Советская «Фабрика грёз»
8 марта 1989 года состоялось сразу три значимых события в истории Ласкового мая: группа впервые возглавила хит-парад ТАСС, анонсировала новый альбом после полугодового молчания и выступила в программе «Магия женщины». Но март 89-го был последним «безмятежным» месяцем в истории Ласкового мая, концом его «Золотого века».
Альбом «8 марта» стал подарком группы всем советским женщинам. Однако выпущен он был в самый разгар журналистской травли, в авангарде которой наступала «Комсомолка» с Юрием Филиновым во главе, и потому музыку предваряло звуковое письмо Разина, в котором он под щемящую синтезаторную тему жаловался всему Советскому Союзу на беспощадную травлю:
«Несмотря на весь ажиотаж, который сейчас проходит в стране против нашей группы… я хочу вам сказать, что это организованный журналистский рэкет, руководит им Расторгуев с ЦК ВЛКСМ и ответственность на этом человеке за то, что наша группа и студия подвергалась таким нападкам».
(Андрей Разин, из вступления к магнитоальбому «Восьмое марта»)
Как и в прошлом альбоме «Немного о себе» (едва ли альбом братьев Куликовых можно считать «Ласковым маем»), здесь всецело господствовал Андрей Разин, исполнивший четыре песни из шести. Юре Шатунову и Косте Пахомову досталось лишь по одной, причём «Холодный берег» стала первой и единственной песней Пахомова, записанной для него почти за год работы в московском Мае. Её концепция заметно отличается от остальных кузнецовских шлягеров. Это почти рок, причём синтезаторный. К сожалению, это направление в творчестве Сергея Борисовича осталось тупиковым и не получило развития.
Потенциал Константина Пахомова, как исполнителя электронного рока, отчасти раскроется в альбоме 1992-го года «Мне хочется надеяться», к работе над которым приложил руку знаменитый гитарист-виртуоз Сергей Маврин. К сожалению, это будет последний альбом Кости.
На песню «Тающий снег» был снят красивый видеоклип, в котором Юра гулял по вечерней заснеженной Москве, размышляя о растаявшей любви. Любопытно, что на альбоме «8 марта» не было ни одной весенней песни: действие «Нескольких часов вдвоем» происходило в летнем Крыму, а «Холодный берег», «Тающий снег» и «Нас покидает осень» были о поздней осени.
Также была перепета песня Юрия Куликова «Мне больше не нужно», в исполнении Разина претерпевшая ряд качественных изменений, как в плане текста, так и аранжировки. Для репертуара Ласкового мая она подходила идеально — отличить её от творчества Сергея Борисовича практически невозможно.
Помимо звукового письма, в альбоме был звуковой фельетон «Глупый филин» — совместная работа Юрия Гука и Владимира Бойко, где газетный критик-искусствовед представал в роли шумной ночной птицы, не дающей никому спать, а Ласковый май в виде ночи, дарящей людям крепкий сон.
«Этот Филинов писал свои пасквили по заданию Пугачевой. Она давала ему деньги, хотела устранить здоровых конкурентов со своего пути. Страшно ревновала к нашей популярности. Завидовала. А Филинова мы не били. Ему фанаты по голове дали. Это потом доказало следствие». [1]
«Бандюги такие здоровые…но мне повезло. В квартире был ещё один человек, они испугались и убежали… А потом на воре шапка всегда горит, он тут же прислал в редакцию письмо, что мы на гастролях, мы не имеем к этому никакого отношения».
(Юрий Филинов – «Андрей Разин. Дикие деньги», ТВЦ, 2017)
Проблема Юрия Филинова и других критиков ЛМ была в том, что несмотря на весь гигантский ресурс советского печатного слова, они были в абсолютном меньшинстве. Поклонники Ласкового мая совсем не желали, чтобы их «спасали», им нужен был «крепкий сон», а не пресловутая «правда». Разгадка такого поведения проста – если в Москве на исходе 80-х ежегодно проходило по несколько рок-концертов мирового уровня, то на серой советской периферии даже поддельный Ласковый май с Мишей Сухомлиновым, поющим под фанеру Шатунова, был ощутимо лучше, чем ничего.
Концепция коммерческого шоу-бизнеса, где зрелищная составляющая впереди творческой, будет приживаться на советской эстраде долго и тяжело. Но, в конечном счёте, победит именно она.
«Разин начал плодить «левые» составы. Он опошлил всю идею «Ласкового мая». Он же не думал о будущем. Его заботило только одно — как выжать из этой идеи максимальное количество денег. Для этого он и создал студию «Ласковый Май». Под ее эгидой одновременно гастролировали три состава: с Шатуновым, с самим Разиным и с Костей Пахомовым» [2]
(Александр Прико, экс-участник ЛМ)
Чтобы как-то легализовать своих клонов и всё разрастающийся штат солистов, осенью прошлого 88-го года Разин превратил Ласковый май во Всесоюзную Центральную Творческую Студию для Одарённых Детей-сирот – хозрасчётную организацию при Москонцерте, формально приписанную к школе одаренных детей Московской государственной консерватории и творческому центру «Резонанс» Советского Детского Фонда им.Ленина. Такая реорганизация давала огромный простор для манипуляций: теперь на концертах Ласкового мая мог выступать кто угодно, ведь число солистов студии теоретически могло стремиться к бесконечности!
Помимо Шатунова, появлявшегося, в основном, в городах-миллионниках и областных центрах, отдельная программа была у Андрея Разина, иногда предпочитавшего работать в паре с Пахомовым. Также от имени Мая теперь выступали братья Куликовы, Наталья Грозовская, братья Гуровы и примкнувший к ним сын Вилли Токарева — Антон. Позднее к ним добавятся , Олег Крестовский, Юрий Матяш, Рома Жуков, знакомый Разину ещё по «Миражу», Андрей Шишкин, Лёша Комиссаров и даже Влада Московская!
Параллельно шёл отбор «рабочих лошадок» – как сирот, так и вполне благополучных советских школьников, занимавших места солистов и сценических музыкантов (клавишников, ударников, гитаристов и бас-гитаристов) в многочисленных клонах.
На вопросы о том, какое будущее ждёт студию, в которую постоянно стекаются всё новые сироты, Разин пускался в рассуждения о детском колледже, некоем музыкальном «Хогвартсе» по выращиванию звёзд.
«Колледж — это я хочу создать для одарённых детей именно сирот. Чтобы приходил мальчик в этот колледж по отбору действительно одарённый парень, сделать из него хорошего интеллигента, прежде всего. Интеллигентного парня. У нас из детского дома выходят и становятся интеллигентами через такие трудные дела, надо воспитать интеллигента. Ребёнок пришёл к нам в первый класс и, занимаясь там, сразу, в первый месяц у него будет зарплата». [3]
«Мы планируем большой комплекс мероприятий, занятий, совместных концертов. Ребята прописываются в школы-интернаты, в общежития, всем им предоставляется «койко-место». Обеспечиваем детей трехразовым питанием, кормим хорошо. По выпуску им предоставляются кооперативные квартиры. Учатся они у одного преподавателя, который вместе с ними выезжает на гастроли. Сейчас сделали поточную систему. Возить с собой преподавателей по всем предметам мы не в состоянии: у гастрольных коллективов большие сложности с номерами в гостиницах. Мы вывозим, например, физика, он работает с юными артистами месяц, проходит досконально всю программу. Это впервые в СССР, когда коллектив учится на колесах. Со всеми ребятами заключены трудовые договора. На общем собрании решили, что зарплата распределяется между совершеннолетними руководителями, директорами, которые эти деньги — большая сумма получается! — переводят ребятам на сберкнижки. На руки же даем строго лимитированную сумму — только то, что необходимо для игр, автоматов, мороженого. Если выступают во Дворце спорта, где стоят игровые автоматы, — тут обходятся уже 29 рублями: пусть играют, развиваются. Все остальное бесплатно. Одеваем тоже бесплатно. Стараемся хорошо одевать, только с «черного рынка». В советских магазинах ничего нет». [4]
На обратной стороне обложке журнала «Огонёк» от 20 мая 1990-го года можно видеть рекламу студии, где под милым фото Юры Шатунова с пушистой кошкой на руках было приглашение: «Талантливые исполнители могут надеяться на внимание студии».
На деле, ни умение петь, ни знание нот, ни, боже упаси, талант, музыкантам не требовались, ведь концерты были на 100% фонограммными. Солисты клонов должны были мало-мальски походить на Юру Шатунова или Андрея Разина. На большом стадионе, в цирке или областном доме культуры разглядеть лицо солиста из зала всё равно не представлялось возможным.
Сцена одного такого «кастинга», проходившего в московском интернате №24, директором которого была Галина Венедиктова, вошла в фильм «Почём нынче Ласковые».
Андрей Разин: Мы берём ваших детей при одном условии. Мы их запишем и давайте их нам на гастроли.
Галина Венедиктова: Куда?
Андрей Разин: А мало ли куда?
Галина Венедиктова: Там они так от рук отобьются…
Андрей Разин: А мы договор с вами заключим…
Юра Шатунов: Я же не отбился?
После нескольких репетиций и шоппинга по Рижскому рынку импровизированное шоу двойников разъезжалось по стране.
«А любимая группа отправилась гастролировать дальше. И сколько продлится этот обман, неизвестно, потому что нам, двенадцати-пятнадцатилетним, это нравится, очень. Нравится быть обманутыми, оскорбленными и оплеванными. Нравится заискивающе, по-собачьи преданно смотреть в равнодушные глаза кумира». [5]
«Молодой ленинец», 1989-й год.
«Фабрика «звезд» типа Робертино Лоретти или, точнее, Родиона Газманова — шикарная идея. Мистификациям с фотографиями и фамилиями участников «Ласкового мая» позавидовал бы сам Остап Бендер. Кабы такую же энергию да на сочинение музыкальных идей, оригинальных текстов, разнохарактерных имиджей!» [6].
«Комсомольская жизнь», 1990-й год.
Так, ещё в советскую эпоху, Разин, по сути, создал первую «Фабрику звёзд». Или «фабрику грёз», ведь вместо обещанных славы и лёгких денег «фабриканты» видели лишь бесконечные переезды и тяжёлую изнуряющую работу на сцене – по пять и более концертов в день.
Музыкальный колледж для сирот так и остался прекрасной «маниловщиной», в которую, быть может, в 89-м году, Разин ещё верил и сам. Однако «тепличные» перестроечные времена рано или поздно должны были закончиться, и потому Ласковый май не работал на долгосрочную перспективу, стараясь взять как можно больше здесь и сейчас. Впрочем, упрекнуть его не в чем, ведь точно в таком режиме жёсткого «чёса» работали и остальные коллективы поколения диско перестройки, снискав за это у критиков уничижительное прозвище «стадионная попса». О таком же колледже мечтали и Любовь Воропаева с Виктором Дорохиным [7], нечто подобное, под названием «Новое поколение», попыталась основать и Наталья Гулькина, но время для российской «Фабрики звёзд» ещё не пришло.
В марте 1989-го года Андрей Разин приобрёл легендарный особняк в селе Барановка в Хостинском районе Сочи. Он стал своеобразной «базой отдыха» Ласкового мая, куда, по словам Рашида Дайрабаева, группа летала отдыхать на арендованном пассажирском вертолёте. Позднее этот советский «Неверленд» достанется Юре Шатунову. Именно в нём он будет давать скандальное интервью против Андрея Разина летом 1992-го года.
Описание дома сохранилось в статье Руслана Игнатьева от 2000-го года:
«Дальнейшую дорогу к дому бывшей знаменитости мне показали жители Барановки. Он находится почти на вершине горы. Хозяина на месте не оказалось: как рассказали мне друзья певца, которые приглядывают за домом, Юра уехал отдыхать в Таиланд на спонсорские средства. С улицы дом выглядит вполне обычно, как и многие другие. Но внутри. Я искренне удивился: воспитанник детского дома поистине живет по-царски. Шикарные залы, расположенные на разных уровнях, четыре просторные спальни, множество подсобных помещений, открытый бассейн, сауна, гараж и, конечно, святое — музыкальная студия. Плюс к этому в хозяйстве — водные мотоциклы, два «КАМАЗа», две легковушки и многое другое. Рядом с домом оборудовали вертолетную площадку, чтобы звезда прямо из аэропорта добирался домой по воздуху. В те годы подобную роскошь мог себе позволить только президент страны. Правда, вертолетом пользовались недолго, пришлось пересесть на автомобиль. Но прежде Шатунов выделил внушительную сумму на сооружение в Барановку новой автотрассы». [8]
В 90-х и начале нулевых этот особняк Шатунову будут регулярно припоминать буквально в каждом интервью. В отличие от Разина, всегда охотно демонстрировавшего прессе свой кирпичный коттедж в Ставрополе, Юра держался скромнее:
«Никакого особняка под Сочи у меня нет. Был обыкновенный деревенский дом в селе, куда мы даже не могли провести воду. Кстати, мы до сих пор не можем продать этот самый особняк, как ты говоришь. Был период, когда нам хлеб не на что было купить. Нас кормил огород». [9]
(Юрий Шатунов)
Огород в усадьбе действительно был. На нём росли хурма, инжир, фейхоа, огурцы и помидоры. По словам журналиста Руслана Игнатьева, особенно крупным был урожай мандаринов – почти до полтонны. Их Юра будет продавать на местном базаре в 90-е годы [8]. Но всё это в далёком будущем, а пока Ласковый май нежится в лучах славы, доживая последние дни своего «золотого века»…
«Все ясней и ясней становилось: нет, не наш этот новый «Ласковый май», а их. Вновь и вновь приходилось убеждаться, что наши администраторы часто не могут провести черту, где, что можно в моральном плане, а что нельзя, часто переступают эту черту: Да, натиск, пробивные способности, чувство конъюнктуры, самодисциплина — это, вероятно, хорошо, но когда всё это хозяйство не дружит с совестью. ». [10]
Помимо нападок прессы и уголовного дела, группу всё сильнее разрывали и внутренние противоречия. А ещё давали себя знать изнуряющий гастрольный график и усталость. Накануне выхода пятого альбома, группу покинул Сергей Кузнецов.
1. «Горбачев согласился расстрелять ласковый май», «Экспресс-газета», 14.02.03
2. «Жена Саши Прико из «Ласкового мая» ушла к Лагутенко», «Экспресс-газета», сентябрь 2001-го года
3. «Почём нынче Ласковые», д/ф, 1990
4. «Бойся банта на шее», «Уральский следопыт», № 9 1989-й год, Юрий Шинкаренко
5. «Комедия в стиле Ласковый май», «Молодой ленинец», 7.10.89, О. Николаева
6. «Не зовите медведя», «Комсомольская жизнь», 1990-й год, Нина Тихонова
8. «Юра Шатунов торгует на базаре мандаринами», «Экспресс-газета», февраль 2000-го года, Руслан Игнатьев.
9. «Ласковый май — облом по-русски», «Московский комсомолец», 16.06.02, Ирина Боброва
10. «Ты просто был», 1991-й год, Сергей Кузнецов
Источник