­хо­дит к нему живо­твор­ное вли­я­ние твор­че­ской силы. В бла­го­го­ве­нии соеди­ня­ются: воз­вы­ше­ние духа, сми­ре­ние, упо­ва­ние и само­от­вер­же­ние [Наза­рьев. 1904]. Вера в то, что Бог забо­тится о чело­веке, вызы­вает в нем чув­ство бла­го­дар­но­сти и чув­ство пре­дан­но­сти воле Божией. Любовь к Богу рож­дает в душе чув­ство рев­но­сти.

Рев­ность к Богу есть чув­ство­ва­ние неудо­воль­ствия, скорби, при виде того, как имя Божие хулится в людях; есть стрем­ле­ние рас­про­стра­нить славу Божию между людьми, а также, радость, про­ис­хо­дя­щая при виде истин­ного бого­по­чи­та­ния.

Рели­ги­оз­ная радость есть при­ят­ное чув­ство души, состо­я­ние доволь­ства, спо­кой­ствия и душев­ной тишины, она рож­да­ется или вслед­ствие общего настро­е­ния всей жизни, или вслед­ствие совер­ше­ния какого-либо хри­сти­ан­ского подвига.

Чув­ство вез­де­при­сут­ствия Божия, боязнь оскор­бить правду Божию и трепет чело­века за свою винов­ность и малость пред Богом, соеди­нен­ные с любо­вью к Нему, назы­ва­ются Стра­хом Божиим. Через Страх Божий хри­сти­ане уяс­няют свои истин­ные обя­зан­но­сти к Богу, поэтому Страх Гос­по­день, как усло­вие этого знания, есть начало Пре­муд­ро­сти. Блажен тот чело­век, кото­рый имеет в себе Страх Божий.

2) Душев­ные чув­ства – это дви­же­ния сердца, вслед­ствие душев­ной дея­тель­но­сти /Феофан Затвор­ник. 2003, с. 435/.

Среди них св. Феофан Затвор­ник выде­ляет:

• тео­ре­ти­че­ские (любо­зна­тель­ность, чув­ство истины, убеж­де­ния, сомне­ния, неве­рие, недо­уме­ние и пр.);
• прак­ти­че­ские – это дви­же­ния сердца в связи с дея­тель­но­стью воли (здесь можно раз­ли­чать чув­ства само­сти, эго­и­сти­че­ские и симпатию/несимпатию к людям); добрый хри­сти­а­нин ося­зает кра­соту доб­ро­де­тели;
• эсте­ти­че­ские – дей­ствие изящ­ных, пре­крас­ных пред­ме­тов (изящ­ное – это удач­ное выра­же­ние в чув­ствен­ной форме чего-нибудь духов­ного); худое направ­ле­ние вкуса извра­щает духов­ные чув­ства /Феофан Затвор­ник. 2003, с. 440/.

Люди по при­роде своей вожде­ле­вают пре­крас­ного, гово­рили св. отцы.

3) Низкие, чув­ственно-живот­ные чув­ства.

Чув­ства низшей сту­пени – это вол­не­ния, пора­же­ние сердца аффек­тами, кото­рые пога­шают рас­су­док и волю и сопро­вож­да­ются изме­не­ни­ями в теле. Эти низшие чув­ства ока­зы­вают раз­ру­ши­тель­ные дей­ствия на:

1. ясность созна­ния (изум­ле­ние, испуг);
2. волю (страх, гнев);
3. на само сердце, кото­рое ску­чает, скор­бит, доса­дует, зави­дует, рас­ка­и­ва­ется, мятется мни­тель­но­стью /Феофан Затвор­ник. 2003, с. 444/.

Низшие чув­ства сви­реп­ствуют в чело­веке и власт­вуют им, если чело­век поте­рял власть над собой, предал себя вле­че­нию обсто­я­тельств, не управ­ляет собой.

Сход­ные раз­мыш­ле­ния об эмо­ци­о­наль­ной жизни чело­века можно найти и у других святых отцов. Глав­ное чув­ство чело­века и стер­жень его жизни, по хри­сти­ан­ским воз­зре­ниям, есть любовь. Бог есть любовь. Любовь в хри­сти­ан­стве это не только чув­ство, но глав­ная запо­ведь, глав­ная потреб­ность, глав­ный «плод» духов­ного воз­рас­та­ния, поэтому мы обра­тимся к ее рас­смот­ре­нию еще в конце нашей работы.

В свя­то­оте­че­ской лите­ра­туре опи­саны раз­лич­ные чув­ства чело­века: надежда, радость, удо­воль­ствие, страх, стыд, гнев, печаль и др.

О радо­сти св. Иоанн Зла­то­уст писал: «Если хотим… радо­ваться, много к тому имеем слу­чаев. Ибо если утвер­димся в доб­ро­де­тели, то ничто уже нас не будет печа­лить; ибо добрые надежды вну­шает она тем, кои при­об­рели ее, … и неиз­ре­чен­ное про­из­во­дит в них удо­воль­ствие. Ибо хотя мно­гого труда стоит утвер­диться в доб­ро­де­тели, но зато она много радует совесть и столько про­из­во­дит внут­рен­него удо­воль­ствия, что ника­ким словом выра­зить нельзя» [цит. по: Каш­мен­ский. 2002, с. 182].

Самая высо­кая радость – о Гос­поде. «Радуй­тесь о Гос­поде», – при­зы­вал апо­стол Павел ( Фил. 4:4 ). «Небеса пове­дают славу Божию ( Пс. 18:2 ), рас­по­ла­гают зри­теля кра­со­тою своего блеска удив­ляться Созда­телю и любить Его» /Кашменский. 2002, с. 180/.

«Бла­женны все боя­щи­еся Гос­пода» ( Пс. 127:1 ) – они вку­шают бла­жен­ство.

Радость есть удо­вле­тво­ре­ние жела­ний, насла­жде­ние при­ят­ным, забве­ние непри­ят­ного. Удо­воль­ствия и радо­сти желают все, для этого и тру­дятся.

Не земные блага, не свой­ства вещей радуют нас, а мысль наша печа­лит и радует нас, – тонко заме­чает св. Иоанн Зла­то­уст. «Если мы настроим ее, како­вою ей быть должно, то будем иметь залог вся­кого бла­го­ду­шия… здесь все зави­сит от сво­бод­ной воли» [Каш­мен­ский. 2002, с. 175].

Кто хочет нахо­дить в чем-либо удо­воль­ствие, тому напе­ред нужно быть весе­лым и иметь рас­по­ло­же­ние к радо­сти от здо­ро­вого уме­рен­ного пита­ния, от люби­мого дела, от дружбы, чадо­лю­бия, от вос­по­ми­на­ния о минув­ших бед­ствиях, от слад­ко­пе­ния и музыки, от кра­соты чело­века и Божьего мира и Его Пре­муд­ро­сти.

«Никому, никому нельзя жить без печали, равно как без вся­кого удо­воль­ствия, ибо сего не вынесла бы наша при­рода», – писал пр. Иоанн Зла­то­уст /цит. по: Каш­мен­ский. 2002, с. 170/. Доб­рыми удо­воль­стви­ями можно почи­тать те, кото­рые не соеди­нены с печа­лью, не остав­ляют повода к рас­ка­я­нию и не при­но­сят вреда, не выходя из границ, им назна­чен­ных, и в резуль­тате при­во­дят к душев­ному весе­лию /Кашменский. 2002, с. 172/.

Удо­воль­ствия пр. Иоанн Дамас­кин раз­де­ляет на душев­ные и телес­ные. Душев­ные – это те, кото­рые ощу­щает одна душа; телес­ные – те, в кото­рых участ­вуют душа и тело. Соб­ственно удо­воль­ствий одного тела нет /Иоанн Дамас­кин, 1992/. Все телес­ные удо­воль­ствия кажутся весьма горь­кими по срав­не­нию с удо­воль­ствием внут­рен­ним. Ибо ничего нет при­ят­нее чистой сове­сти и доброй надежды. Кроме того, пр. Иоанн раз­ли­чает удо­воль­ствия истин­ные и ложные; удо­воль­ствия от позна­ния и созер­ца­ния, и чув­ствен­ные. Телес­ные удо­воль­ствия бывают есте­ствен­ные и необ­хо­ди­мые (пища, одежда) и есте­ствен­ные, но не необ­хо­ди­мые (плот­ское сово­куп­ле­ние); также ни есте­ствен­ные, ни необ­хо­ди­мые (пьян­ство, сла­до­стра­стие, пре­сы­ще­ние) /там же/.

Между печа­лью и радо­стью сред­нее – надежда, пола­гают св. отцы. Надежда есть твер­дая уве­рен­ность в буду­щем. Надежда вооду­шев­ляет чело­века к трудам. Надежда облег­чает пере­не­се­ние скор­бей. Уни­чтожьте надежду – и все чело­ве­че­ское оце­пе­неет /Кашменский, 2002, с. 200/.

Хри­сти­ан­ская надежда есть «непо­ко­ле­би­мое, спо­кой­ное и радост­ное ожи­да­ние буду­щего бла­жен­ства» [Наза­рьев. 1904, с.84]. О надежде в Новом Завете гово­рится в разных местах. При­ве­дем неко­то­рые из них: надежда от опыт­но­сти, а опыт­ность от тер­пе­ния ( Рим. 5:4 ), сохра­нять надежду должно через тер­пе­ние и уте­ше­ние из Писа­ний ( Рим. 15:4 ), Иисус Хри­стос явля­ется надеж­дой для хри­стиан ( 1Тим. 1:1 ), вся тварь с надеж­дою ожи­дает откро­ве­ния сынов Божиих ( Рим. 8:19 ).

В духов­ной жизни хри­сти­а­нина важны все три чув­ства – и вера, и надежда, и любовь, но по еван­гель­скому слову, любовь из них больше ( 1Кор. 13:13 ).

В страхе святые отцы раз­ли­чали страх чело­ве­че­ский и Страх Божий.

Страх чело­ве­че­ский есть при­скорб­ное чув­ство­ва­ние ожи­да­е­мых бед­ствий. Преп. Иоанн Дамас­кин выде­ляет шесть видов страха: нере­ши­тель­ность (страх перед буду­щим), стыд­ли­вость (вслед­ствие ожи­да­ния пори­ца­ния), стыд (вслед­ствие совер­шен­ного позор­ного дела), изум­ле­ние (страх от какого-то вели­кого явле­ния); ужас (страх от явле­ния необ­хо­ди­мого), бес­по­кой­ство (боязнь неудачи, ошибки в своих надеж­дах) /Иоанн Дамас­кин, 1992/.

При­знаки страха – блед­ное лицо, скре­жет зубов, дрожь тела, пре­ры­ва­ю­щийся голос. А вот как дей­ствует страх. «Когда воз­ни­чий, испу­гав­шись, отпус­кает бразды, то лошади мчатся, куда глаза глядят и опро­ки­ды­вают колес­ницу: так бывает и с душой, – гово­рит св. Иоанн Зла­то­уст, – когда она цепе­неет от ужаса и, отвлекши свою дея­тель­ность, как некие бразды, от всех чувств, она остав­ляет телес­ные члены, отчего… они… рас­па­да­ются и раз­ру­ша­ются» /Кашменский, 2002, с. 161/. Боязнь пре­уве­ли­чи­вает вещи.

Стыд, по словам пр. Иоанна Дамас­кина, есть «сжатие сердца от страха под­верг­нуться позору», а пре­зре­ние стыда есть бес­стыд­ство. Стыд от посрам­ле­ния отли­ча­ется сте­пе­нью: посрам­ле­ние – высшая сте­пень стыда. Для стыда харак­те­рен румя­нец, а для посрам­ле­ния – поси­не­ние и побаг­ро­ве­ние, лицо долу /Кашменский. 2002, с. 166/.

«Нет ничего тягчае разум­ному и почтен­ному чело­веку стыда… Оттоле-то и самое есте­ство так стыда боится, что от неко­его слова при­сты­жен­ного чело­века закрыти ста­ра­ется, берет от сердца кровь и оного лице, как заве­сою, засло­няет, и как бы дает знать, сказуя: пусть сердце без крове тает и уми­рает, только бы чело­век не был при­сты­жен», – так писал св. Димит­рий Ростов­ский [Каш­мен­ский. 2002, с. 167].

А св. Иоанн Зла­то­уст тонко под­ме­чает, что не надо лишать чело­века его пси­хо­ло­ги­че­ских защит, ибо такое «обна­же­ние», пуб­лич­ная кри­тика, может побу­дить чело­века, дабы не поко­ле­бался его образ себя, к еще более проч­ной кон­тр­за­щите – бес­со­вест­ному пове­де­нию: «ибо огла­ше­ние грехов вызы­вает согре­шив­шего на бес­стыд­ство» /Кашменский, 2002, с. 169/.

Преп. Максим Испо­вед­ник выде­ляет страх нечи­стый, кото­рый рож­да­ется от угроз нака­за­ния, и страх чистый от любви, кото­рый про­из­во­дит в душе бла­го­го­ве­ние. Страх может быть и полез­ным, пола­гают св. отцы: при вос­пи­та­нии, при испол­не­нии зако­но­да­тель­ства; где страх, там пога­шен гнев, зависть, похоть, безум­ная страсть. Страх не только отго­няет злые стра­сти, но и вводит всякую доб­ро­де­тель, забот­ли­вость о мило­стыне, усер­дие к молитве, слезы сокру­ше­ния /Кашменский, 2002/.

Архи­епи­скоп Иоанн Сан-Фран­цис­ский в одной из своих про­по­ве­дей гово­рил о том, что страхи, смя­те­ния и ужасы про­никли в мир внеш­ний через внут­рен­ний мир чело­ве­че­ской души /Иоанн (Шахов­ской), 2002/. Исто­рия древ­него мира дви­га­лась и направ­ля­лась темным стра­хом. И люди были рабами этого страха, пока не был дан иной Страх – страх Свя­того Закона. «Творец изле­чи­вает людей стра­хом своего закона от страха в земле. Все омра­ча­ю­щее и чего-то все время стра­ша­ще­еся на каждом шагу чело­ве­че­ство может быть изле­чено от тем­ного страха только новым Стра­хом, высшим, свет­лым; уже не бес­смыс­лен­ным тре­пе­та­нием перед ужасом жизни и рока, но Стра­хом бла­го­го­ве­ния перед твор­цом и его Духом, стра­хом нрав­ствен­ной ответ­ствен­но­сти за данные таланты, истины и любви. Свет­лый страх перед вели­ким Божьим совер­шен­ством есть начало послед­ней муд­ро­сти чело­века: «Начало Пре­муд­ро­сти – Страх Гос­по­день» /там же, с. 92/.

Бого­че­ло­век принес миру Новый Завет любви, кото­рая изго­няет страх раб­ский. «Чело­ве­че­ство стало жить между двух стра­хов: чистым, святым, и темным, заго­ра­ясь то одним, то другим стра­хом. Чело­век еще остался спо­со­бен рядом с воз­вы­шен­ными чув­ствами бла­го­го­ве­ния ангель­ского перед именем Гос­пода Сил, таить в себе и обна­ру­жи­вать темный демо­ни­че­ский страх – суе­ве­рия, само­лю­бие и эгоизм. Уни­что­жить в своих пере­жи­ва­ниях всякий при­знак какого бы то ни было страха невоз­можно. Но можно воз­вы­сить свой страх» /там же, с. 93/.

Св. Иоанн Зла­то­уст гово­рил, что Страх Божий есть вели­кое богат­ство, непо­ги­ба­ю­щее сокро­вище. Страх Божий рож­дает молитву и про­све­щает совесть. Боже­ствен­ный страх не есть страх чело­ве­че­ский, как страх раба перед гос­по­ди­ном /Иоанн Зла­то­уст, 1858/.

Ужас могут наво­дить злые духи: неяс­ный, непо­нят­ный, тяже­лый ужас, когда цепе­неет тело и трудно про­из­не­сти имя Христа. Св. Анто­ний Вели­кий: «От явле­ний злых духов рож­да­ется ужас в душе, сму­ще­ние мыслей, скука, страш­ное пред­став­ле­ние смерти, похоть плоти и отвра­ще­ние от жизни доб­ро­де­тель­ной» /Кашменский, 2002, с. 162/.

Источ­ни­ком страха явля­ется грех. Кто боится Бога, тот не согре­шает. Поэтому особое зна­че­ние св. отцы при­да­вали Страху Божьему, кото­рый есть «Пре­муд­рость Божья» /Кашменский, 2002/.

Чело­век имеет Страх Божий, если имеет память смерти.

Только совер­шен­ная любовь изго­няет страх. Страх – начало Любви.

Как мы видим, в пра­во­слав­ной аске­тике даже отри­ца­тель­ные чув­ства при­об­ре­тали поло­жи­тель­ное зна­че­ние. Страх чело­ве­че­ский сни­ма­ется Стра­хом Божьим. Страх перед Богом зако­но­мер­ным обра­зом пере­хо­дит в бес­стра­шие перед этим миром. Страх Божий при­об­ре­та­ется как итог напря­жен­ного духов­ного подвига, сви­де­тель­ствует о любви к Богу и боязни оби­деть Его недо­стой­ной жизнью. Страх Божий – одна из важ­ней­ших хри­сти­ан­ских доб­ро­де­те­лей – плод духов­ной жизни.

Вни­ма­тель­ное изу­че­ние свя­то­оте­че­ского насле­дия пока­зы­вает, что и другие отри­ца­тель­ные чув­ства имеют свой «поло­жи­тель­ный» полюс.

1. 3. Анти­но­мия чувств

У св. отцов есть поня­тие «пра­вед­ного гнева», когда гнев направ­лен на борьбу со стра­стями или на иско­ре­не­ние зла. «Гнев поле­зен для того, чтобы про­буж­дать нас от сон­ли­во­сти, чтобы сооб­щать бод­рость душе, чтобы про­из­во­дить в нас силь­ней­шее него­до­ва­ние за оби­жа­е­мых» /Кашменский, 2002, с. 155/. «Раз­дра­жи­мость, или ярост­ная часть души,– гово­рил пр. Мака­рий Оптин­ский, – дана нам не для того, чтобы гне­ваться на ближ­него, а иметь рев­ность против греха» [там же]. «Душа, погру­жен­ная в сето­ва­ние (о своих грехах), – пола­гал св. Иоанн Зла­то­уст, – не может ни раз­дра­жаться, ни гне­ваться. Где скорбь, там гнев невоз­мо­жен; где печаль, там нет места злобе; где сокру­ше­ние духа, там не может быть него­до­ва­ния. Душа, тер­за­е­мая скор­бью, не имеет и вре­мени раз­дра­жаться» [там же].

Так, если печаль регу­ли­ру­ется разу­мом, кото­рый имеет Бога своим осно­ва­нием, а чело­век пере­жи­вает чув­ство недо­воль­ства своим налич­ным состо­я­нием, если не дости­гает цели бого­об­ще­ния, то такая «печаль ума о Боге» явля­ется дра­го­цен­ным Божьим даром, – сви­де­тель­ствует С.М. Зарин /Зарин, 1996/. Если кто согре­шил – и опе­ча­лился, тогда печаль исправ­ляет грех. Уныние, будучи лекар­ством силь­ным, разъ­еда­ю­щим и очи­ща­ю­щим нашу пороч­ность, – пишет св. Иоанн Зла­то­уст, – когда при­ла­га­ется к душе празд­ной, изне­жен­ной, греш­ной – много полег­чает /Кашменский. 2002, с. 229/.

Итак, у раз­дра­жи­тель­ной силы души есть и добрые дей­ствия. Добрые дей­ствия силы раз­дра­же­ния есть непри­я­тие зла, брань против стра­стей, муже­ство под­ви­заться за веру /Кашменский, 2002/.

Страст­ная сила души может иметь разные направ­ле­ния.

Нена­висть ко злу и любовь к ближ­нему и Богу – это энер­гии страст­ной части души, – так счи­тает св. Гри­го­рий Палама. «Этой силой души мы любим и отвра­ща­емся, пород­ня­емся и отчуж­да­емся, и жаж­ду­щие блага пре­устро­яют, а не умерщ­вляют эту спо­соб­ность» [Гри­го­рий Палама. 1995, с. 342]. Страст­ная сила и есть в душе то, что спо­собно любить.

Бес­стра­стие – это не умерщ­вле­ние страст­ной силы души, а ее направ­лен­ность от худ­шего к луч­шему.

Бес­чув­ствие есть зло. Для обo­же­ния и спа­се­ния души надо умерт­вить злую страсть, а не боже­ствен­ные и бла­го­дат­ные стра­сти и слу­жа­щие им силы души.

Бес­сло­вес­ные стра­сти в чело­веке воз­буж­да­ются, по мнению св. Гри­го­рия Нис­ского, срод­ством с бес­сло­вес­ной при­ро­дой.

Чем бес­сло­вес­ная при­рода поль­зу­ется для своего сохра­не­ния (гнев, тру­сость, нена­висть служат у живот­ных для выжи­ва­ния) – то, при­вне­сен­ное в чело­ве­че­скую жизнь, стало стра­стями /Григорий Нис­ский, 1995/.

Стра­сти, срод­ные вле­че­нию бес­сло­вес­ных, воз­рас­тают в союзе с помыс­лами. Отсюда и нена­висть, зависть, ложь, ковар­ство, лице­ме­рие – счи­тает св. Гри­го­рий Нис­ский. «Все это от злого зем­ле­де­лия ума … и наобо­рот, если помы­сел возь­мет обратно власть над такими дви­же­ни­ями, каждое из них вновь станет видом доб­ро­де­тели. Тогда гнев создает муже­ство, тру­сость – осто­рож­ность, страх – послу­ша­ние, нена­висть – отвра­ще­ние ко злу, спо­соб­ность (сила) любить – жела­ние истинно пре­крас­ного. А гор­дость права воз­вы­шает над стра­стями и сохра­няет мысль не пора­бо­щен­ной злом» [Гри­го­рий Нис­ский. 1995, с. 61].

Про­цесс рели­ги­озно-нрав­ствен­ного совер­шен­ство­ва­ния хри­сти­а­нина выра­жа­ется, прежде всего, в избав­ле­нии от стра­стей и при­об­ре­те­нии доб­ро­де­те­лей. Страсть и ее раз­ви­тие ока­зы­ва­ются, прежде всего, в фокусе актив­ного осо­знан­ного, вни­ма­тель­ного само­на­блю­де­ния пра­во­слав­ного подвиж­ника, а затем ста­но­вится «пред­ме­том» неви­ди­мой брани.

С.М. Зарин пишет, что борьба со стра­стями обыч­ному само­со­зна­нию чело­века пред­став­ля­ется борь­бой между раз­лич­ными есте­ствен­ными, при­род­ными стрем­ле­ни­ями, кото­рый имеют право на свое удо­вле­тво­ре­ние. Такое отно­ше­ние к стра­сти сни­жает реши­мость и наме­ре­ние бороться с ней [Зарин. 1996, с. 218].

Каждой пре­одо­лен­ной подвиж­ни­ком стра­сти соот­вет­ствуют при­об­ре­тен­ные в резуль­тате этой брани доб­ро­де­тели. Чре­во­уго­дию – воз­дер­жа­ние и уме­рен­ное упо­треб­ле­ние пищи. Блуд­ной стра­сти – цело­муд­рие. Среб­ро­лю­бию – мило­стыня. Гневу – кро­тость и сми­ре­ние. Состо­я­ние кро­то­сти, сми­ре­ния не есть состо­я­ние пас­сив­ное, ослаб­ля­ю­щее, пара­ли­зу­ю­щее. Напро­тив, оно нераз­рывно свя­зано с напря­же­нием всех сил чело­века, с целью при­бли­же­ния к совер­шен­ству.

Печали про­ти­во­стоит радость о Боге, унынию – бод­рость.

Пр. Исаак Сирин писал: «пока пра­вильно сохра­ня­ется в нас мера есте­ствен­ной сораз­мер­но­сти, дви­же­ния при­род­ные не могут пону­дить нас укло­ниться с пути цело­муд­рия, напро­тив того, в теле воз­буж­да­ются только бла­го­чин­ные дви­же­ния… Чело­век, кото­рый спо­до­бился Боже­ствен­ной бла­го­дати, вкусил и ощутил нечто высшее… он не попу­стит больше страст­ным при­ра­же­ниям вхо­дить в его сердце» [Исаак Сирин. 1993, с.323].

Источник