Коль буйны радости конец их буйный
Кормилица
Жди у ворот нас, Петр!
Джульетта
Ну, няня, милая. Грустна ты, боже!
Пусть грустны вести, — весело скажи их;
А если хороши, — зачем их портишь,
Играя музыку их с кислым видом?
Кормилица
Устала я, дай мне вздохнуть немного.
Фу, кости как болят! Что за прогулка!
Джульетта
Свои тебе дам кости — дай мне весть!
Ну, говори, ну, милая, прошу!
Кормилица
Что здесь за спех? Нельзя ли подождать?
Не видите, что я едва дышу?
Джульетта
Ну, как едва ты дышишь, коль хватило
Дыханья, чтоб сказать, что ты не дышишь?
А извинения твои длиннее
Тех слов, что, извиняясь, не сказала.
Весть хороша иль нет? Ответь на это!
Об остальном расскажешь мне потом.
Ну, отвечай мне: хороша иль нет?
Кормилица
Да уж неважно вы выбрали. Вы не знаете, как надо выбирать мужчину.
Ромео? Ну, нет! Хоть лицо у него приятней, чем у многих мужчин, но нога
лучше, чем у кого бы то ни было. А что касается руки, ступни и стана, то
хотя о них и нечего сказать, но они выше всякого сравнения. Он не цветок
учтивости, но, ручаюсь вам, ласков, как барашек. Иди своим путем, девка,
служи богу. Что, вы уже обедали?
Джульетта
Нет, нет, ведь это все я раньше знала.
Что он сказал о свадьбе? Что об этом?
Кормилица
Как голова болит! Ох, голова!
На двадцать разрывается частей!
А уж спина моя — ох, ох, спина!
Уж чтоб тебе за то, что загоняла
Меня ты до смерти туда-сюда!
Джульетта
Прости меня, что ты страдаешь, няня.
Скажи мне, миленькая: что сказал он?
Кормилица
Ваш возлюбленный сказал, как честный господин, и учтивый, и милый, и
приятный, и, клянусь, добродетельный. Где ваша мать?
Джульетта
Где мать моя? Ну, дома! Где ей быть?
Как ты нелепо отвечаешь мне!
«Возлюбленный, как честный господин,
Сказал: где ваша мать?»
Кормилица
О боже мой!
Вы горячитесь? Ну, пожалуй, будет
Припаркой это для больных костей.
Теперь уж сами будьте на посылках.
Джульетта
Чего шумишь? Ну, что сказал Ромео?
Кормилица
Отпустят вас на исповедь сегодня?
Джульетта
Отпустят.
Кормилица
К отцу Лаврентию идите в келью.
Там ждет вас муж, чтоб стали вы женой.
Кровь резвая уж прилила к щекам!
Сейчас они еще краснее станут.
Идите в церковь; мне же путь другой:
Достану лестницу, чтоб мог ваш милый,
Когда стемнеет, к вам в гнездо залезть.
Вам радость, мне работа. Будет время —
Уж этой ночью понесете бремя.
Иду обедать. В келью вам итти.
Джульетта
Идти мне к счастью. — Нянюшка, прости!
СЦЕНА 6
(Келья брата Лаврентия.
Входят брат Лаврентий и Ромео.)
Брат Лаврентий
Да будет сей обряд угоден небу,
Чтоб нас потом не наказало горем.
Ромео
Аминь. Но пусть теперь приходит горе, —
Не может радости оно лишить;
А радость — краткая минута с нею.
Соедини с молитвой наши руки,
А там пусть смерть придет, любви убийца!
Довольно, что ее своей я назвал.
Брат Лаврентий
Коль буйны радости, конец их буен;
В победе — смерть их; как огонь и порох,
Они сгорают в поцелуе. Мед
Сладчайшей сладостью своей противен,
И приторность лишает аппетита.
Люби умеренно — любовь прочнее;
Спеши иль нет — ты не придешь скорее.
Идет невеста. Так легка нога,
Что никогда б камней она не стерла.
Любовник ездил бы на паутинке,
Что в летнем нежном воздухе летает,
И не упал бы: суета легка.
Джульетта
Приветствую я вас, отец духовный.
Брат Лаврентий
Благодарит за нас двоих Ромео.
Джульетта
За благодарность и ему привет.
Ромео
О, если мера радости твоей
С моей сравнялась и ее пышнее
Прославить можешь ты своим дыханьем, —
Наполни воздух пеньем слов своих,
Раскрой то счастие, что нам обоим
Дарит блаженное свиданье наше.
Джульетта
То, что богаче делом, чем словами,
Гордится сущностью, а не нарядом.
Лишь нищий счесть свои богатства может.
Любовь моя без края и предела, —
И полбогатства я не сосчитаю.
Брат Лаврентий
Идем, скорее к делу. В плоть едину
Соединит святая церковь вас;
А до тех пор с вас не спущу я глаз.
АКТ III
СЦЕНА 1
Площадь.Входят Меркуцио, Бенволио, Паж и слуги.
Бенволио
Давай уйдем, прошу тебя, Меркуцио:
День жаркий, и гуляют Капулетти.
Коль встретимся — не избежать нам драки.
В жару кровь сумасшедшая бунтует.
Меркуцио
Ты похож на тех парней, которые, входя в трактир, хлопают шпагой по
столу и говорят: «Дай бог, чтобы ты мне не понадобилась!», а после второго
кубка тычут шпагой в слугу, когда в этом совсем никакой надобности нет.
Бенволио
Неужели я похож на такого парня?
Меркуцио
Еще бы! Ты так же горяч, как всякий в Италии, и только тебя расшевелишь
— горячишься, а как разгорячишься — начинаешь шевелиться.
Бенволио
Ну так что же?
Меркуцио
А то, что если бы здесь было двое таких, как ты, то скоро не осталось
бы ни того, ни другого, потому что они убили бы один другого. Ты-то! Ты-то,
который ругаешься с человеком, если в бороде у него на волос больше или на
волос меньше, чем» у тебя! Или ругаешься с кем-нибудь, кто щелкает орехи,
только потому, что у тебя глаза орехового цвета. А какие глаза, кроме твоих,
найдут здесь повод для ссоры? Твоя голова полна ссор, как яйцо полно желтка.
Хоть ты и столько дрался, что твоя битая голова так же пуста, как пустое
яйцо. Ты поругался на улице с человеком, который кашлял и разбудил твою
собаку, спавшую на солнце. Ты напал на портного за то, что он надел новый
камзол до Пасхи, а на другого парня за то, что он завязал новые башмаки
старой лентой, И ты еще хочешь удерживать меня от ссор!
Бенволио
Если бы я так любил ссориться, как ты, то всякий охотно купил бы право
на мое наследство, и ждать ему пришлось бы не больше чем час с четвертью!
Меркуцио
Твое наследство! Ах ты, богач!
Бенволио
Клянусь готовой — идут Капупетти!
Меркуцио
Клянусь пяткой, я не обращаю на это внимания!
Входят Тибальт и другие.
Тибальт
За мною! С ними говорить хочу! —
Одно лишь слово с кем-нибудь из вас!
Меркуцио
Почему одно слово с кем-нибудь из нас? Соедините его с чем-нибудь.
Например, пусть будет слово и удар!
Тибальт
Вы увидите, что я способен на это, если вы мне дадите случай!
Меркуцио
А вы не можете взять случай без того, чтоб вам его дали?
Тибальт
Меркуцио, ты поешь в один голос с Ромео!
Меркуцио
Пою в один голос? Кажется, ты нас принимаешь за уличных певцов! Если ты
из нас сделал менестрелей, не жди, что наша музыка пойдет с твоей в лад. Вот
мой смычок, — он сейчас заставит вас поплясать! К чорту! Пою в один голос?
Бенволио
Мы здесь на людной площади толкуем.
Или другого места поищите,
Или ваш спор спокойно продолжайте,
Иль разойдитесь. Здесь на вас глазеют.
Меркуцио
Глаза даны, чтоб видеть! Пусть глазеют!
Ни для кого отсюда я не сдвинусь.
Тибальт
Ну, сударь, мир. Мой человек подходит.
Меркуцио
Клянусь, ливреи вашей он не носит.
Вот если б в поле вышли, — он за вами, —
Могли б его «мой человек» назвать.
Тибальт
Ромео, вся моя любовь к тебе
Не знает слова лучшего: подлец!
Ромео
Тибальт, причина, по которой я
Люблю тебя, — смягчила правый гнев,
На твой привет возникший; не подлец я.
Прощай. Я вижу, ты меня не знаешь.
Тибальт
Не извиненье это в тех обидах,
Что ты нанес, мальчишка. Становись!
Ромео
Не оскорблял тебя я никогда.
Ты не поймешь, как я тебя люблю,
Пока любви причины не узнаешь.
Мой добрый Капулетти, ты, чье имя
Мне мило, как мое, — будь же доволен.
Меркуцио
О подлая, бесчестная покорность!
Alia stoccata, вмиг ее отмоет.
Тибальт, эй, крысолов, готовы вы?
Тибальт
Чего ты хочешь от меня?
Меркуцио
Почтенный кошачий царь, я хочу только одну из ваших девяти жизней.
Источник
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
JK et Светлая
Книга «Аброн и Наве»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
- «
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- »
- Перейти
. Коль буйны радости, конец их буен;
В победе — смерть их; как огонь и порох,
Они сгорают в поцелуе.
Вилья́м наш Шекспир
Х век, Брекильен
— Пусть твой сын Наве отнесет лампу на Гору Спасения. И вкруг себя соберет двенадцать воинов. Пусть берегут они ее до дня и часа, покуда придет за ней тот, кому она предназначена. И все воины будут увековечены в камне.
— Я не увижу более сына? – спросил Мастер.
— Не увидишь. Как я не вижу дочь свою.
— Ты сам виновен в том, что она не с тобой. Теперь хочешь отнять моего Наве?
— Я не отнимаю твоего Наве. Я указываю ему истинный путь, по которому суждено ступать великому рыцарю. Его предназначение выше и больше, чем можешь ты помыслить.
Мастер горестно посмотрел на каменный светильник, созданный им, потом перевел взгляд на Белинуса и тихо сказал:
— Я не увижу более сына…
— И я не вижу свою Аброн. Но будет день – они узреют друг друга. И любовь наших детей освободит силу камня и спасет наши души, Мастер. В мир придет тот, кто будет больше, сильнее нас. Потому что кровь его – свет и плоть человеческая.
— И что мне с того? Моя душа не ищет спасения. Я не враг Веррье.
— Но мне ты друг. Пролески вянут. Она почти пришла.
— Ты просишь большую жертву, Белинус.
— Я отдал самое драгоценное, что есть у меня. Ровене не выйти из Межвременья. Там она увядает среди вечной весны, лишившись надежды. Аброн я никогда не видел и никогда не увижу – иначе Веррье найдет их по моему следу. Тебя я прошу отдать сына. Только в нем наше спасение. Даже когда не будет, кому из нас ступать по земле.
— Я прокляну тебя, Белинус! – воскликнул Мастер, не желая мириться с тем, что было ему неподвластно. – Твой грех, Белинус!
И с этим криком бросил несчастный старец каменную лампу, желая разбить ее о стену. Но Камень разбить было нельзя. Лампу, творение Мастера, разбить было нельзя.
И не было иного пути, как отпустить юного Наве в дорогу, благословляя каждый шаг его по земле.
И не было иного пути, как открыть дверь темному норманнскому воину, присланному Веррье в маленькую хижину в лесной чаще.
И не было иного пути, как перед самой гибелью своей простить того, под чьими ногами расцветали прекрасные пролески.
Но Белинус того не знал. Он лежал на мокрой, едва только пробившейся сквозь снег траве и глядел на синеву прекрасных цветов, которым он дал жизнь. В свой последний час он звал их по именам. Имен было всего лишь два. Ровена и Аброн. Те, что начинали увядать, были Ровеной. Те, что только расцветали, вопреки приближавшемуся дыханию Веррье, были Аброн. И знал он, что однажды встретится с ними там, куда заключен был отныне дух его, так и не доставшийся демонице.
Мама говорила, что это называется весна.
Еще она говорила, что вечную весну сделал для них отец. Она никогда не увидит его. А пролески помнят о нем. И напоминают о нем.
Маленькая Аброн любила пролески. Синие, как небо. Яркие, как солнце. И думалось девочке, что так будет всегда: мама, улыбающаяся ей, убегающей на дальний луг, буйно цветущие пролески и Серпан – юркий ужик, серебрящийся в зеленом ковре…
Девочка устроилась на высоком камне, нагретом солнцем, и, вглядываясь в небесную синеву пролесков, позвала:
— Серпан! Где же ты, непоседа?
В ответ зазвенел ветер, гуляющий в кронах покрывающихся ранней листвой деревьев. И вслед за ним закивали своими головками синие цветы. А потом узкая полоса пробежала по земле и задержалась возле камня, на котором она сидела.
— У ваших ног, госпожа Аброн, — раздался негромкий шепот, и змейка подняла голову, — ужасаюсь!
— Что сегодня ты увидел ужасного?
Нужно сказать, Серпан редко бывал чем-то доволен. Вечно угрюмый, что так не вязалось с его юркостью, вечно порицательно сопящий, что казалось смешным, если учесть, что он всего-то обычный уж.
— Цапля жабу съела! – печально сказал Серпан. – Просто взяла и съела! А завтра меня обязательно заберет орлан! Ооо! Я уже чувствую его когти на своей шкурке, моя госпожа!
Аброн протянула руку к серебряному тельцу и погладила чудака-Серпана.
— Тебе показалось, я уверена, — улыбнулась она. – У орлана теперь других забот невпроворот. Поутру вылупились трое птенцов. И, когда ты сбросишь свою шкурку, чтобы переодеться в новую, на ней не будет ни царапинки. Лучше расскажи мне, много нынче пролесков в лесу?
— Пролески, пролески! – проворчал ужик. – Трое детей! Их надо кем-то кормить! Мной? Лучше скажите мне правду, госпожа Аброн, потому что иначе я… утоплюсь!
Пролески дружно закивали в ответ на веселый смех девчушки, зазвучавший над лугом.
— Милый мой Серпан! Я не позволю орлану скормить тебя своим детям. Ты веришь мне?
Серпан вздохнул. Он верил своей хозяйке. И даже любил ее всей своей загадочной змеиной душой, в чем никогда и ни за что не признался бы.
— Тогда зачем вы привели меня сюда? – настороженно спросил уж.
Аброн удивленно взглянула на него.
— Разве здесь не чудесно? Я хотела разделить с тобой свою радость.
— У вас радость? Какая радость? – с еще большим подозрением спросил Серпан и приподнял головку, стараясь заглянуть в глаза Аброн.
Теперь девочка даже губы приоткрыла в удивлении.
— День сегодня чудесный, Серпан! Пролески цветут. Мама пирог поставила. Он уже готов, наверное. Бежим, посмотрим!
И соскочив с камня, Аброн помчалась по поляне, все же умудряясь ступать так, чтобы не тронуть синеву ее любимых цветов.
— Бежим, бежим, — проворчал уж. – А если я не могу бегать, а?
С этими словами он пополз следом, волоча свое серебристое брюхо по земле и намеренно подминая под себя окаянные пролески – те были куда красивее его. Так и добрались они до маленького домика в лесу, где жили прекрасная Ровена и ее дочь, юная Аброн.
Подбежав к двери своего дома, девочка распахнула ее.
На устах застыло веселое «Мама!», потому что за дверью она увидела то, чего никогда не видела в своей жизни. Не было стен, комнат, кухни… Не было родного домика. Аброн стояла посреди бескрайнего поля, совершенно белого. Белые мотыльки летали вокруг нее и, ложась на ее протянутые ладони, превращались в воду. Было холодно и пусто. Леденящий ветер подхватил ее светлые волосы, обнажив тонкую шею. Аброн беспомощно оглянулась и пробормотала:
Но прекрасная Ровена не слышала ее. Ровена знала только, что где-то за пределами Межвременья зовет ее голос Великого Белинуса. И шла к нему, чтобы навеки соединиться со своим возлюбленным там, где не существует ни времени, ни земли, ни неба.
Десять лет спустя, Монс-Секурус
Пейра неслышно ступал по лесной охотничьей тропе – снег сошел, открыв взору ковер прошлогодней листвы и травы, потемневшей за зиму и источавшей сладковато-пряный запах, какой бывает только в лесу у подножия Горы Спасения. Всадник придержал коня и замер сам, прислушиваясь. Словно бы сливаясь с тихим шепотом деревьев, он слышал звонкий щебет птиц, звук падающих капель по листве – дождь накануне задерживался на ветвях и долго еще опадал мелкими брызгами на землю. Он слышал шорох травы и шорох крыльев – завирушка слетела с ветки, та дернулась и еле слышно загудела… И весь лес ожил от этого звука.
Крошечные синие цветы на полянке заставили улыбнуться – апрель пришел. Еще одна весна вне родного Брекильена, которого не суждено ему было увидеть, покуда не получит он свободы.
Хранитель Монс-Секуруса, рыцарь Наве не позволял себе оглядываться – жизнь его была жизнью настоящего и будущего, но не прошлого. Верил он и в свое предназначение – слова Великого Белинуса, услышанные им, когда он был еще юношей, о том, что ему суждено идти путем великого рыцаря, навсегда отпечатались в его душе. И он следовал по этому пути, как умел, насколько хватало сил.
Источник