Маленькие рассказы радость моя
Уютные мысли для души
Радость моя! Истории о простом человеческом счастье
© ИП Носкова Е.Н., текст, 2019
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Из чего складывается простое человеческое счастье? Что это вообще за понятие такое? Материальными благами счастье не исчислишь – ни три квартиры, четыре машины и две дачи – счастье, а нечто более неуловимое и глубокое…
Вера, надежда и любовь – то, что всегда дает силы и действительно способно изменить казалось бы самые неизменимые и трагические обстоятельства. Пройдя сквозь трудности, горе и беды, понимаешь, что что бы не случилось, ты не один. Надо лишь верить и надеяться и тогда… происходит необъяснимая цепь событий: выздоравливают больные, меняются обстоятельства, появляется надежда и возвращаются с войны любимые…
Эти рассказы и некоторые другие в 70-х годах и позднее распространялись «самиздатно» – в рукописной книге «Непридуманные рассказы». Авторы их неизвестны, ибо тогда это преследовалось: гонение на христианскую религию в СССР, развязанное Н. С. Хрущевым в 1958–1964 гг. в связи с планами построения материальной базы коммунизма к 1980 г., коснулось всех христианских Церквей и сект: Русская Православная Церковь лишилась трети приходов. В 1960–1965 гг. было закрыто 10000 храмов различных вероисповеданий, 60 монастырей, 5 семинарий.
Известны лишь два-три имени собирателей и переписчиков. Один из них (Николай) писал под псевдонимом «Г.Б.Р.» – грешный Божий раб. Другой имеет псевдоним «Шостэ».
Это сборник свидетельств о чудесах, происшедших со святыми и с грешниками, с верующими и атеистами: тысячи человек не только обратились к вере в Бога, но и веру свою явили делами – крестились, крестили и стали нравственнее. Все случаи, о которых повествуется – удивительны, непостижимы. Они утверждают в вере: только Богу возможно все.
Константинополь. 1921 год. Мы с Надей живем в полутемной комнате, окно которой обращено на уборную. Мы – эмигранты, бежали из России. У Нади – маленький сын, которого ей удалось устроить в приют, а у меня никого: муж убит на бронепоезде, и я одна во всем мире.
Вещи все проданы, да у меня их и не было, я жила на Надины средства, но сейчас у нее ничего не осталось, и мы с ней вот уже три дня как ничего не ели. Только сунем палец в соль, пососем и ляжем на нашу широкую общую кровать.
Что делать? Надя находит себе работу, потому что знает иностранные языки, а я не знаю, и меня никто не берет. Зато купить нас стараются многие, и мы так напуганы наглостью окружающих людей, что боимся всех и упросили свою хозяйку, старую толстую турчанку, никого не впускать к нам.
Даже адреса своего никому не даем – так боимся. Ведь нас недавно чуть не продали в публичный дом свои же соотечественники. Нас случайно спас французский офицер.
Как мне хочется умереть!
Надя верит в Бога и в то, что наша жизнь изменится к лучшему. Я тоже верю в Бога, но Он забыл нас… Мне надоело лежать, опротивели грязные стены, и хотя я всего в Константинополе боюсь, но встаю и, одев свой единственный костюм, выхожу на улицу. Иду и пошатываюсь от слабости, но на воздухе мне легче. Вдруг кто-то хватает меня за руку. Коля – товарищ мужа по бронепоезду.
Здороваемся, рассказываем о своих печалях. Он предлагает отвести меня к знакомому купцу Н-у, который открыл ресторан для эмигрантов, и попросить принять меня на работу.
– Эх, пока работа найдется, мы с Надей умрем с голоду, ведь мы три дня ничего не ели, – вырывается у меня.
– Мария Николаевна! И вы молчите! Вот, возьмите, – волнуясь, Коля протягивает мне монету.
– Тогда я не возьму.
Мы долго препираемся и наконец делаем так: мы с Колей покупаем на все деньги хлеба, одну треть он берет себе, а с двумя я бегу домой.
– Надя! – кричу я прямо в дверях. – Хлеб!
И мы едим мягкую душистую булку и никак не можем насытиться.
– Ангельский хлеб, – приговаривает Надя, набивая себе полный рот.
Она довольна и уже полна бодрости, а у меня опять тяжело на душе, и я не хочу идти к Колиному купцу: мне так не везет в жизни, что конечно же и теперь постигнет неудача.
Все-таки Наде удается уговорить меня, я иду к Н-у, но получаю от него холодный отказ:
– Все места заняты…
Ах, к чему стоило унижаться… Лежу и плачу… Наде опять посчастливилось найти работу, а я снова должна висеть у нее на шее. Сколько еще может тянуться такое существование? Хватит, мне остается только один выход – Босфор. На дне его уже много таких, как я…
Эту ночь я сплю почему-то особенно крепко, а под утро вижу сон: темная комната, в углу – сияющий образ Царицы Небесной, и от него голос:
– В эту пятницу пойди в церковь…
Просыпаюсь – на душе радостно, свято…
Долго лежу и переживаю увиденное, потом принимаюсь тормошить Надю:
– Послушай, какой я необыкновенный сон видела. Проснись, прошу тебя.
Надя трет глаза и ничего не понимает. Но мой рассказ быстро приводит ее в себя.
– Какой дивный сон! – восторженно шепчет она. – Это Царица Небесная предвещает тебе что-то хорошее. Подожди, а нет ли в эту пятницу праздника?
Надя хватает единственную книгу, вывезенную из дома – «Житие Пресвятой Богородицы» – и начинает листать ее.
– Сегодня вторник, значит, в пятницу будет праздник в честь иконы «Нечаянная Радость» – первое мая (по ст. стилю)
Весь этот день я хожу, окрыленная надеждой, но к вечеру снова приходит тоска. Что такое сон, и разве ему можно верить? Только чтобы не расстраивать Надю, я иду в пятницу в нашу посольскую церковь.
Отошла Литургия… Где же чудо? Чуда не было…
Иду домой и ничего не вижу от слез. Вдруг над ухом голос Коли:
– Мария Николаевна, я ищу вас по всему городу. Что это за манера такая – никому, абсолютно никому не давать своего адреса! Я ведь всех русских спрашиваю, я ведь с ног сбился, а сегодня пришел сюда, думаю: может, вы в церкви? Идемте скорее к Н – у, он меня за вами послал.
– Опять к этому толстосуму? Ни за что!
– Но у него произошла какая-то перемена, он сам приходил ко мне и умолял найти вас.
Наконец, я согласилась, хотя прекрасно понимала, что из этого ничего не выйдет.
Н. встречает нас, как самых дорогих гостей, приглашает в комнаты, знакомит с женой, потом говорит:
– Выслушайте меня, многоуважаемая Мария Николаевна, а потом судите, как хотите. Я вам отказал, потому что все места официанток у меня были заняты, а другой работы у меня не было. Отказал и успокоился: ведь формально-то я был прав. Настала ночь, и снится мне, что стою я перед образом Царицы Небесной и слышу от него голос, да такой грозный, что затрепетал весь. «Ты, – слышу, – не дал работы пришедшей к тебе женщине, а она может погибнуть, и ты будешь в этом виноват». Проснулся я ни жив, ни мертв. Сама Царица Небесная на вашу защиту встала! Едва утра дождался и скорее к Николаю Петровичу пошел: приведите, прошу его, Марию Николаевну, а он отказывается, не знает, как и где вас искать. Уж так мы с женой волновались, сказать не могу. Слава Богу, вы пришли. А я уже спланировал, что столы можно немного потеснить в зале и еще один поставить, а два вынесем на улицу, поставим у входа, так что работа вам найдется, и прошу вас очень завтра же приступить к ней, я вас поставлю старшей официанткой.
Я слушаю и не все понимаю, а в душе растет что-то ликующее, мощное, недоступное уму – нечаянная радость.
Никогда я не заводил записных книжек: не было терпенья и воли записывать. Думалось, – удержит память, чему надо удержаться. Теперь жалею: много пропало слов и мелочей. В этом рассказе какие-то «слова» уплыли, – лиц, пожалуй, «исторических».
Источник
— Марина! – с ужасом закричала Евгения Андреевна, не успевая отдёрнуть дочь назад.
Радость моя (Часть 4)
— Слава Богу! – Марина легко выпрыгнула из автобуса, подала маме руку, и они вместе, держась друг за друга, принялись вылезать из каши около остановки. – Честное слово, я бы лишила его прав!
— Успокойся, не нужно так злиться. Чем ближе мы подходим, тем больше ты нервничаешь , — упрекнула мать, понимая, что если дочь не угомонится, то может ненароком испортить весь вечер. – Можно подумать, ты на свидание с Мирославом в первый раз идёшь.
Марина вдохнула полной грудью холодный воздух и посмотрела на тёмное небо в надежде перебороть беспокойство. В душе было тревожно, радость омрачалась чем-то непонятным, что девушка списывала на волнение.
— Нет, что-то пойдёт не так, — наконец произнесла она роковую фразу. – Я чувствую это.
— Глупости, выкинь из головы эту чушь! – Евгения Андреевна дёрнула дочь за руку.
Они вышла к наземному переходу, о существовании которого говорил только знак, слегка погнутый, но всё ещё продолжавший стоять на противоположной стороне дороги. Отсюда уже виднелся ресторан, и яркий свет из его окон падал на свежий снег.
— Ну вот и всё, — произнесла Марина, сделав шаг на трассу.
— Перестань, — Максим отворачивал голову, чтобы видеть дорогу.
— Они всю поездку развлекались, как хотели, почему я не могу? Тем более, что я соскучилась, а ты сегодня какой-то неласковый… Я и сама могу всё сделать…
— Масик, мой Масик…
— Перестань называть меня этим идиотским прозвищем!
Девушка игнорировала его слова и продолжала шептать что-то невнятное, обдавая его горячим дыханием. Её руки опускались всё ниже, и Максим уже не мог контролировать одновременно похотливую подружку и дорогу. Он проскочил светофор на красный и, не сбавляя скорости, выскочил на трассу.
— Сладкий, мой сладкий… — не унималась Виолетта, заставляя молодого человека отключать сознание.
Впереди сверкнул указатель переходного перехода.
— Твою мать! – молодой человек с силой нажал на тормоза.
— Марина! – с ужасом закричала Евгения Андреевна, не успевая отдёрнуть дочь назад.
Девушка испуганно вскинула голову. Её ослепил яркий свет фар, и что-то тяжелое сбило с ног. Она с трудом открыла глаза и посмотрела на номер сквозь нарастающую боль. Спустя пару секунд на Марину обрушилась свинцовая тьма.
— Поехали, поехали, идиот! – верещала Виолетта, моментально протрезвев. Она колотила ошарашенного Максима по плечу. – Валим, валим!
Очнувшись от встряски, парень нажал на педаль газа и машинально повернул голову влево. Там, в грязном дорожном месиве, лежала девушка, и её светлые длинные волосы перемешались со снегом. Над ней склонилась кричащая женщина с дрожащими руками. Он вывернул руль вправо и вернулся на свою полосу. Слишком поздно он сообразил, что ехал по встречной.
— Отвези меня домой, — ледяным тоном произнесла Виолетта. Она поставила локоть на дверь и опустила лоб на ладонь. –Я устала и хочу спать.
Никаких терзаний совести, никакого сострадания к сбитой девушке. Она спокойно сидела на пассажирском месте, как будто ничего не произошло. Разве что птицу случайно сбили. Вдруг ясно представив себе всю сущность этого циничного и мелкого существа, Максим резко затормозил и с трудом переборол желание выкинуть её из машины прямо здесь.
Источник
Радость моя (Часть 1)
— Давай мы потом обо всём поговорим! Я обещаю, что расскажу в подробностях, но позже, — Марина не сдержала улыбки, тут же отвернулась и поправила длинные русые волосы, что оканчивались у самой поясницы.
— Да? Да? – сверкая глазами не отступала подруга, которая желала узнать всё прямо сейчас.
— Ань, я не хочу сглазить, давай потом, — девушка проговорила последние слова по слогам, надела дублёнку, немного разочаровываясь, что её приподнятое настроение выдает планы, которые, вполне вероятно, она придумала сама, без участия своего парня. – Целую, зайка! Я позвоню! – и, послав воздушный поцелуй подруге, она легко выпорхнула за дверь, радуясь возможности беспрепятственно растянуть улыбку на лице.
— Что, уже уходишь? – знакомый охранник Сергей по-отечески весело подмигнул.
— Ага, отпросилась пораньше. Очень надо.
Девушка махнула на прощанье рукой и, посильнее натянув шапку на уши, вышла на холодную тёмную улицу. Оранжево-жёлтые фонари большого города сейчас освещали лишь небольшой участок вокруг себя. Они собрали трепещущий рой снежинок, что метались в хаотичном порядке, словно множество крошечных мотыльков. Марина вдохнула морозный воздух и, смотря на кашу снега и грязи под ногами, принялась пробираться к остановке, где её уже давно терпеливо ожидала мама.
— Ещё! Ещё! – визжащий женский голос капризно требовал выпивки. Тощая девушка с экстравагантным и пошлым макияжем обняла рукой молодого человека за барной стойкой и, обдавая его пьяным дыханием, что-то прошептала на ухо. Затем она вдруг взвизгнула и принялась танцевать, бесшабашно размахивая головой.
— Успокойся, — изрядно поддатый Максим больно схватил ту за запястья. – Сколько можно пить?
— Ну Масик! – она уткнулась в его шею, перевернулась вокруг себя, касаясь его спины и, оказавшись по другую сторону, принялась целовать. — Мой Масик…
— О Господи, — вздохнул Максим и встал с места, совершенно игнорируя падение спутницы. Оказавшись на полу, она тут же скорчила гримасу, надула губки и принялась кричать в надежде, что её голос будет услышан сквозь оглушительную музыку. Обернувшись, молодой человек заметил её отсутствие и с неудовольствием вернулся обратно.
— Масик! Ты вернулся! Я знала, что ты не отавишь… не ставишь… короче придёшь за мной! – она с трудом выговаривала слова и путала буквы, но тем не менее обвила руками его шею и оставила в уголке губ красный смазанный поцелуй. – А! – с наигранным испугом вдохнула девушка. – Мы же не можем оставить наших друзей здесь одних. Масик, их надо забрать!
— Мы заберём их, если ты перестанешь это делать.
— Ну-у, тебе же это всегда нравилось. Что? Молчу, молчу, сладкий, — она закрыла рот ладошками и невинно посмотрела на него.
— Найдём этих двух и уедем.
— Вот я о чём и говорю… Этих двух… — Виолетта принялась рассуждать о том, какие они им на самом деле друзья, что те никогда не придут на помощь, что их интересуют только деньги и развлечения, однако у них есть влиятельные родители, поэтому нужно держаться рядом и постараться подружиться, иначе их семьям будет трудно в будущем. Все эти разговоры ужасно утомляли Максима, и он старался пропускать всё мимо ушей.
Источник
— Не знаю, что должно произойти, чтобы моя девочка снова научилась улыбаться, — с тоской вздохнула мать.
Радость моя (Часть 30)
Марина встрепенулась, словно птичка, и тут же погасла, как не разгоревшийся уголек, стоило ей поднять глаза. Широко улыбаясь, будучи уже не в белом халате, а во вполне обыденной одежде, к ним приближался Владимир Иванович. Он широко шагал и махал рукой ещё издалека. Приблизившись, мужчина проговорил в своей обычной непринуждённой манере:
— Ну-с, здравствуй, красавица, как твои дела?
— А чего так невесело? Я наводил справки, операция прошла успешно, без осложнений.
— Да, без осложнений, — согласилась Марина. – Только у меня другое осложнение – не могу даже пошевелить кончиками пальцев.
— Ничего, не всё сразу! – продолжал подбадривать он, стараясь поднять настроение девушки. – Ты прошла не все процедуры, ты устала после зимы, это просто хандра. Ерунда! Всё будет хорошо, вот увидишь! Я к вам приехал с хорошими новостями.
— Действительно? – улыбнулась Евгения, пытаясь заинтересовать дочь, но та лишь равнодушно взирала на посетителя.
— Помните, я обещал вам хороший санаторий? Теперь он у вас есть. Я похлопотал немножко…
— Владимир Иванович, вы просто святой! – не зная, как отблагодарить, осторожно произнесла мать. – Но, к сожалению, хороший санаторий мы не потянем…
— Что вы! Вот глупости! Вам и не нужно ничего тянуть! Путёвка совершенно бесплатная! Говорю – я похлопотал немножко…
Пока он рассказывал о красотах вокруг санатория, Марина продолжала наблюдать за людьми, они куда-то спешили и даже не обращали внимание на то, что творится внутри больничного парка. Они летели на ногах, будто ходить было так же легко, как дышать, будто не нужно было затрачивать силы… Девушка снова попробовала пошевелить пальцами, но тщетно. Обездвиженные конечности упорно отказывались повиноваться. Но в её глазах не мелькнула искра отчаяния, она лишь сделала глоток воды и отвернулась, чтобы больше не видеть посторонних.
— Она зависла в одном состоянии, — Евгения оставила Марину в беседке и теперь прохаживалась вместе с доктором вдоль аллеи. – Что бы ни случилось, выражение её лица никак не меняется. Когда звучит шутка, она лишь приподнимает уголок губ, когда что-то грустное – просто отворачивается… Я боюсь, как бы она не задумала чего. Страшно даже представить! Владимир, я не знаю, что делать.
— Что тут сделаешь? В одно мгновение она лишилась почти всего. Ног, работы, мужа, подруги, раз уж на то пошло… Другая бы на её месте… Да, да, вы вовремя пришли, Женя. Задержись вы на минуту, ей не помог бы уже никто. Тогда она потеряла много крови. Вам повезло, что вы попали ко мне и хорошо, что всё рассказали, иначе бы психиатр, уколы, возможно, клиника… Так положено, но не всегда это нужно. А у нас разве кто хочет во что-то вникать, эх! В общем, ей нужно ещё много осмыслить, со многим смириться. И эта реакция отчуждения, она совершенно нормальная.
— Возможно… Когда она узнала, что Мирослав оставил её, я не увидела не то что истерики, у неё не было даже слёз! Когда женщина не может плакать – это конец.
— Или, напротив, начало, — подмигнул Владимир, но тут же вернулся к серьёзному тону. — Не беспокойтесь, Евгения, я верю, что Марина поправится. Не отказывайтесь от поездки, примите её, ну что же я, зря старался! Поверьте, настоящая природа, не то, что здесь, в городе, дополнительные процедуры, новые знакомства – всё это освежит её. Она воспрянет, вот увидите.
— Не знаю, что должно произойти, чтобы моя девочка снова научилась улыбаться, — с тоской вздохнула мать.
Источник