Как думаешь у бога есть чувство юмора

Как думаешь у бога есть чувство юмора

Мы созданы по образу Божьему и по Его подобию. Это приводит нас к мысли, что и Бог обладает чувством юмора. И даже более того: Бог не только обладает чувством юмора, но и является его источником. Это не означает, что Он ведет себя как Шут Гороховый; это означает, что и в жизни и в Библии мы можем найти такие казусные ситуации, над которыми можно по-доброму посмеяться.

ЮМОР В ВЕТХОМ ЗАВЕТЕ:

1. Ослица Валаама — Числа 22:1-35
Вы только попробуйте себе представить рассвирепевшего Валаама, от злости готового прибить свою собственную ослицу, которая вдруг поворачивает к нему свою морду и говорит человеческим языком: «Что я тебе сделала, что ты бьешь меня вот уже третий раз?» — Ситуация, прямо скажем, просто комичная.

2. Проклятия Валаама — Числа 22:36-23глава-24глава
История о том, как Валак нанял пророка Валаама для того, чтобы тот проклял стан Израиля, — вообще является комедийной. Несколько раз Валаам поднимался на гору, чтобы произнести проклятие на Израильтян, но вместо проклятия произносил благословение, что выводило из себя Валака.

3. Пророк Илия и 450 пророков Ваала — 3 Царств 18:1-39
Сарказм Илии в разговоре с пророками Ваала и иудеями, поклоняющимися лжебогам, демонстрирует не только чувство юмора Бога, но и его сарказм. Господу Богу смешно наблюдать, как невежественные люди вместо поклонения своему Творцу, поклоняются идолам и лжебогам. Эта история высмеивает глупость и фанатизм людей.

4. Исход Израиля из Египта — 10 казней — казнь лягушками: Исход 8:1-14
Перечитайте ещё раз стихи 2-4: «Я поражаю всю область твою жабами; и воскишит река жабами, и они выйдут и войдут в дом твой, и в спальню твою, и на постель твою, и в домы рабов твоих и народа твоего, и в печи твои, и в квашни твои, и на тебя, и на народ твой, и на всех рабов твоих взойдут жабы».
Конечно же, в Божьей каре мало радости. Но вы только представьте исполнение этого наказания жабами:
# Подходишь к дому, — вокруг него лягушки, что даже и ступить некуда.
# Открываешь дверь в квартиру, оттуда начинают выпрыгивать лягушки.
# Идешь в туалет, поднимаешь крышку, а там лягушки сидят и квакают.
# Идёшь на кухню, открываешь холодильник, а там — лягушки.
# Берёшь чайник, — и там лягушки.
# Ложишься спать, а под подушкой лягушки.
Главное, что они такие безобидные, но их столько много, что от них некуда деться.

5. История Ионы — Книга Ионы
История о пророке Ионе интересна не только тем, что Господь послал израильского пророка для спасения языческого города, но и тем чувством юмора, с которым она написана. Особенно интересен последний диалог Ионы с Богом, когда он жалуется Господу о том, как сильно он расстроился, когда растение, в тени которого он прятался от жары, засохло.

Многие люди, читая Ветхий Завет, часто видят лишь гневного, злобного и мстительного Бога. Сегодня вы увидели Его в несколько другом свете, и мы надеемся, что это поможет вам продолжить познавание Бога таким, каков Он есть на самом деле.

Источник

ЕСТЬ ЛИ У БОГА ЧУВСТВО ЮМОРА?

Приблизительное время чтения: 4 мин.

Вы знаете, апостол Иоанн прямо пишет, что если записать все, что совершил Господь на Земле, то всему миру не вместить написанных книг… Я не думаю, что Господь все время ходил с трагичным или безразличным выражением лица. Ведь Он же сам постоянно обличал фарисеев в том, что они напускают на себя унылый вид, когда постятся. Другое дело, что Господь не предавался разнузданному веселью, ведь Он был совершенно гармоничный человек, и я думаю, что у Него чувство юмора выражалось как-то иначе. Просто о многих сторонах Его жизни Евангелие нам ничего не говорит, в том числе – и об этой.

Вообще чувство юмора – защитная реакция человека на глупость. Так как Евангелие – единственная вещь на земле, от глупости совершенно свободная, то в юморе оно просто не нуждается.

Я боюсь заходить в церковь. Ведь я учусь в ВУЗе, пишу научные работы, участвую в конференциях, и вот я в церкви. Получается, я и науку предаю, и в Бога не совсем верю, так как в церковь пришла в сомнениях. Как разрешить это противоречие?

Это противоречие сугубо внутреннее. Дело в том, что часто у нас вся христианская жизнь сводится именно к “хождению в церковь”. Хождение, выхождение… Да, жизнь в Церкви предполагает и регулярное посещение храма. Но храм – это только часть христианской жизни, причем порой – даже не самая значительная. Я говорю не об участии в Таинствах, а о простом “хождении” в храм, о поставлении свечек, написании записок, заказывании молебнов, а также паломнических поездках, окунании в источниках и т.д., и т.п. А так как в сознании многих людей вся церковная жизнь ассоциируется почти исключительно именно с этим, то получается некий перекос. Мне кажется, Нина, Вам необходимо разобраться сначала именно с этим вопросом: для чего, по-Вашему, человек вообще входит в храмовое здание? Поставить свечку, чтобы экзамен был сдан нормально? Или посещение храма является следствием какой-то более глубокой душевной работы, естественной и неотъемлемой частью христианской жизни?

А наука нисколько не мешала целому ряду великих ученых быть искренне верующими людьми. Они вовсе не считали, что предают разум ради веры. Ньютон, например, как известно, при упоминании имени Божьего снимал шляпу и вставал.

Если Вы боитесь ходить в церковь, то и не ходите пока, а лучше внимательно почитайте Новый Завет, святителя Феофана Затворника (ученейший был, между прочим, человек), историю Церкви, познакомьтесь с Ее учением… И тогда, как следствие этого, вполне научного познания, может быть, у Вас тоже появится потребность посетить храм, ведь была же она у многих поколений отнюдь не безграмотных людей. Сомнений же бояться вовсе не нужно. Нужно их разрешать, и главное – быть честным перед самим собою.

Почему Христос перед самой смертью произнес слова: “Отче, для чего ты меня оставил”? Да, эти слова может сказать каждый человек, но Христос – не простой человек, Он Богочеловек, то есть Бог, а Бог же не может отчаиваться или сомневаться. Почему же Он сказал именно эти слова? Он же знал, что идет к Отцу, что все страдания сейчас закончатся.

Люди очень часто задают вопросы: “А почему Бог сделал так, а не этак?”, “А почему Бог попустил грехопадение, ведь Он знал всё заранее?”, “А почему Бог воплотился? что, Он не мог другими способами нас спасти?” и прочее. И Ваш вопрос – из той же области. С богословской точки зрения, ставить рядом слова “почему” и “Бог” логически недопустимо. Суть в том, что мы, будучи людьми верующими, просто принимаем от Бога то, что Он для нас сделал. Вот Он сделал так, что Христос на кресте испытал муки богооставленности. Почему? Видимо, потому, что это было необходимо для нашего спасения. А если более сложно, то Церковь догматически отвечает так: в Боге полностью, в совершенстве сочетались и Божественная, и человеческая природа, и богооставленность на Кресте была богооставленностью по человечеству, но, конечно, не по Божеству. Как видите, определенный ответ на этот вопрос все-таки есть.

Но как именно это все происходило в Боге, что Он чувствовал, что думал? Этого мы никак не можем сказать. Мы просто принимаем это с благоговением, не пытаясь постичь умом те вещи, которые мы просто не в силах понять, потому что у нас нет и не может быть такого опыта.

Источник

Смеялся ли Христос и можно ли православному рассказывать анекдоты?

Приблизительное время чтения: 14 мин.

Чувство юмора — есть ли ему место в жизни православного христианина? В церкви мы часто слышим о покаянии, о святых, плакавших о своих грехах, о том, что Христос нигде в Евангелии не смеется. Складывается ощущение, что в церковной жизни смеху просто нет места. Ответы на эти вопросы мы попытались найти в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» с помощью протоиерея Максима Первозванского, клирика московского храма Сорока мучеников Севастийских, главного редактора молодежного портала Naslednick.online.

— Отец Максим, для нас, христиан, аксиома, что человек сотворен по образу и подобию Божию. Но если он наделен чувством юмора, значит, оно присуще и Творцу?

— Знаете, преподобный Иоанн Дамаскин, автор «Точного изложения православной веры», говорит, что состояние человека может быть естественным, противоестественным и сверхъестественным. Да, человек был сотворен по образу и подобию Божию — но в раю, где святость была его естественным состоянием. То есть все, что в нашем современном понимании является грехом, было для него противоестественным.

Но мы-то с вами живем в мире после грехопадения, и для нас естественными являются совершенно другие вещи. Для нас естественно — увы! — есть вредные быстрые углеводы, заглядываться на чужих жен, завидовать чужому благосостоянию. То есть грех — с момента грехопадения Адама и до конца человеческой истории, до второго пришествия Христова — для нас естественен. И то, что люди смеются и считают это для себя нормальным, еще не доказывает, что это так и в очах Божиих. Да и смеялся ли Адам в раю — еще вопрос.

— Но почему все-таки главный акцент в церковной жизни делается именно на покаянии, на плаче о грехах, хотя апостол Павел призывает нас всегда радоваться?

— Да, главное, для чего мы приходим в Церковь — это покаяние. Но оно может быть со слезами, а может быть радостным. Не смешливым — радостным. Ведь когда мы поем: «Христос воскресе из мертвых смертию смерть поправ!» — наши сердца наполняются радостью и ликованием, но это не значит, что мы перестаем каяться в собственных грехах. И быть может, именно в этот момент — а не когда мы плачем о своем несовершенстве — как раз и свершается наибольшее покаяние.

Но Церковь, особенно в средние века, слишком буквально усвоила слова апостола Павла в послании к Ефесянам: «Пустословие, смехотворство и сквернословие неприличны вам, а напротив, благодарение». То есть он вообще ставит смехотворство в один ряд с пустословием и сквернословием. И это слова Священного Писания, которые должны являться для нас с вами прямым указанием.

Ну, со сквернословием вроде бы вопросов нет. Хотя кто его знает. У нас тут как-то с молодежью вышел очень серьезный разговор об экспрессивной лексике. Можно ли христианину вслед за Крошем из детского мультика воскликнуть: ёлки-иголки! И где здесь граница допустимого.

А уж со смехом вообще ничего не ясно. Вот заглянул в Википедию, а там написано, что смех — это непроизвольная реакция человека. Не просто естественная, а непроизвольная! То есть подавить свой смех мы, наверное, еще в некоторых ситуациях можем — и то не всегда, иногда смех прорывается в самый неподходящий момент, — а вот произвольно вызвать его у себя вряд ли.

— То есть нужен внешний раздражитель?

— Да. И он должен так на меня подействовать, чтобы я действительно непроизвольно засмеялся.

Почему Христос не смеялся

— А что это за смехотворство, о котором говорит апостол Павел? И означают ли его слова, что смех как таковой в принципе недопустим? Почему же тогда Христос совершает свое первое чудо на свадьбе, превращая воду в вино? Согласитесь, трудно представить себе, что люди за свадебным столом пьют вино с серьезными лицами и никто при этом не занимается смехотворством. Но ведь Спаситель почему-то выбрал именно эту обстановку для своего первого явления людям.

— Безусловно, свадьба — это радость. Вино вообще — в общечеловеческом понимании — символ радости, так же как хлеб —символ сытости, вода — символ очищения, а елей — символ исцеления. Безусловно, Христос радовался и призывал к радости людей. Но на свадьбе много чего происходит. В одном средневековом поучении говорится, что священник может присутствовать на свадьбе только до того момента, как начнутся песни и пляски. То есть вот, все сели, возгласили здравицы, выпили за молодых, за их родителей, еще за что-нибудь, сидят, радуются — это ничего, можно. Но как только начались пляски, тут и до мордобоя недалеко, а глядишь, и до драки с соседней деревней — тут священнику пора уходить, да и вообще православным христианам в этом безобразии участвовать не стоит.

Вот так и со смехом. Он ведь бывает разным. Можно увидеть на улице калеку и посмеяться над ним. Или среагировать так на глупость, которую кто-то сморозил. Смех бывает злым, бывает хамским, оскорбительным, высокомерным, пошлым. Над чем больше всего смеются люди? На 90% это пошлые шутки, что называется, «ниже пояса». То есть именно на это возникает та самая «непроизвольная реакция». Почему?

Возможно, потому что она до сих пор — и совершенно справедливо — в нашем обществе табуирована. А то, о чем мы не можем открыто сказать, то, что у нас зажато, спрятано, табуировано, может прорваться и в виде смеха. Отсюда и скоморошья культура, и политические анекдоты, расцветающие как жанр, когда власть начинает завинчивать гайки. Без этого и анекдотов почти нет, а те, что есть, какие-то не смешные. А вот когда свободное слововыражение зажато, оно уходит в частушки, анекдоты, скоморошество — лишь бы над чем-нибудь посмеяться. В этом смысле смех свидетельствует о некоей зажатости, неестественности и попытке из нее выйти. Именно поэтому Христос никогда не смеялся — Он был совершенен, абсолютно естественен и свободен. Нам Его даже представить себе трудно смеющимся. Улыбающимся — да, радующимся — да, а вот смеющимся…

«Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!»

— Так смех христианину во вред или на пользу?

— Как я уже сказал, смех бывает разным. И я часто советую людям то, что всегда советую себе: «Пускай капризен успех, он выбирает из тех, кто может первым посмеяться над собой», как поется в одной старой песенке. Я вообще слишком серьезное отношение к себе за добродетель не считаю. Мне ближе жизненная философия барона Мюнхгаузена из знаменитого фильма: «Серьезное лицо — это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!» Я это очень хорошо понимаю и считаю, что очень важно уметь быть не слишком серьезным.

Но смех — это ведь еще и страшное оружие. Когда о человеке говорят гадости, он может от этого стать сильнее, это может даже раскрутить его медийный образ. А вот если его начинают высмеивать и получатся действительно смешно — это может уничтожить не только репутацию.

А вообще смех — очень сильное оружие против гордыни.

— Вы имеете в виду смех над собой?

— Конечно, над собой. Впрочем… Знаете, я буквально вчера был свидетелем того, как мой внук из состояния сильного огорчения и плача перешел в смех. Это виртуозно сделали его родители: они не одергивали его и не утешали, а просто перевели его сильную негативную эмоцию в смех. Это сработало, и это — нормально. Мы же выбираем не между грехом и безгрешностью, мы ищем способ поменьше грешить — если считать смех грехом.

— То есть смех — это проявление движения какого-то внутреннего «я», которое может быть как добрым, так и злым?

— Конечно. И злой смех однозначно недопустим. Но и у доброго тоже могут быть всякие нюансы. Я в свое время, в конце 90-х годов, немного занимался проблемами наркоманов, и меня тогда поразило, что на Западе существуют методики, переводящие наркоманов, сидящих на тяжелых наркотиках, для начала на более легкие. Иногда на этом и успокаиваются: ведь если вылечить человека практически невозможно, то просто снять его с героина и перевести на какую-нибудь марихуану или на алкоголь — уже благо. И так с любым грехом.

Конечно, Господь говорит: будьте совершены, как совершен наш Отец Небесный. Но если человек утопает в грязи, давайте его хоть немножечко оттуда вытянем, приведем в чуть более естественное состояние. И здесь смех нам очень большой помощник.

«Христианин не должен бронзоветь»

— А может ли в таком случае смехотворство быть приемом христианской проповеди? Допустимо ли оно как риторический прием, чтобы привлечь внимание аудитории, акцентируя какие-то моменты?

— Думаю, да. Я и сам неоднократно экспериментировал в этом направлении. Ну, до гомерического смеха я людей не доводил, но, используя этот прием, заставлял людей, даже бабушек, улыбнуться.

Но мы, православные христиане, к сожалению, склонны бронзоветь. Я впервые столкнулся с этим термином, когда один мой знакомый, поднявшись достаточно высоко по карьерной лестнице, перестал на равных общаться с друзьями, и они сказали: «Ну, Вася забронзовел». То есть возникает ощущение, что ты не такой как все. Начинает человек ходить в храм, походит лет пять — и он уже забронзовел, он уже святой. Как в анекдоте, который мне рассказал очень серьезный человек — наместник Новоспасского монастыря, покойный владыка Алексий.

Волк стал монахом, ходит и у всех просит: «Простите! Благословите!» Приходит к зайцу, говорит: «Прости меня, заяц, я много вашего народу поел, я больше не буду». Заяц отвечает: «Ну конечно, волк, Бог тебя простит». Так волк приходит к овцам, еще к кому-то. Наконец, пришел к гусю: «Прости меня гусь, я точно не помню, ел ли я когда-то гусей, но если и нет, то мои родственники ели». А гусь на него как зашипит. Волк опять: «Ну гусь, ну ладно, ну прости, я больше не буду, честно. Я ведь монахом стал, я покаялся». А гусь опять шипит. В общем, съел его волк. Ему говорят: «Ты чего? Как ты мог?» А он отвечает: «А что он на святого шипит?»

Юмор помогает нам что-то увидеть и понять. И с помощью шутки, с помощью какого-то образа можно очень много чего почувствовать и понять в том, как устроена жизнь, в том числе духовная.

«Остановиться там, где другому больно»

— Выходит, смех, юмор — сами по себе нейтральны? И только от того, как человек их использует, зависит какое движение души — к Богу или от Бога — они вызовут? Можно вспомнить роман Умберто Эко «Имя Розы», где весь сюжет закручен вокруг некоего якобы существующего второго тома «Поэтики» Аристотеля, где говорится о пользе смеха, и если все об этом узнают, рухнет вся христианская нравственность.

— Мне кажется, не стоит выискивать юмор в Священном Писании. Точно так же, как не стоит, например, размышлять, занимались ли апостолы спортом. Есть множество сторон человеческой жизни, которые в Писании практически никак не обсуждаются. И если мы не совсем забронзовели, мы совершенно спокойно можем их в своей жизни оставить, понимая, что у нас и без того хватает духовных и нравственных проблем. Хотя, знаете, я неоднократно видел, как люди начинали с веселого смеха над анекдотом, помогающим что-то понять в духовной жизни, а через два-три анекдота скатывались в откровенную пошлость. То есть смех действительно снимает многие барьеры, которые выстроил человек. Некоторые из них и правда стоило бы снять, другие лучше не трогать. Но когда мы начинаем смеяться, то, бывает, уже не можем остановиться. И я неоднократно видел, как что-то очень нехорошее происходило в этот момент.

Это как с вином — пить можно, но нужно знать — когда, сколько и с кем. Ведь нам хорошо известно, сколько зла может принести вино.

Вот так и со смехом. «Смеяться, право, не грешно, над тем, что кажется смешно», сказал классик. Но при этом надо вовремя останавливаться. Есть и другие вещи, в общем, вполне естественные для нашей земной жизни, которые, когда нарушаешь меру, становятся очень разрушительными.

— Получается, есть что-то, вполне естественно вызывающее улыбку, но есть и то, над чем смеяться не надо. Вот только как определить эту грань? И где начинается переход в ту область, где смех не только неуместен, но и разрушителен?

— Есть такое понятие — эмпатия, сопереживание эмоциям другого человека. И, мне кажется, смех должен останавливаться там, где ты можешь сделать другому человеку больно. Если только ты не хочешь, как хирург, пусть даже причиняя боль, «вырезать» какую-то опасную опухоль. Но для этого ты должен быть либо родителем, либо педагогом и кроме того обладать определенным опытом подобных «операций». Ведь слово на всех людей действует по-разному.

Я знал одну семью, в которой неуместная шутка жены чуть не разрушила брак. Она прилюдно съязвила по поводу того, что, как оказалось, было для ее мужа очень болезненной проблемой, которую он долго преодолевал, изживал и прятал от чужих глаз. А потом еще недоумевала: а что я такого сказала? Семью с громадным трудом удалось спасти, но шрам остался надолго, если не навсегда. Так что не надо смеяться над близкими, выставлять напоказ какие-то их слабости.

Конечно, сатира имеет очень большое значение в жизни общества. Она действительно позволяет по-другому увидеть и оценить многие вещи и в конце концов снимает общественное напряжение. Но и тут главный вопрос — где остановиться. Во всем надо знать меру.

— Но одна и та же ситуация в жизни или на экране должна, по идее, вызывать совершенно разные реакции. Трудно представить себе человека, который смотрит, скажем, фильм Чарли Чаплина и, видя, как маленький бродяга падает, поскользнувшись на банановой кожуре, не смеется, а думает: «Бедный, как же ему больно!» Другое дело в жизни: если мы увидим упавшего человека и вместо того чтобы броситься ему на помощь посмеемся над ним, мы будем подлецами и мерзавцами.

— Знаете, мы с вами живем в очень интересную эпоху, наша жизнь буквально пронизана игрой, мы все время играем. И когда мы смотрим кино, мы понимаем, что это игра, а не жизнь. Мы как бы убираем за скобки, что герою больно, и поэтому нам смешно. Это лишний раз подтверждает, что в смехе важно кто, где, с кем, когда, сколько, почему, по какому поводу.

— Выходит, наша готовность смеяться и уместность смеха связаны с нашим сочувствием боли другого?

— Конечно. Если вдруг наш смех делает кому-то больно — это абсолютное табу. Когда, скажем, в школе травят какого-то ребенка, то одни это делают физически, а другие над ним смеются — и еще неизвестно, кто делает больнее. Поэтому, как только ты заметил, что твой смех, твоя веселость задевает другого, ты должен тут же остановиться.

Лекарство не должно стать ядом

— Но ведь очень часто в периоды наибольшей концентрации боли — во время революций, войн, каких-то всенародных лишений именно чувство юмора и готовность посмеяться над трагической ситуацией оказывались спасительными. Ведь если растянувшуюся на годы трагедию еще и воспринимать трагически, то просто не выживешь. И вряд ли в окопах Великой отечественной войны шутки были благообразными, скорее, как раз «ниже пояса». Где тут грань допустимого?

— Я вам как педагог скажу: в каждой группе людей всегда происходит распределение ролей: хороший, плохой, веселый. И действительно, чем ситуация острее, чем она трагичнее, тем эти роли более выпуклы, более объемны. Но вопрос об уместности смеха в той или иной ситуации это не снимает.

У Льюиса в последней главе «Писем Баламута» старый бес говорит молодому бесенку, что одна из главных пакостей состоит в том, чтобы заставить людей пересесть на ту сторону лодки, которая и так вот-вот зачерпнет бортом. Есть ситуации, когда действительно смех снимает напряжение, позволяет выжить, показывает какие-то важные стороны бытия, внушает надежду. Да, в некоторых ситуациях только и остается что смеяться. А если ты не смеешься, то, как говорится, остается только повеситься.

— То есть последней умирает не надежда? Последним умирает чувство юмора?

— Да. Мне, правда, по большей части советовали быть посерьезнее, но в каких-то ситуациях я понимаю, что мне бы надо было улыбнуться, а я слишком серьезно ко всему отнесся.

— И все-таки вопрос об уместности остается?

— Этот вопрос вообще очень актуален. Знаете, поговорку: «Что русскому хорошо, то немцу — смерть»? То есть, что для одного человека — в поведении, в манере держаться, в манере говорить — уместно, для другого может оказаться недопустимым. Так и со смехом: один скажет — и это будет необидно, уместно и смешно, а другой вроде бы сказал то же самое — и всех обидел.

Во всяком случае крылатая фраза: «Если Бог на первом месте, то все остальное — на своем», справедлива и в обратном порядке: если ты не чувствуешь, уместно это или неуместно — значит, у тебя Бог пока не на первом месте. Даже если ты сам думаешь по-другому.

А ведь в жизни бывает и так: приходит ко мне на исповедь женщина и рассказывает, что однажды, когда она стояла на молитве, у нее с подоконника упал кот, повалив цветок, еще что-то, да так, что ее разобрал смех — и это она сочла грехом и пришла исповедовать.

— А это грех?

— Я ее убеждал, что не грех. Ну, упал кот, смешно, ну, остановилась, посмеялась — что здесь греховного? А знаете, что она мне сказала? Я, говорит, потом пять раз пыталась читать эту молитву и каждый раз в том месте, на котором кот упал, меня снова разбирал смех. Вот в этом-то она и видела грех. Я ей: «Да нет в этом греха. Неужели вы думаете, что Бог на Вас за это разгневается?» «Нет, — отвечает, — не разгневается. Но я-то теперь молиться не могу». «Ладно, — говорю, — успокоитесь, просто какое-то время не читайте эту молитву вообще, пока этот случай с котом не забудется». Такие вот бывают коллизии.

Источник