Жалость
«…Чувство жалости не дает мне спокойно жить. Согласно этому чувству я должна, обязана помочь тем, кому плохо. И этот долг, идущий изнутри, меня напрягает. Сейчас много на улице, особенно в людных местах, попрошаек. Если они слишком нагло просят, то проблем у меня не возникает: я даю отпор. А вот если не нагло и я пройду мимо, то меня мучают угрызения совести: может человеку плохо, а я прошла мимо. И даже, когда это их рабочее место, я понимаю прекрасно это, все равно остается напряжение. С родными, друзьями, знакомыми такой долг вырастает на порядок. Можно сказать даже так: если с незнакомыми я вроде как обязана помочь, то со знакомыми просто должна. Думаю, мной можно манипулировать и манипулировали, взывая к жалости, вот и хочется понять ее природу.»
«Гм, я вот в этом отношении жуткий циник. Никого не жалею. Милостыню подавала когда-то давно, пока меня не обхамили за то, что я подала слишком мало. Но если кому-то действительно нужна моя реальная помощь, я помогу, если смогу.
Часто друзья просят что-то бесплатно перевести, страничку-две, это пожалуйста и т. п. Они мне тоже помогут если что. Но этих людей мне совсем не бывает жалко. У них и трудности бывают, и все что угодно, тогда я выслушать могу, и т.п., но за что их жалеть?
В смысле актов милосердия совершаю только один: отдаю старую дочкину одежду в церковь или бедным родственникам знакомых. Да, какая-то я бяка злостная вышла. Никого мне не жалко. Даже когда дочка болеет, мне ее не жалко.
Просто не умею людей жалеть. «
Из материалов Мастер-класса по работе над данной темой
Прежде чем говорить о сути жалости, давайте разберемся — откуда она вообще взялась?
Отношение к жалости очень «похоже» на отношение к мести — в том смысле, что многие уверены: чувство это высокое, человеческое, и т.п. А на самом деле жалость как часть бессознательного возникла еще в животном мире, причем в стае с большим количеством особей («большим» здесь означает «превышающим количество, которое может контролировать ОДИН вожак»).
Почему именно так?
Дело в том, что в малых стаях своя однозначная и четкая иерархия, и каждый член этой стаи имеет свою однозначно определенную и всем понятную «стоимость и значимость». А для того, чтобы сделать «шаг наверх по иерархической лестнице», каждый, соответственно, стремится вышестоящего «подпихнуть» — потому что иначе невозможно, пока место занято. Во всяком случае, когда «вышестоящий» почему-либо гибнет или заболевает, следующий по рангу естественным образом занимает его место, и смерть либо немощность соплеменника вызывает у него только приятные эмоции. Более того, часто возникает буквально нетерпеливое ожидание того, чтобы с «впереди стоящим» что-нибудь случилось. А уж если случается — содействовать его вставанию на ноги практически никто не будет, более того, «помогут» ослабленному и больному побыстрее умереть.
И чем выше на иерархической лестнице особь в такой стае — тем больше «желающих» ему всяческих несчастий. Соответственно, каждый «вышестоящий» так или иначе ощущает эту «ненависть» со стороны «нижестоящего» и со своей стороны тоже не будет проявлять участия, если заболеет кто-то «снизу»: ведь таким образом он избавляется от потенциального «соперника, ожидающего его гибели». И опять же — чем ниже в иерархии особь, тем больше народу «сверху» ожидают от него потенциальной агрессии. Таким образом, если заболеет омега — ему вообще никто не поможет…
Как это ни страшно, подобное обычно бывает в «маленьких мегасемьях».
Когда же стая большая, то как ни удивительно, четкой однозначно установленной иерархии в ней нет: она там более сложная, многоуровневая и многослойная. Иными словами, для того, чтобы повысить в такой стае свой статус, вовсе не обязательно, чтобы погиб «впередистоящий» — в стае несколько иерархических линий, и существуют так называемые горизонтальные сообщества (а не одна «вертикаль власти»). Но самое интересное — в такой стае как бы «всегда не хватает народу» — то есть задачи ее настолько разнообразны, что даже ее член «с ограниченными возможностями» может не оказаться лишним. И потому терять «просто так» своих соплеменников такой стае невыгодно — даже больным практически всегда помогают выжить.
Вот пример из «реальной зоологии»: группа ученых наблюдала за стаей собак динго (более 50 особей). Однажды в этой стае родился щенок с парализованными задними конечностями. И стая его выкормила! Более того, когда вся стая меняла «место жительства», другие собаки таскали этого щенка на себе, даже когда он существенно вырос. Приносили ему еду, защищали его, и т.п. Да, по сути дела — к нему проявляли обыкновенную жалость…
Дело в том, что этот член стаи вполне мог оказаться полезным остальным. Чем? К примеру, стать сторожем, точнее, «сигналом тревоги»: лежать у места расположения стаи и голосом подавать сигнал о надвигающейся опасности. К тому же, извините за цинизм, по собственной воле «с места работы» он уйти не сможет… А занимая эту должность (кто-то все равно должен это делать), он освободит для активной защиты или охоты других членов стаи, которые могут защищаться и охотиться, и даст всем возможность не ставить на эту должность молодых, неопытных собак, которые могут к тому же проморгать опасность 🙂 Учтите также и то, что «понять и рассчитать логически» все это животные не могут в силу отсутствия у них «логики и разума» в человеческом понимании.
…Таким образом, основа жалости — некоторые рефлексы, которые включены в систему выживания большой группы животных или людей. Со временем чувство жалости сформировалось в общественном бессознательном человека на достаточно глубинном уровне и приняло выражение «сострадания формально слабому — потому что какие-то стороны существования этого слабого обществу могут оказаться нужны».
И часто чувство жалости не может быть управляемо на рациональном уровне. Если хотите, это вообще на уровне биологических рефлексов — «слабого надо покормить». Это внутренняя потребность социума, исполнение которой «социально одобряемо».
Причем обратите внимание — отдельной особи «кормить слабого» может оказаться совсем и не нужно, особенно если слабый (опять доза цинизма, но придется называть некоторые вещи своими именами!) — этой самой особи ни за чем не нужен. У отдельного человека нет биологической потребности кормить «чужого слабого»! И это тоже было еще в «животные» времена. Но чтобы выжило общество, социум в целом, вид как таковой — в нашем «общественном бессознательном», или если хотите, «на уровне рефлексов» постепенно сформировалось чувство жалости личное.
Чувство жалости, сформированное у личности (на благо социума) — нужно социуму так же, как принятие заповеди «не убий»: — «Сострадай, сопереживай, помогай слабым».
А в качестве «награды» — позиция «не-омеги»: «Ты накормил слабого, значит, ты — сильный».
Однако за непроявление жалости тоже есть наказание. Ведь если опять обращаться к этологии, то получается, что желание накормить слабого закрепилось в том числе и с помощью санкций. У животных те особи, которые не хотели «носить еду больному и слабому», подвергались наказанию старейшин стаи — потребность в жалости формировалось альфами у «низших слоев». Потому что, вспомним, изначально у конкретной особи нет внутренней потребности делиться своей едой (зачем?), и возникает вариант столкновения общественных и личных потребностей — «Если кто-то должен кормить слабого, то пусть это буду не я».
Причем у «альфы» тоже могло возникнуть такое желание «пусть не я», но тогда ему приходилось свое «не я» обеспечивать за счет других членов стаи. К примеру, сидит больной омега, а мимо бежит какая-нибудь «гамма». И не дает омеге еды! Тогда этого гамму накажет альфа, который как раз находится где-то тут поблизости. А если гамма делится едой — то альфа тут же его поощрит, чем (пусть временно, но…) «повысит его статус» в глазах всей стаи. Конечно, сам альфа тоже может покормить омегу, но особо к этому не стремится — свой статус ему повышать не надо, он же и так альфа, а делиться едой просто так — невыгодно. Но он может поделиться демонстративно — только когда наестся сам.
И постепенно «потребность делиться с больными и помогать им» выводилась, особенно у «средних членов стаи», на уровень обязательных поступков (которые со временем начинают выполнятся не задумываясь), потом они передавали это детям в «системе воспитания» (а также наблюдения за взрослыми особями самих детей), и постепенно это оказалось в нашей «общественной цензуре» — в первую очередь; а также у многих людей — в цензуре личной, то есть в совести. И опять-таки, вместе с поощрением «ты сильный» в человеческом обществе по этому поводу есть и санкции. Прежде всего — общественное мнение, основанное на том же чувстве вины: не помог слабому, не накормил его — виноват! А кроме этого, наказующим объектом чаще всего становится опять-таки совесть — внутренняя, личная цензура.
Таким образом, любая жалость, сострадание, желание помочь — часть бессознательного. Но при этом никто не конкретизирует, где надо сострадать, а где не надо. В общем-то, отсутствие таких рамок логично, чтобы сострадание вероятностно доставалось всем «слабым членам социума» — и каждый человек, исходя уже из своей личной цензуры (совести), личного бессознательного и даже личных проблем, сострадает «в своем месте и разным категориям слабых…»
Но если вновь вернуться к постулату » помог слабому — значит, сильный», то он не так уж полезен для личности, как для общества в целом 🙂 Потому что отсюда вытекает и обратная формулировка «если сам нуждаешься в помощи — значит, слабый» (вот почему те же мужчины, например, не так активно пользуются психотерапией). А кроме того — если вы кого-то пожалели (и реализовали свою неосознанную потребность в проявлении этого чувства), у него вполне может возникнуть ощущение униженности (особенно если он сам не считает жалость в свой адрес оправданной — то есть не причисляет себя к слабым). Конечно, здесь надо отметить, что слова «считает, причисляет» и т.п. — иносказательны; они ведь означают сознательные реакции, а все касаемое проявления и принятия (или непринятия) жалости — область бессознательного, и эти реакции и ощущения никак нами не регулируются и не осознаются их причины…
Кстати, еще по поводу унижения жалостью: получается, что есть к тому же своего рода «аутоунижение» :).
То есть как только человек начал сам себя жалеть в связи с какой-то проблемой — по сути это значит, что он расписался в собственной слабости: мол, ничего я не могу с этим поделать, остается только себя жалеть. Конечно, надо отметить, что при этом может последовать продолжение типа «Но я этого делать — только жалеть себя — не хочу, хочу что-то на самом деле изменить и т.п.» — хотя при такой постановке вопроса человек вряд ли станет себя «жалеть по-настоящему», скорее скажет: «Мне уже скоро себя будет жалко — но мне бы этого не хотелось». А может оказаться, что жалеющий себя, как героиня того письма, при этом фактически «отдает на откуп другим» решение своей проблемы: «Мне себя так жалко, я полностью расписываюсь в собственной слабости, делать ничего не могу (или не хочу?) и хочу, чтобы мне помог кто-нибудь другой каким-нибудь образом, желательно без моего участия — видите же, какая я слабая…»
И еще одно побочное свойство жалости, вернее, один способ ее эксплуатации — игра на бессознательных чувствах личности, спекуляция на его «потребности сочувствовать».
Самый хрестоматийный пример — попрошайки, ворующие детей или животных — потому что «с ними больше подают». Понятно, что животное или маленький ребенок — априори «слабый» по сравнению со взрослыми людьми, и у многих возникает настоятельная неосознанная потребность пожалеть его, которую подчас не заглушить никакими рациональными доводами. И даже не сказал бы, что активно жалеющий в данном случае «хочет повысить свойстатус за счет этой милостыни» (хотя и это присутствует, и стыдиться этого нечего, ибо естественно); включается еще и внутренняя потребность «выполнить социально востребованный и социально одобряемый бессознательный заказ пожалеть слабого», а в награду кроме того получить еще и удовлетворение — «я достойный член общества, я выполняю общественно востребованные действия»! (Конечно, опять все это — бессознательно. Ощущается только приятное чувство после подачи милостыни).
Тут же обратите внимание, что попрошайки обычно сидят в людных местах — потому что общественно востребованные действия люди выполняют более активно и с бОльшим удовольствием на глазах у других членов общества.
Насчет подаяний вообще все не так просто.
Итак, во-первых, подавая нищему (опустим пока тот факт, что он может быть профессиональным побирушкой, как чаще всего и бывает), человек прежде всего получает подкрепление «я выполнил общественно востребованный ритуал — пожалел и главное, накормил слабого».
Во-вторых, никуда не денешься и от другого поглаживания: «Я накормил слабого, значит, я — сильный и могу себе это позволить».
В-третьих… а вот в-третьих есть еще кое-что интересное.
Социологи отмечали, что в начале перестройки милостыню подавали чаще всего «богатые новые русские» — которые тогда еще частично ездили в метро, но при этом сколько нищих было еще и на перекрестках и в «пробках»!
А если вспомнить то, что на заре перестройки большинство баснословных состояний не зарабатывалось «кровью-потом», а как бы «выигрывалось» в результате различных манипуляций, то и неудивительно, что подобные «игроки» подавали милостыню. Ибо с одной стороны — они совершили «общественно неодобряемое деяние», но с другой стороны — подали слабому. То есть как бы «теперь их совесть может быть спокойна».
Сейчас же те, кого называют «богатыми толстосумами», почти не подают «мимоходом и абы кому» — во многом потому, что нынешние состояния, хочется думать, большей частью как раз заработаны — вложением сил, времени, собственных денег, моральными издержками в виде отсутствия выходных и отпусков, нервным напряжением и т.п. Конечно, люди такого плана не сказать, чтобы «никого не жалеют», просто жалость их чаще конструктивна. (Подробно о такой жалости чуть ниже).
И подобное, в общем-то, тоже вполне естественно: эти люди руководствуются не только бессознательным, но еще и разумом, особенно когда перед ними откровенный профессиональный попрошайка — который со своей стороны считает, что «вы ему и так должны, причем много», а если дадите мало — он вместо благодарности вас еще и обругает нецензурными словами или разобьет стекло вашей машины…
В-четвертых, попрошайкам подают чаще, чем тем же детдомам или домам престарелых, еще по одной причине: это проще и быстрее. И если человеку надо почему-либо «успокоить свою совесть, замолить какой-то проступок или получить право на ожидание везения», он не идет в тот же детдом «жертвовать деньги» (во многом еще и потому, что связано это с хорошей волокитой), а пробегая по переходу метро или останавливаясь у светофора, швыряет денежку в ладонь «нищего». И ходить никуда не надо, и быстро. Попрошайки тут пошли по нормальному маркетинговому пути: сами идут «к потребителю», чтобы не затруднять тому возможность дать им денег.
И в-пятых, почему некоторые так любят вообще «подавать» всегда. а то и привязывать к этим подачкам (а не помогать человеку самому встать на ноги): иным людям не хочется, чтобы «слабый» вдруг набрался сил и сам пошел добывать себе на хлеб, отказавшись от дотации благодетеля. Мол, «мало того, что ты сейчас слабее меня (и это доказывается моей подачкой тебе), я тебе даю еще и затем, чтобы ты всегда был на такой низшей позиции по отношению ко мне. Я прекрасно понимаю, что моя подачка не даст тебе возможности встать на ноги, но хотя бы поддержит твои силы до завтра, когда ты снова придешь у меня просить, никуда не денешься».
Вот почему так «доходен» бизнес попрошаек: целых пять причин, чтобы им подавать! Причем чем больше город, тем активнее в нем появляются нищие (вспомним про «большие стаи»). Они как раз нужны — тем, кто чувствует себя униженной омегой, но хоть на миг хочет подняться над своей «омежностью» (и часто — не вкладывая в это много собственного труда).
И еще о попрошайках в метро, и к тому же о воспитании.
Один из моих клиентов рассказал мне — как-то он ехал с дочерью семи лет на Красную площадь (ехал именно в метро, так как, по его словам, «соваться туда на машине — безумие»). Девочка тоже бывала в метро нечасто, и потому очень активно воспринимала все, что происходит вокруг. На одной из станций в вагон вошла попрошайка с ребенком и привычно загнусавила: «нас на вокзале двадцать человек, дом сгорел, документы потеряны…» Папа молча сидел, пока побирушки проходили мимо. А буквально на следующей станции в вагон вошел юноша, который продавал авторучки. И надо сказать, очень активно: он улыбался, быстро подбегал к любому, проявившему интерес, демонстрировал свой товар, — а главное — ничего не клянчил, ничего не «вымогал слабым голосом» по принципу «купите карандаш у бедной вдовы». Он никак не выглядел бедным и слабым, хотя внешне можно было понять, что парнишка отнюдь не от хорошей жизни взялся торговать в метро… Папа подозвал юношу, купил у него десяток ручек (которые тем не менее были достаточно пристойного качества), а потом объяснил дочке, что «ручки все равно ей в школе понадобятся, а купил папа их больше затем, чтобы поддержать того молодого человека, который не попрошайничает, причем обманом, а работает». Во всяком случае, девочке стало понятно, почему папа, в общем-то имеющий некоторые деньги, «ничего не дал бедненькой тете с ребеночком», а облагодетельствовал молодого и на вид вполне здорового юношу… А папа, кстати, вполне успешно решил свою проблему с «потребностью проявлять жалость и сострадание, кормить слабых и т.п.», которая имеется в каждом из нас. Просто он сделал это достаточно конструктивным и наиболее приемлемым для себя способом.
А иные люди зачастую буквально жалуются: «Ничего не могу с собой сделать, знаю, что попрошайка профессиональный, а все равно даю — насилую себя, а даю…» Понятно, что это мощно работает ваше бессознательное. Но почему бы хотя бы с помощью сознания не изменить «восприятие ситуации»? Подумать о том, насколько именно вы должны «кормить этих слабых», как это ни странно, и вообще — насколько они слабы на самом деле, и как их следует правильно называть?
«Голодного надо накормить, раздетого надо одеть…» При таком подходе, увы, можно попасть в ситуацию, когда под окнами доброго и жалостливого человека будут сидеть толпы голодный и раздетых попрошаек :). Мне по душе несколько иной подход: «голодному дай не рыбу, а удочку, чтобы он сам смог эту рыбу поймать».
ТО есть если человек жалуется, что у него нет одежды, безопаснее (для себя же) предложить ему способ на эту одежду заработать. А то иначе не напасешься. «
» А я часто замечаю, что у людей нет денег, потому что они не хотят их иметь. Естественно, речь не о минимуме. Когда больше заработаешь, планка растет, нужны новые усилия, а это не всегда всем по силам. Многим проще сидеть на макаронах, донашивать чужую одежду, ныть и жаловаться на превратности судьбы. Кстати, предлагать «удочку» в этом случае, бессмысленно.»
Из материалов Мастер-класса по работе над данной темой
…Тут сделаю отступление и припомню известное выражение — «уровень цивилизованности государства определяется его отношением к инвалидам и старикам». То есть — к слабым членам общества. В этот перечень стоило бы вписать «… и к детям без родителей».
По сути, цивилизованное государство берет на себя управление «бессознательными стайными механизмами реализации жалости», опираясь на логику и писаные законы, а не на те же понятия. Причем законы в таком цивилизованном и правовом государстве должны быть адаптированы к данному социуму и данному времени, и по мере изменений обстановки должны меняться. Хотя бы потому, что не всю «помощь слабым» можно регулировать жалостью, как и вообще все функции социума нельзя отдавать на откуп бессознательному.
Управлять и контролировать тут должен закон. Точно так же более четко можно взять под руководство закона и то, что в основном «регулируется и обеспечивается чувством жалости».
И тут многое зависит от того, насколько цивилизовано законодательство и власть сама по себе.
Если для лучшей наглядности взять крайности, то с одной стороны можно на государственном уровне вообще не обеспечивать заботу о тех же стариках и инвалидах: «мол, их и так накормят остальные пред-омеги, а если не накормят, то их накажут биологические инстинкты». А с другой стороны, при наличии другой крайности — не такая уж и редкость в иных сообществах «распределение благ по принципу слабого». То есть подкармливать только тех, кто немощен — но при этом не давая им возможности подняться на ноги. В том числе и тем, что создавать обстановку пресловутого «болезнеохранения», подачек и т.п. (Один из примеров: как только пенсионер идет на работу — лишается права на пенсию). Это очень мощное наследие — «чтобы что-то получить, надо быть несчастным». до сих пор это отражается на нашем менталитете и на нашем межличностном общении: во многих социумах, чтобы получить любое «поглаживание», надо не радоваться жизни, а жаловаться на нее и иметь в этой жизни как можно больше неприятностей. 🙂
А еще существенно страдают от всяческих «жалостливых» подачек физические инвалиды с полноценным мощным интеллектом, с творческими способностями и внутренними психологическими силами: «Не надо мне подавать милостыню, дайте мне работу! Я могу работать и хочу работать!» Участники Мастер-класса как-то упоминали о молодом человеке, разместившем свою страницу в сети: у него ВООБЩЕ не действует ни одна конечность и свои литературные труды он создает… обручем с палочками, надетым на голову. С помощью этих палочек он на клавиатуре набирает текст. Думаю, многие согласятся с тем, что эта Личность достойна всякого уважения — но никак не унижающей жалости. Это человек настолько сильный, что жалеть его не многие имеют право, скажем так…
А вот профессиональных попрошаек унизить жалостью невозможно. И не потому, что «унижаться еще ниже уже некуда» — нет, вовсе не так; не обманывайте себя. Дело в том, что для этих людей ваша жалость — это продукт совершенно сознательной их работы. Они как раз на ее получение и действуют. Они вас обманывают — и когда вы их жалеете, они про себя радуются, потому что их работа дала плоды. А если вы их плохо «жалеете», то они вполне могут проявить агрессию. Потому что вся цель их деятельности — как можно более сильная ваша жалость, и соответственно как можно более существенная милостыня. Ради этого они и себя сознательно запустят донельзя, и детей будут бить (чтобы глазки у них были всегда заплаканы) — именно для того, чтобы вам их было как следует жалко.
Поэтому проявляя такую жалость — взгляните на ситуацию по-иному. Раз, другой, третий… Может быть, понимание того, что с вами происходит в момент подачи милостыни такому просителю, поможет вам (понятно, что только в том случае, если вы «подаете и переживаете»; если подаете и не переживаете, то собственно, и нет никаких проблем?)
Помните, что вы помогаете не нищим, а «кидалам». Ведь если просить в том же метро на самом деле выйдет настоящий нуждающийся — как вы думаете, долго ли он там просидит?
И по возможности не забывайте о том, что эта жалость, побуждающая подавать милостыню в метро — самая, извините за выражение, дешевая — она не требует больших собственных затрат, она как бы эрзац, чисто символическая — если можно так выразиться (опять же, профессиональные просители на это и рассчитывают — они не будут вас затруднять, они сами к вам придут).
А вот оказать прицельную помощь — другое дело. Да хотя бы отнести на «сборный пункт» одежду, которая стала мала вашему ребенку — это уже более сложная жалость. Потому что одежду как минимум нужно собрать, рассортировать, привести в аккуратный вид… Кстати, многим кроме всего прочего жалко и труда тех людей, что делали эту одежду (если хотите — тоже внутренний бессознательный и чуть ли не биологический механизм, мешающий нам утилизировать то, что еще может на кого-то поработать). Многим гораздо ПРИЯТНЕЕ кому-то отдать уже ненужный устаревший, но работающий холодильник или компьютер, или ту же одежду, из которой выросли дети, но которая еще вполне прочная и чистая , а не выкидывать. Отдав вещь именно «в чьи-то руки, а не на помойку», особенно если видно, что эта вещь человеку нужна и еще послужит — дающий получает удовольствие. Помимо того, что сам может чувствовать себя сильным: ведь иногда это совсем-совсем и не главное.
Немного о жалости и долге внутри семьи.
Любая мегасемья живет не по закону, а «по понятиям». Собственно, по тем или иным понятиям живет любая семья: все зависит от понятий. Но далеко не всегда понятия в мегасемье основываются на жалости. Нередко на жалости наоборот, откровенно спекулируют, эксплуатируя это чувство. Бьют на «потребность накормить слабого», а на самом деле хотят другого: материально обезоружить члена мегасемьи, который «слишком высунулся и стал богаче остальных». Можно вспомнить и другие ситуации из той же статьи про мегасемью: растешь материально — будь любезен, тащи за собой всех членов мегасемьи! А если не будешь — «как тебе не стыдно, разве тебе не жалко?» Особенно, если семья небольшая и «вожак» там один, а разбогатевший «какой-нибудь гамма-дельта» таким образом представляет самую выраженную угрозу позиции альфы.
И нередко старшее поколение, боясь того, что «дети заработают, станут альфами и отправят стариков на печку — в то время как они еще не накомандовались за все пережитые в детстве унижения», начинают спекулировать биологической «жалостью к слабым» в отношении собственных детей. В статье о Брезгливости говорилось про ситуацию, когда старая мама требует, чтобы дети сами за ней ухаживали, а не нанимали сиделку. Там пояснялось, что у мамы может быть потребность унизить детей — мол, таскайте за мной своими, а не чужими руками! Но кроме этого, может быть и еще причина — родители стремятся привязать детей к себе, особенно если у детей какая-то важная и денежная работа. Они ни в какую не соглашаются, чтобы сынок нанял сиделку — да, ребенок будет сиделке сам платить, но заплатит он ей столько-то, а в то время, пока будет вкалывать на своей работе, получит гораздо больше! Нет, надо посадить лично сына у кровати мамы, чтобы он вообще не работал, а наоборот, терял деньги; чтобы он стал слабым — а она бы со своей физической болезнью все равно осталась самой сильной и над ним главой. Если же посадить сына или дочь постоянно у своей постели тоже не получается (даже несмотря на апелляции «А, ты мною брезгуешь, тебе меня не жалко — бросаешь на чужие руки…»), некоторые родители начинают (особенно с появлением мобильных телефонов) дергать своего «ребенка» в течение дня на работе: «Непременно приезжай прямо сейчас, привези мне того и этого, и вообще — мне плохо. Ах, ты не хочешь? Тебе меня не жалко?!» Ребенок бросает все свои переговоры-контракты-обязанности и мчится домой, где его встречает мама — «Ох, только что полегчало!» А может и правда стать плохо — в силу той же соматизации депрессии, например… Сын (или дочь) кладет маму в больницу — но мама требует, чтобы ребенок каждый день ее навещал, «а иначе я всем соседкам по палате расскажу, какая бяка мой ребенок, как он(а) мать свою изводит» (то бишь — снова привлечение общественности для того, чтобы заставить наиболее качественно выполнять общественно востребованные обязанности). И когда сын однажды взмаливается — «Мама, да неужели тебе-то меня не жалко, я деньги теряю, моим детям скоро есть нечего будет!» — мама уже, считайте, победила: сын запросил у нее жалости, как слабый — у сильного. А насчет детей она вполне может выдать, что-де «не волнуйся, сынок, я потом тебя из своих сбережений подкормлю, если что».
А если у мамы несколько детей, она может принять и другой уже описанный нами модус поведения: «Альфа приказывает гамме пожалеть и накормить омегу». В таком случае требование мамы «дать денег, уделить время и т.п.» может относиться не к самой маме, а к какому-то несчастному члену семьи, который сам не работает — часто потому, что не хочет: его и так накормят. Вернее, мама обеспечит, чтобы «более богатый» брат (сестра) его накормил. Мама в таком случае получает статус «откровенного альфы с несколькими подчиненными», младший ребенок — подачку за просто так (особенно если статус омеги его не тяготит и он постепенно становится кем-то вроде «профессиональных попрошаек», которых не унизить жалостью — ибо это их выигрыш), а старшему брату приходится работать еще и на младшенького-дармоеда, потому что «так велит мама». А если старший денег младшему давать не будет? Предложив такое, нередко можно услышать примерно следующее: «. тогда мама начнет сама его кормить, а у нее пенсия маленькая, она сама периодически у нас берет, жалко маму…»
…Итак, жалость унижает (кроме тех случаев, когда ее вызывают у вас сознательно). Жалость бывает предметом спекуляции. А вот конструктивное сочувствие (как в случае межгосударственного содействия при катастрофах) — не унижает. И нередко именно оно неправильно называется жалостью; и человек сам мучается оттого, что «я принимаю жалость, значит, я слабый?» А на самом деле он принимает конструктивное сочувствие, а точнее — содействие, за которое чаще всего сам и платит. Не обязательно деньгами.
Прежде всего — деятельная помощь подразумевает в случае чего вашу косвенную обязанность потом помочь взаимно (как в ситуациях с теми же катастрофами). Более того, если вам помогли действенно и по сути бескорыстно, то вы сами будете чувствовать потребность чем-то оплатить вашему благодетелю и не только в личностном масштабе, а скорее — в масштабе социума.
То есть в отличие от жалости, конструктивное содействие обязывает — чаще всего именно «изнутри». Вот почему иные личности, жалуясь вам на жизнь, часто так обижаются на фразу «Чем конкретно помочь?» Им не нужна конкретная помощь: во-первых, снова повторю — она обязывает (а этого не хочется, хочется всегда быть страдающей стороной), а во-вторых — лишает радости «получать поглаживания от страданий». Вот «профессиональным сборщикам таких поглаживаний» не нужна реальная помощь, нужна жалость — а еще ваше последующее чувство вины от собственного бессилия, что «вы способны только посочувствовать, но ничем конкретным помочь не можете». А в особо тяжелых случаях вам еще и выразят претензии — «У тебя-то муж есть, у тебя-то ребенок здоров, у тебя-то зарплата во-о какая…» Причем ничего конструктивного не принимая в качестве содействия, чтобы и у них самих все это было хотя бы частично.
Вот таких, действительно, и жалеть-то тяжело — потому что они эту жалость опять же направляют против вас, как профессиональные попрошайки.
Тем же, кто иногда сам нуждается в конструктивном сочувствии, а не в жалости, как раз бывает очень некомфортно, когда их именно жалеют. Причем разница опять же ощущается достаточно сильно.
Мне, например, сама мысль о том, что кто-то будет меня жалеть, противна. Посочувствовать, разделить переживание, подбодрить — это другое, это подразумевает разговор на равных: «Вот сейчас у тебя неприятности, сложности, но потом все будет в порядке» (к слову сказать, именно такое отношение к себе я получала от друзей, когда разошлась с мужем, осталась без денег и вообще все было плохо). А вот жалость подразумевает, что жалеющий поглаживает «бедненького-несчастненького» по головке с родительских позиций, мол, я вот какой сильный, а ты вот какой слабенький, мне жалко тебя». И вот такого поглаживания я не хотела бы получить даже в самой тяжелой ситуации. Кстати, тогда когда мы с мужем расстались, кто-то из друзей мне сказал: «Все будет хорошо, тебя даже и не жалко, потому что ты сильная. Жалко тех, кто работать не умеют и всю жизнь у мужа на шее сидели — и вдруг развод. » Эта мысль, хотя и слегка циничная, тогда мне понравилась.
Для меня смотря в какой форме будет эта жалость и от кого. Если, например, я болею и подойдет муж меня пожалеть, погладить, принесет мне чего-нибудь вкусненького, то я, конечно, с благодарностью все это приму, если мне такой жалости не хватает в тот момент, то глупо отказываться.
Я не люблю, когда меня жалеют, мне неприятно и я не знаю, как реагировать. Если жалеют «конструктивно», например, я заболела, и меня спрашивают, каких лекарств мне купить отправляют в постель с книжкой и чаем — это приятно. «Отдачей» в этом случае бывает моя благодарность и старания для скорейшего выздоровления. А если «просто» жалеют, это как-то странно: какая же я бедненькая-несчастная? К тому же таким образом часто жалеют «невпопад» (не за то, что меня на самом деле огорчает или обижает), и мне вообще становится смешно
И жалость по отношению к другим я редко испытываю, хотя над книжкой или фильмом плакать — это сколько угодно. Если я могу чем-то действительно помочь, стараюсь помогать, а кому польза от моей жалости?
Из материалов Мастер-класса по работе над данной темой
Что касается упомянутой участниками Мастер-класса ситуации с больным — то прийти к нему и поохать (а то и поохать по телефону, чтобы самому не заразиться) — легче всего. Это ничего не стОит, приятно как отправление «формальных общественных обязанностей», поднимает в собственных глазах и к тому же безопасно 🙂 Хотя конечно, порой даже такое формальное сочувствие может помочь больному в плане психологической поддержки и соответственно, выздоровления (мол, хоть кого-то интересует его здоровье!). Но куда действеннее бывает другое: неформально погладить по голове, проявить не жалость, а именно участие — а еще вдобавок к этому поглаживанию в постель больному подать нужное для выздоровления лекарство и чай с лимоном. И ответной обязанностью больного будет, если хотите — действительно постараться скорее выздороветь. Что он наверняка с такой поддержкой и сделает, если у него нет цели «получать дивиденды от своей слабости». Ведь разве лучше будет для его здоровья, если он, «гордясь своей силой», сам побежит по морозу в аптеку? Тем более если потом у него начнется какое-нибудь осложнение, и его же домашние должны будут уже без разговоров принять на себя бОльшую нагрузку по уходу за ним?
Кстати, вот вам небольшой пример «про жалость и участие».
Один из моих клиентов рассказывал, что несколько лет назад он заболел пневмонией. Жил он в ту пору один после развода, и была у него подруга — так сказать, потенциальная невеста. Напрямую о браке они не говорили, но по всему было видно, что дело к этому идет: однако до поры до времени девушка жила отдельно. А еще у него была собака. Так вот, заболел он, температура высокая, слабость… И больше всего его волновало не то, что лекарств нет и чай закончился, а то, что собаку вывести некому. И он позвонил своей девушке, чтобы она приехала к нему на некоторое время, поскольку он-де заболел — и довольно серьезно, на улицу выйти невозможно… Понятно, лекарства там, чай с лимоном, но главное — собаку выводить кому-то надо! …А девушка тут же разахалась, разохалась, «ой, бедненький, как мне тебя жалко; ой, я за тебя так переживаю…» — но приехать, увы, не смогла — отказалась. Были у нее очень важные дела, которые, как она сказала, бросить невозможно… Клиент говорил, что, мол, «не мне судить, может быть, дела были и вправду важные… но жениться на ней мне что-то расхотелось…» И позвонил он тогда какому-то своему приятелю, причем не столь уж близкому, и попросил — не может ли тот после работы забежать минут на десять и вывести пса на прогулку? Приятель спросил — что случилось? Да, мол, так и так, заболел тут (нарочито беспечным тоном…) На что приятель ответил, что сам он, как назло, всю неделю серьезно занят, но тем не менее что-нибудь обязательно придумает… И попросил «поухаживать за больным» какую-то свою знакомую. Приехала вечером женщина, выгуляла собаку, сходила в аптеку, принесла чай-лимон-варенье — и все две недели, пока человек болел, приезжала после работы, вела хозяйство, обихаживала собаку и уезжала. Денег за работу не взяла: «Мы с вашим приятелем свои люди — сочтемся…» Причем делала все спокойно, без лишних эмоций, не жалея никого, а просто выполняя необходимые действия.
А уж если говорить именно об эмоциональном сочувствии (которое тоже не просто «ох и ах», а направлено именно на поддержание больного, а соответственно, на его выздоровление) — то особенно приятно, когда сочувствие и содействие выражает вам близкий человек, которого вы не подозреваете ни в унижении жалостью, ни в последующей спекуляции на том, что «а вот я тебе чай подавал» — да и просто вам приятно, что именно он (она) задержится на минуту рядом с вашей постелью и пожелает вам скорее поправиться… А не просто скажет «бедненький, мне тебя так жалко!» — и убежит по своим делам!
…Если сравнивать жалость и конструктивное сочувствие на каком-нибудь примере, то получается снова как про «рыбу и удочку».
Скажем, человек страдает, что у него нет денег и хочется кушать…
Жалость: «Бедненький! На вот тебе сто рублей (больше — жалко самому), иди купи себе пирожок в палатке и поешь».
Конструктивное сочувствие: «Вот тебе (к примеру) сто евро — тебе хватит не только на сегодняшний пирожок, но еще и на то, чтобы устроиться на работу. А заработаешь — вернешь».
В таком случае неудивительно, что некоторые с благодарностью принимают «сто евро» и возвращают чуть ли не «с процентами» (в качестве признательности за конкретную руку помощи вовремя), а некоторые говорят: «Да мне не надо сто евро, это мне много! Мне хватит десяти рублей, но желательно без возврата, это же такая ничтожная сумма — и желательно каждый день».
Вот примерно такое получается, если человек, готовый именно к конструктивному содействию и к реальной помощи, натыкается на «профессионального страдальца». Ему ваша помощь не нужна (более того — помощь может лишить его источника страдания, которое ему нужно!). Он не берет у вас в долг — он считает, что вы ему уже должны, и в рамках именно вашего долга перед ним обязаны постоянно давать ему по десяточке без возврата.
Правда, если вспомнить прочитанное чуть выше в «пяти причинах подаяния» желание другого человека «привязать кого-то к своей постоянной маленькой подачке» — то можно сказать, что такой благодетель и такой «вымогатель» буквально нашли друг друга.
Источник