Оскорбляю чувства оскорбляющих чувства
Художник Владимир Мачинский
Фото автора на переплете Георгий Кривошеев
Под моросящим дождем неуклюже бежал мужчина. «Пьяный, – подумал Николай, притормаживая на красный, – вона как его шатает». Улица уже плавала в сумерках, неверно помаргивая фонарями на алюминиевых столбах. В городских лампах, судя по всему, заканчивалась ртуть. Иван Грозный, – вдруг вспомнилось Николаю, – отравился ртутной мазью, которой лечился от сифилиса. Он втирал ее в ноги. Или ему втирали? На речке, на речке, на том бережочке, мыла Марусенька белые ножки, с кем ты, Маруська, всю ночку гуляла, с кем ты, Ма…
В мокрое боковое окно плашмя ударила большая ладонь. Николай опустил стекло: тот самый бегун. Дорогая куртка, золотое кольцо на пальце, отчего-то взбудораженная, но весьма солидная физиономия. Пьяный, но не забулдыга.
– Подвези, приятель! – неожиданным басом взмолился мужчина, нервно потирая мокрое от дождя лицо.
Я что, на таксиста похож? – обиженно хмыкнул Николай.
Надо, брат, очень надо! Я заплачу!
Ясно ж сказано, я тебе не извозчик!
Светофор вспыхнул зеленым, и сзади нетерпеливо загудели. Но странный мужчина навалился на автомобиль всем тюленьим весом, мешая ходу.
Слушай, топай отсюда! – взбрыкнул Николай, однако неизвестный вывернул перед самым его носом кошелек – тугой, пахнущий молодой телячьей кожей, и вдруг начал швырять пятисотки в салон автомобиля. Купюры посыпались Николаю на плечи, на обозначившийся мячиком живот, полетели куда-то под кресло. Сзади, на дороге, продолжали злобно сигналить.
Да ты совсем того, что ли? – бормотнул растерявшийся Николай и, секунду поколебавшись, разблокировал заднюю дверь. Мужчина, тяжело дыша, залез внутрь и плюхнулся на сиденье. Дверь захлопнулась, машина, ухнув, тронулась с места.
Николай поправил зеркало заднего вида, всполошенно закачались прицепленные к зеркалу четки. «В руках четки, в голове тетки…» – некстати мелькнуло в голове у Николая. Отражение пассажира взволнованно всматривалось в залитое моросью автомобильное окно.
Тебе вообще куда? – строго поинтересовался Николай.
А тебе? – встрепенулся мужчина.
Мне на Центральную.
И мне. Только давай в обход, покружим маленько.
Убегаешь, что ли, от кого?
Мужчина смолчал, продолжая шумно и часто дышать. Спиртным от него не воняло, и это было удивительно. Николай задумчиво уставился на мокрую дорогу. Он читал где-то, что каждую минуту семь процентов человечества находится в опьянении. Это сколько же получается? Николай поморщился, прикидывая. Пятьдесят миллионов. Если этот сопящий батька действительно вдрабадан, от него должно порядком нести. Возможно, запах заглушал кисет с травами, подвешенный женой у лобового стекла. Эфирные масла. Аромасаше своими руками. Неровная вышивка.
Жена сказала, машина подержанная и поэтому отравлена энергией прежних хозяев. Нужен обряд очищения. Держишь над капотом свечку, подожженную бумажной денежкой, да хоть сторублевкой, главное, чтобы та полностью прогорела, и выкрикиваешь: «За успех уплачено!» Обходишь машину двенадцать раз по часовой стрелке, задуваешь пламя, выкидываешь огарок на пустыре, и дело сделано.
Николай втянул ноздрями лавандовый воздух.
Вы слыхали? – обратился он к пассажиру, переходя внезапно на «вы». – Недавно коллега рассказывал, муравьи, они, это, общаются по запаху, знаете?
Что-что? – зашевелился на заднем сидении мужчина.
Муравьи, говорю. У них феромоны. И вот если один муравей умрет, то на нем еще эти их феромоны остаются, и вся остальная братва с ним неделю балакает, прикиньте. Пока биохимия не выветрится. Думают, что живой. И наоборот, побрызгаешь на живого муравья запахом гнилья, как будто он уже разлагается, и все, конец ему. Несут на кладбище, – Николай засмеялся. – Он, бедняга, сопротивляется, убегает назад, в муравейник, а его снова хвать – и тащат хоронить. Ну вообще, да? Дают!
Пассажир, кажется, сообразивший, о чем речь, согласно закивал. Он продолжал сопеть, и рука его нервно сжимала модную куртку в районе груди.
Я не знал, что у муравьев есть кладбища.
Да у них, наверное, и тачки есть свои, я не удивлюсь, – хохотнул Николай. Он вдруг развеселился оттого, что без всякой мысли, вот так, с кондачка поймал пассажира. – А чего «убер»-то не взяли?
Убер-бубер… Чтобы меня выследили, куда я, откуда? Нет, с меня хватит.
Да кто за вами следит?
Но попутчик снова замкнулся и замолчал.
У каждого свои страхи, – задумался Николай вслух. – Некоторые боятся телефон дома забыть. У меня дочка такая. Даже название у этого есть. Забыл. Какая-то там фобия. Микробов боятся. Постареть. Кротов, самолетов, золота, слепоты. Заболеть раком, наступить на дерьмо. Жениться. Влюбиться. Пернуть на людях. Оказаться на сцене перед толпой. Врачей, тещу, собственного отражения в зеркале. Вшивости, радиации, СПИДа, террористов. Заснуть и не проснуться, обнаружить волос в тарелке с ужином. Клоунов, компьютеров, сквозняков. Неприятного запаха изо рта. Пустых залов. Тоннелей, высоты, воды, денег, лекарств. Нечистой силы…
Вы кем работаете? – неожиданно прервал его пассажир.
Я? В строительной фирме. А вы?
В строительной? – оживился мужчина. – В какой?
И вы, что ли? – Николай снова поправил зеркало, пытаясь поймать в нем лицо собеседника.
Но вместо ответа мужчина снова вглядывался в мокрую темень.
Как вы просили. Сейчас здесь по обходной проедем, а там – на Центральную.
Мужчина, кажется, стал успокаиваться. Он отвлекся от окна и произнес доверительно:
А насчет страхов… Я тоже телефона в последнее время бояться стал. Всюду глаза, понимаете?
Николай, кажется, понимал. Помутнение рассудка. Бред преследования. Эта, как ее, параноидальная шизофрения. Она прокрадывалась в город постепенно и теперь, кажется, душила каждого встречного-поперечного. Знакомые Николая все чаще во время беседы садились на свои мобильные, подложив их под теплые ягодицы, заклеивали видеоглазки ноутбуков изоляционной лентой, входили в Сеть на цыпочках, через анонимайзеры…
В уме у Николая воскресали смешные старые плакаты. «Не болтай у телефона, болтун – находка для шпиона». «Враг хитер, в нем зверина злоба – смотри в оба»… Теща прибежала из поликлиники возбужденная. Вскрылось, что склянки с мочой и калом пациентов отправлялись в коммерческую медлабораторию. И оттуда – якобы прямиком зарубежным агентам для какой-то чудовищной диверсии. Какой именно, никто не мог вразумительно объяснить, но лабораторию уже прочесывали люди из органов. А вся шумиха из-за одного случайного заявления куда следует. Бдительный гражданин. «Где бдительность есть, там врагу не пролезть»…
Николай еще раз прокрутил в голове по-птичьи растревоженные жесты тещи… Хорошо, ему далеко до пенсии. Гиблое дело. Гречка и черный хлеб. Вспомнился анекдот, услышанный вчера от Степана, коллеги по генподряду:
– Алло, внученька, дай мне телефончик, ну, где пенсию платят.
– Извините, международные переговоры не заказываем…»
Николай ржал, мымра Беляева косилась на них неодобрительно. Это, мол, на что вы такое намекаете.
С работой, кстати, Николаю повезло, устроился через друга. Отдел снабжения, крупные заказы от мэрии и правительства. Недавно сдавали ледовую арену для спортивного праздника. Мелькали камеры, колыхались красные ленточки, журчали пышные речи. Потом у арены потекла стена: не успели правильно залатать стыки. Все шишки – на субподрядчика… «Надо было, – шутил Степан, – делать как китайцы, когда они свою великую стену строили. Добавлять в цемент вареного риса».
Источник
Журнал Практической Психологии и Психоанализа
Комментарий: Данная статья была прочитана К. Хорни перед «Ассоциацией прогресса психоанализа» в феврале 1951 года, когда она находилась на пике своих творческих возможностей. В этой статье автор детализировала клинические вариации в выражении и осознании чувств оскорбления, и исследовала их источники и защиты против них. Согласно К. Хорни, чувство оскорбления является неотъемлемой частью экстернализованного образа жизни, при котором внутренние процессы переживаются как происходящие вне «Я», и является всеобъемлющей защитой от столкновения с самим собой и со своими проблемами. В.В. Старовойтов, кфн, снс ИФ РАН
Говоря о чувстве оскорбления, я подразумеваю невротический феномен, который хорошо известен психоаналитикам во всех его многочисленных аспектах. Пациенты могут вспоминать о том вреде, который нанесли им прежние психотерапевты, другие врачи, их начальник, жена или друзья, и, ретроспективно припоминая свою прежнюю жизнь, их родители. Более завуалировано выраженным образом, они могут также ощущать себя жертвами социальных институтов или судьбы в целом.
Характерное содержание подобных жалоб может быть каким угодно. Может делаться акцент на общую несправедливость судьбы. Кроме того, пациент может быть убежден в том, что любому другому человеку живется лучше, чем ему. Другие люди находят лучшую работу; оплата их труда возрастает; их часы всегда показывают точное время, их автомобили никогда не нуждаются в ремонте, их огорчения незначительны. Более специфическим образом, акцент может делаться на совершенной в отношении них несправедливости. Он, пациент, был сотрудничающим, продуктивным, полезным, понимающим; он, в действительности, сделал больше того, что от него требовалось, однако с ним поступили несправедливо. Другие люди не смогли быть благодарными, не смогли ему помочь, проявить к нему уважение, или даже показали минимум порядочности. Акцент может делаться на то, что другие люди критикуют и обвиняют его, приписывая ему побуждения, которые ему абсолютно чужды. Он может полагать, что его эксплуатируют и обманывают. Каждый человек от него чего-то хочет, или же, в действительности, ожидает от него чего-то невозможного, и заставляет его ощущать вину, если он не соответствует подобным ожиданиям. Акцент может делаться на то, что другие люди его расстраивают: «Они» его огорчают, подавляют; они уничтожают любую его возможную радость; они воздвигают любые возможные препятствия на пути его достижений или его карьеры. Они завидуют любому его превосходству или любому его продвижению. Они его унижают, третируют, презирают, игнорируют. Они его предают и обманывают. От подобного состояния лишь тонкие переходы ведут к состоянию параноидального психотика, который полагает, что за ним следят, подвергают его жизнь опасности, преследуют его или безвозвратно губят.
По мере того как невротический пациент мало-помалу рассказывает об этих переживаниях, нас поражает не столько их содержание, сколько их частая повторяемость и интенсивность. У всех нас не только могли иметь место, но, в действительности, на самом деле имелись схожие переживания. Нас всех использовали в качестве средств для достижения некоторой цели. Нас всех обманывали или разочаровывали. У всех нас без исключения имели место несчастливые переживания в раннем детстве, которые были болезненными и оставили свои следы. Другими словами, подобные переживания, по-видимому, относятся к такому человеческому страданию, которое мы должны терпеть и принимать. И они могут помогать нам становиться более проницательными, более терпимыми, и могут помогать нам развивать большее сочувствие к страданиям других людей.
Чем в большей мере человек пойман в ловушку нерешенных внутренних конфликтов, тем в большей степени эти переживания изменяются в количественном и качественном отношении. Вообще говоря, их главное отличие заключается в разнице между внешней провокацией (реальные оскорбления, обиды, и т.п.) и эмоциональными откликами. Начнем с того, что невротик часто вызывает к себе невнимательное или оскорбительное отношение со стороны других людей своим поведением, не осознавая этого. Он может быть столь навязчиво угодливым, полезным и покладистым, что невольно побуждает других людей злоупотреблять таким его отношением. Он может отдалять от себя других людей своей раздражительностью и заносчивостью, не осознавая своего вызывающего поведения. Он может лишь переживать по поводу того, что они абсолютно незаслуженно отвергают или третируют его. Один этот фактор делает частоту реального оскорбления большей, чем это имеет место у относительно здорового человека.
Несоразмерные отклики
Кроме того, эмоциональные отклики пациента на реальные проступки или неудачи абсолютно несоразмерны. Из-за своих иррациональных притязаний, требований к себе, из-за своей невротической гордости, испытываемого к себе презрения и обвинений в свой адрес, он столь широко уязвим, что более часто и более глубоко чувствует оскорбления. Незначительные происшествия, такие как высказываемые в его адрес просьбы, отказ друзей принять его приглашение, несогласие с его желаниями или мнениями воспринимаются как крупные трагедии.
Наконец, даже когда извне не исходит никакой особой провокации, даже обладая вполне обоснованным знанием о том, что его жизненная ситуация благоприятна, он, тем не менее, может чувствовать себя оскорбленным. Он станет затем тонкими и явными способами – неосознанно – искажать текущее состояние дел и немного его передергивать, так что, в конечном счете, станет представлять себя жертвой. Это наблюдение указывает на то, что чувство оскорбления является не только субъективным откликом пациента на существующие жизненные трудности. Вдобавок к этому, оно побуждается некоторой внутренней необходимостью, которая непреодолимым образом подталкивает его к тому, чтобы воспринимать жизнь подобным образом.
Суммарное воздействие этих факторов часто порождает смутное чувство оскорбления. Когда я говорю подобным образом о чувстве оскорбления, я имею в виду достаточно прочно укоренившееся в человеке представление о том, что он – жертва. Данное чувство оскорбления, которое по своей величине и интенсивности превышает и количественно несоразмерно любым реальным провокациям, может стать способом восприятия жизни.
Все эти различные чувства по поводу несправедливого к себе отношения проистекают от разных связанных с индивидом причин и должны устанавливаться индивидуально. Например, невротик столь легко чувствует оскорбление, нанесенное ему аналитиком, или кем-либо еще, потому что постоянно обвиняет себя, не зная об этом; или, во всяком случае, не осознает величину и интенсивность своих самообвинений. Или же, он легко восприимчив к оскорблениям, потому что из-за своей ненасытной потребности в признании воспринимает всё, не достигающее несомненного согласия или восхищения, как оскорбление. Он столь легко ощущает, что другие люди используют его в своих интересах, потому что сам столь мало осознает собственные желания или мнения, и неослабно побуждается к действию собственными требованиями по отношению к себе. Все эти индивидуальные связи должны быть установлены и проработаны в аналитической терапии. Однако столь же важно видеть всю картину в целом, потому что лишь таким образом – как мы это вскоре увидим – мы сможем понять общую основу его чувства оскорбления или восприятия себя жертвой. Такова та причина, по которой я в данной статье не обращаю внимания на индивидуальные причины, и собрала вместе под заголовком «Чувство оскорбления» все рассмотренные выше типы переживаний.
Неосознанность чувства оскорбления
Осознание чувства оскорбления подвержено изменениям, что само по себе достаточно удивительно. Какими бы ни могли быть условия, основания и функции для переживания чувства оскорбления, при этом всегда наличествует функция заставить других людей, или обстоятельства, нести ответственность за то, что идет не так в собственной жизни. Это влечет за собой неосознаваемую заинтересованность в том, чтобы подчеркивать свое оскорбление, и ведет нас к ожиданию, что подобное переживание оскорбления всегда будет осознанным. Однако это не всегда так, потому что у человека могут также иметься веские причины не осознавать чувство оскорбления. Нижеследующие три основные причины могут препятствовать осознанию.
Так как чувство оскорбления всегда вызывает негодование, человек может бояться испытывать оскорбление из-за его разрушительного воздействия на человеческие взаимоотношения, и поэтому может быть склонен держать это чувство вне осознания. Таким образом, неосознаваемая заинтересованность в подобных случаях заключается не в подавлении переживания чувства оскорбления как такового, а в сдвиге причин для негодования.
В других случаях, гордость собственной неуязвимостью и стойкостью приводит людей к подавлению переживания чувства оскорбления. Ничто не должно происходить – и поэтому не происходит – что не было бы им самим начато или же ни находилось под его контролем.
Третья причина заключается в гордости своей стойкостью. Они должны быть столь сильными – и поэтому являются столь сильными – что никто и ничто не может нанести им вред. Они должны быть способны все переносить. Они должны обладать спокойной безмятежностью Будды. И наоборот, само чувство оскорбления, обиды, унижения, отвержения является ударом по их гордости и поэтому склонно подавляться.
Вариации в отношениях
Отношения к чувству оскорбления, или к эмоциональным откликам на это чувство, также разнятся. Люди с доминирующей наклонностью держаться в тени склонны подавлять возникающее в результате оскорбления чувство негодования и развивать более или менее скрытное чувство гордости от страдания под гнетом общества, члены которого в моральном отношении хуже них. Преобладающе агрессивные и несдержанные люди, хотя они не склонны признаваться в том, что испытывают чувства оскорбления, склонны реагировать явно выраженным гневом, моральным негодованием и мстительностью. Преимущественно отчужденный человек склонен развивать философское, отстраненное отношение к чувству оскорбления. Он воспринимает как нечто само собой разумеющееся, что людям нельзя доверять, и отходит от контактов с ними.
Несмотря на эти вариации в осознании и реагировании, у самого чувства оскорбления имеются некоторые характерные черты, которые всегда наличествуют: Оскорбление воспринимается как подлинное.
Оно идет вкупе с чувством, что ты не только жертва, но также невинная жертва.
Оно влечет за собой чувство: «Это происходит со мной».
Оскорбление воспринимается как подлинное: Люди несправедливые, неблагодарные, осуждающие, предъявляющие претензии, вероломные, и поэтому чувство оскорбления пациента является абсолютно нормальным откликом. Он будет подробно останавливаться на тех ситуациях, в которых ему был нанесен реальный вред, либо в детские годы, либо позднее. Он склонен сохранять подобное отношение, даже хотя может во многих связанных с ним инцидентах понимать, что ранимость его гордости или экстернализация его самообвинений были основными факторами, вызвавшими чувство оскорбления, причиненное ему другими людьми. Однако подобные изолированные понимания могут мало что сделать для подрыва данного феномена. Они все еще оставляют его с чувством того, что, в общем, он является жертвой других людей или обстоятельств. В действительности, на этот счет между пациентом и аналитиком продолжается молчаливая битва: аналитик подчеркивает субъективные факторы; пациент всегда во многих версиях подчеркивает полнейшую реальность оскорбления. Он может, в лучшем случае, признать, что его реакции на несправедливое обращение чрезмерно резкие.
Сам факт подобной борьбы против противоположных его утверждениям свидетельств позволяет высказать предположение, что у пациента должен наличествовать сильный неосознаваемый интерес воспринимать источники оскорбления как внешние, нежели чем как внутренние.
Он – невинная жертва. В более или менее сформулированных или трудно уловимых формах, пациент будет подчеркивать, сколь незаслуженны все те несчастья, которые выпали на его долю. Его собственная добродетель и праведность, его чистота, доброта, справедливость, предстают перед ним в разительном контрасте с теми страданиями, которые причиняют ему другие люди или судьба.
Пассивность и оскорбление
«Это происходит со мной». Пациент воспринимает себя как пассивного получателя несправедливостей, совершаемых в отношении него. Пассивность в данном контексте не всегда означает акцент на его беспомощности. Как известно, экспансивные «типы» питают отвращение к любому признанию беспомощности. Они могут быть полны решимости воспрепятствовать, посредством своей бдительности или планирования, проникновению какого-либо вреда. Или же, они могут быть крайне активными в том, чтобы покарать всякого, кто причиняет им боль. Общий скрытый смысл подчеркиваемой здесь пассивности относится, скорее, к чувству данного человека, что те оскорбления, которые он претерпевает, никак не связаны с его личностью, что они обрушиваются на него подобно ливням, холоду или жаре. Одним из результатов такого его отношения будет то, что его основные энергии могут быть вовлечены в борьбу с этими внешними враждебными силами, отражая их удары, умиротворяя их, или уходя от их воздействия.
Импликации для терапии
Имея в виду терапевтическую цель преодолеть отчуждение пациентов от самих себя, аналитик будет пытаться им показать, в сколь большой мере их гордость, их притязания, их самообвинения, их презрение к себе, их самофрустрирование и т.д. ответственны за такое их восприятие жизни, которое мы ранее описали. Однако подобные попытки, хотя они предпринимаются осознанно, часто сталкиваются с трудностями. Их жалобы могут перестать выражаться открытым образом, однако пациенты продолжают ощущать настороженность, мстительность, полагая, что их принуждают к ложному умиротворению. Я считаю, что эти трудности обусловлены недостаточным пониманием данного феномена в целом.
У аналитика нет никаких сомнений в том, что те индивидуальные связи, которые он открывает, между субъективными факторами в пациенте и его чувствами оскорбления, действительно имеют место. Что еще более важно, так это то, что пациент также не испытывает каких-либо сомнений в их обоснованности. Однако пациент не испытывает воздействие этих факторов. Он может, в действительности, не испытывать многое из того, что происходит внутри него. Он может, например, осознать, что его чувство оскорбления могло быть результатом лишь его собственной гордости или иррациональных притязаний, или, что его чувство того, что его ни во что не ставят и презирают, могло быть результатом лишь его презрения к себе. Однако до тех пор, пока он не испытывает своих притязаний или презрения к себе, эти объяснения могут оставаться для него пробными умозаключениями, которые, конечно же, вряд ли обладают сколь либо значимым весом. Если аналитик ошибочно принимает подобные интеллектуальные согласия за реальное их принятие пациентом, он, с каждым последующим шагом, будет все глубже увязать в зыбучем песке.
Пациент может вовсе не воспринимать себя активным фактором в собственной жизни. Он живет таким образом, как если бы его жизнь определялась внешними силами. В то время как, с одной стороны, имеет место нехватка внутренних переживаний, которая часто проявляет себя в физическом чувстве пустоты или в компульсивном чувстве голода, его миросозерцание и энергии, с другой стороны, целиком направляются извне. Хотя на сознательном уровне он может быть убежден в том, что ад и рай находятся внутри нас, он так не чувствует и не живет. На более глубоком уровне его бытия, всё добро и зло представляются приходящими извне. Он ожидает решения своих проблем или осуществления своих чаяний через изменение внешних факторов: через любовь, общество, успех, власть, престиж. Так как он не обладает никаким реальным осознанием собственной ценности, утверждение себя может приходить лишь через одобрение или признание со стороны других людей. До тех пор, пока его интерес направляется, таким образом, извне, он не может, несмотря на все свои самые лучшие намерения, интересоваться преодолением собственных затруднений, но должен, главным образом, интересоваться тем, что думают о нем другие люди, или тем, как ими манипулировать. В данном контексте не имеет значения, осуществляется ли подобная манипуляция посредством обаяния, умиротворения, произведения впечатления, запугивания или доминирования.
Глядение вовне, а не внутрь себя
Также, до тех пор, пока он не испытывает собственных чувств, собственных мыслей, собственных действий, он, по всей видимости, не может чувствовать ответственность за себя или за свою жизнь. Какие бы трудности ни возникали, они могут быть вызваны лишь другими людьми. «Они» продолжают его подавлять, не обращать на него внимания, использовать его в своих интересах, принуждать его к чему-либо. Поэтому его энергии должны быть направлены вовне не только для получения блага, но также для отражения зла или для мести другим людям. Для аналитика важно понимать, что пациент может экстернализовать не только тот или другой внутренний фактор, но что весь его образ жизни является экстернализованным бытием. Как это кратко выразил один пациент: «Он смотрит вовне, а не внутрь себя».
Когда мы понимаем всю степень такого экстернализованного бытия, со всеми его скрытыми смыслами, тогда становится ясно, что чувство оскорбления – лишь неотъемлемая часть такой жизни. Для терапии это означает, что мы не можем надеяться продвинуться далеко вперед посредством анализа индивидуальных инцидентов, породивших чувство оскорбления, прежде чем мы раскроем его экстернализованную жизнь как таковую.
Мы должны рассматривать подобную экстернализованную жизнь с двух ракурсов. Как следует из моего описания экстернализованной жизни, она является результатом нехватки внутренних переживаний, утраты чувства центра тяжести в себе, и отсутствия восприятия себя определяющим фактором в собственной жизни. Короче говоря, она – один из результатов отчуждения от самого себя. Но она – не только результат. Она также приобретает функцию. Она становится эффективным средством предотвращения какого-либо столкновения человека со своими проблемами или даже какого-либо желания это сделать. Экстернализованная жизнь, другими словами, становится центробежной жизнью, характеризуемой активными и часто неистовыми убеганиями от самого себя. Чем в большей степени человек акцентирует в своей голове внимание на реальном существовании несправедливости, мошенничества или жестокости у других людей, тем более эффективным образом он может избегать смотреть в лицо собственной уязвимости, тирании собственных требований в отношении себя, безжалостности самообвинений в свой адрес; тем в большей степени ответственность за самого себя становится, в его голове, бессмысленным делом.
В этом смысле, чувство оскорбления становится всеобъемлющей защитой против откровенного признания какого-либо внутреннего невротического влечения или конфликта.
Такова та причина, по которой невротик не только воспринимает себя как жертву, но и чувствует, что его непреодолимо влечет в этом направлении. Другими словами, он не только легко склонен чувствовать оскорбление вследствие многих факторов в его внутренней структуре личности, но у него, также, наличествует определенная неосознаваемая заинтересованность в том, чтобы придавать особое значение и преувеличивать подобные «оскорбления». Вот почему чувство оскорбления пациента является такой сложной смесью фактов и фантазии. Имеется реальное оскорбление, навлеченное на себя или нежданное. И также наличествует оскорбление, сфабрикованное его воображением, которое представляется страдающему от нее человеку столь же реальным, как и стол, за который он может крепко держаться руками. Такое оскорбление может вызывать чрезмерное страдание, несоизмеримое с вызвавшей ее провокацией – и может лишь слегка осознаваться, хотя будет наполнять более глубинные слои его психики. Видоизменяя слова Вольтера о существовании Бога, можно сказать: если бы не было оскорбления, пациенту следовало бы его выдумать.
В определенных фазах аналитической терапии мы можем заметить и быстро раскрыть эту защитную функцию чувства оскорбления. Однако после того как данная склонность в некоторой степени идет на спад, она внезапно может возникнуть вновь, игнорируя при этом всякие доводы разума. Пациент может продуцировать одну ассоциацию за другой относительно тех несправедливостей, которым он подвергся, или может быть охвачен громадной волной мстительности, порожденной огромным чувством оскорбления. Все эти жалобы или вспышки ярости, далее, могут быть легко рассеяны простым вопросом: «Не подошли ли вы близко к тому, чтобы смотреть в лицо некоторой проблеме в самом себе, и не пытаетесь ли вы отвратить это осознание?»
Защита против узнавания
Пациенты, которые знакомы с этой защитной функцией, могут сами быстро понимать любое возникновение чувства оскорбления. Вместо того чтобы тратить длительное время на подтверждение упреков в адрес других людей, они могут воспринимать их в качестве сигнала, указывающего на потребность избегать осознания некоторой своей проявляющейся проблемы. И, наоборот, до тех пор, пока пациент все еще не осознал эту защитную функцию чувства оскорбления, он будет резко возмущаться против несправедливого навязывания ему какого-либо предложения провести самоанализ. Он – человек, который раздражен действиями босса, жены, своих друзей, так почему же он должен, вдобавок ко всем этим совершаемым в отношении него несправедливостям, проходить через унизительный процесс самоанализа и изменения? Такова реакция, которая снова показывает присущее ему отсутствие интереса к избавлению от собственных трудностей. Однако он может быть неспособен испытывать или выражать подобную реакцию негодования аналитику и в отношении всей аналитической процедуры. Но под давлением необходимости быть разумным и успокоенным, он может скрывать свое негодование за вежливым интеллектуальным интересом к предположениям аналитика. Неизбежным результатом всего этого будет то, что он ничему не учится и не происходит никаких изменений!
Когда, таким образом, мы воспринимаем чувство оскорбления как выражение центробежной жизни и всеобъемлющую защиту пациента от того, чтобы смотреть в лицо собственным проблемам и нести за них ответственность, данный феномен приобретает критическую значимость в невротическом процессе и в аналитической терапии. Чувство оскорбления, действительно, является одним из главных факторов в сохранении невротических отношений. Оно подобно тяжелой стальной двери, которая блокирует доступ к узнаванию внутренних проблем. Однако когда чувство оскорбления в достаточной степени проанализировано, оно, также, является воротами, делающими возможным приближение к собственным внутренним проблемам.
Помогает ли описанный выше анализ чувства оскорбления немедленно? В некоторых отношениях его терапевтический эффект заметно благотворен. Он действительно улучшает человеческие взаимоотношения пациента. Пациент на самом деле может устанавливать более хорошие отношения с другими людьми, в такой степени, что понимает, что они, по всей видимости, не могут дать ему то, что может быть сделано лишь им самим, и что он не может делать других людей ответственными за те вещи, за которые он один несет ответственность.
В той мере, в какой он ощущает себя ответственным фактором в собственной жизни, его чувство «Я» также становится сильнее. Даже хотя откровенное признание своих трудностей болезненно, пациент, тем не менее, приобретает большее чувство цельности и жизненности. И так как он становится менее поглощен тем, каковы другие люди, что они делают, или не делают, он может в большей степени направлять свой интерес и свои энергии на себя и использовать их для конструктивного самоанализа.
Испытывание трудностей
С другой стороны, сам процесс более близкого приближения к себе влечет за собой период, чреватый мучительными переживаниями и расстройствами. Было бы неправдой сказать о том, что пациент лишь теперь начинает сознавать свои трудности. Он уже ранее понимал многие из них. Но он воспринимал их, как это имело место, как возможности, как предположения, которые, возможно, но не на самом деле, имеют отношение к его жизни. Теперь он начинает их испытывать, и это приводит в движение все его всё ещё существующие потребности в их оправдании или осуждении, с тем результатом, что он чувствует себя более разделенным на части, чем когда-либо ранее. Эта внутренняя борьба может утихать лишь постепенно, по мере возрастания его интереса к тому, каков он на самом деле, и по мере ослабления фокуса его внимания на том, каким он должен быть. В то же самое время, проявляется его реальное Я, и ему приходится защищать его от нападок со стороны системы гордости. Всё это означает, что симптоматическая картина может временами ухудшаться. Говоря простым языком, пациент может время от времени чувствовать себя хуже, чем прежде. Тем не менее, такие расстройства конструктивны, так как являются выражением движений в конструктивном направлении, в направлении к нахождению себя и к самореализации.
Если, напротив, чувство оскорбления не анализируется достаточным образом, склонен страдать терапевтический процесс. Хотя пациент может предпринимать усилия с целью понимания своих проблем, эти попытки склонны быть незаинтересованными. Короче говоря, мы можем сказать, что никто не может себя найти, если продолжает убегать от самого себя. Пациент, по всей видимости, не может испытывать интерес к себе и к прояснению своих трудностей до тех пор, пока он – сознательно или неосознанно – делает внешние факторы ответственными за них. Он станет использовать любые поверхностные инсайты, которые получает о себе, для понимания, манипуляции или изменения других людей. Кроме того, он склонен неосознанно негодовать на то, что ему одному следует претерпевать изменения, так как, по его мнению, как раз другие люди делают его жизнь трудной. Анализ, таким образом, склонен откладываться и двигаться по кругу до тех пор, пока аналитик ни осознает, что те изменения, которые могут происходить в пациенте, значительно меньше затрачиваемых усилий, потому что некие невидимые силы препятствуют укоренению пониманий. В попытке прояснения этих невидимых сил, аналитик все еще способен добраться до их истоков, однако потеряно много драгоценного времени.
Или же, анализанд мог достичь достаточного понимания определенных аспектов себя, особенно в его взаимоотношениях с другими людьми, с тем результатом, что они улучшаются. В таком случае, анализ может иссякать по мере уменьшения очевидных проблем у пациента. Пациент может быть вполне доволен тем, что дал ему анализ и решает его прекратить. Его побудительная причина прийти к согласию с самим собой ради более продуктивной жизни недостаточно велика, когда он более не чувствует себя подгоняемым кнутом явно выраженных расстройств.
Возрастание ненависти к себе
Наконец, деструктивность пациента может выйти из подчинения. Он может осуществить определенный поворот к ухудшению, становясь всё более открыто мстительным в отношении других людей и более самодеструктивным. Возросшая мстительность по отношению к другим людям не может быть объяснена простым образом на основании возрастающей способности пациента чувствовать и выражать её. Главная опасность ускорения такого неблагоприятного исхода лежит в возрастании ненависти к себе, часто едва ощутимой, однако устойчивой и безжалостной. В течение некоторого времени анализ, казалось, идет достаточно удовлетворительно. Пациент кажется достигающим всё более и более глубокого проникновения в глубь своей невротической структуры. Он также кажется всё более способным справляться со многими ситуациями. Аналитик чувствует, тем не менее, что он находится на зыбкой почве. Пациент кажется стремящимся к знанию относительно немногих вещей на свой счет, однако его пониманиям недостает глубины. Он не доводит до конца любые связи, которые схватывает. Его эмоциональная жизнь продолжает оставаться достаточно бессодержательной. Его связь с аналитиком не становится прочной, а его склонность к экстернализации уменьшается лишь немного, хотя пациент может быть более осторожен в её выражении. Он продолжает воспринимать интерпретации в качестве обвинений, и склонен автоматически себя оправдывать.
Среди тех факторов, которые пациент усматривал в себе, также наличествуют некоторые источники чувства оскорбления: его гордость, его иррациональные притязания, его страх упреков в свой адрес и вытекающая из него склонность перекладывать вину на других людей, его потребность использовать других людей в качестве козлов отпущения за то, что он не отвечает требованиям своих внутренних предписаний. И с такими осознаниями чувство оскорбления также, по-видимому, идет на спад.
Экстернализация жестокого поношения себя
Однако по мере продолжения анализа защиты пациента начинают ослабляться и некоторые из его проблем начинают им осознаваться. Он начинает понимать, что некоторые из его проблем, это не просто некая придуманная конструкция, а действительный факт, и реагирует на такое возрастающее осознание увеличением ненависти к себе в той или другой форме – самоосуждением, презрением к себе, самодеструкцией. Этот процесс, хотя и болезненный, не опасен, если ранее пациент развил достаточно конструктивный интерес к себе, который помогает удерживать здоровую перспективу, когда он подвергается нападкам ненависти к себе. Если, однако, подобный интерес не был развит, тогда пациенту нечего противопоставить воздействию ненависти к себе, и тогда ему грозит полный коллапс или полная дезинтеграция. В этот момент, та часть его чувства оскорбления, которая является, коротко говоря, экстернализацией поношения себя, выходит на передний план. Он может ополчиться на других людей – включая, конечно же, аналитика – с более или менее яростно выраженной мстительностью. Этот процесс, который был описан как простой и довольно механический «поворот агрессии вовне», является отчаянной попыткой со стороны пациента делать других людей – а не себя – злодеями. Они – а не он – заслуживают любого наказания, которое только можно себе представить, поражения и уничтожения. Однако ему обычно не удается отвратить ненависть к себе, а, напротив, он пойман в порочный круг. Его возросшая мстительность в отношении других людей склонна приводить к возрастанию его ненависти к себе, которую он столь хотел ослабить. Возникающее в результате внутреннее смятение вызывает у него панику, и пациент может прервать анализ в состоянии паники. Даже на этой стадии, если она не слишком далеко продвинулась, пациент не является недоступным. У аналитика все еще есть шанс спасти ситуацию при условии, что он чуток к ухудшению отношения пациента к себе и к возрастанию мстительности пациента в целом. В проработке данной ситуации аналитик должен быть крайне осторожным, чтобы избегать чего-либо, что может восприниматься пациентом как обвинение. Наилучший способ вести себя в подобной ситуации состоит в том, чтобы не оценивать поведение пациента по внешнему виду, то есть как ответную враждебность, а воспринимать его поведение как выражение внутреннего душевного страдания, вызванного, в конечном счете, его экстернализованной жизнью. Если, с другой стороны, ненависть к себе и мстительность возрастают в невыносимой степени, очень велика опасность психотических эпизодов и попыток самоубийства.
Чувство оскорбления играет более значимую роль в терапии, чем это обычно предполагается. Даже если этот феномен не очевиден, аналитику важно быть бдительным к любым знакам возникновения чувства оскорбления, особенно в каждом случае всепроникающей склонности к экстернализации. Или, даже еще более общим образом, в каждом случае нехватки внутренних переживаний вследствие экстернализации и центробежной жизни. Остается необходимо – в подходящее время – прослеживать все индивидуальные связи к их внутрипсихическим факторам. Однако аналитик должен понимать, что эти связи не могут иметь для пациента большого значения до тех пор, пока он отрезан от своих внутренних переживаний. До тех пор, пока он их не чувствует, вся область внутренних переживаний остается для него жуткой, непонятной, мистической. Поэтому преждевременное объяснение действия интрапсихических факторов является пустой тратой времени. Когда обнаруживается чувство оскорбления, аналитик должен переходить от него к раскрытию всех аспектов экстернализованной жизни, то есть к тем способам, какими пациент движим в направлении к людям, от них и против них. Терапевтическим результатом данного шага является ослабление отчуждения от собственного Я. По мере того как пациент постепенно осознаёт, как ощущение им собственной ценности, своих надежд, забот, негодований и действий определяется другими людьми или внешними ему факторами, он начинает задаваться вопросом о том, где же находится он сам. Он поражается тому, в сколь малой степени он наличествует в собственной жизни, в сколь малой степени он является капитаном на своем корабле. Такое удивление является началом интереса к себе и к поиску себя.
Резюме
Для суммирования феномена чувства оскорбления важно понимать как многообразие его содержания, формы и индивидуальных источников, так и его единство, скрываемое за подобным многообразием. Это единство попадает в фокус нашего внимания лишь тогда, когда мы соединяем вместе все многочисленные выражения чувства оскорбления, и на некоторое время не обращаем внимания на их особые источники в невротической структуре. Лишь когда мы воспринимаем этот феномен как единое целое, мы понимаем, что он является неотъемлемой частью всего способа проживания своей жизни внешним для себя образом. Лишь тогда мы осознаём, что он является всеобъемлющей защитой от столкновения с самим собой и со своими проблемами.
Перевод с английского В.В.Старовойтова
Источник