Коль буйны радости конец их буен смысл
‘ЛОГОС’ языковой центр | Смоленск запись закреплена
Недавно состоялась премьера сериала «Мир Дикого Запада» (“Westworld”), который еще до показа заинтриговал многих любителей фэнтези.
Ну а нас он заинтересовал с точки зрения использования цитат из классики английской литературы.
В фильме можно услышать цитаты и обращения из произведений Шекспира, Конан Дойля, Джона Донна и других. Давайте разберем некоторые из них.
1. “These violent delights have violent ends”.
«Коль буйны радости, конец их буен» \ «У бурных чувств неистовый конец». (Именно так звучит перевод в сериале.)
Это цитата из «Ромео и Джульетты» Уильяма Шекспира. В фильме ее произносит отец главной героини – Питер Абернати.
В этой фразе местоимение “these” (эти) используется вместо определенного артикля “the”.
2. “Hell is empty and all the devils are here”.
«Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!»
Это цитата из «Бури» Уильяма Шекспира. В фильме ее тоже произносит Питер Абернати.
Слово “hell” в данном контексте употребляется без артикля, тогда как со словом “devils” используется определенный артикль “the”. “Hell” употребляется здесь как имя собственное, название места, и в этом случае не нуждается в артикле. А «the devils» – это определенные люди.
3. “Deep and dreamless slumber”.
Следующая цитата принадлежит перу Артура Конан Дойля и означает «глубокий и без сновидений сон». «Slumber» — это абстрактное существительное, и оно не нуждается в артикле.
4 . “To meet my maker”.
Это цитата из произведения Джона Донна. Означает «Чтобы встретить моего создателя».
Источник
Вечный танец Камиллы
Клодель
«Прекрасный лоб над дивными глазами того густо-синего цвета, который часто встречается в романах и столь редко в жизни. »
© Поль Клодель
Помню, как в музее Родена в Париже, гид, процитировав эти строки, сказала: «Лучше родного брата, описать Камиллу Клодель может только «Данаида» Родена». Я повернул голову и застыл на месте. Солнечный свет скользил по чувственным изгибам коленопреклоненной женщины, утопающей в потоке собственных волос. Какая-то бушующая нега, полная гармонии, любви и безутешного отчаяния. Тогда я ещё ничего не знал ни о Родене, ни об этой женщине, ни о том, какой удивительной и трагической была её судьба.
Официальная версия такова, что Камилла Клодель (1864 – 1943), познакомилась с Роденом в 1883 году и уже через год стала его ученицей. Она рано проявила свой талант. А скоро сделалась любовницей мастера. К моей радости, о личной жизни художников снято и написано столько, что я могу избавить себя от необходимости копаться в их грязном белье. Есть несколько неплохих фильмов: «Камилла Клодель» 1988 года, «Камилла Клодель, 1915» 2013 года, «Роден» 2017 года. Посмотрите вечером – получите удовольствие.
Что касается рано проснувшегося таланта мадемуазель К., то тут биографы явно преувеличивают. Ее первая работа «Девушка со снопом», вышедшая в 1887 году, больше похожа на завершенный ученический этюд, созданный по мотивам греческой скульптуры. На экзамене в академии это была бы твердая четверка. А вот спустя пять лет, когда их отношения с Роденом начали рушиться, ее талант действительно проявил себя в полной мере. В 1892 году она создает, да простят меня скептики, одну из лучших скульптурных композиций всего XIX века – «Бронзовый вальс».
Искусствоведы полагают, что уже в «Бронзовом вальсе» Камилла Клодель выходит из под влияния своего учителя. Это тоже не совсем верно. «Бронзовый вальс» скорее характеризует Камиллу как вполне сформировавшегося скульптора с собственным виденьем. Которое, не смотря на все его великолепие, все ещё находится по влиянием скульптурной композиции «Врата Ада».
В последнее десятилетие XIX века в Париже становится популярным японское искусство. Из этого культа формируется новый стиль, который глубоко укореняется в ар-нуво. Вот где талант Камиллы Клодель раскрывается в полной мере и закрепляет за ней славу скульптора идущего в ногу со временем. Наиболее полно он проявился в «Болтуньях» 1897 года, а тремя годами позже вышла её знаменитая «Волна». Здесь Камилла использует редкий материал – оникс и выстраивает композицию на игре округленных линий.
Но вернёмся к «Бронзовому вальсу». Во всех своих произведениях Огюст Роден особое внимание уделяет рукам. В каждой из его скульптур они необыкновенно выразительны. Есть даже отдельно выполненные руки, которые не являются частью какой-либо статуи, или группы. Их отличают размер, форма, движение, смысл. Но таких рук как в «Бронзовом вальсе» у Родена нет.
«Руки – это очень сложный организм, это своего рода дельта, в которой соединяется воедино множество текущих издалека жизней, чтобы вылиться в мощный поток»
© Райнер Мария Рильке
В академическом танце, руки – главный стилистический инструмент. Они выражают этническую принадлежность хореографии: испанский, венгерский, русский танец. И даже культуру целого народа, как например в индийском, или китайском танце. Когда на сцене зритель видит балерину, он видит ее целиком, но воспринимает лишь лицо и руки.
У рук в «Бронзовом вальсе» какая-то особая, ни на что не похожая красота. Вся фигура бурно устремлена вперед. Она буквально рвётся в будущее. Но кисти рук, оставленные в прошлом, многократно продлевают один и тот же момент, растворяя его в вечности.
В этих руках есть все: и трепет, и смутное ожидание, и робкое юношеское влечение, и первый поцелуй, и страсть, и смущение, и тайные желания, и страх, и отчаяние, и ненависть, и боль.
«Бронзовый вальс» – это мечты, воплощенные в действительность, и реальность, подобная сну.
После череды ссор и примирений, Камилла ставит перед Роденом выбор: она, или Роза Бере. Роден выбирает Розу. Камилла чувствует себя брошенной и запирается в маленькой квартирке недалеко от мастерской. Она не ест, никуда не выходит, никого не принимает. Целыми днями она что-то ваяет из глины, а после разбивает на куски молотком. В том же 1898 году выходит вторая редакция ее композиции «Зрелый возраст». Это скульптура – жесткая констатация действительности: Роден уходит к Розе, а Камилла на коленях простирает к нему руки.
«Коль буйны радости, конец их буен». В 1905 из-за постоянных нервных срывов у нее развивается паранойя и обостряется мания преследования. Она уверена в том, что Роден выставляет в салоны ее работы, выдавая их за свои. Алкоголь усиливает болезнь. Она пишет брату, что в её квартиру проникли два вооруженных человека с целью убить её и что за этим стоит Роден. В конце концов несчастную насильно помещают в психиатрическую клинику, где она проведет всю оставшуюся жизнь.
Когда Роден придет навестить Камиллу, у неё произойдёт очередной серьезный срыв, после которого врачи запретят ему всякие посещения. Ведь в том, что она попала в психушку, по её мнению, отчасти справедливому, был виновен именно Роден. Это была их последняя встреча. Роден умер от простуды 17 ноября 1917 года.
Сегодня невозможно представить себе творческое наследие Родена без коллекции работ Камиллы Клодель. Я специально выписывал все эти даты, чтобы у вас было представление о том, насколько долгую и, в то же время, короткую жизнь она прожила. Как ничтожно мала, хотя и плодотворна, была её творческая часть. Мы все так сильно верим в светлое завтра! Но вот такие истории в очередной раз кричат нам из вечности: «Не теряй ни единой минуты, ищи, пробуй, прощай, ошибайся, надейся, будь взволнованным, живи, люби!» Камилла Клодель 1864 – 1943 1906 год.
Источник
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
JK et Светлая
Книга «Аброн и Наве»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
- «
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- »
- Перейти
. Коль буйны радости, конец их буен;
В победе — смерть их; как огонь и порох,
Они сгорают в поцелуе.
Вилья́м наш Шекспир
Х век, Брекильен
— Пусть твой сын Наве отнесет лампу на Гору Спасения. И вкруг себя соберет двенадцать воинов. Пусть берегут они ее до дня и часа, покуда придет за ней тот, кому она предназначена. И все воины будут увековечены в камне.
— Я не увижу более сына? – спросил Мастер.
— Не увидишь. Как я не вижу дочь свою.
— Ты сам виновен в том, что она не с тобой. Теперь хочешь отнять моего Наве?
— Я не отнимаю твоего Наве. Я указываю ему истинный путь, по которому суждено ступать великому рыцарю. Его предназначение выше и больше, чем можешь ты помыслить.
Мастер горестно посмотрел на каменный светильник, созданный им, потом перевел взгляд на Белинуса и тихо сказал:
— Я не увижу более сына…
— И я не вижу свою Аброн. Но будет день – они узреют друг друга. И любовь наших детей освободит силу камня и спасет наши души, Мастер. В мир придет тот, кто будет больше, сильнее нас. Потому что кровь его – свет и плоть человеческая.
— И что мне с того? Моя душа не ищет спасения. Я не враг Веррье.
— Но мне ты друг. Пролески вянут. Она почти пришла.
— Ты просишь большую жертву, Белинус.
— Я отдал самое драгоценное, что есть у меня. Ровене не выйти из Межвременья. Там она увядает среди вечной весны, лишившись надежды. Аброн я никогда не видел и никогда не увижу – иначе Веррье найдет их по моему следу. Тебя я прошу отдать сына. Только в нем наше спасение. Даже когда не будет, кому из нас ступать по земле.
— Я прокляну тебя, Белинус! – воскликнул Мастер, не желая мириться с тем, что было ему неподвластно. – Твой грех, Белинус!
И с этим криком бросил несчастный старец каменную лампу, желая разбить ее о стену. Но Камень разбить было нельзя. Лампу, творение Мастера, разбить было нельзя.
И не было иного пути, как отпустить юного Наве в дорогу, благословляя каждый шаг его по земле.
И не было иного пути, как открыть дверь темному норманнскому воину, присланному Веррье в маленькую хижину в лесной чаще.
И не было иного пути, как перед самой гибелью своей простить того, под чьими ногами расцветали прекрасные пролески.
Но Белинус того не знал. Он лежал на мокрой, едва только пробившейся сквозь снег траве и глядел на синеву прекрасных цветов, которым он дал жизнь. В свой последний час он звал их по именам. Имен было всего лишь два. Ровена и Аброн. Те, что начинали увядать, были Ровеной. Те, что только расцветали, вопреки приближавшемуся дыханию Веррье, были Аброн. И знал он, что однажды встретится с ними там, куда заключен был отныне дух его, так и не доставшийся демонице.
Мама говорила, что это называется весна.
Еще она говорила, что вечную весну сделал для них отец. Она никогда не увидит его. А пролески помнят о нем. И напоминают о нем.
Маленькая Аброн любила пролески. Синие, как небо. Яркие, как солнце. И думалось девочке, что так будет всегда: мама, улыбающаяся ей, убегающей на дальний луг, буйно цветущие пролески и Серпан – юркий ужик, серебрящийся в зеленом ковре…
Девочка устроилась на высоком камне, нагретом солнцем, и, вглядываясь в небесную синеву пролесков, позвала:
— Серпан! Где же ты, непоседа?
В ответ зазвенел ветер, гуляющий в кронах покрывающихся ранней листвой деревьев. И вслед за ним закивали своими головками синие цветы. А потом узкая полоса пробежала по земле и задержалась возле камня, на котором она сидела.
— У ваших ног, госпожа Аброн, — раздался негромкий шепот, и змейка подняла голову, — ужасаюсь!
— Что сегодня ты увидел ужасного?
Нужно сказать, Серпан редко бывал чем-то доволен. Вечно угрюмый, что так не вязалось с его юркостью, вечно порицательно сопящий, что казалось смешным, если учесть, что он всего-то обычный уж.
— Цапля жабу съела! – печально сказал Серпан. – Просто взяла и съела! А завтра меня обязательно заберет орлан! Ооо! Я уже чувствую его когти на своей шкурке, моя госпожа!
Аброн протянула руку к серебряному тельцу и погладила чудака-Серпана.
— Тебе показалось, я уверена, — улыбнулась она. – У орлана теперь других забот невпроворот. Поутру вылупились трое птенцов. И, когда ты сбросишь свою шкурку, чтобы переодеться в новую, на ней не будет ни царапинки. Лучше расскажи мне, много нынче пролесков в лесу?
— Пролески, пролески! – проворчал ужик. – Трое детей! Их надо кем-то кормить! Мной? Лучше скажите мне правду, госпожа Аброн, потому что иначе я… утоплюсь!
Пролески дружно закивали в ответ на веселый смех девчушки, зазвучавший над лугом.
— Милый мой Серпан! Я не позволю орлану скормить тебя своим детям. Ты веришь мне?
Серпан вздохнул. Он верил своей хозяйке. И даже любил ее всей своей загадочной змеиной душой, в чем никогда и ни за что не признался бы.
— Тогда зачем вы привели меня сюда? – настороженно спросил уж.
Аброн удивленно взглянула на него.
— Разве здесь не чудесно? Я хотела разделить с тобой свою радость.
— У вас радость? Какая радость? – с еще большим подозрением спросил Серпан и приподнял головку, стараясь заглянуть в глаза Аброн.
Теперь девочка даже губы приоткрыла в удивлении.
— День сегодня чудесный, Серпан! Пролески цветут. Мама пирог поставила. Он уже готов, наверное. Бежим, посмотрим!
И соскочив с камня, Аброн помчалась по поляне, все же умудряясь ступать так, чтобы не тронуть синеву ее любимых цветов.
— Бежим, бежим, — проворчал уж. – А если я не могу бегать, а?
С этими словами он пополз следом, волоча свое серебристое брюхо по земле и намеренно подминая под себя окаянные пролески – те были куда красивее его. Так и добрались они до маленького домика в лесу, где жили прекрасная Ровена и ее дочь, юная Аброн.
Подбежав к двери своего дома, девочка распахнула ее.
На устах застыло веселое «Мама!», потому что за дверью она увидела то, чего никогда не видела в своей жизни. Не было стен, комнат, кухни… Не было родного домика. Аброн стояла посреди бескрайнего поля, совершенно белого. Белые мотыльки летали вокруг нее и, ложась на ее протянутые ладони, превращались в воду. Было холодно и пусто. Леденящий ветер подхватил ее светлые волосы, обнажив тонкую шею. Аброн беспомощно оглянулась и пробормотала:
Но прекрасная Ровена не слышала ее. Ровена знала только, что где-то за пределами Межвременья зовет ее голос Великого Белинуса. И шла к нему, чтобы навеки соединиться со своим возлюбленным там, где не существует ни времени, ни земли, ни неба.
Десять лет спустя, Монс-Секурус
Пейра неслышно ступал по лесной охотничьей тропе – снег сошел, открыв взору ковер прошлогодней листвы и травы, потемневшей за зиму и источавшей сладковато-пряный запах, какой бывает только в лесу у подножия Горы Спасения. Всадник придержал коня и замер сам, прислушиваясь. Словно бы сливаясь с тихим шепотом деревьев, он слышал звонкий щебет птиц, звук падающих капель по листве – дождь накануне задерживался на ветвях и долго еще опадал мелкими брызгами на землю. Он слышал шорох травы и шорох крыльев – завирушка слетела с ветки, та дернулась и еле слышно загудела… И весь лес ожил от этого звука.
Крошечные синие цветы на полянке заставили улыбнуться – апрель пришел. Еще одна весна вне родного Брекильена, которого не суждено ему было увидеть, покуда не получит он свободы.
Хранитель Монс-Секуруса, рыцарь Наве не позволял себе оглядываться – жизнь его была жизнью настоящего и будущего, но не прошлого. Верил он и в свое предназначение – слова Великого Белинуса, услышанные им, когда он был еще юношей, о том, что ему суждено идти путем великого рыцаря, навсегда отпечатались в его душе. И он следовал по этому пути, как умел, насколько хватало сил.
Источник