Детство Лермонтова
Михаил Юрьевич Лермонтов родился 3 октября 1814 года. Его отец Юрий Петрович Лермонтов жил с молодой и не очень здоровой женой в селе Тарханы Чембарского уезда Пензенской губернии. Это село было куплено у Нарышкиных дедом со стороны матери Лермонтова –Михаилом Васильевичем Арсеньевым. Здесь же прошли детские годы будущего поэта, стали проявляться зачатки его таланта.
Сирота
Детство Лермонтова, хоть и было обеспеченным материально, оно не было простым и беззаботным. Беспокоившийся за здоровье молодой жены Юрий Петрович Лермонтов повез жену в Москву, где были опытные, знающие врачи. Поэтому Михаил Юрьевич родился в Москве. Его детство проходило в селе Тарханы.
Маленькому Мише было 3 года, когда матери не стало. Мария Михайловна была болезненной женщиной, и часто отказывала мужу в близости. Он стал искать утешения на стороне. Сначала он завязал отношения с молодой немкой, наставницей Миши, потом и вовсе снизошел до дворовых девок. Однажды между супругами разразилась ссора, и Юрий Петрович ударил жену. Она тяжело переживала этот конфликт и вскоре у нее развилась чахотка, которая и свела ее в могилу. Маленький Миша был оставлен на попечении бабушки, а сам Юрий Петрович был вынужден вернуться в свое имение Кропотовку в Тульской губернии. Бабушка никогда не любила своего зятя, а после смерти дочери видела в нем источник всех зол.
Миша тяжело переживал смерть матери и разлуку с отцом. В молитвах он просил Бога вернуть ему любимую матушку. Душевные страдания усугублялись страданиями физическими. Миша болел золотухой. Мальчик с ранних лет ушел в себя, в свои мысли, «грезы». Он чаще был предоставлен самому себе. Отсюда его замкнутость, неумение сходиться с людьми, чувство покинутости и одиночества.
Потерявшая единственную дочь Елизавета Алексеевна Арсеньева горячо любила внука, который не отличался крепким здоровьем. Ради него бабушка держала врача, французского еврея доктора Ансельма Левиса (Леви). Его главной обязанностью было лечение и наблюдение за Михаилом.
Когда Мише было 10 лет, бабушка повезла его на воды на Кавказ. Здесь он познакомился с девочкой, которая оставила в душе подростка невероятно глубокое чувство. Можно сказать, что в этот момент заканчивалось детство Лермонтова и начиналось отрочество. Глубокое впечатление на мальчика произвели величественные Кавказские горы.
В Михаиле рано стали проявляться его способности к рисованию и стихосложению. Он рисовал то, что видел вокруг и бабушка, восхищавшаяся талантами внука, тщательно хранила его рисунки.
Образование. Учеба в Москве
Первые попытки дать Мише домашнее образование, закончились неудачей. Француз Capet не сумел заинтересовать ребенка изучением французского языка, а учитель грек, бежавший из Турции, и вовсе рано бросил занятия, и Миша был предоставлен самому себе. В доме была большая библиотека, и он читал европейских авторов в оригинале на французском, немецком, английском языках, и самостоятельно изучил европейскую литературу.
В 1827 году, бабушка повезла Михаила в Москву для обучения. Здесь она сняла небольшой особняк. Миша должен был поступить в университетский пансион в 4-й класс. В пансионе он обучался 2 года. Здесь под руководством преподавателей Зиновьева и Мерзлякова молодые люди почувствовали вкус к литературе. Есть сведения, что ученики выпускали рукописный журнал, руководил которым Миша Лермонтов.
Отношения с товарищами у него не складываются. Он ищет родственную душу, преданности от друзей, а молодые люди, порой так ветрены. Это раздражает его. Его душевное состояние усугубляется конфликтом между отцом и бабушкой из-за него. С одной стороны Елизавета Алексеевна боится потерять внука, остаться совершенно одна. С другой, она не может простить зятю гибели любимой дочери. Через два года учебы Лермонтов, сдав экзамены, поступил в университет.
А.З. Зиновьев, преподаватель пансиона, так рассказывал о своём талантливом, милом его сердцу питомце М.Ю. Лермонтове:
В 1831 году Михаил узнал о смерти отца, которого он продолжал любить, несмотря на запреты и препятствия бабушки. Ему на тот момент было уже 16 лет. Памяти отца он посвятил элегию, в которой есть такие строки:
Жить розно и в разлуке умереть.
Источник
Детство Лермонтова
Шел 1814 год, Русские войска возвращались из-за границы и вступали в опаленную пожаром Москву. Она, ликуя, встречала победителей. В маленьком домике у Красных Ворот, в ночь на 3 октября 1814 года, в семье отставного капитана Юрия Лермонтова родился сын Михаил. Невеселым было детство этого мальчика. Его мать, Марья Михайловна, урожденная Арсеньева, принадлежала к богатой и знатной семье. Отец Лермонтова был небогат и незнатен. Брак был, по тогдашним понятиям, неравным. Бабушка Лермонтова по материнской линии Елизавета Арсеньева нежно полюбила внука, но терпеть не могла отца его. На этой почве начались семейные распри.
Лермонтову не исполнилось и года, когда его перевезли из Москвы в Тарханы — в имение его бабушки. Здесь и прошло детство будущего поэта. Тарханы обогатили Лермонтова впечатлениями, которые оказались важными для воспитания его характера и для его мировоззрения. Здесь он познал неброскую красоту среднерусской природы, приобщился к поэзии деревенского быта. Услышал и полюбил народные песни и предания о волжских разбойниках, а также о Стеньке Разине и Пугачеве.
В 1817 году умерла мать Лермонтова. Смутно помнил Лермонтов ласковые руки и слабый голосок матери, напевавшей ему грустную песню. Семейные отношения с ее смертью еще более обострились. Отец должен был отказаться от сына, чтобы сохранить ему наследство: таково было требование бабушки. Лермонтов любил и бабушку и отца. Оставшись на попечении бабушки, благодарный ей за ее любовь к нему, он не мог, однако, не думать об отце. В Москве, во время учения в Университетском благородном пансионе, Лермонтов очень радовался встречам с отцом, который приезжал на считанные дни два-три раза в год. Он дарил отцу свои рисунки и стихи и доволен был, что они переходят в столь любимые руки. Е.А. Арсеньевой это не нравилось. Для Лермонтова это была драма. В 1831 году, в год смерти отца, Лермонтов писал с горечью и мукой:
Бабушка горячо любила внука и старалась сделать все, чтобы он не чувствовал себя сиротой. У него в Тарханах было несколько комнат в мезонине. В детской — изразцовая лежанка, обитые желтым шелком диванчик и кресла, стены тоже желтые, так что в солнечный день она светилась, как фонарик. Пол покрыт сукном — мальчик рисовал на нем цветными мелками. Первое время у него была нянька — дворовая женщина Марфа Максимовна Коновалова. Вскоре ее заменила бонна — воспитательница-немка Христина Осиповна Ремер, человек очень добрый и справедливый. «Все ходили кругом да около Миши. Все должны были угождать ему, забавлять его. Зимой устраивалась гора, на ней катали Мишеля. Святками каждый вечер приходили в барские покои ряженые из дворовых, плясали, пели, играли, кто во что горазд. Все, которые рядились и потешали Михаила Юрьевича, на время святок освобождались от урочной работы», — пишет П.А. Висковатый. Если случалось ему заболевать, то в «деловой» девушки освобождались от работ и им приказывалось молиться Богу об исцелении молодого барина.
В доме постоянно жили мальчики — сверстники, дети родственников и соседей. Они вместе с деревенскими ребятами играли, строили и брали штурмом снежные крепости, скакали верхом. В летнее время рыли окопы и устраивали потешные бои на манер Петра I. Часами пропадали в лесу и на речке. Во всех играх Лермонтов — командир, неистощимый на выдумки. Его любят за прямоту, настойчивость, верность в дружбе. «У бабушки было три сада, большой пруд перед домом, а за прудом роща; летом простору вдоволь. Зимой немного теснее, зато на пруду мы разбивались на два стана и перекидывались снежными комьями; на плотине с сердечным замиранием смотрели, как православный люд, стена на стену, тогда еще не было запрету, сходился на кулачки, и я помню, как раз расплакался Мишель, когда Василий-садовник выбрался из свалки с губой, рассеченной до крови,»- вспоминает друг детства А.П. Шан-Гирей.
Крестьяне из Тархан запомнили такой случай из детства Лермонтова: Вышел однажды Мишенька на балкон, а в селе-то избы по-черному топились. Он и спрашивает: «Почему дым через крыши идет? Я видал, как дым через трубы идет, а тут через крыши». Рассказали ему. Тут он пристал к бабушке: «У тебя кирпишна (кирпичный завод) своя, дай мужикам кирпичей на печки». Ну, бабка его любила. Мужикам кирпичей дали, сложили печки с трубами. До крестьян-то Мишенька добрый был.
Лермонтов был небольшого роста. Но очень сильным и ловким. Среди темных волос надо лбом выделялась белокурая прядь. Взгляд его больших темных глаз приводил в смущение того, на кого он долго смотрел.
Как было принято в дворянских семьях, мальчик учился дома. С детства Лермонтов владел французским и немецким языками так же свободно, как и русским, изучал историю, географию, математику, словесность, выучился играть на скрипке и фортепьяно. Он много читал, рисовал акварелью, особенно любил лепить из крашеного воска. Однажды он вылепил целую сцену охоты на зайца, в другой раз изобразил битву Александра Македонского — там были многочисленные воины, слоны, колесницы. А зимой ребята лепили фигуры из снега. Был у мальчиков и самодельный кукольный театр.
дальняя прогулка, присутствие Соколова было порукой, что ничего не случится, никто не потеряется. При Соколове мальчикам разрешалось даже залезать в полуобвалившиеся пещеры, где, как рассказывала бабушка, прятались от пугачевских войск помещики.
Картины природы оживали в воображении маленького Лермонтова и становились волшебными. «Когда я еще мал был, я любил смотреть на луну, на разновидные облака, которые в виде рыцарей с шлемами теснились будто вокруг нее, будто рыцари, сопровождающие Армиду в замок, полные ревности и беспокойства»,- писал он позднее. Уже в детстве проявились особенности таланта Лермонтова — как бы пограничного между поэзией и живописью. Его образы почти всегда зрительные. Вот как он сам говорит об этом в автобиографических заметках: «Помню облако, которое небольшое, как бы оторванный клочок черного плаща, быстро неслось по небу: это так живо передо мною, как будто вижу. «
Весь мир природы был для поэта родным домом. Он слышал ее таинственные голоса — как «звезда с звездою говорит», как «пела русалка над синей рекой». Самые первые, а потому и самые прочные впечатления — это скромный прелестный пейзаж Тархан, первые воспоминания- русские песни, народные игры и хороводы, неторопливые рассказы об Иване Грозном, о Разине и Пугачеве.
Лермонтов был довольно болезненным мальчиком и бабушка трижды возила его на Кавказ к Горячим водам. Маленький Лермонтов с нетерпением ждал этой поездки. Ожидания не обманули будущего поэта. На Горячих водах (так до 1830 года назывался Пятигорск) он наблюдал нравы кавказских жителей, их мужество и ловкость. В окрестностях Горячих вод Лермонтов присутствовал на празднике горцев, где слушал песни народного певца, смотрел на скачки, состязания в стрельбе. Здесь он впервые испытал чувство любви. Позднее, в 1830г., он запишет об этом в дневнике: «Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея десять лет от роду? Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тетушка, кузины. К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет девяти. Я ее видел там. Я не помню, хороша она была или нет. Но ее образ и теперь еще хранится в голове моей».
каждую неделю бабушка устраивала детский бал. Вместе с семьей Мещериновых (соседи и дальние родственники) Лермонтов побывал в Большом театре на комической опере «Князь-невидимка». После этого затеяли у Мещериновых делать дома кукольный театр — театр марионеток. Столяру был заказан корпус театра — ящик, открытый сверху и спереди. Дети усердно обклеили его золотой бумагой. А когда принялись за кукол — тут пригодился Мишин талант. Он лепил из воска головы, руки, ноги, а все остальное делалось из всякой мишуры, бумаги, бусин, палочек, тряпок. Лермонтов же придумал несколько небольших пьес, взяв за основу «Детскую хрестоматию» Арно Беркена.
Источник
Котляревский Н.А.: Михаил Юрьевич Лермонтов
Детство и юность
Детство и юность
Сведения, какие мы имеем о детстве и ранней юности Лермонтова, крайне скудны. Уединенная, замкнутая жизнь в деревне, в кругу семьи, совершенно скрыла от нас те первые ступени духовного развития поэта, которые особенно ценны для биографа. Когда мы знакомимся с Лермонтовым как писателем, перед нами уже 15-летний мальчик, с довольно характерным миросозерцанием и нравственным обликом, основные черты которого сохраняются у него до самой смерти. Вопрос, каким образом сложился этот своеобразный ум и характер, какие события внешней жизни повлияли на выработку таких, а не иных склонностей и взглядов ребенка, должен остаться открытым и может допустить лишь приблизительное решение.
Семейная жизнь родителей Лермонтова не была счастлива. Мать вышла замуж по любви, но против воли старших, и поставила этим в своей семье себя и своего мужа в неловкое положение. Юрий Петрович, отец поэта, был человек мягкий, довольно легкомысленный, но, по-видимому, не вполне достойный той жертвы, какую ему принесла его супруга. Больная и нервная женщина, она умерла очень рано, и ребенок остался на руках бабушки, которая после смерти дочери не имела особых причин стесняться с зятем. Они рассорились, и отец был вынужден уступить своего сына бабушке и уехать.
В первые годы детства эта семейная драма была для ребенка, конечно, тайной; но с годами она стала ему открываться и вызвала в нем сильное нравственное потрясение. Бабушка не переставала вести постоянную войну с зятем, и мальчику приходилось нередко колебаться между живым чувством к страстно его любившей женщине и чувством более идейным, которое он питал к своему отцу. Юрий Петрович наезжал лишь изредка навестить своего сына и не решался взять его к себе, так как не имел достаточных средств, чтобы дать ему должное образование и воспитание.
Решить семейной загадки в чью-либо пользу ребенок, конечно, не мог, и потому в мечтах преувеличивал то свою любовь к отцу[1], то свое раздражение против бабушки; он рисовал в самых мрачных красках судьбу несчастного, гонимого родителя и в той же степени идеализировал образ своей матери. Однажды мальчику мелькнула даже мысль о самоубийстве. Однако он искренно и всей душой любил свою бабушку и если, в своих поэтических образах, иногда как будто хотел задеть ее за живое, то в письмах не иначе говорил о ней, как словами самой теплой любви.
Биографы часто останавливались на этой домашней семейной ссоре, пытаясь найти в ней главный источник печальных взглядов на жизнь, так рано утвердившихся в уме ребенка. Нет сомнения, что ненормальное положение в семье старило мальчика. Оно вырывало из его юности целую светлую страницу, лишало его семьи в строгом смысле слова, не дало расцвести в нем целому ряду чувств, которые могли бы помешать развитию в его душе излишней склонности к меланхолии, излишнего раздумья над своим одиночеством, над горькой участью отца, несчастием матери и многими другими вопросами, слишком трудными и опасными для детского ума [2].
Семейный разлад был важным, но зато единственным мрачным событием в детстве Лермонтова. Семья, в которой он остался жить, не жалела средств на то, чтобы обставить воспитание ребенка наилучшим образом. Мальчику была предоставлена большая свобода; деревенская жизнь помогла ему рано полюбить природу и простых людей и испытать на себе их умиротворяющее влияние; женское общество, из которого главным образом состояла его семья, развивало в нем много нежных и поэтичных чувств, хотя, быть может, слишком рано воспламенило его фантазию. Гувернеры разных национальностей постоянно поддерживали в нем духовные интересы и расширяли умственный кругозор своего воспитанника, который, живя в глухой деревне, рисковал утратить идейную связь с современной ему жизнью.
В деревне Лермонтов провел 13 лет — не только детство, но и отрочество.
Крестьянский быт был у него перед глазами, и он, как рассказывают, жил в довольно тесном общении с простым людом.
Лермонтов иногда вспоминал свое детство и любил разукрашать его насчет настоящего. Когда в его еще совсем юной душе начались всяческие бури и волнения и на него легла трудная обязанность найти в жизни место и оправдание неясным стремлениям души, поэт, нервный и раздраженный, с грустью говорил о мирном, былом времени, когда его душевная гармония не была, как ему казалось, нарушена никаким идейным или сердечным диссонансом.
Еще в 1830 году, живя в Москве, он писал:
Зачем семьи родной безвестный круг
Я покидал? Всё сердце грело там,
Всё было мне наставник или друг,
Всё верило младенческим мечтам!
Та же мысль выражена Лермонтовым и в другом стихотворении, но только более поэтично. Намекая на свою «бурную» жизнь, он сравнивал себя с волной и говорил:
. волна
Ко брегу возвратиться не сильна.
Шипит и мчится с пеною своей,
Она всё помнит тот залив родной,
Где пенилась в приютах камышей.
И в 1833 году мы встречаемся с тем ж настроением:
К чему, куда ведет нас жизнь, о том
Не с нашим бедным толковать умом;
Но исключая два-три дня да детство,
Она, бесспорно, скверное наследство.
За скудостью посторонних сведений и ввиду молчания самого Лермонтова весь ранний период его жизни остается для нас полузагадкой. Мы можем с уверенностью сказать только одно, что основная черта лермонтовского характера — его грусть, его меланхолия, сказалась в нем необычайно рано, хотя в этот ранний период и сменялась иногда проблесками более светлого настроения, которое потом стало исчезать очень быстро.
Эта грусть, стремление во всех впечатлениях жизни отмечать их печальную сторону, была, несомненно, врожденной склонностью, даром природы, так как в самих фактах юношеской жизни поэта света было все-таки гораздо больше, чем мрака.
Такой дар самой природы был хоть и опасный и печальный, но он приучал мальчика рано вникать в смысл жизни.
В борьбе с трудными загадками этой жизни Лермонтов, как видно по его самым ранним стихотворениям, прошел прежде всего через ту полосу «романтического», неопределенного, малопродуманного томления, когда земное существование кажется тяжким бременем, когда грустный юноша готов на словах «прервать ток своей жизни», а на деле только начинает ощущать всю прелесть ее юных впечатлений. Жуковский лучше всех умел некогда выразить такое томление.
Чрез эту ступень развития Лермонтов прошел очень быстро, и только в самых ранних его стихах мы можем подметить туманное стремление вдаль, поэтичную тоску по надземному блаженству, томление по какому-то лучшему миру. Очень скоро эти мечты уступили место другому чувству, более определенному, но зато и более печальному.
Мальчик все больше и больше привязывался к земле и стал пристальнее присматриваться к ее явлениям. Томиться по иному миру он переставал, но над миром земным он произнес приговор очень строгий и мрачный.
Лермонтову было тринадцать лет, когда его привезли в Москву; он поступил в университетский пансион, а затем в университет, сначала на этико-политическое отделение, а потом на словесное.
В столице поэт сразу попал в совершенно новую для него обстановку. Вокруг него не было ни деревенской свободы и простоты, ни природы, которую он так любил и чувствовал. К тому же он приехал в Москву с несвободным сердцем, насколько может быть несвободно сердце тринадцатилетнего мальчика. В 1825 году, живя с бабушкой на Кавказе, куда она ездила с ним для поправления его хрупкого здоровья, Лермонтов испытал чувство первой сердечной привязанности, которое оставило глубокий след в его памяти.
Перемена обстановки и связанный с нею наплыв воспоминаний, всегда грустных, за отсутствием предметов, которые их вызывали, частые сердечные вспышки, семейные ссоры отца и бабушки, принявшие в Москве особенно острый характер, — все поддерживало в мальчике его меланхолическое, но теперь уже, временами, желчное настроение.
которые в начале 30-х годов начинали волновать русское общество.
Ко всем этим новым для него сторонам жизни Лермонтов приноровлялся туго. Из рассказов его товарищей мы знаем, что в университете он занимал в их кругу совершенно обособленное место, друзей не имел и даже ни с кем из них не разговаривал. Верны ли эти рассказы о его угрюмом виде, о его дерзких ответах, о постоянном чтении в аудитории какой-то английской книги — утверждать трудно, но не подлежит сомнению, что Лермонтов держался в стороне от товарищей, хотя, вероятно, не из гордости или презрения к людям. Такое нелюдимое и угрюмое поведение Лермонтова объясняется отчасти тем, что поэт переживал как раз в эти годы (1829—1831) тяжелый нравственный и умственный кризис: целый ряд самых трудных и сложных вопросов взволновал сразу его ум и душу, и он, по природе скрытный и гордый, предпочел разбираться в них в тиши, не призывая никого на помощь.
Что, собственно, дал Лермонтову московский университет в смысле умственного развития, определить трудно[3]. Насколько оживлены были тогда духовные интересы молодежи, — а ведь рядом с Лермонтовым на одной студенческой скамье сидели Белинский, Станкевич, Герцен, К. Аксаков и их друзья, — настолько, за весьма малыми исключеними, мертва была в то время речь преподавателей. Лермонтов, избегая близкого общения с товарищами, тем самым ставил себя и вне их умственных интересов.
Товарищам же бросалась в глаза его светская жизнь и тот круг блестящих барышень, в обществе которых он появлялся в театре и на балах. Внешний лоск молодого студента, сопоставленный с его нелюдимым поведением в аудитории, конечно, подавал повод обвинить его в высокомерии и гордыне.
Странным может показаться, однако, что, несмотря на видимое отчуждение от общей товарищеской жизни, Лермонтов принял участие в известном скандале, устроенном студентами профессору Малову. Но какую именно роль сыграл Лермонтов в этой университетской «истории», с точностью неизвестно.
на положении Лермонтова в университете, неизвестно, но только в 1832 году мы застаем поэта в Петербурге со свидетельством от московского университета в том, что он прослушал двухлетний курс лекций и выбыл из числа слушателей.
Московский период в жизни Лермонтова окончился, когда ему было восемнадцать лет. Чем мог поэт помянуть эти годы?
Жизнь текла однообразно, разделенная между семейными и светскими интересами, хождением в университет и домашними занятиями.
Семья и «свет» не могли наполнить его жизни. Для света Лермонтов был еще слишком молод, а в семье, несмотря на окружавшую его всеобщую любовь, положение его было не из легких.
Профессора давали мало пищи его уму, а шумная, но вместе с тем идейная жизнь товарищей не находила себе отклика.
Недостаток внешних впечатлений вознаграждался, таким образом, для Лермонтова усиленной внутренней жизнью, тем анализом собственных чувств и мыслей, которому он всецело отдался. Плодом этого анализа была очень спешная и напряженная литературная работа. В этот именно короткий промежуток времени, с 1828 по 1832 год, Лермонтовым написаны все многочисленные его юношеские стихотворения, «Демон», «Измаил-бей», «Историческая повесть», несколько драм, поэм меньшого размера, набросков и отрывков.
В этих стихах и поэмах перед нами развертывается очень характерное миросозерцание совсем юного философа, стремящегося преодолеть необычайную трудность тех сложных этических проблем, на которые его наталкивала пока не столько сама жизнь, сколько раздумье о ней.
Примечания
[1] — Когда его отец скончался, Лермонтов посвятил ему стихотворение, в котором правды, вероятно, было столько же, сколько и преувеличения:
Жить розно и в разлуке умереть,
И жребий чуждого изгнанника иметь
На родине с названьем гражданина!
Но ты свершил свой подвиг, мой отец.
Дай Бог, чтобы как твой, спокоен был конец
Того, кто был всех мук твоих причиной!
Но ты простишь мне! я ль виновен в том,
Что люди угасить в душе моей хотели
Горевший в ней, оправданный творцом?
Однако тщетны были их желанья:
Мы не нашли вражды один в другом,
Хоть оба стали жертвою страданья!
[2] — Поэт вообще любил приводить свою загадочную меланхолию в связь с грустными воспоминаниями об этом выстраданном семейном раздоре. Так, например, он писал:
Я сын страданья. Мой отец
Не знал покоя по конец,
От них остался только я,
Ненужный член в пиру людском,
Младая ветвь на пне сухом; —
В ней соку нет, хоть зелена, —
[3] — Лермонтов вспоминал о своем пребывании в университете с иронией:
Святое место. Помню я, как сон,
Твои кафедры, залы, коридоры,
О Боге, о вселенной и о том,
Как пить — с водой иль просто голый ром;
Их гордый вид пред гордыми властями,
Их сюртуки, висящие клочками.
По мостовой валит народ ученый.
Кто ночь провел с лампадой средь трудов,
Кто — в грязной луже, Вакхом упоенный,
Но все равно задумчивы, без слов
Напрасно входит, кланяяся чинно, —
Он книгу взял, раскрыл, прочел. шумят;
Уходит, — втрое хуже.
Источник