Мучает чувство вины после смерти мамы

Тяжелое чувство вины

Семья

«Моя мама болела очень долго, последние 10 лет не выходила из дома, зависела от капельниц, кислородной подушки. Старший брат сразу после школы уехал в Германию, папа всегда был немножко не от мира сего, так что за мамой ухаживали мы с бабушкой.

Обычно я приезжала к маме два раза в неделю – привозила продукты, немножко готовила, убирала, оставляла деньги, слушала жалобы. Последнее было тяжело: близости у нас никогда не было, меня воспитывала бабушка, и она для меня самый родной человек. А интересы мамы всегда были ближе к искусству и далеки от нас с братом. Даже прикованная к кровати, она активно переписывалась с друзьями, писала книгу о викторианских поэтессах, вела очень яркую жизнь для человека, который много лет не видел улицы. А мне доставались ее жалобы и обвинения.

Кажется, все – от папы до маминых подруг – считали, что я предала маму, когда уехала из дома жить к своему молодому человеку. Я и сама понимала, что не отдаю ей себя полностью. Записалась в спортклуб, а могла бы оплатить лишние часы сиделке. Или поехала на море, а это десять дней и куча денег, которые я могла бы отдать семье. Красивая одежда, вкусная еда – каждый раз я чувствовала огромную вину. Особенно когда звонила мама и спрашивала, где я, с кем я, а потом говорила особенным тоном: «Ну хорошо, главное, чтобы тебе было весело. » Мне казалось, будто все мои внутренности пропустили через мясорубку.

Звонок

Этот месяц выдался особенно тяжелым: мама бесконечно плакала и жаловалась, ей становилось все хуже. А может, и нет. Она всегда жаловалась. Я вызвала известных специалистов на дом – никто не нашел ухудшений. Обследование в клинике, на которое я взяла кредит, тоже не показало изменений, а мама продолжала плакать. Умоляла вызвать брата из Германии, чтобы «посмотреть на него перед смертью». Посоветовавшись с бабушкой и папой, я решила не дергать брата – он только вышел на новую работу и не хотелось срывать его с места.

Еще я подумала, что мама совсем расклеилась, психосоматика – великая вещь. И я жестко поговорила с ней о том, что она должна взять себя в руки, о том, что бабушка уже измучена и на пределе, что я не могу каждый день чуть что бежать сломя голову с работы, потому что маме что-то показалось. В конце концов я зарабатываю деньги, в том числе и ей на лечение. Вечером я пошла в спортклуб, потом встретилась с подругой. Перед сном увидела пропущенный звонок от мамы, но не перезвонила – было уже поздно. Утром она умерла.

Потом врачи говорили, что они смотрели не то и не там, что «никто не мог предугадать. » А для меня начался ад: мама умирала, ей было больно и плохо, а все ей советовали «взять себя в руки и прекратить хныкать». И даже сына перед смертью она не увидела, и на ее последний звонок я не ответила.

Совесть

После похорон жить стало невозможно. Я шла на работу, возвращалась, пила чай и ложилась в кровать. Делать ничего не могла: мне было стыдно есть вкусное, заниматься сексом, разговаривать с друзьями, смотреть кино, то есть делать все то, чем я занималась, вместо того чтобы быть рядом с мамой. Через месяц такой жизни мой мужчина отвел меня к врачу. Во время первого сеанса я просто каялась. Мне казалось, доктор сейчас выгонит меня. Скажет, что не понимает мою проблему, что моей маме было действительно плохо, а я ленивая эгоистка.

На следующем сеансе врач спросил, что я должна была делать тогда, чтобы не чувствовать вины сейчас. Я перечислила: остаться жить с родителями, настоять на приезде брата, всегда откликаться на мамины просьбы, уговорить врачей оставить ее в больнице и исследовать до победного, больше с ней разговаривать. Он начал задавать все новые и новые уточняющие вопросы, и из моих ответов складывалась абсурдная картина: если бы я проводила с мамой столько времени, сколько ей было необходимо, то не смогла работать и оплачивать лечение и ее хобби. То есть что бы я ни делала, все равно оказалась бы плохой дочерью. Это была первая брешь в моем чувстве вины.

Потом доктор сосредоточился на моей семье. Начал нападать на брата: «Он на семь лет старше? И при этом за все платили вы? Значит, у него семья и тяжелая финансовая ситуация, а вам не трудно? А как часто он разговаривал с мамой по «Скайпу», например? Два раза в неделю. Думаете, ей этого хватало?» И так далее. Или про папу – как много тепла и поддержки получала от него мама? Почему взрослый мужчина переложил на меня ответственность за лечение жены? Меня это злило: я понимала, что он спрашивает не просто так, но не понимала зачем. Вступала в спор, защищала. Врач, кажется, просто не понимал, в каком аду мы все жили много лет, что все крутилось вокруг маминой болезни, что папа забился в депрессию, из которой уже не может выйти, что брат мучается из-за того, что, несмотря на отъезд, не смог заработать денег на лечение, что он хороший, просто слабый человек.

Прощение

Доктор внезапно прервал мой монолог: «Странно, что вы находите так много аргументов, чтобы оправдать своих близких, а для себя у вас нет ни одного доброго слова. » В общем, он дал мне задание побыть собственным адвокатом. Написать сто причин, почему я не виновата в смерти мамы. С первыми пятью было несложно: их многократно проговаривали мне мой мужчина и подруги: «Я слушала врачей, а они говорили, что опасности нет»; «Мама много раз готовилась умирать» и так далее. На десятой причине я задумалась, на пятидесятой – рыдала, но уже не от чувства вины, а от жалости. К маме, такой нежной, возвышенной, которой стоило бы выйти замуж за сильного состоятельного мужчину и быть до старости его оранжерейным цветком. И к папе, такому умному и такому не приспособленному к быту. И к нам с братом – вечно забытым и вечно ответственным за наших беспомощных родителей. И к бабушке, на глазах которой умирала ее дочь. И почему-то через эти слезы я прощала нас всех, и себя, и маму, потому что внезапно поняла, что всегда очень злилась на нее, но никогда не смела произнести это даже в мыслях.

Не скажу, что моя жизнь стала сразу беззаботна. Но я потихоньку начала есть и обниматься с любимым, ходить в бассейн. Не могу без слез думать о маме, но потихоньку выкарабкиваюсь. А когда становится невыносимо, перечитываю и дописываю список – сейчас там 67 пунктов. Врач сказал: как только будет сто, мне станет гораздо легче. И я в это верю».

Источник

Психолог МЧС — о том, как пережить потерю близких: «Чувство вины — одно из естественных проявлений горя»

Эпидемия ковида уже унесла огромное количество людей. Бывает, люди сталкиваются с чередой потерь — когда один за другим умирают сразу несколько членов семьи. Как пережить уход близких, «Доктору Питеру» психолог МЧС Виктория Дмитриева.

В ковидную эпоху со смертью — прямо или косвенно — столкнулся каждый. Если не в своей семье, то в семье знакомых, коллег, соседей случилась трагедия. Не редкостью стали истории, когда от вируса погибают один за другим пожилые супруги, когда умирают молодые, полные сил, люди, у которых остаются маленькие дети и родители-пенсионеры… Боль каждого человека уникальна. И каждый проживает ее по-своему. Понятно, что единых рецептов нет. Но если рядом есть неравнодушные люди — друзья, коллеги — способные дать поддержку и сочувствие, то прожить этот трудный период будет немного проще.

Виктория Дмитриева

Психология

Начальник отдела экстренного реагирования Северо-Западного филиала Центра экстренной психологической помощи МЧС России из Санкт-Петербурга

Четыре стадии горя

— Потеря и утрата близких — это естественная часть жизни любого человека. Избежать ее невозможно, — рассказывает психолог МЧС Виктория Дмитриева, которая участвовала в ликвидации последствий таких крупных ЧС, как теракт в петербургском метро, пожар в ночном клубе «Хромая лошадь», авиакатастрофа А-321 в Египте. — Поэтому в процессе эволюции наша психика приспособилась к тому, чтобы пережить этот нелегкий период, восстанавливаться и полноценно жить дальше. Если бы мы не могли справиться с потерей близких людей, человечество давно перестало бы существовать. Важно помнить, что человек в состоянии пережить даже самое большое горе, и не просто выжить, а полноценно жить дальше.

— Считается, что «время лечит». Но многие, потеряв близких даже много лет назад, говорят, что время ничего не лечит. Боль утраты такая же сильная.

— Все обобщающие заявления, как, например, «время лечит», неполные. Одно только время вылечить не может. В это время должно что-то происходить. Есть такое понятие как «работа горя», когда горе проходит через определенные стадии. Процесс переживания утраты близкого человека можно назвать последовательным. Понятно, что течет он не гладко, но есть определенные стадии. Интересно, что процесс «острого горя» занимает в среднем около 40 дней, когда по различным религиозным традициям с душой умершего человека происходят важные события, а родственникам дается время, чтобы оплакать его.

Первая стадия — шок и оцепенение. Состояние, при котором человек не может увидеть и признать факт произошедшего. Характерно некое онемение, как будто неполное присутствие в этом моменте. Люди, прошедшие через этот период, говорят о чувстве нереальности происходящего, как будто во сне, все делается на автомате. В зависимости от конкретного человека, ситуации, поддержки из вне, этот период шока и оцепенения может длиться от нескольких секунд до нескольких дней. Во многих источниках, нормой считается период до 7-10 дней.

Вторая стадия — отрицание. «Нет, этого не может быть», «Это не он», «Это ошибка», — в этом отрицании человек может «застревать», у него нет внутреннего ресурса признать происходящее, вплоть до того, что он отключает телефон, чтобы не слышать слов соболезнования, отказывается идти на похороны. Но это не признак какой-то ненормальности. Таким образом психика справляется с горем. Для процесса горя это нормально, но тревожным звонком должно стать, если человек в этой реакции «застревает», продолжает в течении долгого времени отрицать реальность произошедшего.

Третья стадия — острое горе. Есть уже факт признания смерти близкого человека, но нет еще принятия этого факта. Человек чувствует злость, обиду, печаль, тоску. Одно из главных — чувство вины. Причем, это иррациональная вина — нам хотелось бы верить, что мы могли бы быть настолько правильными, чтобы никогда не ссориться с близкими, не испытывать к ним негативных чувств в пылу ссоры.

Четвертая стадия — «стадия остаточных толчков». Человек постепенно приходит в себя, но время от времени его «накрывает» горе, даже еще более острое, чем в первые дни. Нужно быть к этому готовым, понимая, что это не пройдет за пару месяцев, не требуя ни от себя, ни от других прекратить «так убиваться».

Пятая стадия — восстановление. Стадия восстановления начинается не раньше, чем через год после утраты близкого. Восстанавливаются физические и психологические ресурсы, человек возвращается к привычному ритму жизни.

Правила госпитализации при ковиде запрещают родственникам находиться в реанимации. Никакой связи с тяжело больным человеком, как правило, находящимся на ИВЛ, нет. Его последние дни жизни — в одиночестве, на больничной койке, без возможности почувствовать рядом тепло близких людей — вызывает потом у родных огромное чувство вины за то, что не смогли уберечь и что-то исправить. Отдельной трагедией, особенно в первые полгода эпидемии, стали похороны — когда умерших от ковида хоронили в закрытых гробах в специально отведенном месте, где-то на выселках.

— Все традиции, церемонии, культурные ритуалы прощания придуманы не просто так, они дают возможность нашей психике пройти важные процессы, — говорит Виктория Дмитриева. — Чувство вины — это очень естественное проявление горя. Оно в любом человеке пробуждает понимание смертности, конечности бытия. Это единственное, что нам гарантировано в жизни. Если ты родился, значит, ты точно умрешь. Это надежная гарантия, на которую можно опереться. Но несмотря на эту «гарантию», человек все равно испытывает тревогу по поводу своей смерти, потому что он не знает ни дня, ни часа, когда она произойдет. Нет контроля над происходящем. И чувство вины, как ни странно это прозвучит, направлено на то, чтобы вернуть контроль над тем, что контролю не поддается. Но человек убежден, что все могло бы быть по-другому — если бы госпитализировали в другую больницу, если бы послушались другого врача и так далее. Чтобы с этим смириться и примириться, нужна поддержка близких, требуется индивидуальный подход.

Если прощание не состоялось фактически, его можно организовать психологически — написать письмо, поставить передо собой фотографию и поговорить, съездить в то место, которое вы планировали посетить вместе. Обязательно должно быть завершение.

Читайте также

— Иногда отдельно выделяют стадию агрессии — злость на тех, кто мог быть виноват в смерти человека, злость на себя (не удержал, не сказал), злость на того, кто умер — хотя в нашей культуре злиться на умершего не принято («о мертвых либо хорошо, либо ничего»), — говорит Виктория Дмитриева. — Но я все-таки отдельно эту стадию не выделяю, потому что уже признак перехода к проявлению ярких чувств.

На каждой стадии горевания требуется поддержка окружающих, но она может быть разной. На начальном этапе трудно найти какие-то слова, в лучшем случае они будут неуместны, в худшем — могут разорвать отношения. Здесь важно просто быть рядом, обнимать, прикасаться, взять на себя часть повседневных забот.

Когда человек находится в стадии шока и оцепенения не стоит звонить ему с вопросом «Ты как?» Он еще сам не понимает, как.

Но кому-то важно активное сочувствие, а кому-то небольшая забота без лишних вопросов. Главное, чтобы человек чувствовал ваше неравнодушие. «Сливаться в горе» не надо, иначе человек останется один, ему не на кого будет опереться.

Какие слова точно не надо говорить людям, потерявшим близких

«Держись!», «Соберись!», «Отвлекись!»

«Все будет хорошо. Родите себе еще ребенка». Или — «Зато у вас еще есть дети, подумайте о них».

— Эти слова полностью обесценивает утрату. Это очень агрессивное действие. На этапе горевания не рекомендуется переезд, смена работы, партнера и рождение ребенка. Только когда начался процесс восстановления, можно думать о принятии важных жизненных решений.

«Все, что ни делается, к лучшему», «На все воля божья».

Читайте также

Дать возможность прожить свое горе

— Особенностью третьей волны, после прихода дельта-штамма, врачи называют то, что вирус стал чаще поражать молодых. Как помочь пожилым родителям, потерявшим своих взрослых детей?

— Понятно, что когда происходит такая сильная утрата, кажется, что в жизни ничего больше ценного не осталось, — говорит Виктория Дмитриева. — Но надо искать другой ресурс для жизни. Много людей, у которых никогда не было детей, но их жизнь от этого не становится бессмысленной, они многое делают для людей в каких-то других сферах. Здесь важно понимание, что жизнь многогранная, разная, сложная. Когда происходит такая серьезная потеря, как смерть собственного ребенка, очень сложно зацепиться за что-то в дальней перспективе. Тогда мы говорим про ближайшие опоры и ресурсы, которые дадут человеку продержаться час, день, месяц.

— Очень важно уметь находиться с людьми, испытывающих острые сильные эмоции — злость, тоску. Если ты в состоянии находиться рядом в этот момент, то это самая большая поддержка. Ни в коем случае нельзя уходить от темы, предлагать больше не говорить об утрате, прятать фотографии. Потому что очень важная часть процесса горевания — это воспоминания, когда из реального живого опыта создается ресурсный опыт памяти.

Читайте также

Если с вами случилась беда, говорите о ней, советует психолог. Проговаривая, человеку легче осознать, признать, а затем и принять случившееся. Говорите, пишите о своем горе, делитесь им с окружающими.

— У женщины сын покончил жизнь самоубийством, когда она находилась в соседней комнате. Что она делала потом? Она на протяжении почти полутора лет рассказывала в подробностях обо всем, что случилось с ней и ее сыном, — рассказывает Виктория Дмитриева историю из своей клинической практике. — Сколько раз она встречала человека, столько раз она ему об этом и рассказывала. Для нее это оказался эффективный путь исцеления. Она проговаривала свои чувства, получала от других людей сочувствие и поддержку. Это дало ей силы жить дальше.

— Как помочь ребенку, у которого умер кто-то из родителей, бабушка или дедушка?

— Если мы говорим о детях младшего возраста (до 10 лет), то здесь принципиальный момент в помощи взрослым, окружающим ребенка — оказать поддержку, помочь найти ресурсы, дать возможность горевать. Ребенок смотрит на взрослых, видит, как они реагируют на утрату. Если от него не скрывают, что произошло — а сказать об этом нужно прямым текстом, не придумывая истории о том, что «бабуля улетела на облако» или «папа уехал в командировку» — рядом нужны поддерживающие взрослые, спокойные и адекватные. Ребенок от напряжения может стать беспокойным, нельзя его за это ругать. При возможности нужно сохранить привычный график жизни — учеба, прогулки, секции, все как он привык. Показать, что мир стабилен, и ему есть на что опереться. Не надо требовать от детей какого-то особенного отношения к случившемуся несчастью. У меня был случай в практике, когда мама подростков удивилась тому, что дети после похорон отца недолго посидели в комнате, а потом пошли в кино. А вечером девочка попросила, чтобы мама с ней посидела.

— Бывают случаи, когда работа горя не завершилась полностью, — рассказывает Виктория Дмитриева. — Неспособность расстаться с вещами умершего, сохранение долгое время в нетронутом виде мест, связанных с близким («мемориальные комнаты») — словно попытка остановить, заморозить время — один из явных признаков того, что человек недогоревал, недополучил поддержку на каком-то этапе. Ключевой признак завершенного процесса горя, когда человек способен вспоминать ушедшего без непереносимой боли и тоска сначала трансформируется в светлую грусть, а потом в чувство благодарности за то, что этот человек «случился» в жизни….

Источник