Мы высоко духовны когда чувствуем
А после Лермонтова и Блока был Стендаль. Я помню, что его книгу «Красное и черное» читал взахлеб, а потом меня вдруг потянуло перечитать ту страницу, где Жюльен Сорель решает: коснуться или не коснуться руки мадам Реналь.
Почему потянуло перечитать? Потому, наверное, что я почувствовал: это была минута, когда решалась судьба героя, и начал понимать самое существенное — любое наше действие имеет отношение к судьбе мира, ибо судьба Жюльена Сореля отражала судьбу мира, судьбу века. И когда я перечитал эту страницу, мне захотелось через час опять к ней вернуться. И я перечитывал ее потом много раз.
Я ее перечитываю всю жизнь, потому что разнообразие, тонкость, сложность, красота и игра человеческих отношений, выраженные в одном жесте, обрисованы, угаданы Стендалем гениально и гениально соотнесены с жизнью мира, века, человечества.
Но вернемся к Петрарке, к его высокой болезни («Я болен книгами…» — писал он). Однажды, роясь в старой монастырской библиотеке, он разлепил сырые, одряхлевшие листы и понял, что перед ним письма Цицерона, о которых думали, что они потеряны. Он испытал ни с чем не сравнимую радость, величайшее потрясение. Он узнал, узнал в этих старых-старых, полуистлевших листах «божественного Цицерона».
Сегодня, чтобы достать эти письма, стоит пойти в соседнюю библиотеку или найти нужный том в собственном шкафу. Можно не путешествовать, не рыться в архивах — сегодня Цицерон, да и сам Петрарка, у нас под рукой. Но не стоит забывать: потребовались века и тысячелетия, чтобы это богатство стало общедоступным, «обыденным». Забудешь — оно перестанет быть богатством, и сам станешь беднее на миллионы жизней.
Наивно надеяться, что тебе удастся сегодня найти, узнать утраченную рукопись великого писателя. Но можно найти, узнать человека. И испытать не меньшее потрясение, чем то, что ощутил Петрарка в старой монастырской библиотеке.
Возвращаясь к великим книгам, мы часто по-новому воспринимаем то, что уже читали, потому что в нас самих все время меняется, углубляется, усложняется понимание человека.
Хороший читатель — соавтор писателя. Его духовная жизнь, соприкасаясь с миром Пушкина, Стендаля или Толстого, окрыляется, и он видит то, чего не видел раньше. А ведь ради этого и работает писатель. Чтобы научить видеть.
Я написал сейчас «духовная жизнь». А доступна ли она любому человеку? А если доступна, то почему редки люди, создающие нечто великое в искусстве или науке? Разве духовная жизнь не должна непременно рождать великие ценности? А если должна, то она, видимо, удел избранных…
Подумаем о великом и обыкновенном, подумаем с «Войной и миром» в руках, стараясь быть соавторами Толстого.
Вот Николай Ростов после несчастливой игры в карты с Дороховым, выигравшим у него целое состояние — сорок три тысячи, возвращается в отчаянии домой. А дома поет Наташа.
Николай Ростов не отличается ни явственной духовностью Андрея Болконского, ни живой изменчивостью души Наташи, ни оригинальностью ума и сердца Пьера Безухова. Это самый «обыкновенный» человек — обыкновеннее, пожалуй, любого из нас. И вот пение Наташи захватывает его настолько, что в мире существует лишь ее голос. Вот оно, настоящее, думает Николай, забыв Дорохова, карты, деньги…
И тут ожидает нас у Толстого нечто изумительное, абсолютно чудесное.
Весь мир сосредоточился для Николая в ожидании новой ноты, новой фразы. «Как она этот si возьмет… Слава богу».
И Николай, «не замечая того, что поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты». «Боже мой! как хорошо! неужели это я взял? как счастливо!» — подумал он. «Неужели это я?!» «Обыкновенный» Николай Ростов вдруг совершает нечто удивительное, становится талантливее ярко-талантливой Наташи. «Неужели это я?!»
Думаю, у любого из нас должна быть в жизни минута, когда мы становимся талантливей человека, создавшего то, чем мы восхищаемся. Талантливее Рембрандта, Моцарта, Лермонтова. И это ничуть не умаляет великих, напротив, ведь именно они и помогли нам достигнуть фантастической высоты. И ничего, что это лишь минута, не больше. И ничего, что она может уже никогда не повториться, и ничего, что после нее мы не создадим великого романа или великой симфонии; даже одна-единственная, подобная минута («неужели это я?!») делает нас лучше, чище, духовнее.
Формы духовной жизни, как и формы творчества, бесконечно разнообразны. Духовная жизнь — это общение с людьми, искусством, с осенним лесом и с самими собой. Мы духовны, когда беседуем о чем-то дорогом с товарищем, доверяя его уму и сердцу, и когда после сомнений и колебаний жертвуем чем-то дорогим ради общего дела. Мы духовны, когда улыбаемся человеку, чувствуя, что он одинок, и когда наслаждаемся тишиной вечерних полей. Мы высоко духовны, когда чувствуем бесценность жизни и хотим оставить в мире скромный отпечаток собственной личности. Мы духовны, когда наше сердце бьется быстрее перед статуей Микеланджело или картиной Ватто, когда повторяем про себя строки Пушкина и Блока, и когда ощущаем в себе самих что-то родственное этим статуям, этим картинам, этим строкам. И мы духовны, когда, перечитывая любимый том, понимаем его по-новому.
А сейчас мне хочется вернуться к главе, когда несчастный Николай услышал пение Наташи, вернуться для того, чтобы рассказать о том, что я в ней по-новому понял, перечитывая роман в последний раз.
Вдруг, как писали в старину, «с очей моих стаял снег», я увидел то, чего раньше не замечал. Пение Наташи и Николая (ведь и он поет!) занимает в романе совершенно особое место, оно помещено Толстым в один из наивысших моментов размышлений (и героев, и его собственных) о жизни, о ее смысле. Раньше я не то чтобы отрывал эту главу от того, что было до и будет после, а воспринимал, возможно в силу особой ее яркости, несколько обособленно. А тут воспринял в единстве. До нее показан быт той жизни, карты, балы, кутежи (тогда были карты и балы, сейчас футбол или увлечение поп-музыкой), показано то, что Толстой называл «сном жизни», забвение себя, лучшего в себе. А после нее показан Безухов, который по дороге из Москвы в Питер оказывается в Торжке, и нет лошадей, и он не может ехать дальше. И вот Пьер задумывается о самом существенном в жизни, и задумывается настолько сосредоточенно, что ему становится безразлично, дадут в конце концов лошадей или нет, день он будет на этой станции или всю жизнь.
Он задает себе вопросы: что такое добро и что такое зло? Что такое жизнь и что такое счастье? Что такое бессмертие? Его начинает волновать не только собственный духовный мир, но и душа человека, который раньше для него не существовал, хотя он видел его не раз по дороге из Москвы в Петербург. Душа станционного смотрителя в Торжке. Он начинает думать о нем, о его жизни. Он видит, узнает в нем человека. И думает, думает…
«Что дурно? Что хорошо? Что надо любить? Что ненавидеть? Для чего жить и что такое я?»
«Неужели это я?!» — восклицал про себя Николай Ростов. «Что такое я?» — задает себе вопрос Пьер.
А Наташа поет, и пение ее затрагивает что-то лучшее в душах людей, потому что в этом пении — и если говорить шире: в искусстве — выражено лучшее, что заложено в человеке.
Источник
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Избранное
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Евгений Михайлович Богат
«Чувствовать себя в человечестве»
В 1967 году журнал «Искатель» опубликовал философскую повесть Е. М. Богата (1923–1985) под названием «Четвертый лист пергамента». Сюжет ее был сугубо фантастическим, однако к теме этих заметок он имеет самое реальное отношение.
Повесть обратила на себя внимание читателей и критики — не только серьезностью общечеловеческих проблем, которые поднимал ее автор, но и своеобразием художественной композиции, удивительной пластикой языка, осязаемостью слова.
…В памяти остался завораживающе зримый образ города далекого Средневековья, где, пробивая облака, словно вырываясь к звездам из тусклой обыденности, на пути к другим, неведомым мирам возвышался, парил Собор. Творение гениального архитектора XIII века, на многие столетия обогнавшего время, отведенное ему на земле… А правил городом, где больше всего боялись нового и доброго, некто епископ Сванг. Злая воля, облаченная в материальную оболочку.
Владелец диковинного изумруда, Сванг высматривал сквозь волшебные грани характер и будущую судьбу каждого новорожденного. И если видел эту судьбу талантливой, крупной, — то на личико младенца надевали плотную маску из телячьей кожи: ему не суждено было узнать, что такое ветер, солнечное тепло, слезинки дождя. Так, из колена в колено вырастала в том городе каста неприкасаемых. Гинги — люди без прошлого и без будущего. А город, лишенный лучших своих сынов, сонно влачил серое и бесталанное существование, при котором неведомо наслаждение Разума, минуты озарений и открытий.
Здесь обречен был на гибель гениальный пришелец из другой эпохи — Вилард. И, зная это, он спешил построить свой Собор — прокричать им на века, что талант бессмертен, а духовное оскудение несет гибель…
Говорю об этой повести столь подробно не только потому, что сегодня она входит в издание избранной прозы Евгения Богата, но и потому, что в той, ранней работе мастера нашей «нравственно- философской литературы» (как нередко называла Евгения Богата современная критика) были точно прочерчены маршруты писателя в его литературное будущее, к работам разных жанров, от оригинальной эссеистики и социальной педагогики до серьезной психологической прозы.
Евгений Богат плодотворно работал на широкой творческой ниве: он писал философские повести, рассказы, небольшие эссе, полемические статьи, судебные очерки… За этой «жадностью» к литературным жанрам явно ощущалось нечто более существенное: заинтересованность писателя в самых неожиданных явлениях жизни, в самых разных формах духовного бытия человека, его стремление познать разнообразие и богатство судеб и характеров.
Впрочем, при явном несходстве тем и жанров существуют две особенности, сообщающие творчеству Евг. Богата единство и цельность. Первая заключена в том, что он по сути таланта и мировосприятия — эссеист. В одной из книг для детей — «Узнавание» — писатель попытался популярно объяснить этот несколько загадочный жанр. Он пишет:
«„Эссе“ в переводе с французского означает „опыты“.
Это опыт чувств и размышлений писателя, выраженный не в образах и отношениях героев, как в романах, повестях и рассказах, а непосредственно, открыто — в непринужденном общении с читателем. В эссе два героя, и оба существуют реально: автор и его собеседник. Смысл повествования в том, чтобы родились и развились между ними серьезные, увлекательные отношения. …Эссе — это совместный живой поиск истины».
Все это верно — в теории. Но сам Евгений Богат в том, что он писал порой, интересно себя «опровергает». Его художественное мышление можно назвать синтетическим. Границы между жанрами весьма условны и подвижны.
Что такое «Ахилл и черепаха»? Это — повесть-эссе. И в то же время она построена на реалистическом, почти документальном сюжете. Что такое «Музыканты»? Это, казалось бы, философски- фантастический рассказ и в то же время это эссе. Что такое «Рембрандт».
Но, пожалуй, лучше, чтобы читатель подумал об этом сам. Ведь цель писателя именно в том и заключается, чтобы размышлять совместно, и не только над содержанием, но и над формой.
Вторая особенность творчества Евг. Богата, сообщающая цельность тому, что им написано, — взволнованное отношение к человеку, его судьбе.
«Один старый писатель… любил повторять: каждый рассказ, каждую повесть надо писать так, будто бы они последние у тебя. Наверное, и любить надо так» — эти слова одного из персонажей эссеистики Евг. Богата могли бы стать эпиграфом к его собственному творчеству, ибо здесь заявлено отношение автора к жизни и к литературе. Писатель постоянно сражался за победу добра, справедливости, человеческого достоинства. Его враги — эгоизм и корыстолюбие, жестокость и цинизм.
Прозу Евг. Богата отличают широта и свобода авторского замысла. Его повести и рассказы воспринимаются как самостоятельные главы писательского дневника: о том напоминает личная, порой сокровенная интонация, особая тональность сдержанных авторских признаний. Наконец, они объединены и общим героем. Главный герой его книг, где зло не всегда оказывается побежденным, — «повседневный гуманизм». Как утверждает автор, именно такой вид гуманизма «становится все более земным и все более, в сущности, возвышенным. Он охватывает не только жизнь общества в целом, но и сосредоточивается на отдельной человеческой жизни. Мы все отчетливее понимаем: духовные ценности могут и должны формировать характер человека не только в ситуациях огромных потрясений, но и в будничной, повседневной, казалось бы, неприметной жизни.
И лишь при этом условии человек и перед лицом великих потрясений остается в полном смысле слова человеком».
О чем же пишет Богат? Если коротко — его интересует возможность «видеть во времени живой рост души». Если более подробно, то перечислять придется практически все существенные заботы и свершения сегодняшнего общества: перемены в социальном общественном климате, судьбы новых направлений в науке и технике, демографические «всполохи», судьбы художников, жизнь искусства как истории человеческого духа…
Читатель, обратившийся к страницам «Писем из Эрмитажа», к рассказам и эссе, объединенным в цикле под названием «Автор скучных писем», убедится в справедливости такого суждения.
О Евг. Богате писалось немало. Критики и исследователи современного литературного процесса отмечали, что он «остро ощущает жизнь современного человека в исторической культурной непрерывности», что «автор умеет увлечь собеседника-читателя неожиданностью, новизной подхода к „вечным вопросам“», что книги этого писателя — «философская проза о безграничности духовного идеала…».
В «Избранное» Евг. Богата собрано все лучшее, что им создано в жанре философской прозы.
Перечитывая отдельные работы, вошедшие в это издание (каждая из которых, по сути, законченное автономное художественное произведение), отчетливо видишь перед собой единый, протянувшийся на годы и десятилетия авторский монолог, обращенный к невидимому собеседнику, «другу-читателю».
Монолог-беседа, в котором есть и откровенность доверия, и философские раздумья, опирающиеся на
Источник
Задание 253 Речевые жанры § 29 Эссе 9 класс Разумовская М.М.
Всем здрасьте, как опеделить стиль и жанр текста?
Прочитайте текст, определите его стиль и жанр. Обоснуйте свой ответ.
. В чём смысл нашего общения с искусством, литературой?
Во-первых, в том, что мы начинаем наслаждаться богатством собственной личности, которая нам вдруг открывается. Это бесконечно далеко от эгоизма, от погружения в себя. Это постижение в себе того нового, высокого, что раньше было как бы «зашторено».
Но это не всё: смысл общения с литературой, искусством и в том, что мы делаемся богаче ещё на одну жизнь, на жизнь художника, который это создал. Я написал сейчас «ещё на одну жизнь». Но нет! Не на одну, а на миллион жизней, потому что художник выразил, высказал то, что волновало миллионы его современников. В его симфонии, картине, романе надежда, тоска, боль, радость миллионов людей. Поэтому и становимся мы богаче на миллион жизней. Наши сердце и ум наполняются духовным опытом веков и поколений.
Хороший читатель — соавтор писателя. Его духовная жизнь, соприкасаясь с миром Пушкина, Стендаля или Толстого, окрыляется, и он видит то, чего не видел раньше. А ведь ради этого и работает писатель. Чтобы научить видеть.
Я написал сейчас «духовная жизнь». А доступна ли она любому человеку.
Формы духовной жизни, как и формы творчества, бесконечно разнообразны. Духовная жизнь — это общение с людьми, искусством, с осенним лесом и с самим собой. Мы духовны, когда беседуем о чём-то дорогом с товарищем, доверяя его уму и сердцу. Мы духовны, когда улыбаемся человеку, чувствуя, что он одинок, и когда наслаждаемся тишиной вечерних полей. Мы высоко духовны, когда чувствуем бесценность жизни и хотим оставить в мире скромный отпечаток собственной личности. И мы духовны, когда, перечитывая любимый том, понимаем его по-новому.
(Е. Богат)
1. Какие две смысловые части можно выделить в размышлениях автора? Найдите и подчеркните (или выпишите) фразу, которая соединяет обе части.
2. Укажите языковые средства, которые: а) подчёркивают логику рассуждения; б) передают эмоциональность речи.
Источник