Как с депрессией работать учителем

Тревожное расстройство, БАР и работа преподавателем

Сочувствую возникшей в Вашей жизни проблеме. Давайте вместе порассуждаем.

Скажите, пожалуйста, Вы склонны доверять врачу, который Вам установил диагноз БАР?

По какой причине рассматриваете для себя еще и вариант обращения в ПНД?

Спасибо Вам за ответ

Честно говоря, не очень склонна. Мне кажется, у меня скорее депрессия, и в принципе я эмоциональная, поэтому иногда очень возбуждённая, иногда – ничего не чувствую.

Я перестала пить таблетки с декабря (врач не отменял). Теперь вот сложно.

Денег нет, поэтому хотелось бы бесплатную помощь (или недорогую).

Марина, давайте попробуем с самого начала тогда. Наберитесь терпения, пожалуйста. Мы пробуем разобраться- как Вам поступить.

Вы перестали пить лекарства с декабря. По какой причине перестали? Что Вы пили и когда начали?

И как давно Вам психиатр поставил диагноз? С чем Вы к нему тогда обратились, что Вас настораживало в себе?

Проблемы у меня начались, когда умер отец (то есть, 6 лет назад). Я тяжело переживала его смерть, он был очень позитивным человеком, который поддерживал меня и, в отличие от матери, не смеялся над моей внешностью, над тем, что я была толстая и прыщавая. После его смерти я стала совсем неуверенной в себе и одинокой. В школе у меня не было друзей, я чувствовала себя чужой, лишней. Поддержку я нашла в группах ВК про анорексию. Начала худеть.

Когда мне стало тяжело ходить, мать повела меня к психиатру (в 17 лет), который поставил анорексию и депрессию. Я лечилась ципралексом, ципрамилом, этаперазолом (не уверена насчёт названия, как мне сказали, это от тревоги, но у меня от него жутко тряслись руки), флюанксолом. В сентябре 2016 начала лечение, в декабре мне стали снижать дозы. К тому времени я уже набрала вес до нормального и научилась есть, не полюбила себя, но смирилась.

В январе 2017 я поссорилась с подругой и наглоталась этаперазола, увезли на скорой с нейролептическим синдромом. Потом до сентября 2019 я снова ничего не пила и не лечилась. Были периоды, когда я снова худела, но не критично. После выписки из больницы я начала царапать себя, когда хотела себя наказать (например, за то, что обидела кого-то) или когда была злая и не могла выместить злость.

В октябре 2018 я снова пошла к психиатру, когда поняла, что всё-таки это не дело. На основании моего поведения (как я поняла) во время приёма мне поставили БАР. Тревожное расстройство – из-за шрамов. Пила велаксин, атаракс и ламиктал.

Лекарства я перестала пить потому, что мой молодой человек сказал, что они мне не нужны, что я позитивная и нет у меня никакой депрессии. Сейчас я понимаю, что он был не очень прав, но не хочу продолжать пить. Я устала. Жгу себя спичками и надеюсь, что скоро умру, потому что очень устала.

Марина, спасибо Вам за подробности.

Уточню только- у Вас бывают длительные периоды (около 6 месяцев) пассивности, депрессии, которые хоть раз сменялись бы периодом чрезмерной активности и ярко выраженным позитивным настроением (также длительно, не день-два)?

Да, наверное, я следила по календарю, где отмечала настроение. Около 2-4 месяцев существования как выжатый лимон и потом 2-3 недели супервысокой продуктивности, когда я хваталась за все дела сразу

Но к врачу Вы обращались именно в период депресии, правильно?

Источник

Профессиональное выгорание педагогов и его связь с депрессией

Материал подготовлен редакцией как расширенный обзор статьи Клемента Диаса[1], посвященной сущности профессионального выгорания педагогов. Данная проблема отмечается специалистами как крайне актуальная и в нашей стране. Несмотря на то, что сфера дополнительного образования в силу своей специфики представляет собой более благоприятную среду для работы педагогов, понимание сущности профессионального выгорания может послужить первым шагом в его профилактике.

Расширенный обзор по материалам статьи Clemente I. Diaz «The Truth about Teacher Burnout: It’s Work Induced Depression».

В последнее время становится все больше и больше статей и даже журналов, которые посвящены теме эмоционального выгорания педагогов. И это объяснимо. Выгорание — совокупность негативных переживаний, связанных с работой, коллективом и всей организацией в целом, проявляется в истощении психофизиологических ресурсов, необходимых для успешного выполнения профессиональной деятельности. Оно является одним из видов профессиональной деформации личности[2]. В профессии учителя данная проблема приобретает масштаб эпидемии.

Согласно опросу о качестве трудовой жизни педагогов Американской федерации учителей, проведенному в 2017 году, 61% учителей отметили, что их работа всегда или часто была связана со стрессом. Также вызывает большую тревогу то, что 58% респондентов указали на плохое психическое здоровье в результате этого стресса. Хотя статьи о выгорании педагога различаются по своему подходу, они, как правило, фокусируются на причинах выгорания, способах оценки признаков выгорания, стратегиях предотвращения выгорания и (или) последующих действиях для руководителей образовательных организаций и учителей.

Один ключевой элемент, который упускают почти во всех подобных работах — это вопрос истинной сущности того, что представляет собой профессиональное выгорание и каково в этот момент педагогу.

Истинная сущность профессионального выгорания

Многие не понимают, что выгорание — это депрессия, которая вызвана работой. Согласно исследованиям, опубликованным в “Журнале клинической психологии”[3], существует значимая корреляция между выгоранием и депрессией. Если говорить точнее, педагоги, испытывающие выгорание, одновременно проявляют депрессивные симптомы (но не ограничиваясь ими), включая потерю интереса или удовольствия от деятельности, перепады настроения и усталость. В целом, чем выше симптомы выгорания, тем сильнее депрессивные черты, в которых они проявляются.

Другое исследование, опубликованное в “Международном журнале управления стрессом«[4] показало, что 90% участников, набравших высокие баллы в диагностике по профессиональному выгоранию, соответствовали критериям предварительного диагноза клинической депрессии. Учитывая масштабы этой взаимосвязи, крайне важно пересмотреть определение выгорания, чтобы подчеркнуть тот факт, что это еще одна форма депрессии.

К сожалению, тяжесть состояния профессионального выгорания не находит должного отражения в статьях по данной теме. Многие статьи подчеркивают, что те, кто испытывает выгорание, должны попытаться восстановить свою энергию, быть социально активными, отдохнуть какое-то время от работы, наряду с другими способами самопомощи. Хотя эти советы могут помочь в предотвращении выгорания, они не обязательно являются наиболее эффективными в преодолении выгорания, когда оно уже наступило. Помните, что ключевым компонентом депрессии является неспособность находить удовольствие в действиях, которые ранее считались приятными. Из-за истинной природы выгорания рекомендации, которые не касаются депрессии и (или) депрессивных симптомов, как правило, приносят лишь временный эффект. Например, учителя обычно считают, что летние каникулы придадут им сил и вылечат симптомы выгорания. Исследования показывают, что это редко работает, так как симптомы выгорания обычно появляются в течение 2-3 недель после возвращения на работу[5]. До тех пор, пока педагоги, администрация образовательных организаций и другие специалисты не признают истинную природу выгорания, мы будем продолжать видеть статьи, которые только по касательной задевают вопрос о том, как правильно помочь человеку, депрессию которого вызвала его работа.

Правильные стратегии решения проблемы профессионального выгорания педагога

Поскольку профессиональное выгорание гораздо серьезнее, чем это обычно изображается, необходимо заново оценить, как мы помогаем учителям, которые страдают от него. Из-за совпадения симптоматики профессионального выгорания и депрессии, учителям, испытывающим выгорание, может потребоваться медицинская и (или) психологическая помощь для борьбы с симптомами выгорания (депрессии). Крайне важно, чтобы школы активно решали проблемы психического здоровья на рабочем месте, поскольку в некоторых случаях невыполнение этого требования может привести к непреднамеренным последствиям (например, неэффективному обучению, причинению вреда самому себе, в том числе в самой тяжелой форме, и т.д.). При решении этой слишком распространенной проблемы школьной администрации следует применять различные стратегии профилактики и решения проблемы профессионального выгорания. Некоторые из этих стратегий приведены ниже.

Чтобы предотвратить выгорание, администрация образовательной организации должна предпринять следующие действия.

1. Развивать благоприятную культуру на рабочем месте, в том числе в части проблем психического здоровья и их профилактики. Это чрезвычайно важно, поскольку исследования показывают, что по крайней мере одна треть работников не раскрывает проблемы психического здоровья своим работодателям из-за стигматизации, связанной с этой темой[6].
2. Понять, что выгорание вызвано организационными факторами[7]. Это очень важно, потому что многие считают, что выгорание является спецификой конкретного человека, конкретного учителя. Хотя некоторые люди больше предрасположены к стрессу, возложение вины на самого человека не решает основную причину выгорания.
3. Изучить факторы, способствующие выгоранию педагога, чтобы смягчить их негативное влияние. Обратите внимание, что устранение этих факторов не обязательно означает использование финансовых ресурсов. Некоторые стратегии включают поощрение более тесного взаимодействия с коллегами в проектах и текущей работе, использование учителем иных методов в образовательном процессе, чёткое разграничение работы и личной жизни.
4. Активно обучать персонал образовательной организации (педагогов, администрацию, работников, обеспечивающих безопасность, технический персонал и т.д.), говоря о предупреждающих признаках проблем с психическим здоровьем и о том, как оказывать надлежащую помощь человеку, испытывающему проблемы с психическим здоровьем. Одна из учебных программ, которая имеет чрезвычайно многообещающие результаты, — это первая помощь в области психического здоровья (Mental Health First Aid — или MHFA)[8]. Благодаря её эффективности, такие города, как Нью-Йорк[9], уже начали делать обучение по данной программе легкодоступным и без каких-либо финансовых затрат.

Чтобы помочь педагогу, испытывающему профессиональное выгорание или его симптомы, основываясь на плане действий программы первой помощи в области психического здоровья (MHFA)[10], руководство образовательной организации должно:

1. Оценить ситуацию, выслушать человека непредвзято и обязательно заверить его, что все будет хорошо.
2. Поощрять педагогов обращаться за соответствующей профессиональной помощью. Это может принимать различные формы, предлагаемые психологами, консультантами, врачами и т.д.).
3. Поощрять использование методов самопомощи (selfhelp)[11] и других стратегий, таких как присоединение к группе поддержки, изучение эффективных стратегий поведения и (или) практика осознанности[12].

В конечном счете, развитие культуры, которая дестигматизирует проблемы психического здоровья на рабочем месте и обеспечивает надлежащую и постоянную подготовку, является лучшим способом решения проблемы выгорания. Не делая этого, руководство образовательных организаций будет способствовать развитию эпидемии выгорания.

Перевод подготовил

Григорьев И.С.,
методист,
Отдел профессионального развития кадров
ГБПОУ «Воробьевы горы»,
Москва

[1] Clemente I. Diaz. The Truth about Teacher Burnout: It’s Work Induced Depression // Psych Learning Curve / American Psychological Association. URL: http://psychlearningcurve.org/the-truth-about-teacher-burnout/ (Дата обращения 20.12.2019

[2] Управление персоналом. // Словарь-справочник / Psyfactor. URL: https://psyfactor.org/personal/personal15-12.htm (Дата обращения: 20.12.2019)

[3] Schonfeld, I. S., & Bianchi, R. (2016). Burnout and Depression: Two Entities or One? Journal of Clinical Psychology, 72(1), 22-37.

[4] Bianchi, Renzo & Schonfeld, Irvin & Laurent, Eric. (2014). Is burnout a depressive disorder? A reexamination with special focus on atypical depression. International Journal of Stress Management. 21. 307-324

[5] Schonfeld, I. S., & Bianchi, R. (2016). Burnout and Depression: Two Entities or One? Journal of Clinical Psychology, 72(1), 22-37.

Источник

Осторожно, депрессия! Стоит ли говорить начальству о заболевании?

⏱ Время прочтения — 10 минут

Разница между человеком с депрессией и здоровым человеком очень простая: в случае депрессии почти невозможно получать удовольствие от жизни, быть активным и испытывать положительные эмоции. Это психическое расстройство приносит плохое настроение, усталость, заторможенность мышления и отсутствие желания что-либо делать. Работать в таком состоянии крайне сложно. Распознать депрессию и объяснить свое состояние окружающим — еще сложнее. Делимся с вами историями людей, прошедших через это.

Мария*, 29 лет, маркетолог в агентстве

Год назад невролог поставил мне диагноз «тревожное расстройство». К осени казалось, что тревога ушла в ремиссию — я была спокойной. Но под Новый год случился короткий и очень стрессовый проект. Рабочий чат в «Телеграме» разрывался от сообщений. Они приходили постоянно — и в 3 ночи, и в 8 утра. Я мечтала, чтобы этот чат просто остался в 2020 году и больше никогда не появлялся. Тогда я принимала успокоительные, потому что было невозможно заснуть, но не думала, что у меня депрессия.

Январские праздники прошли спокойно и буднично. После выхода на работу все опять завертелось — и стресс вернулся.

Весной я узнала, что у меня проблемы со здоровьем, из-за которых предстоит операция. Хандра и тоска продолжались, но теперь я думала, что причина в диагнозе. К тому же первым приоритетом были срочные медицинские дела — подготовка к операции. Казалось, как только все закончится хорошо, я стану счастливым человеком.

Перед госпитализацией решилась попросить недельный отпуск, чтобы сдать все анализы и немного отдохнуть. Общение с клиентами подхватили коллеги. Но, поскольку ребята продолжали писать и задавать вопросы, я продолжала делать большой объем работы. Сейчас понимаю, что перестаралась. Коллеги могли бы справиться самостоятельно.

После больничного, когда я вышла на работу, оказалось, что у меня новый клиент вдобавок к существующим — коллега уволилась по семейным обстоятельствам, и ее проект перешел ко мне. В офисе осуждали эту девочку за то, что она побросала дела и ушла. Ее не поняли. У меня тогда это тоже вызвало негодование. По-человечески я ей сочувствовала, но мне достались ее проекты в плохом состоянии, и меня это злило.

Первую неделю, когда ждала результатов операции и была на связи с врачами, меня постоянно трясло. Думала взять перерыв и рассказать начальству о своем состоянии. Посоветовалась с одним из коллег. Он ответил: «Ты можешь сказать о том, что тебе тяжело, только в том случае, если готова с этой работой попрощаться». При этом у него у самого были проблемы, из-за которых он находился в подавленном состоянии, но тоже ничего не говорил начальству и не брал передышку.

Депрессия мешает работать. Любая рабочая задача вызывает панику. Тело выдает постоянную физическую реакцию — дрожь или жар, напряжение давит на виски. Супернеэффективно. Реально делать только что-то очень простое или работать со знакомыми проектами. Брать крупных клиентов, вести большие сделки и запуски сложно.

При этом бывают проблески. Вдруг становишься очень эффективен, например, классно выступаешь или делаешь много задач на подъеме. В таком состоянии опасно, например, подписываться под KPI с клиентами — взгляд на вещи не совсем реалистичный, а депрессивное настроение потом все равно возвращается.

Тяжело становится не только работать, но и тусоваться. Есть зажатость, а алкоголь не помогает расслабиться. Наверное, 70% шуток невозможно понять и приходится просто улыбаться, когда все смеются. Чувство, что все хорошее, что есть во мне, в моей голове, скрыто под слоем мрака и сквозь него невозможно прорваться.

Часто сравниваю себя с другими людьми, которые тоже в тяжелой ситуации и при этом справляются. Кажется, что не получается вывозить только у меня одной. Похоже, я боюсь столкнуться не только с внешней стигмой, я сама внутри обвиняю себя в том, что происходит.

Сейчас я поменяла психотерапевта, пью антидепрессанты и жду результата. На работе я так и не сказала, что у меня депрессивно-тревожное расстройство.

* Имя героини изменено

Ольга, 34 года, дизайнер на фрилансе

В общей сложности моя депрессия длится 16 лет. Обострения случаются довольно часто и занимают по нескольку месяцев. В офисе я проработала около 6 лет. Работодателю не говорила, стеснялась. Официальный больничный с диагнозом «депрессия» у врачей не просила и просто пила лекарства. Поэтому, когда случались обострения, часто врала, что отравилась или произошло что-то еще. Или приходила с работы, объедалась, выпивала вина и спала до утра. Потом нужно было 8 часов потерпеть на работе и можно опять поспать. Но, вообще, это так себе стратегия. Из-за этого ушла из офиса на проектную работу и фриланс.

На фрилансе легче: в ремиссии я стараюсь заработать финансовую подушку и не беру длительные проекты. Если вдруг я веду длительный проект и начинается обострение, на морально-волевых усилиях все доделываю и не начинаю ничего нового. Было сложно принять, что мой ресурс ограничен и иногда я совсем не могу работать, а только смотреть в стену. Есть признаки, по которым я уже понимаю, когда батарейка заканчивается и надо доделывать текущие обязательства и искать что-то, что даст ресурс. Или, если нет сил уже и на это, врач корректирует терапию — и я жду улучшения лежа.

Работодатель, с которым я постоянно делаю проекты, знает о моей депрессии — я ему все честно рассказала, когда речь зашла о том, чтобы меня перевести на постоянную зарплату вместо проектной работы. Он не всегда понимает, но принимает и почему-то до сих пор со мной работает. Хотя сам придерживается позиции «в армии всем легче становится». Я продолжаю упрямо отказываться от постоянки, чтобы его же самого не подвести и не загонять себя в угол чувством вины.

По деньгам, конечно, выходит меньше и не так стабильно. Но моя жизнь мне дороже, да и вообще, уже лет 5 получается балансировать и выворачиваться.

Юлия, 26 лет, руководитель проектов

Когда началась депрессия, мне было 18 лет и я училась в институте. Потом были еще эпизоды. Один случился, когда я работала в издательстве. За счет того, что у нас была дружная команда, я смогла передать большую часть процессов, отодвинуть от себя все, чтобы просто лежать. Но даже тогда работать приходилось, просто меньше. Все равно это было ужасно. Каждое действие — типа открыть почту — уже требовало колоссальных усилий, казалось неподъемным, а уж написать письмо… Начальству я рассказывала о депрессии в общих словах, особо это никого не волновало и на отношение ко мне не влияло.

В депрессии было сложно, приходилось себя преодолевать. Справлялась за счет поддержки родных и друзей. Старалась отдыхать, откладывать работу, контактировать с людьми.

Чтобы минимизировать риск депрессии, пытаюсь прислушиваться к малейшим звоночкам, а еще лучше не доводить до них. Стараюсь делать свою жизнь разнообразной и наполненной. Помогают довольно простые вещи: еда, сон, прогулки, люди, книги, спорт.

Если нет совсем на это сил, приходится лежать. Работать так тяжело, я мало что могу в таком состоянии и поэтому стараюсь не брать проекты. Как только появляются силы, стараюсь вложить их во что-то полезное — постараться приготовить что-то сбалансированное (овощи, крупы) или пройтись, выйти, может быть, даже в бассейн поплавать — в общем, сделать что-то, что потом меня наполнит и позволит протянуть еще какое-то время. Стараюсь делать что-то простое — умыться или протереть стол — и обязательно похвалить себя за это. Важно не обесценивать свое состояние.

Довольно долго пила антидепрессанты, но уже отменила их. Мне повезло, что я могу так или иначе справляться без них, но многим без поддержки таблеток совсем никак, и это тоже нормально.

Сергей, 43 года, тимлид команды разработки

У меня было диагностировано депрессивное расстройство. На тот момент я уже находился в психотерапии, и моя терапевт направила меня к доктору, который выписал антидепрессанты.

На работе я ничего не говорил, не считал нужным. Собственно, работа меня спасала: на нее приходилось идти, а там появлялся один вопрос, другой — смотришь, и уже втянулся. Скорее страшно было идти домой, где я был один и все могло обостриться. Тут, наверное, ключевой момент в том, что мне нравится то, что я делаю, и моя компания — она очень человечная. Где-то в другом месте ситуация, возможно, только усугубилась бы.

В состоянии депрессии иногда нужно было много сил, чтобы собраться что-то делать. Особенно новое и непонятное. Болезнь длилась около года. Я принимал препараты и продолжал ходить на терапию. Надеюсь, что этот материал поможет другим людям, мне кажется, это важная тема.

Говорить или нет?

В мировой практике все больше людей открыто говорят о депрессии и корректируют свои профессиональные планы из-за этого заболевания. Например, японская теннисистка Наоми Осака недавно отказалась участвовать в «Ролан Гаррос», а самый молодой британский депутат Надя Уиттом уходила в отпуск из-за посттравматического стрессового расстройства и писала об этом в своем твиттере.

В России заболевание до сих пор окружено стигмой и чувством вины. Обычно о нем не принято говорить на работе, где от сотрудника ждут эффективного выполнения договорных обязательств. Проблема в том, что сотрудник с депрессией нуждается в помощи и поддержке, которую компания может оказать, а игнорирование проблемы влияет не только на личную жизнь человека, но часто и на бизнес-показатели.

«Невозможно дать однозначный ответ, стоит ли говорить руководству, что у вас клиническая депрессия. Все зависит от культуры компании и от того, как в ней относятся к здоровью человека, — говорит Марина Львова, директор по организационному развитию HeadHunter.

Марина Львова, директор по организационному развитию HeadHunter

Если культура компании позволяет объяснить, что с вами происходит, и вы доверяете своему руководителю, безусловно, нужно об этом сказать и получить поддержку. Возможно, в компании есть доступ к психологам или департамент персонала знает, куда обратиться.

Если же вы работаете в организации с достаточно жесткой структурой и понимаете, что на вас будут давить после такого признания или что вы можете лишиться работы, я бы порекомендовала не говорить, но подумать, зачем вы вообще в такой среде находитесь.

В любом случае в первую очередь нужно позаботиться о своем здоровье, потому что депрессия требует лечения. Диагностировать ее может только врач. Если вы находитесь на стадии, когда можно совмещать лечение и работу, продолжайте работать. Если вам тяжело и вы не можете встать с кровати, берите больничный или пишите заявление на отпуск без сохранения заработной платы — в этом случае ваше состояние первично».

Осенью 2020 года Госдума предложила давать оплачиваемые выходные при наличии заключения врача о депрессии. Инициатива опирается на данные Организации экономического сотрудничества и развития, согласно которым производительность труда сотрудника, находящегося в состоянии депрессии, снижается в четыре раза. Будет ли принято это предложение, пока не известно, но это хороший шаг для помощи сотрудникам компаний, переживающим эту проблему.

Как позаботиться о себе, если у вас депрессия и вам нужно работать?

Болеть депрессией и быть вынужденным продолжать работать, конечно же, сложно. Это подтверждают истории наших героев. Если вы оказались в такой ситуации, самое главное — максимально позаботиться о себе, насколько у вас сейчас позволяют силы.

О том, как можно поддержать себя, рассказывает Мария Шумихина, психолог, executive coach, член правления Международной ассоциации психоанализа бизнеса и организаций:

Мария Шумихина, психолог

«Если вы обнаруживаете у себя симптомы депрессии — постарайтесь обратиться за профессиональной помощью как можно раньше. Конечно, вам расскажут истории про то, как вылечили депрессию медитацией и обливаниями, но не факт, что у вас достаточно времени, чтобы перепробовать все случайные рекомендации. К сожалению, очень часто депрессия, которую не лечат, заканчивается потерей работоспособности.

Если диагноз подтвердился, важно понимать, что депрессия — это долгий марафон, и от того, как вы будете заботиться о себе и о своей способности продолжать бег, будет зависеть ваша судьба. Вы — автор важнейшей части в процессе выздоровления. Врач-психиатр подбирает лекарства, а ваша часть работы — не только их пить, но и осознавать процесс изменений, учиться прислушиваться к себе.

Психотерапия поможет переработать травматические переживания и научит чуткости к своему состоянию. Часто людям, особенно тем, кто наиболее склонен к выгоранию, не хватает самосострадания, а без самоподдержки мы редко можем справляться с высокими перегрузками.

В процессе психотерапии в числе прочего мы учимся не поддаваться когнитивным искажениям, во власти которых мы оказываемся во время депрессии. Их довольно легко опознать, если понимать этот механизм: депрессия заставляет человека думать определенным образом, дает ему специфический взгляд на реальность.

Этот «голос депрессии» говорит:

1. «Вся проблема в тебе» (на первый план во время депрессии выходят вина и стыд).
2. «Всё не имеет смысла, решения нет, всё уже бесполезно».

У здорового человека такие переживания уравновешены более полной картиной мира и себя. Если лекарства подобраны эффективно — эти когнитивные искажения исчезают, уходит «туннельное мышление», появляется способность искать новые решения.

Если в вашей работе нужно искать новые решения — лечение позволит сохранить этот скил. Но, если не лечить депрессию, можно утратить способность принимать любые решения.

Состояние депрессии — период, когда ресурсы организма истощены, и это определяет жизненные стратегии. Время разумно инвестировать все, что есть: энергию и физические силы, деньги и социальные связи. Восстановление тела не менее значимо, чем восстановление психики. В некоторых странах восстановление через регулярные физические нагрузки — обязательное условие для получения психотерапии по страховке. Хороший врач также даст рекомендации по улучшению сна и питанию. Есть, например, высокая корреляция между депрессией, процессами нейровоспаления и повышенным количеством углеводов в питании. Микробиом (да-да, тот самый, который живет в кишечнике и предпочитает зелень) — на вашей стороне в борьбе с депрессией.

Чтобы иметь возможность сохранять работоспособность, нужна оптимизация процессов. В депрессивном состоянии это трудно делать в одиночку. Можно ли обсудить на работе, как будут временно перераспределены задачи? Если да, это вас очень поддержит. А поддерживающая атмосфера на работе обеспечивает намного больше лояльности всех сотрудников, чем вынужденный уход на больничный или увольнение оттого, что перераспределить задачи не получилось».

Если вы подозреваете у себя депрессию и сомневаетесь, обращаться ли к врачу, первым шагом может стать прохождение опросников. Мы рекомендуем не тянуть и при наличии признаков заболевания сразу обращаться к специалисту.

🚩 Материал был полезен? Поделитесь им с друзьями в соцсетях!
Кнопка репоста — в «шапке» статьи ⏫

Источник