Марат чему ты радость
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 421
- КНИГИ 654 601
- СЕРИИ 25 039
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 715
Алексей Николаевич Арбузов
Мой бедный Марат
Диалоги в трех частях
1-я часть: март 1942 года.
2-я часть: март 1946 года.
3-я часть: декабрь 1959 года.
Одна из немногих уцелевших квартир в полуразрушенном доме на Фонтанке. Комната почти пуста: вещи сожжены, только громоздкий, тяжелый буфет остался и большая, широкая тахта. На ней, укутанная чем попало, Лика. Скоро вечер, и в комнате весенние ленинградские сумерки. Тихонько отворилась дверь, на пороге показался Марат, с некоторым удивлением оглядел комнату, увидел Лику. Молчание длилось недолго.
Лика (обеспокоенно). Вы кто такой?
Марат. А ты кто такая? (Не сразу.) Нет, верно… Ты чего делаешь тут?
Марат. А кто тебя сюда пустил?
Лика. Дворничиха, тетя Настя. В этой квартире никого умерших не было. А потом тут в окошке стекло целое – одно на весь этаж. Просто чудо. (Тихонько.) Вы меня прогнать хотите?
Марат ничего не ответил.
Не надо. Я уже здесь скоро месяц. Привыкла все-таки.
Марат (оглядел комнату). Тут вещи были… Мебель, ну и прочее… Где все?
Марат молча сел на подоконник.
Марат. Я жил здесь. Это наша квартира.
Лика (не сразу). А где же вы были?
Марат. Был где был. (Помолчав.) Слушай, здесь, между окнами, фотография висела – военный моряк, в рамочке… Не видела?
Марат (зло). Смотри-ка… не растерялась. А много ли тепла на этом выгадала… Кусочек картона!…
Лика. Я ведь не одну ее сожгла – тут много фотографий висело… (Словно оправдываясь.) Все вместе – кое-что все-таки. А рамочки знаете как отлично горят? Очень хорошая растопочка.
Марат. Буфет-то как измерзавила.
Лика. Зачем? Он цельненький стоит. Я только лучинки от него откалывала.
Марат. Ты деловая. (Негромко.) Спалила, значит, мое детство?
Лика (почему-то повеселела). Вот теперь я вас узнала… по фотографиям. Это вы – мальчик на лодке… и на велосипеде!… И на Стрелке, с моряком… Я ведь не сразу все сожгла… Я их рассматривала сначала.
Марат. Ну и как – хорошо я горел?
Лика. Зачем вы шутите?
Марат (серьезно). Могу заплакать. Хочешь?
Лика (негромко). Вы меня простите.
Марат (обернулся). А ты что валяешься? Сдалась?
Лика. Нет, я только с улицы… Просто согреться захотелось.
Марат (усмехнулся). Согреешься так… (Серьезно.) Буфет-то почему не сожгла?
Лика. Не осилила. Очень уж громадный.
Марат (огляделся). Ты… одна здесь?
Марат. И не страшно?
Лика. Конечно, страшно, что же я, дура? Когда стреляют – не так: все-таки жизнь какая-то… А вот когда вдруг тишина… тогда страшно. (Недоуменно.) А чего я боюсь – сама не знаю… С улицы никто ведь не зайдет: наш дом, считают, разрушенный. И лестница еле держится, посторонние очень опасаются… А на самом деле она крепкая – у нее только вид такой. На нашей лестничной клетке всего ведь в двух квартирах жильцы остались. Из одной, правда, уже не выходят – я им хлеб из лавки приношу, прибираю… Они мне за это мебель на дрова обещали – если им уже не понадобится… (Замолчала.) Нет. Страшно.
Марат. А в квартире шесть? Никого?
Лика. Пусто. (Не сразу.) Знакомые ваши?
Марат. Была там одна… Леля. Осенью в Тбилиси собиралась.
Лика. Уехала, наверно.
Марат. А ты где жила?
Лика. В шестом подъезде…
Марат. Чего-то я тебя не помню.
Лика. А я до войны маленькая была.
Марат. В шестом… Да, не повезло вам.
Лика. И стен не осталось.
Марат (помолчал). В квартире был кто-нибудь?
Лика. Няня. У меня мама на фронте, военврач. Мы с няней остались. Она у нас уже двенадцать лет, как родная была… Я на Садовую хлеб получить пошла – тут и ударило. Прибежала обратно, а уж и нет ничего – только ваш подъезд стоит. Это первого марта было. Послезавтра месяц исполнится.
Марат. А ты сама как… не очень ослабела?
Лика. Я, в общем, чувствую себя сносно. Мне ведь за зиму три посылки летчики приносили от мамы. (Не сразу.) А теперь больше не будет посылок. Меня уж не найти.
Марат. Захотят – найдут. Ты, видно, удачливая.
Лика. Какой вы недобрый.
Марат. А ты чего мне вы говоришь… Смешно слушать! (Резко.) Тебе сколько лет?
Лика. Через две недели, может быть, шестнадцать исполнится.
Марат. Почему – может быть?
Лика. Все может быть.
Марат. Иди ты… со своим пессимизмом! Мне на будущий год восемнадцать исполниться должно… И то не психую. Уверен – будет.
Лика. Я еще когда совсем маленькая была – мечтала, как мне исполнится шестнадцать… представляла, что тогда со мной случится. Помните – «дети до шестнадцати лет на эту картину не допускаются»? Так бывало всегда обидно!… Хотя я, конечно, проскакивала, – мне ведь на вид можно куда больше дать. (Помолчала.) Обидно было бы… не дожить.
Марат. Теперь доживешь.
Лика. Пожалуй. Я ведь сейчас на две карточки существовала. Целый месяц! Няню еще первого числа убило.
Марат. Тебе потрафило.
Лика (не сразу). Зачем вы так шутите?
Марат. А я веселый. Только не такой удачливый, как ты. (Вынул из кармана две хлебные карточки, поглядел на них.) Мне только один день достался. Тридцать первое. Завтра.
Лика. Не надо… Ты не плачь.
Марат. А я и не плачу. Я уж ко всему привык.
Лика (поглядела на карточку). Мамина?
Марат. Сестры. (Негромко.) Видишь пуговицу на куртке? Она мне ее утром пришила. Еще сегодня.
Лика. Ты жил у нее?
Марат. На Каменном острове. Как война началась – я к ней и переехал. И дом-то маленький, деревянный – всего два этажа… Очень надо было бомбить его. (Не сразу.) В августе у нее муж в ополчение ушел, она, дурашка, одна осталась… Я ей говорил: вернемся, ведь дом родной… А она не хочет – у нас, говорит, на Каменном лучше… и потом, вдруг действительно Коленька вернется, нет, я дома быть должна! (Помолчал.) А послушалась бы меня, здесь сейчас сидела. (Тихо.) Живая.
Лика. Разве это угадаешь. (Посмотрела на Марата внимательно.) А родители где?
Марат. Отец в морской пехоте был. Пятый месяц не пишет. (Не сразу.) И не осталось ничего… Ни одной фотографии. Мне бы снять ее тогда со стены… (Поглядел на Лику.)
Где-то вблизи разорвался снаряд.
Лика. Мне уходить?
Марат. А куда же ты пойдешь?
Лика (осторожно). Тебе ведь тоже некуда.
Лика. Тут в углу кушеточка маленькая стояла…
Марат. Сейчас бы пригодилась…
Лика. Кто же знал…
Марат (не сразу). Тебя как зовут?
Лика. Лидия Васильевна… Лика. А тебя?
Марат. Марат Евстигнеев. А ласкательное было – Марик.
Источник
Марат чему ты радость
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 421
- КНИГИ 654 601
- СЕРИИ 25 039
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 715
Алексей Николаевич Арбузов
Мой бедный Марат
Диалоги в трех частях
1-я часть: март 1942 года.
2-я часть: март 1946 года.
3-я часть: декабрь 1959 года.
Одна из немногих уцелевших квартир в полуразрушенном доме на Фонтанке. Комната почти пуста: вещи сожжены, только громоздкий, тяжелый буфет остался и большая, широкая тахта. На ней, укутанная чем попало, Лика. Скоро вечер, и в комнате весенние ленинградские сумерки. Тихонько отворилась дверь, на пороге показался Марат, с некоторым удивлением оглядел комнату, увидел Лику. Молчание длилось недолго.
Лика (обеспокоенно). Вы кто такой?
Марат. А ты кто такая? (Не сразу.) Нет, верно… Ты чего делаешь тут?
Марат. А кто тебя сюда пустил?
Лика. Дворничиха, тетя Настя. В этой квартире никого умерших не было. А потом тут в окошке стекло целое – одно на весь этаж. Просто чудо. (Тихонько.) Вы меня прогнать хотите?
Марат ничего не ответил.
Не надо. Я уже здесь скоро месяц. Привыкла все-таки.
Марат (оглядел комнату). Тут вещи были… Мебель, ну и прочее… Где все?
Марат молча сел на подоконник.
Марат. Я жил здесь. Это наша квартира.
Лика (не сразу). А где же вы были?
Марат. Был где был. (Помолчав.) Слушай, здесь, между окнами, фотография висела – военный моряк, в рамочке… Не видела?
Марат (зло). Смотри-ка… не растерялась. А много ли тепла на этом выгадала… Кусочек картона!…
Лика. Я ведь не одну ее сожгла – тут много фотографий висело… (Словно оправдываясь.) Все вместе – кое-что все-таки. А рамочки знаете как отлично горят? Очень хорошая растопочка.
Марат. Буфет-то как измерзавила.
Лика. Зачем? Он цельненький стоит. Я только лучинки от него откалывала.
Марат. Ты деловая. (Негромко.) Спалила, значит, мое детство?
Лика (почему-то повеселела). Вот теперь я вас узнала… по фотографиям. Это вы – мальчик на лодке… и на велосипеде!… И на Стрелке, с моряком… Я ведь не сразу все сожгла… Я их рассматривала сначала.
Марат. Ну и как – хорошо я горел?
Лика. Зачем вы шутите?
Марат (серьезно). Могу заплакать. Хочешь?
Лика (негромко). Вы меня простите.
Марат (обернулся). А ты что валяешься? Сдалась?
Лика. Нет, я только с улицы… Просто согреться захотелось.
Марат (усмехнулся). Согреешься так… (Серьезно.) Буфет-то почему не сожгла?
Лика. Не осилила. Очень уж громадный.
Марат (огляделся). Ты… одна здесь?
Марат. И не страшно?
Лика. Конечно, страшно, что же я, дура? Когда стреляют – не так: все-таки жизнь какая-то… А вот когда вдруг тишина… тогда страшно. (Недоуменно.) А чего я боюсь – сама не знаю… С улицы никто ведь не зайдет: наш дом, считают, разрушенный. И лестница еле держится, посторонние очень опасаются… А на самом деле она крепкая – у нее только вид такой. На нашей лестничной клетке всего ведь в двух квартирах жильцы остались. Из одной, правда, уже не выходят – я им хлеб из лавки приношу, прибираю… Они мне за это мебель на дрова обещали – если им уже не понадобится… (Замолчала.) Нет. Страшно.
Марат. А в квартире шесть? Никого?
Лика. Пусто. (Не сразу.) Знакомые ваши?
Марат. Была там одна… Леля. Осенью в Тбилиси собиралась.
Лика. Уехала, наверно.
Марат. А ты где жила?
Лика. В шестом подъезде…
Марат. Чего-то я тебя не помню.
Лика. А я до войны маленькая была.
Марат. В шестом… Да, не повезло вам.
Лика. И стен не осталось.
Марат (помолчал). В квартире был кто-нибудь?
Лика. Няня. У меня мама на фронте, военврач. Мы с няней остались. Она у нас уже двенадцать лет, как родная была… Я на Садовую хлеб получить пошла – тут и ударило. Прибежала обратно, а уж и нет ничего – только ваш подъезд стоит. Это первого марта было. Послезавтра месяц исполнится.
Марат. А ты сама как… не очень ослабела?
Лика. Я, в общем, чувствую себя сносно. Мне ведь за зиму три посылки летчики приносили от мамы. (Не сразу.) А теперь больше не будет посылок. Меня уж не найти.
Марат. Захотят – найдут. Ты, видно, удачливая.
Лика. Какой вы недобрый.
Марат. А ты чего мне вы говоришь… Смешно слушать! (Резко.) Тебе сколько лет?
Лика. Через две недели, может быть, шестнадцать исполнится.
Марат. Почему – может быть?
Лика. Все может быть.
Марат. Иди ты… со своим пессимизмом! Мне на будущий год восемнадцать исполниться должно… И то не психую. Уверен – будет.
Лика. Я еще когда совсем маленькая была – мечтала, как мне исполнится шестнадцать… представляла, что тогда со мной случится. Помните – «дети до шестнадцати лет на эту картину не допускаются»? Так бывало всегда обидно!… Хотя я, конечно, проскакивала, – мне ведь на вид можно куда больше дать. (Помолчала.) Обидно было бы… не дожить.
Марат. Теперь доживешь.
Лика. Пожалуй. Я ведь сейчас на две карточки существовала. Целый месяц! Няню еще первого числа убило.
Марат. Тебе потрафило.
Лика (не сразу). Зачем вы так шутите?
Марат. А я веселый. Только не такой удачливый, как ты. (Вынул из кармана две хлебные карточки, поглядел на них.) Мне только один день достался. Тридцать первое. Завтра.
Лика. Не надо… Ты не плачь.
Марат. А я и не плачу. Я уж ко всему привык.
Лика (поглядела на карточку). Мамина?
Марат. Сестры. (Негромко.) Видишь пуговицу на куртке? Она мне ее утром пришила. Еще сегодня.
Лика. Ты жил у нее?
Марат. На Каменном острове. Как война началась – я к ней и переехал. И дом-то маленький, деревянный – всего два этажа… Очень надо было бомбить его. (Не сразу.) В августе у нее муж в ополчение ушел, она, дурашка, одна осталась… Я ей говорил: вернемся, ведь дом родной… А она не хочет – у нас, говорит, на Каменном лучше… и потом, вдруг действительно Коленька вернется, нет, я дома быть должна! (Помолчал.) А послушалась бы меня, здесь сейчас сидела. (Тихо.) Живая.
Лика. Разве это угадаешь. (Посмотрела на Марата внимательно.) А родители где?
Марат. Отец в морской пехоте был. Пятый месяц не пишет. (Не сразу.) И не осталось ничего… Ни одной фотографии. Мне бы снять ее тогда со стены… (Поглядел на Лику.)
Где-то вблизи разорвался снаряд.
Лика. Мне уходить?
Марат. А куда же ты пойдешь?
Лика (осторожно). Тебе ведь тоже некуда.
Лика. Тут в углу кушеточка маленькая стояла…
Марат. Сейчас бы пригодилась…
Лика. Кто же знал…
Марат (не сразу). Тебя как зовут?
Лика. Лидия Васильевна… Лика. А тебя?
Марат. Марат Евстигнеев. А ласкательное было – Марик.
Источник
Марат чему ты радость
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 421
- КНИГИ 654 601
- СЕРИИ 25 039
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 715
Ирина с нежностью смотрела на спящих детей. Ее маленькие близнецы. Сейчас тихие, беззащитные и красивые.
— Спят? — тихо с легким почти неуловимым акцентом спросил муж, бесшумно подойдя сзади.
— Да. Устали от радости, — с улыбой отозвалась она. — Они так обрадовались твоему приезду.
— А ты? — низкий хриплый волнующий голос.
Горячее дыхание около уха. И дрожь, не поддающаяся никакому контролю.
— Очень, — непривычно низким голосом отозвалась она, разворачиваясь.
— Насколько очень? — игриво мурлыкнул Марат.
Сейчас, после его месячной ‘командировки’ в арабских странах, четко слышался акцент, который так сильно ее заводил. И муж об этом хорошо знал.
— Показать? — сделала честное лицо Ира.
Марат легко подхватил ее на руки и быстро направился в сторону спальни. Теперь настало только их время, и грех было тратить его на разговоры в коридоре.
Гораздо позже, раскинувшись на кровати, так что половина ее тела лежала на муже, Ира, улыбаясь, размышляла — могла ли она предположить пять лет назад, во что выльется ее второй брак и сколько счастья он ей принесет?
5 лет назад. Весна.
Ирина внимательно изучала сидящего напротив нее мужчину. Марат, так он представился. Оригинально, однако, девушка про себя усмехнулась, просто и обыденно, словно к этому человеку подобное применимо. Хотя у Ирины было целое досье на него, включающее не только паспортные данные, но и привычки, слабости и особые увлечения, о последних было мало что известно. А жаль. очень жаль, такие сведения самые актуальные и действенные, как правило. Именно поэтому сидящий напротив нее хищник так хорошо замаскировал информацию.
— Вы понимаете сложность возникшей ситуации, не так ли? — безликим, равнодушным тоном осведомился он.
— Понимаю возникшие затруднения, хотя полагаю данная ситуация не настолько сложна, как вам видится.
Марат тяжело вздохнул. Он тут же, оценив ситуацию, отбросил галантные манеры, как только понял, что в них нет необходимости. Ирина правильно восприняла эту метаморфозу, она положительно относилась к честности, пусть даже в таком ‘оригинальном’ варианте.
— Давай проще. Ты конечно как бы умерла и все с этим связанное, но без предъявления тела это все — слова.
— И что? Найти тело? — уточнила Ира. — Не понимаю смысла в этом. Мое личное участие для подобного не требуется. Как и твое.
Собеседники понимающе переглянулись и усмехнулись.
— Тело не проблема. Проблема в тебе. Ты же не думаешь, что мы просто так помашем рукой и скажем ‘Удачи’.
— А почему нет? За последние семь лет я заметно пополнила счета вашей семьи и наладила хорошие связи. Перед ‘уходом’ передала дела Илье. Что еще нужно?
— Давай без дури. Как ты себе все это представляешь? В более масштабном варианте?
Марат выжидающе посмотрел на Ирину, та невозмутимо пожала плечами:
— Нормально. Конечно, сценка из серии ‘это Маша она будет вместо меня’, получилась занимательной, — улыбнулась Ирина, вспоминая.
— Представляю. Как, впрочем, должна понять и ты — так просто никто не отпустит. Эта замена ни о чем и ни к чему. Илью ‘как бы’ приняли, но именно ‘как бы’.
— И? В любой ситуации появление нового человека вызывает волнение и адаптацию, не только его к коллективу, но и коллектива к нему. В нашей специфике все проходит со своими нюансами, хотя я не дам гарантию, что устроиться торговать на базар проще.
Марат неожиданно открыто рассмеялся:
— Базар это святое.
Для восточного человека так, наверное, и было. Согласно досье отец Марата русский, а мать арабка, причем не простая — а из какого-то древнего специфического рода. К несчастью информация о семье на этом заканчивалась, и если насчет отца разузнать подобности реально, то сведения о матери тайна. залитая кровью чересчур любопытных.
— И что дальше? — холодно спросила Ирина.
— Давай без крайностей, — махнул рукой Марат. — Почему бы тебе снова не выйти замуж?
— Спасибо, еще одного брака для дела не хочу.
— Почему? — удивился Марат.
— Не вижу смысла тянуть все самой. Толка от Макса не было никакого, единственное, что меня с ним примиряло — возможность вести бизнес.
— Илья не такой, он ведет дела сам, — просто сообщил Марат.
— И что? Если я выйду замуж, снова погружусь в этот мир. Не хочу.
Собеседник задумался, внимательно рассматривая лицо Ирины и неожиданно усмехнулся:
— Вот так все просто, хочу — буду, не хочу — не буду? — жестко спросил Марат, тон совершенно не вязался с выражением лица.
— Да, — стальным голосом отозвалась Ирина. — Я хочу банального бабьего счастья. Мужа, за которым как за каменной стеной. Дом, который дом, а не место проживания. Детей, которых буду любить не только я одна.
Марат откинулся в кресле и снова стал изучать собеседницу. Спустя пару минут отозвался:
— Понимаю. Но где ты собираешь искать это счастье?
— То есть где? Среди людей, — удивленно отозвалась Ирина.
— Каких людей? Ты никому не веришь и вряд ли поверишь, если обнаружишь хоть одну червоточину. Такие как ты или я не умеем довольствоваться малым и полутонами.
— По себе судишь? — съязвила она задетая за живое.
— Да. Я был женат дважды и не раз пробовал жить совместно. Сама знаешь, — махнул рукой в сторону Марат, словно подобное знание естественно и нормально. — И как результат — снова один.
— Предлагаешь бросить все и жить, как живется? Оно так и так само собой выходит, — чуть грустно сообщила Ирина. — Пока живу — надеюсь.
— На что? Счастливое завтра? — неожиданно почти участливо спросил он. — Тебя все равно не оставят в покое, не мы, так другие.
— Знаю. Поэтому уйду еще раз, но уже насовсем, — не весело отозвалась Ирина.
— А сможешь? — усмехнулся Марат.
— Смогу, — просто ответила она и посмотрела в глаза собеседнику. — Это точно смогу. Возможность делать то, что считаю нужным, есть всегда и практически в любой ситуации, но, как и всякое крайнее средство, не хочу им пользоваться попусту.
— Даже так, — задумчиво протянул Марат. — Учту.
Он явно не ожидал ничего подобного и теперь пересматривал свои позиции и аргументы. Ирина не мешала, когда человек самостоятельно приходит к каким-либо выводам, это всегда воспринимается лучше, чем сказанное кем-то другим.
— Учти. Я готова к разумному диалогу, но, похоже, компромисса нам не достичь. На данный момент точно.
Марат по-прежнему молчал и стал играть столовым ножом. Он настолько погрузился в свои размышления, что видимо, делал это автоматически. Интересные рефлексы.
— Выходи за меня, — неожиданно произнес он, поднимая взгляд от поверхности стола. — Попробуем найти счастье вместе.
И улыбнулся. Практически открыто.
Ирина опешила, она ожидала чего угодно, но не такого предложения. Вся ее логика, все условно широкое восприятие и открытость к новому, никак не подготовили к подобному варианту. Это немыслимо, настолько насколько вообще может быть невозможной мысль. Причем не абсурдной, а именно не возможной. То есть, как бы теоретически никаких преград нет, они свободны, соотносятся по возрасту и социальному положению. И даже интересы, если это можно ТАК обозвать, у них общие. НО это просто немыслимо!
Это как запихнуть в одно пространство двух хищников, живущих только обособленно. Тех, кто в природу взаимодействуют только для получения потомства, и потом либо расходятся в разные стороны, либо один из них умирает.
С легкой самоиронией Ирина заметила, теперь она поняла, о чем так напряженно размышлял Марат.
— Это странно, — отвлеченно сообщила она.
— Именно, — хмыкнул Марат. — Но в силу странности вполне может сработать.
Маловероятно, настолько мало, что почти невозможно. А с другой стороны .
Марат это сила. Мощная, подавляющая, пробившаяся везде. Марат это фигура. Фигура, давно занявшая свою нишу и вне этой ниши представить его сложно. Не Ирине, а простым обывателям точно.
Источник