Кто написал мелодию чувство

Две музы одного романса: кто вдохновил Пушкина и Глинку на создание шедевра «Я помню чудное мгновенье»

Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.

То, что Глинка написал романс на стихи Пушкина, на самом деле очень символично. Критик В. Стасов писал: «Глинка имеет в русской музыке такое же значение как Пушкин в русской поэзии. Оба – великие таланты, оба – родоначальники нового русского художественного творчества, оба – глубоко национальные и черпавшие свои великие силы прямо из коренных элементов своего народа, оба создали новый русский язык – один в поэзии, другой в музыке». На стихи Пушкина Глинка написал 10 романсов. Многие исследователи объясняют это не только личным знакомством и увлеченностью творчеством поэта, но и сходным мироощущением двух гениев.

Стихотворение «Я помню чудное мгновенье» Пушкин посвятил Анне Петровне Керн, первая встреча с которой состоялась в 1819 г, а в 1825 г. знакомство возобновилось. Спустя годы чувства к девушке вспыхнули с новой силой. Так появились знаменитые строки: «Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты».

Спустя почти 15 лет состоялась еще одна знаковая встреча: композитор Михаил Глинка познакомился с дочерью Анны Керн, Екатериной. Позже в письме он рассказывал: «Она была нехороша, даже нечто страдальческое выражалось на ее бледном лице, ее ясные выразительные глаза, необыкновенно стройный стан и особенного рода прелесть и достоинство. все более и более меня привлекали. Я нашёл способ побеседовать с этой милой девицей… Вскоре чувства мои были вполне разделены милою Е. К., и свидания с нею становились отраднее. Мне гадко было у себя дома, зато сколько жизни и наслаждения с другой стороны: пламенные поэтические чувства к Е. К., которые она вполне понимала и разделяла».

Впоследствии Анна Петровна Керн написала воспоминания об этом времени: «Глинка был несчастлив. Семейная жизнь скоро ему надоела; грустнее прежнего он искал отрады в музыке и дивных ее вдохновениях. Тяжелая пора страданий сменилась порою любви к одной близкой мне особе, и Глинка снова ожил. Он бывал у меня опять почти каждый день; поставил у меня фортепиано и тут же сочинил музыку на 12 романсов Кукольника, своего приятеля».

Глинка намеревался развестись с женой, уличенной в измене, и уехать с Екатериной Керн за границу, сочетавшись тайным браком, но этим планам не суждено было осуществиться. Девушка была больна чахоткой, и они с матерью приняли решение уехать на юг, в украинское поместье. Мать Глинки была решительно против того, чтобы он сопровождал их и связывал свою судьбу с Екатериной, поэтому она сделала все возможное для того, чтобы композитор простился с ней.

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

Источник

✨Суперхит XX века.История песен «Feelings» и «Sometimes When We Touch»

«Парни не плачут!» — спел когда-то Роберт Смит из The CURE. И надо сказать, что этот стереотип не изжит до сих пор. Мужчина, который прилюдно рыдает и регулярно включает «пожалейку», нередко вызывает у однополых товарищей раздражение и быстро становится объектом насмешек.

Таким же объектом насмешек становятся и чересчур жалостливые песни, написанные и исполненные мужчинами. Впрочем, судя по тому, что некоторые из таких песен становятся большими музыкальными хитами, раздражают они далеко не всех…

Morris Albert — «Feelings» (1975)

Когда женщина предлагает любимому мужчине «поговорить о чувствах», это вызывает у последнего почти физические мучения. При этом в стихах или песнях мужчины себя не сдерживают. Взять хотя бы балладу «Feelings», где само слово «чувства» присутствует не только в названии, но и повторяется на протяжении песни аж 23 раза.

Обложка диска Морриса Альберта

Автор перевода — Олег Лобачев:

Чувства, больше ничего, кроме чувств.
Я пытаюсь забыть чувство любви.
Слезы катятся по моему лицу.
Я пытаюсь забыть чувство любви.

Чувства…
Всю свою жизнь я буду чувствовать это.
Лучше бы я не знал тебя, девочка.
Ты никогда не придешь снова.
Чувства, о, чувства!
О, я чувствую тебя снова в своих объятиях.

Чувство, чувство, как будто я не терял тебя.
И чувство, что
Тебя никогда не будет больше в моем сердце…

Написал песню Моррис Альберт, и она стала для него настоящим прорывом. Ведь нечасто исполнителю из Бразилии удаётся попасть на верхние строчки англосаксонских хит-парадов. Например, в Британии сингл «Feelings» добрался до 4 места, а в США — до 6-го. Более того… Хотя хитом № 1 песня так и не стала, зато она сумела продержаться в американских чартах дольше любой другой песни 1973 года, а именно — 32 недели!

Когда я впервые услышал эту балладу, то её мелодия местами напомнила мне будущий хит Кенни Роджерса «Lady» (1980). Но оказалось, что и сама «Feelings» похожа на французскую песню 1956 года «Pour Toi», написанную Луи Гасте и впервые исполненную Дарио Морено. Причём похожа вовсе не «местами»… В 1988 году Гасте даже выиграл иск против Морриса Альберта и теперь получает от последнего солидную долю авторских отчислений…

С одной стороны, на «Feelings» было записано немало «серьёзных» каверов — в том числе и женских (например, версия Ширли Бэсси 1976 года).

С другой — песня Альберта стала регулярным объектом пародий и символом «мужика-слабака», который не способен справиться со своей душевной болью.

Наиболее показателен в этом плане рекламный ролик «Пепси» 1990 года с участием модного тогда рэппера Эм Си Хаммера. По сюжету перед концертом певец выпивает вместо «Пепси-колы» «Кока-колу» и неожиданно начинает завывать «Feelings, nothing more than feelings…», приводя своих поклонников в состояние шока. Лишь после того, как Эм Си Хаммер выпивает «правильный» напиток, он снова становится крутым парнем и запевает свой хит «U Can’t Touch This».

Своё презрительное отношение к песне выражает и героиня Мишель Пфайффер в фильме «Знаменитые братья Бейкеры». Там актриса играла девушку по вызову, которая нанимается певицей к двум братьям-музыкантам. На вопрос самого «консервативного» брата, что она думает по поводу исполнения «Feelings» — героиня отвечает: «Ничего. Эта песня, как петрушка. Убери её из блюда, и никто ничего не заметит».

В 1998 году кавер на эту балладу неожиданно записывает… панк-группа The OFFSPRING. И снова не без иронии. Во-первых, песня исполняется в характерном для группы стиле. Во-вторых, ребята немного изменили оригинальный текст, где теперь пелось не о чувстве утраты, а о чувстве… ненависти к былой любви, от которого герой очень хочет избавиться.

Из перевода Surfer:

Представьте,
Набили вам лицо…
Пытаюсь забыть свои
Чувства ненависти…

Всю мою жизнь я буду это чувствовать…
Вот бы нам никогда с тобою не встречаться…
Ты снова сделаешь мне больно…

Чувства…
Чувство того, что ты мне никогда не нравилась,
Чувство, словно я хочу убить тебя,
Живут у меня в сердце…
Чувства, о-о, чувства,
Ненависти в моей голове

Dan Hill — «Sometimes When We Touch» (1977)

Другая душещипательная мужская баллада — «Sometimes When We Touch» («Порой мы прикасаемся друг к другу») — была издана в ноябре 1977 года канадским поп-исполнителем Дэном Хиллом. Она так и осталась его самым известным и успешным хитом (№ 3 в США, № 13 в Британии).

Обложка диска Дэна Хилла

История создания этого хита растянулась на целых три года, и она не менее трогательна и печальна.

Дело в том, что Дэн сочинил «Sometimes When We Touch» в нежном 19-летнем возрасте для своей любимой девушки по имени Хелена, которая была старше певца на 3 года. Хелена оказалась настоящей стервой, которая одновременно крутила роман с ещё двумя парнями — футболистом и модным фотографом. Как понимаете, у Хилла был лишь один способ выделиться на фоне таких соперников.

Дэн Хилл:
— Я думал, что нужно сочинить песню, которая впечатлит и покорит её, которая бы была настолько страстной, что она бы осознала, что я — единственный парень, который ей нужен.
…Первая строчка песни «Ты спрашиваешь меня, люблю ли я тебя, и у меня перехватывает дыхание во время ответа…» была вдохновлена несколько насмешливым вопросом Хелены — люблю ли я её? Ответ «Да» её бы отпугнул. «Нет» — разозлил. Учитывая, что Хелена сделала акцент на «Ты меня любишь?», сняв розовые трусики в горошек и помахав ими на указательном пальце, я буквально онемел. Что касается последней строчки этого первого куплета, то этим я давал ей знать, что, если она решит спать со стероидными мускулистыми мужчинами и фотографами, «кто я такой, чтобы её судить?». Так появилась и остальная лирика: каждое слово, каждая строчка, неуклюже откровенные…».

Из перевода Натальи Шибаевой:

…Великие романы и все сражения из них
Оставили меня бороться с собственной гордостью.
Но, несмотря на все подстерегающие опасности,
Добро способно выживать.
Я — лишь очередной писатель,
Попавший в ловушку собственной правды.
Я как несмелый воин,
Попавший в ловушку собственной молодости.

Но порой мы прикасаемся друг к другу,
И тогда вся правда становится очевидна.
Мне лучше просто закрыть глаза и спрятаться.
Я хожу держать тебя в объятиях
До последнего дня своей жизни,
До тех пор, пока мы оба не выдержим и заплачем,
Я хожу обнимать тебя, пока страх внутри меня не исчезнет…

О, наивный юный романтик!

Когда Хилл, наконец-то, прокрутил Хелене запись своей баллады по телефону, та… зевнула и насмешливо произнесла: «Дэнни, кто-нибудь тебе говорил, что ты чересчур нервный?» На вопрос «Ну, а как тебе песня?» Дэнни получил ещё более неожиданный ответ: «Я завтра уезжаю. В Северную Каролину. С футболистом».

Какое-то время неоценённая песня лежала без дела. Хилл вспомнил о ней, лишь когда заключил контракт с лейблом «ATV-music». Однажды глава лейбла вызвал певца к себе и предложил ему поработать с Барри Манном — композитором, сочинившим одну из самых успешных песен всех времён «You’ve Lost That Lovin’ Feelin’», записанную THE RIGHTEOUS BROTHERS в 1964 году. Надо сказать, что предложение не очень обрадовало Хилла — ведь он мог сочинять песни и без посторонней помощи. Но деваться было некуда…

На встрече с Манном Дэн смущённо показал «Sometimes When We Touch» — причём один только текст, чтобы именитый композитор не подумал, что ему дают какое-то неудавшееся старьё. Манн сочинил к тексту новую музыку, и именно в этом варианте песня стала хитом.

Дэн Хилл:
— Тогда я понял, что моя оригинальная музыка для «Sometimes…» звучала похоронно и напыщенно, из-за чего слушатель не мог полноценно услышать и прочувствовать текст. Но захватывающая мелодия куплетов Барри, компенсированная его легким, гениально певучим, припевом, придала этим же словам своего рода возвышенное величие, сделавшее их мгновенно запоминающимися.

И снова сложилась та же двоякая ситуация, что и с «Feelings» Морриса Альберта. С одной стороны, к Хиллу приходило множество писем от женщин, которые признавались, что зачинали детей под его балладу. С другой — песню возненавидели как радикальные феминистки, так и суровые мужчины. Первые ополчились на «Sometimes…» из-за строчек:

Бывает, что мне хочется сломить тебя
И заставить встать на колени…

…посчитав их призывом к насилию над женщинами. Следующие же две строчки они предпочли не замечать:

Бывает, что я предпочёл бы сломаться сам,

Лишь бы удержать тебя навсегда…

Впрочем, после того как множество певиц (Тина Тёрнер, Линн Андерсон, Бонни Тайлер и др.) перепели балладу от женского лица, обвинения феминисток тут же стихли (видимо, ставить мужчину на колени они сочли нормой).

Что касается мужчин, то они привычно презирали «Sometimes…» за излишний «мазохизм» и сопливость. Хотя, например, тому же Роду Стюарту перепеть эту песню было не зазорно.

Говорят, в 2016 году в Канаде сняли юмористический скетч, где военные обезоружили террористов, начав громко проигрывать через колонки «Sometimes When We Touch». Заслышав эту сентиментальную песню, злодеи бросали оружие, закрывали уши и корчились на полу в агонии…

Дэн Хилл:
— Песня может быть глупой, но умной. Ужасной, но блестящей. Только песни, которые не вызывают никакого отклика — ни восторга, ни пренебрежения — обречены на провал.

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

Источник

Как музыка передает и вызывает эмоции? Отрывок из книги английского ученого

Музыка — одно из самых впечатляющих явлений в мире. Она может натолкнуть вас на какие-то мысли, заставить плакать и смеяться, мысленно вернуться в далекие воспоминания, придать сил, даже влюбиться. Но почему и как это работает? Есть ли этому какое-то рациональное объяснение или эта сфера искусства так и останется объята мистическим флером?

Со всем этим английский ученый и журналист Филип Болл пытается разобраться в своей книге «Музыкальный инстинкт. Почему мы любим музыку», которая вышла в издательстве «Бомбора». Он начинает с самых простых вещей, что музыка — это звуковые волны, рассказывает, как они взаимодействуют с человеческим организмом и как влияют на него. Дальше начинает все больше и больше углубляться в то, из чего состоят композиции, разбирается, что такое ноты, как записывают песни, а еще, самое интересное, пытается найти ответ на вопрос — как композиторы выбирают, какую ноту написать. Этот вопрос кажется немного смешным, но, задавшись такой абсурдностью, Болл добирается до более сложных дилемм: почему музыка заставляет нас испытывать определенные эмоции.

Вам знакомо такое?

«Вдруг (я) испытал невероятно сильное ощущение сразу и в теле, и в голове. Меня как будто захватило колоссальное напряжение, похожее на сильную интоксикацию. Я чувствовал восторг, нескрываемое воодушевление и был полностью поглощен моментом. Музыка будто возникала из ниоткуда. Я почувствовал, что меня пронизывает дух Баха: неожиданно музыка стала такой очевидной».

«Я начала понимать, что музыка получает контроль над мои телом. Я ощутила какой-то заряд… Меня наполнила огромная волна тепла и жара. Я жадно хватала каждый звук… Меня захватывал каждый инструмент, я брала все, что он мог мне предложить… Все остальное прекратило свое существование. Я танцевала, кружилась, отдавалась музыке и ритму, я была на седьмом небе и радостно смеялась. На глазах появились слезы — как бы странно это ни казалось — и с ними пришло освобождение».

Если музыка никогда не вызывала у вас таких реакций, то теперь вы, скорее всего, чувствуете, что вечеринка прошла мимо, пока вы скучали в углу. Ну за исключением алкогольной эйфории, которая все же вас коснулась. Но я уверен, что вы все же испытывали подобное или хотя бы могли испытывать. Интенсивный эмоциональный отклик на музыку не сокрыт за семью печатями — первое признание принадлежит молодому музыканту, который написал его во время разучивания произведения Баха.

А второе описание написала женщина, слушавшая финское танго в пабе.

Поразительно, что описания музыкальных переживаний часто очень похожи. Иногда настолько, что выражения эмоций не обходятся без клише вроде «меня захватила музыка» и так далее. Но клише потому и сложились, что все испытывают одинаковые чувства. Хотя трансцендентный экстаз как реакция на музыку наблюдается во многих культурах, интенсивный музыкальный опыт не всегда наполняет блаженством. Вот воспоминания слушателя о Десятой симфонии Малера:

«(Там был) один аккорд настолько щемящий и зловещий, что вызвал небывалые до сей поры ощущения… Мой брат чувствовал то же самое: первобытный, почти доисторический ужас охватил нас, мы не могли вымолвить ни слова. Мы оба смотрели на черное окно и как будто различали снаружи лицо Смерти, которая не сводила с нас глаз».

С культурной и психологической точки зрения кажется невероятным, что кому-то пришло в голову написать музыку, вызывающую такие состояния (кто-то может поспорить, что Малер такой цели на самом деле перед собой не ставил, но существует множество примеров, когда музыканты намеренно стремились расстроить своих слушателей и лишить их присутствия духа). Еще страннее то, что кому-то приходит в голову испытывать воздействие такой музыки (да, некоторые попадают под ее влияние случайно, но многие ищут такого эффекта). Ну и самое странное — то, что составленные в определенном порядке ноты могут вызвать настолько сильную реакцию.

Вопрос, каким образом музыка выполняет эту задачу, заключен в культурный и исторический контекст, но универсальная способность музыки влиять на человека лежит вне контекста. Когда Толстой писал, что «музыка — это стенография чувств», он выражал одобрение и восхищение этой особенностью, но в пятом веке Святому Августину неотвратимая эмоциональность музыки казалась очень беспокоящим фактором. Он любил музыку, но его тяготила мысль, что «прихожане больше восторгаются пением, а не тем, что поют». Средневековые священнослужители огорченно признавали, что музыка могла склонить к похоти и вожделению, а не только призвать к благочестию; именно из этих соображений контрреформаторы стремились очистить духовную музыку от разлагающего светского влияния. Для духовенства замечание Джона Драйдена имело и оборотную сторону: «Какие чувства Музыка не может разбудить или унять?»

Почему музыка трогает нас? Из всех вопросов о том, как наш ум улавливает и обрабатывает музыку, этот окажется самым сложным. Есть нечто уникальное и нематериальное в магическом воздействии музыки. Многие великие картины буквально изображают чувства на лицах, в жестах или через обстоятельства, даже абстрактное искусство может пробудить ассоциации через форму и цвет: небесная, бесконечная лазурь Ива Кляйна, темнеющие горизонты Марка Ротко, разбросанные следы безумной интенсивности Джексона Поллока. Литература вызывает эмоции через повествование, характеристики и аллюзии, даже если «значение» произведения может быть гибким, смысл так или иначе удерживается в четких рамках: например, никто не скажет, что «Большие надежды» повествуют об угольной промышленности. Но музыка невидима и эфемерна: она вздыхает и ревет, а в следующий миг ее уже нет. За исключением редких моментов намеренной мимикрии, она не похожа ни на что в этом мире. Определенные фразы и тропы обладали традиционным «значением» в эпоху классицизма; некоторые полагают, что западная инструментальная музыка обладает набором смыслов, которые можно объективно расшифровать, но эти предположения в основном строятся на шатких основаниях — слишком простых, слишком поверхностных. На самом же деле невероятно трудно объяснить, почему мы вообще можем находить оттенки смысла в звуковых раздражителях, тем более начинать плакать или смеяться, танцевать или впадать в неистовство из-за них.

Вопрос эмоциональности начал занимать когнитивных психологов и музыковедов не так давно. Эдуард Ганслик в 1854 году написал книгу Vom Musikalisch-Schönen (в 1891 году ее перевели под названием «Красота в музыке»). Эта работа, первое серьезное современное исследование музыкальной эстетики, подчеркивала, что ранее музыку обсуждали либо «в сухих и прозаических терминах» технической теории, либо эстетическим языком, «окруженным туманом чрезвычайной сентиментальности». В центре внимания автора была не эмоциональность как таковая, но эстетический эффект музыки, в особенности чувство красоты, которое возникало при встрече разума и чувств. В восемнадцатом и девятнадцатом веке, говорит Ганслик, разумеющимся фактом считалось, что музыка есть творчество звука, направленное на передачу и возбуждение страстей. И тем не менее он сомневался в существовании реальной аналогии между музыкальной композицией и чувствами, которые она навевает. Когда-то Бетховена считали необузданным композитором в сравнении с холодной ясностью Моцарта, а Моцарт в свое время считался пылким по сравнению с Гайдном. «Определенные чувства и эмоции, — убеждает Ганслик, — невозможно отыскать внутри самой музыки».

Вопрос, может ли музыка передавать конкретные эмоции, достаточно сложен; я вернусь к его обсуждению позже. Но не стоит сомневаться в способности музыки вызывать некоторые эмоции в некоторых людях в некоторых ситуациях. И в самом деле, многие могут согласиться, что raison d’être (смысл — прим. пер.) музыки заключается в пробуждении эмоций. Вопрос в том, как ей это удается.

Ганслик настаивает, что эта тайна навсегда останется неразгаданной. «Физиологический процесс, благодаря которому восприятие звука трансформируется в чувства и в состояние ума, необъясним, и таким ему суждено оставаться, — писал он. — Давайте не станем обращаться к науке за объяснениями, которые она не может дать». Его мнение было излишне пессимистичным (а кому-то покажется полным надежд). Обращение к психологии музыки с намерением отыскать «инструмент», которым музыка воспламеняет сердца, завершается полным разочарованием. В настоящее время исследования на тему эмоций кажутся крайне нецелесообразными, даже простодушными. Когда нейроученые выясняют, как и когда испытуемые называют музыкальные отрывки «веселыми» или «грустными», поклонник музыки может воспринять этот эксперимент как идевательство над эмотивными качествами музыки — как будто в течение фортепианного концерта мы только и делаем, что хохочем или хандрим.

Так или иначе, вопрос эмоциональности музыки лег в основу проблематики музыкальной когниции. К счастью, в этой связи атомистическое расчленение музыки — а этот подход долгое время пользовался популярностью — уступило место наблюдению за тем, как люди реагируют на прослушивание музыки: ведь едва ли кто-то испытывает бурю эмоций от монотонной синусоидальной волны, производимой тоновым генератором; в результате «тестовый материал» исследователей сделался более разнообразным. В период становления науки существовало всего две основные категории музыки: западная классическая и «примитивная» музыка дописьменных культур, которая выполняла главным образом социализирующую функцию, но в наши дни уместнее задаваться вопросом, как люди реагируют на Eagles и Grandmaster Flash, а канонический корпус изучения музыкальных реакций переместился с Моцарта на Тhe Beatles.

Источник