Как называется чувство когда ты себя гнобишь

Что такое селфхарм и почему у человека возникает желание сделать себе больно?

Данная статья была опубликована на сайте «Такие Дела», 22.10.2018.

Осенью выходит документальный фильм «Мой self-harm» режиссера Якова Раскалова — о людях, которые сознательно причиняют себе боль. Считается, что селфхарм — это когда человек режет себе руки, ноги, тело. На самом деле вариантов самоповреждения гораздо больше — когда человек прижигает себе руки сигаретами, бьет себя по голове, пытается себя придушить, все это тоже селфхарм. Даже крайняя степень трудоголизма, когда в прямом смысле валишься с ног от усталости, алкоголизм и татуировки могут оказаться селфхармом. Семь человек рассказали Алене Агаджиковой, какими способами они причиняют себе страдания и зачем и как справляются с желанием сделать себе больно.

Мишель

Удушье, порезы рук и ног

Мишель. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Многие считают, что селфхарм — проблема молодежи, но это ложный стереотип. Селфхарм не имеет возраста. Я резала руки, страдала расстройством пищевого поведения, давала себе пощечины, душила себя. Люди думают, что селфхарм — это обязательно то, что заметно окружающим, то, что оставляет следы. Это второй опасный стереотип, потому что тот, чьи проблемы не видны, оказывается без помощи и поддержки.

Иногда моя боль — это попытка запомнить последствия собственных поступков, примириться с сильными эмоциями. Иногда стремление наказать себя за ошибки. Или просто самый действенный способ выйти из состояния истерики или апатии, «стакан холодной воды». Сейчас я понимаю, что больше всего в моих действиях было страха, одиночества, отчаяния и желания что-нибудь изменить. Поделиться мне было не с кем, отрефлексировать ситуации не получалось, я чувствовала себя ничтожеством, не способным справиться с «мелочью». А так у меня создавалась иллюзия контроля: только я сама могу причинить себе боль и я сама выберу, как это сделать.

Фото: Алена Агаджикова для ТД

Ужасно не то, что человек в принципе причиняет себе боль. А то, что однажды это либо перестает работать (и тогда нужно еще больше, еще больнее и опаснее), либо это заканчивается серьезной травмой.

С одной стороны, любой из нас сам вправе выбирать, как ему жить, что делать и как умирать. Тем не менее «свободный выбор» — миф. Чаще всего можно помочь человеку отказаться от селфхарма, если решать проблемы, которые его вызывают. Селфхарм никогда не существует сам по себе. Сравнение глупое, но это как с наркотиками. Наркотики запрещены, нужно проводить пропаганду против них, нужно помогать людям отказываться. Но если ты абсолютно ничем не можешь помочь, лучше выдать чистый шприц.

С селфхармом мне помогли справиться люди, обещания, замещающие практики. И то, что мне удалось покинуть наиболее травмирующие психику условия. Лучше всего помогает чужая поддержка и чужая боль. Если небезразличные тебе люди страдают от твоих действий, хочется что-то сделать, чтобы это прекратить. В промежутке между «Я хочу, но не делаю» и «Мне это больше не нужно» помогает рисовать на коже, громко петь, бить дешевую посуду, красить стены, рвать ткань, кричать. Сейчас я справляюсь без помощи психиатра и медикаментов. Иногда психика все еще выдает фортеля, тяжело, конечно. Но справиться возможно, если делать это не в одиночку.

Порезы рук и ног, шрамирование

Мира. Фото: Алена Агаджикова для ТД

В средней школе это было невинное повреждение ладони канцелярскими лезвиями и катетерными иглами. Мы делали это вместе с одноклассницей, нам просто любопытно было ощутить боль. Помню, мы считали количество засечек — у кого больше. Это было примерно как первая сигарета или первая рюмка. Круто, потому что деструктивно, а я всю жизнь тянулась к саморазрушению, распаду.

Сначала все попытки несли бессознательное желание обратить на себя внимание. Но в день, когда я впервые осознанно себя порезала, я была вынуждена собственными руками лишить жизни существо, которое искренне любило меня, но сломало позвоночник и очень мучилось. Я ничего не видела из-за слез и не слышала, как существо перестало дышать. Почувствовала только, как тепло уходит из рук. Мне кажется, в тот день я разбилась и осколки вышли наружу, дав начало моей «шрамописи» на ногах.

На самоповреждения меня толкали разные чувства, разные состояния, но все они были негативными. Вид крови пробуждал первобытный восторг, а все проблемы реального мира переставали иметь значение. Мне доставляла удовольствие мысль, что люди будут смотреть на мое изуродованное тело и испытывать отвращение, ужас, непонимание. Это был протест, желание показать всем, что лучше держаться от меня подальше. Сегодня я любуюсь своими шрамами, мне нравится прикасаться к ним, я люблю, когда мои близкие к ним прикасаются. Это память о всей боли, горечи, распаде, которые остались в прошлом, напоминание, что страдать — нормально. Самый значимый шрам — это шрамирование во все туловище, которое я подарила себе на день рождения (или перерождения), потому что после испытания этой боли началась новая жизнь.

Мира. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Селфхарм не может не быть проблемой, но если у вас не просят совета, мнения или помощи, значит, не нужно усугублять ситуацию своей тревогой. Если вам небезразличен человек, который занимается самоповреждением, то дайте ему уверенность в том, что он всегда может рассказать вам о своих чувствах. Лично мне часто не хватало возможности поговорить.

Мне потребовалось много лет, чтобы понять, что акту селфхарма чаще всего предшествует уныние. А оно появляется из-за бездействия и застоя. Я нашла спасение в физической активности: начинаю утро с бега, интенсивной зарядки, практикую медитацию, соблюдаю режим и каждое утро уделяю время себе. Быть свободным от негативных эмоций — это большая работа над мышлением, привычками и слабостями. Я избавилась от депрессивных эпизодов, отказавшись от продуктов животного происхождения и с помощью регулярного голодания. Сейчас, если уж очень хочется боли, я срываюсь и бегу — в любую погоду, в любое время года. Главное в преодолении селфхарма — найти свой переключатель, стимул и человека, ради которого вы будете сильнее себя. Для меня этот человек — я сама.

Порезы рук, ног и лица

Никс. Фото: Алена Агаджикова для ТД

У меня диагностированное биполярное расстройство, селфхарм — это одно из проявлений. Я наблюдаюсь у психиатра последние несколько лет, принимаю антидепрессанты и нормотимики с седативным эффектом. Не так давно у меня началась ремиссия, и за это время у меня не было желания притрагиваться к лезвию.

Я начал резать руки, когда мне было двенадцать. Это было желание наказать себя, отомстить за то, что я жалкий, трусливый и никчемный. Я хотел приоткрыть границы доступного, пойти против себя и собственных инстинктов, преодолеть страх перед болью и доказать, что я чего-то стою. К селфхарму приводила и подавленная агрессия. Но самое главное — я хотел почувствовать себя живым. Я четко помню ненависть к себе вперемешку с ощущением странного восторга, с которыми я впервые прошелся лезвием по коже. Вид крови и повреждений завораживал. Еще я хотел заземлиться с помощью ритуалов дезинфекции, остановки кровотечения, повязок… когда делаешь все это, депрессия отходит на второй план.

Никс. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Мой селфхарм, как и моя болезнь, — часть меня. Это не хорошо и не плохо, просто факт. Я не вижу смысла в чрезмерном внимании к своим шрамам, но не открещиваюсь от них. Помню, я пытался поступить в институт — и друг спросил меня перед экзаменом: «Ты не хочешь опустить рукава?» Я ответил, что, конечно же, нет.

Больше всего мне помогло лечение у специалиста. Когда моя психика перестала выписывать невообразимые кренделя, я перестал резать себя. Вещь, которая мне помогла больше всего, — избавиться от всего, что делает меня несчастным. Сначала я избавился от токсичного окружения, потом оставил попытки работать где-либо, кроме дома. Сейчас мое правило такое: если есть то, что мешает мне жить и быть счастливым, нужно искать способы избавиться от этого, не пытаться притерпеться и смириться.

Настя

Медицинская боль, боль во время секса, татуировки

Настя. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Я никогда не занималась очевидным селфхармом — порезами, нанесением себе увечий. Поэтому до психотерапии даже не отдавала себе отчета, что тоже занимаюсь самоповреждениями. Я доводила себя до изнеможения работой, за приступами трудоголизма шли долгие периоды болезни. Я терпела боль во время секса. Мне нравилось ходить к стоматологу и терпеть боль от уколов, надрезов, брекетов. Когда я осветляла волосы и кожа головы начинала гореть, я терпела до последнего, считая, что это правильно и терпение делает меня лучше. Три года назад я сделала первую татуировку, а потом еще несколько. Я сделала первую большую татуировку, портрет Маяковского на ноге, за один шестичасовой сеанс, и это был настоящий катарсис, я была в восторге. Под конец было очень больно, но я радовалась этому и две недели ходила в приподнятом настроении, хромая на одну ногу. За этой татуировкой последовало еще несколько. Тогда я находилась в состоянии обострения биполярного и тревожного расстройства, и боль очень сильно меня отвлекала.

Настя. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Мы с психологиней провели множество сеансов, посвященных моему желанию причинить себе боль. Это было погружением в старые травмы, зарытые в памяти мысли и страхи. Психологиня говорила, что мое стремление причинять себе физическую боль во многом связано с установками страдать во благо себе, быть жертвой в каком-то даже религиозно-героическом смысле, терпеливо выносить боль. Я долгие годы не осознавала своего тела и чувствовала себя «мертвой». Боль же давала мне почувствовать себя живой, почувствовать свое тело.

Я точно знаю, что жила с желанием умереть большую часть своей жизни, но именно селфхарм не был попыткой себя убить. Селфхарм был скорее инструментом, чтобы справиться с манией и тревогой и, наоборот, придавал мне сил двигаться дальше. Я согласна с тем, что мое тело — мое дело, однако я осознаю, что нанесение увечий сильно влияет на моих близких, ведь они переживают за меня.

Порезы рук и ног, ожоги, секс с малознакомыми людьми, алкоголь

Лиза. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Я начала заниматься селфхармом в семнадцать лет. Примерно в это же время мне диагностировали биполярное аффективное расстройство. У меня была длительная и очень тяжелая депрессивная фаза. Чтобы заглушить ту боль, которую я испытывала, я начала тушить об себя сигареты. У моей младшей сестры то же заболевание, и она начала заниматься селфхармом раньше меня. Я видела ее шрамы и часто задумывалась, действительно ли это помогает. Я не помню, как это случилось в первый раз, все как в тумане, но с тех пор прошло уже пять лет. Я три раза лежала в психиатрических больницах, ходила на психотерапию и группу поддержки. Сейчас у меня ремиссия, я продолжаю принимать медикаментозную терапию.

К селфхарму относятся не только прямые повреждения своего тела, но и другие формы поведения, направленные во вред себе: частое употребление алкоголя в больших количествах, незащищенный секс с малознакомыми людьми. Бывают моменты во время депрессивного эпизода, когда ты чувствуешь душевную боль на физическом уровне. Тебе так больно, что ты не можешь пошевелиться. Весь мир сжимается до одной точки где-то в груди, которая нестерпимо болит. В такие минуты ты забываешь абсолютно обо всем: что есть люди, которые тебя любят, что эта боль не навсегда. Все, что ты хочешь, — это перестать чувствовать это страдание. Когда я тушу о себя сигареты, внимание от душевной боли смещается на ожог и становится легче.

Лиза. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Есть и другие ситуации, в которых я причиняю себе вред. Иногда мне кажется, что я очень плохой человек и не заслуживаю ничего хорошего. Есть какое-то болезненное удовольствие в том, чтобы доказать себе, что ты отвратительна. Я специально напивалась и спала со всеми подряд, чтобы почувствовать себя плохо, потому что если ты точно знаешь, что заслуживаешь всех тех ужасных вещей, которые с тобой происходят, то, значит, и делать с этим ничего не нужно. Не нужно прилагать усилия, чтобы что-то исправить. Для меня селфхарм и суицидальное поведение — очень близкие вещи. Когда тебе больно, ты задумываешься о суициде как способе решения этой проблемы. Просто селфхарм — это более легкий и менее страшный вариант. Я часто наносила себе повреждения, чтобы справиться с мыслями о суициде. И наоборот: когда у меня нет суицидальных мыслей, я не занимаюсь селфхармом.

Мне очень повезло, потому что близкие мне люди поддерживают меня, и я ни от кого не скрываю свои шрамы. Мои родители, сестра, мой партнер и друзья знают, что я занималась селфхармом. Я знаю, что, если опять начну вредить себе, мне помогут, поговорят со мной, отведут к врачу, просто побудут рядом. Сейчас, когда я смотрю на свои шрамы, я вспоминаю обо всем том, через что прошла, и думаю, какая я сильная. Я не стесняюсь их и никогда бы не хотела от них избавиться. Я чувствую, что даже если моя ремиссия закончится, то смогу справиться с болезнью.

Стася

Выщипывание волос, бровей и ресниц, удары по голове

Стася. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Я начала заниматься селфхармом в школе. Тогда мне поставили диагноз «невроз», я пила успокоительные и антидепрессанты. Девочка, с которой мы тогда общались, просила меня не бить себя по голове, но у меня не получалось сдерживаться. Меня приводило в отчаяние, когда я не могла что-то сделать, и я била себя даже за малейший промах. Но главная причина селфхарма была в том, что я не могла соответствовать своим или чужим ожиданиям и чувствовала вину, стыд, думала, что сама во всем виновата, что я плохая.

В двадцать два года я месяц лежала в клинике неврозов, там мне назначили лекарства. Сейчас я каждую неделю хожу к психотерапевту, он беседует со мной, но выписывает только препараты от бессонницы.

Суицид и селфхарм — очень разные вещи. Суицидальные попытки направлены на то, чтобы полностью прекратить свое существование. У тех, кто занимается самоповреждением, нет такой цели.

Стася. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Я знаю не очень много методов, которые помогут прекратить селфхарм. Какое-то время я совсем не ухаживала за своими бровями, потому что боялась, что если начну выщипывать их, то уже не смогу остановиться. Сейчас я почти не трогаю свои ресницы и в меру обхожусь с бровями, потому что переключилась на другие виды самоповреждений.

Селфхарм редко причиняет мне сильную физическую боль, но я к этому и не стремлюсь. Для меня это способ сбросить напряжение. Некоторые виды самоповреждений меня откровенно пугают. К примеру, я боюсь занести инфекцию, выдергивая заусенцы, или повредить себе мозг, когда бью себя по голове. Некоторые кажутся просто неэстетичными: мне не хочется ходить без ресниц и без бровей.

Порезы рук и ног, ожоги, алкоголь

Лиза. Фото: Алена Агаджикова для ТД

К селфхарму меня привело гипертрофированное чувство вины. Я думаю, это началось в раннем детстве. Я отдыхала в деревне с бабушкой и дедом, там он запил. Мы с бабушкой пошли купаться на Волгу, и она предупредила: «Только не говори ничего деду, ему нельзя пьяному плавать, у него сердце не выдержит». А я проболталась. И вот он радостный тоже приходит на Волгу и плывет туда, где швартуются корабли. Мы с бабушкой долго купаемся, выходим на берег, и я вижу его одежду — рубашку, сланцы, шорты. А вдалеке — что-то белое. Бабушка восклицает: «Это дед утонул» — и начинает плакать. Я не понимала, что такое смерть, и пыталась «отвлечь» бабушку шутками, какими-то рассказами. Она долго молчала и потом сказала: «Лиза, хватит. То, что мне сейчас тяжело, — это нормально». Тогда я узнала, что сожалеть о смерти — естественно, но с тех пор я стала постоянно ощущать ответственность за все, что происходит.

С каждым годом становилось все хуже. Поругаюсь с парнем, накричу на кого-то в ответ — ужасное чувство вины, из-за которого я себя резала. Сначала это были булавочки, в школе — лезвия, а когда я поступила в ветеринарку, перешла на скальпель и канцелярские ножи. В основном я резала запястья и скрывала их напульсниками. В подростковом возрасте несколько раз пыталась покончить с собой.

Лиза. Фото: Алена Агаджикова для ТД

Первая попытка суицида случилась после свадьбы моего друга: тогда я впервые подвесилась за спину, потому что симпатизировала культуре бодимодификаций и готике. Мне было шестнадцать лет. Было очень больно, когда мою кожу накалывали на крючки, когда уже после снятия делали массаж, чтобы выгнать воздух из кожи. Но сам процесс дал мне ощущение невероятной эйфории: я болталась в воздухе и раскачивалась. Когда меня сняли, у меня случился серотониновый провал, как после наркотического опьянения. Я провалилась в депрессивное состояние. Дома мне стало совсем плохо, и я начала писать своему парню, что планирую покончить с собой. Он ответил: «Хватит меня запугивать», потому что в тот период я правда могла злоупотреблять манипуляциями на тему суицида. Я взяла скальпель и очень глубоко порезала себе все руки. Это был первый случай импульсивного состояния, когда потом я не могла вспомнить, что произошло. Помню только, что тогда я испытывала обиду, злость и сильнейшую тоску. Не помню, кто вызвал скорую.

Причины самоповреждения могут быть разными. Важную их часть занимает аутоагрессия: состояние, когда ты испытываешь злость к себе или окружающим и решаешь отразить ее вот таким образом, причем не обязательно самопорезами, это может быть алкоголь, наркотики или другое самодеструктивное поведение. Мой селфхарм процентах в семидесяти связан с алкоголем. В трезвом состоянии я кое-как могу себя успокоить, но когда пьяная — нет. Я много читала о том, как перенаправить аутоагрессию на что-то другое: рисовать бабочек на местах, которые хочешь порезать, заклеивать их пластырем, комкать бумагу, но мне это все не помогает. Обращаясь к себе тогдашней, я могу сказать только одно: «Иди к врачу». С тех пор как я начала принимать таблетки, я больше не способна нанести себе тот вред, что раньше. Сейчас я чувствую страх и жалость, когда смотрю на свои руки и ноги, я не понимаю, как могла все это делать с собой.

P. S. Алена Агаджикова: «Шрамы некоторых героев проекта давно зажили, а селфхарм иногда и вовсе визуально не считывается: например у Стаси, которая бьет себя по голове, Мишель, занимающейся самоудушением, или у Насти, которая делает социально приемлемые татуировки. С помощью краски, указывающей на места самоповреждений, я хотела вынести селфхарм из зоны невидимости. Для других героев краска, наоборот, стала “камуфляжем”: шрамы Никса и Лизы бросаются в глаза, герои их не стесняются, тем не менее окружающие предпочитают их не замечать».

Источник