Как чувствует себя девушка сбившая детей

«Я прокляла себя и хотела сдохнуть!»: откровения автоледи, сбившей насмерть человека

16 июля москвичка Валерия Башкирова сбила троих детей, двое из которых впоследствии скончались в больнице. Сейчас девушка, которой грозит до семи лет лишения свободы, находится в ожидании приговора под домашним арестом. Адвокат Наталья А. прекрасно понимает, что сейчас чувствует Валерия, ведь в свое время тоже попала в СИЗО и отсидела за непреднамеренное убийство человека.

Смертельное ДТП, виновницей которого стала Наталья, произошло в 2013 году. Два года спустя женщину освободили из колонии по амнистии, после чего она стала заниматься юридической деятельностью. Автоледи с трудом вспоминает о том тяжелом времени, когда по ее вине не стало человека.

«Я сама виновата. Мой водительский стаж был три года, сдавала на права сама. Но я была невнимательна. Ехала по трассе к родителям в соседний регион. Перед дорогой надо было выспаться, но я этого не сделала. Уснула за рулем и проснулась от удара. У меня сразу началась истерика, тряслись руки, меня как будто переклинило. Я не могла даже сориентироваться, где нахожусь, что сотворила. А потом уже, на следующий день, накрыло осознание, чувство вины. Если бы со мной не говорили друзья, родные, не знаю, что бы я с собой сделала. Я до сих пор не могу это все вспоминать», — признается она.

Придя в себя, Наталья связалась с родственниками погибшего, принесла им свои извинения и постаралась помочь материально. Она не думала, что ее ждет реальный тюремный срок, но действительность оказалось другой.

«Гражданские иски мне не предъявляли. Но я лично поехала к дочери погибшего, вручила ей свой полис ОСАГО и все деньги, какие у меня были. Денег было мало — даже машина, за рулем которой я была, была взята в кредит. Потом еще отправляла почтовыми переводами все, что могла. До последнего в глубине души надеялась на условный срок. Я же сама по образованию юрист, оценивала шансы и думала, что колонии не будет. А потом, когда прозвучал приговор первой инстанции, смирилась. Мне советовали не паниковать, цепляться к процессуальным нарушениям, чтобы дотянуть до амнистии на свободе, но я сдалась и смирилась с наказанием, собрала вещи и поехала в колонию», — вспоминает виновница ДТП.

В то нелегкое время Наталья осталась практически одна. От нее отвернулись люди, от которых она ждала поддержки.

«После произошедшего я себя прокляла. Я не могла спать, были депрессия, суицидальные мысли. Хотелось даже не умереть, нет — сдохнуть. Было невыносимо видеть горе людей, близких того, кого я сбила насмерть. На суде самое тяжелое было не слушать приговор, а видеть потерпевших. Ведь понимаешь, что обратного хода нет. Одно дело — украденные деньги: их можно вернуть. А тут речь идет о жизни человека. Я сама изменилась после этого, стала более строгой, закрытой», — откровенничает женщина.

Сейчас юрист советует водителям, попавшим в похожую историю, признать свою вину, раскаяться и извиниться перед родными жертв ДТП.

«Смягчить наказание может только позиция признания вины и установления контакта с потерпевшими, родственниками. Нельзя уходить в стену. Причем контакт должен устанавливать не адвокат, а сам виновник аварии. Я своих подзащитных буквально беру за руку и говорю: «Звоните потерпевшим». Если не хотят общаться — вышлите им хотя бы телеграмму. Я понимаю, что виновнику ДТП тоже плохо, его гложет чувство вины, но так надо сделать», — подчеркнула она в интервью RT.

Источник

Нашла подружек. Как сидит в СИЗО сбившая детей Башкирова

Башкирова 16 июля на своей «Мазде» сбила на пешеходном переходе в Москве троих детей, которых сопровождали мать и бабушка. Один из водителей остановился перед зеброй, чтобы пропустить многодетное семейство, а Валерия на полном ходу снесла малышей, чудом не задев родителей. Позже в больнице двое детей скончались.

18-летняя студентка факультета журналистики РАНХиГС Валерия Башкирова, сбившая на пешеходном переходе в Москве троих детей, рассказала об условиях в столичном женском СИЗО № 6 «Печатники». Поначалу девушку посадили под домашний арест. Но затем прокуратура потребовала ужесточить меру пресечения, и Валерию отправили в изолятор на два месяца, до 16 сентября 2021 года. Решение суда Башкирова слушала в слезах, а спустя пару дней его обжаловала.

Сдружилась с сокамерницами

Ранее появилась информация, что Башкирову поселили в одиночную камеру и в общую переводить не собираются, чтобы избежать возможной агрессии со стороны других арестанток, у которых есть дети. Но на самом деле никаких вип-условий Валерия не получила, пишет в «Московском комсомольце» посетившая ее в СИЗО член ОНК Москвы Ева Меркачева.

Девушку и правда в первую ночь посадили в одиночную камеру, подтвердила правозащитница. Но потом, убедившись в отсутствии угрозы для жизни, перевели в общую. Башкирова сидит в камере на 22 человека, ей достались верхние нары на двухъярусной кровати и книга «Смерть после бала» — детектив, где расследуется преступление в Лондоне. Необходимые вещи девушка уже получила в передачке.

Все соседки Валерии — «первоходки», обвиняемые в ненасильственных преступлениях (в основном — кражи и распространение запрещенных веществ). Башкирова уже подружилась с тремя заключенными, когда они разговаривают, слышен смех.

Валерия Башкирова. Фото: соцсети

Слезы, потеря веса, психолог, храм

Во время встречи с правозащитницей Башкирова расплакалась, но не из-за проблем в СИЗО. Ни сотрудники, ни сокамерницы не обзывают студентку «детоубийцей», поскольку понимают, что ее действия не были преднамеренными.

«Обстановка нормальная, давления я не чувствую», — призналась Валерия.

Башкирова рассказала, что похудела на три килограмма. Заключенная побеседовала с психологом, он будет регулярно ее навещать. Также Валерия попросила вывести ее в православный храм, который расположен прямо в здании СИЗО.

Валерия Башкирова. Фото: соцсети

Дело студентки Башкировой

Башкирова 16 июля на своей «Мазде» сбила на пешеходном переходе на улице Авиаторов троих детей, которых сопровождали мать и бабушка. Один из водителей остановился перед зеброй, чтобы пропустить многодетное семейство, а Валерия на полном ходу снесла малышей, чудом не задев родителей. Позже в больнице скончались двое детей — пятилетний и трехлетний мальчики. Девятимесячная девочка, которая была в коляске, получила травмы головы, но уже выписана из больницы.

Башкирова призналась, что «сидела в телефоне», поэтому не заметила людей на переходе, писал МК. Однако отец девушки это опроверг и сказал, что его дочь ослепило солнце и закрыл обзор грузовик. Водительский опыт девушки составлял менее года, машину ей отдала тетя.

Башкирова проходит обвиняемой по делу о нарушении правил дорожного движения, повлекшем по неосторожности смерть двух и более лиц. По этой статье девушке грозит до семи лет колонии.

Фото: пресс-служба Тверского суда

Источник

Эксперт оценил перспективу сбившей детей Башкировой в суде: извинения не помогут

Дело слишком громкое, у обвиняемой нет шансов

Первое заседание в Солнцевском суде по громкому делу Валерии Башкировой, сбившей этим летом на пешеходном переходе маму с тремя маленькими детьми, закончилось скандалом. Претендовавшая на особый порядок рассмотрения дела девушка не смогла его добиться якобы из-за того, что не принесла извинения семье погибших малышей. Эксперт нашего издания рассказала, почему для этого процесса даже самых искренних извинений было бы недостаточно, чтобы выйти на особый порядок, подразумевающий более мягкое наказание.

Фото: Геннадий Черкасов

Напомним, что ранее адвокат обвиняемой обмолвился, что рассчитывает на особый порядок — 18-летняя Валерия раскаялась, возместила ущерб и потерпевшие якобы оказались не против упрощённой версии судебного разбирательства. Однако в четверг, во время предварительного заседания, обвиняемой продлили арест на полгода и решили проводить полноценный процесс. Возможной причиной отказа назвали холодность и отстранённость обвиняемой. По словам адвоката потерпевшей стороны, студентка во время заседания не извинилась перед родителями погибших детей.

Адвокат родителей погибших детей прокомментировала процесс над Башкировой

Смотрите видео по теме

Действительно ли отсутствие публичного покаяния имело такое серьезное значение для процесса? Об этом мы спросили у Оксаны Михалкиной — адвоката с большим практическим опытом работы в судах.

— Особый порядок применяется только при соблюдении ряда условий — принесения извинений, возмещения вреда и при наличии согласия потерпевшей стороны, — пояснила Михалкина. — Если не соблюдается хотя бы один пункт, особого порядка не будет. При этом потерпевшая сторона может отказаться от особого порядка, даже если раньше была согласна. В моей практике был такой случай. Человек обвинялся в убийстве по неосторожности. Он принёс извинения, возместил ущерб и, самое главное, потерпевшая сторона была не против особого порядка. Однако на предварительном заседании потерпевшая неожиданно изменила свою позицию и дело рассматривали в общем порядке. Тут ничего не сделаешь, это право потерпевшей стороны.

— Как правильно нужно приносить извинения? Может быть так, что извинений было недостаточно?

— В этом должны участвовать как обвиняемый, так и его адвокат. Я всегда рекомендую приносить извинения в письменной форме с обязательным вложением квитанции о возмещении вреда. Все это лучше отправить заказным письмом и потом поинтересоваться дошло ли оно. Прощение у потерпевших можно просить после первого допроса, на стадии следствия, в конце расследования. Но чем раньше, тем лучше. У всех ситуации разные, поэтому тут все индивидуально.

— Отстраненное поведение в суде могло стать для обвиняемой решающим в вопросе об особом порядке?

— Я не думаю. То дело, о котором мы говорим, является слишком резонансным. Ни один судья не пойдёт на особый порядок при таком резонансе, так как его могут обвинить в корыстных мотивах. На особый порядок можно надеяться, но не в таких громких делах. У этой обвиняемой не было шансов.

Источник

«Я поняла, что лучше ехать в колонию, потому что жить не могла»: рассказ отбывшей наказание виновницы смертельного ДТП

«Я смирилась с наказанием»

— Как произошло ДТП с вашим участием?

— Я сама в нём виновата. Мой водительский стаж был три года, сдавала на права сама. Но я была невнимательна. Я ехала по трассе к родителям в соседний регион. Перед дорогой надо было выспаться, но я этого не сделала. Уснула за рулём и проснулась от удара.

— Сами вызвали полицию?

— Нет, у меня сразу началась истерика, тряслись руки, меня как будто переклинило. Я не могла даже сориентироваться, где я нахожусь, что сотворила. А потом уже, на следующий день, накрыло осознание, чувство вины. Если бы со мной не говорили друзья, родные, не знаю, что бы я с собой сделала. Я до сих пор не могу это всё вспоминать.

— Ваши родные сразу узнали о случившемся?

— Да, почти сразу. Как они отнеслись? Как можно отнестись к тому, что твоё родное дитя насмерть сбило человека? Были паника, шок. Потом приняли, что это случилось.

— Какую позицию вы заняли на суде?

— Я, естественно, полностью признала вину. Я начала работать с психологом, обзвонила всех потерпевших… То есть детей погибшего, они все взрослые были. Я установила с ними контакт, принесла извинения и, конечно, сразу взяла всю ответственность на себя.

— Вы возмещали как-то ущерб?

— Гражданские иски мне не предъявляли. Но я лично поехала к дочери погибшего, вручила ей свой полис ОСАГО и все деньги, какие у меня были. Денег было мало — даже машина, за рулём которой я была, была взята в кредит. Потом ещё отправляла почтовыми переводами всё, что могла.

— Вам дали реальный срок. Были к этому морально готовы?

— Нет, не была. Я до последнего в глубине души надеялась на условный срок. Я же сама по образованию юрист, оценивала шансы и думала, что колонии не будет. А потом, когда прозвучал приговор первой инстанции, я смирилась.

Мне советовали не паниковать, цепляться к процессуальным нарушениям, чтобы дотянуть до амнистии на свободе, но я сдалась и смирилась с наказанием, собрала вещи и поехала в колонию.

Да, я надеялась на условное наказание, но моё состояние было таково, что я уже поняла: мне лучше ехать в колонию, потому что я не могла уже просто жить. Пока мне советовали разные варианты, как остаться на свободе, у меня были суицидальные мысли. Да, я подала апелляцию, но смирилась, когда она оставила приговор в силе, а кассационную жалобу подавать не стала.

Почему мне дали реальный срок? В нашем регионе практика довольно жёсткая по ДТП со смертельным исходом. В Москве, например, если погасишь гражданские иски и примиришься с потерпевшими, можно добиться условного срока, а у нас всё жёстче.

«Душу нельзя изливать никому»

— Где вы отбывали наказание? Как вас приняли?

— Я отбывала наказание в колонии-поселении в Пермском крае. Не могу сказать, что приняли как-то особо плохо или хорошо. Первые две недели был карантин — это обязательно для всех. Потом мне понадобилось месяца два или три, чтобы подстроиться, адаптироваться. Все осуждённые как один говорят, что невиновны, сидят ни за что, и под это тоже надо подстраиваться. Что касается режима, то наша колония-поселение называлась так скорее формально, начальник колонии установил там жёсткие правила и режим.

— С кем общались в колонии?

— В колонии есть два варианта поведения: или примыкаешь к какой-то группе осуждённых, или держишься сам по себе. Я сначала держалась сама по себе. Далее — все люди там разные, у нас была колония-поселение смешанная: было мужское общежитие, было женское. Было много не «первоходов», были осуждённые за мошенничество, был мужчина, судимый за изнасилование…

Специальных колоний для дэтэпэшников нет. У нас же отбывали наказание и осуждённые по делу о пожаре в клубе «Хромая лошадь» (в 2009 году в Перми произошёл пожар в ночном клубе «Хромая лошадь», погибли 156 человек. К уголовной ответственности по итогам расследования были привлечены девять человек, восемь из которых приговорили к реальным срокам лишения свободы. — RT). Через несколько месяцев у меня сложился круг общения, но в таком социуме надо быть очень аккуратным и придерживаться правил.

— Было страшно поначалу?

— Я очень боялась женщин в колонии. У нас была старшая, смотрящая барака. Она следила за порядком, контактировала с начальством колонии, не работала — вроде инвалид была. И у неё были свои приближённые. Была бабушка-одуванчик, инвалид, по мошенничеству сидела. Я потом поняла, что она постукивала начальству.

Там нужно играть по правилам и быть поверхностным, нельзя душу раскрывать. Одна из осуждённых по делу «Хромой лошади», например, как-то очень правильно себя ставила. И потом она же в возрасте была, могла и слово сказать. А я девочкой наивной была, не знала, что и как. Но вообще, от человека зависит.

А ещё же есть сотрудники ФСИН, которые могут за малейшую, с их точки зрения, провинность, зафиксировать нарушение — и тогда не сможешь выйти по УДО. Есть осуждённые, которые воруют вещи, есть те, кто стучит сотрудникам ФСИН, есть те, кто просто работает. Душу там нельзя изливать никому.

— Насколько у женщин в колонии сохраняются социальные связи на воле? Многих ждут мужья, родные, друзья?

— Всё зависит от того, кем был человек до того, как туда попал. Те же дэтэпэшники — это, как правило, самые обычные люди, часто с высшим образованием.

Если у человека на воле в семье были хорошие отношения, то чаще всего эти связи сохраняются. Если же, к примеру, девочка неблагополучная, из детдома, то её никто и не ждёт. В таких случаях в колонии часто образуются «парочки» — женщины ходят за ручку, вместе едят в столовой, работают. А была, например, замужняя девочка, тоже дэтэпэшница, как и я, и муж её ждал и поддерживал.

— Мы часто читаем, что зоны, где сидят женщины — «красные», то есть главные там — администрация, а не заключённые с высоким тюремным статусом.

— Я адвокат, и отбытие наказания мне помогло даже побывать на месте своих нынешних подопечных. Скажу так: почти все тюрьмы и СИЗО сейчас — «красные». «Чёрные» зоны — это всё же понятия из 90-х, так же как и АУЕ*. Сейчас это уже и на уровне законодательства искореняют, и в реальности такого почти нет в колониях.

— К вам часто приезжали на свидания родные?

— У меня не было свиданий. Родители проживают в другом регионе, они пожилые.

Если говорить о социальных связях, то мой мир разделился на до и после. От тех, от кого ожидала поддержки, я её почти не получила. Тем более что я держала произошедшее практически в секрете: об этом факте до сих пор знают только близкие люди или те, кому я считаю нужным, в том числе по работе, это сказать.

Но те знакомые, от кого не ожидала ничего, каким-то образом всё равно узнали, выяснили адрес колонии, писали письма, делали передачки. Моей связью с внешним миром была корреспонденция.

«Система заточена под наказание»

— Насколько система исполнения наказаний, по вашему мнению, способствует раскаянию и исправлению?

— Нисколько не способствует. Система заточена под наказание, но не под исправление. Сотрудникам колонии ты безразличен, для них мы все — зеки, и они гнут свою линию. Поэтому или человек сам по себе останется в душе преступником и сядет потом во второй, в третий раз, или он сам по себе склонен исправиться — и тогда выйдет и не будет нарушать закон. От отсидки это не зависит.

— Как вы со временем осознавали случившееся, приходили к раскаянию?

— После произошедшего я себя прокляла. Я не могла спать, были депрессия, суицидальные мысли. Я хотела даже не умереть, нет — сдохнуть. Было невыносимо видеть горе людей, близких того, кого я сбила насмерть.

На суде самое тяжёлое было не слушать приговор, а видеть потерпевших, когда понимаешь, что обратного хода нет. Одно дело — украденные деньги: их можно вернуть. А тут речь идёт о жизни человека.

Я сама изменилась после этого, стала более строгой, закрытой.

— Когда вы вышли на свободу по амнистии, было тяжело заново адаптироваться к обычной жизни?

— Мне очень повезло: были люди, которые меня ждали. Меня ждал мой шеф — адвокат, у которого я была помощником. Меня поддерживали люди, которые мне писали в колонию. А ещё мне было не на что жить, и одна подруга (даже не близкая) пустила меня первое время жить к себе бесплатно, и потом я уже встала на ноги. Но если у человека нет семьи, нет финансовой поддержки, то возвращаться из таких мест и строить жизнь с нуля очень сложно.

— Выйдя на свободу, вы стали адвокатом. Почему?

— Я и до произошедшего работала юристом. Я люблю свою работу и не допускала даже мысли, чтобы отказаться от неё. Мой опыт помогает лучше понять подзащитных. Я даже не о сочувствии, а о понимании, что именно их ждёт, поэтому я стараюсь делать свою работу по максимуму. А сделает ли человек выводы потом или нет — это не в моей власти.

— Какую позицию вы бы посоветовали занимать в суде людям, виновным в ДТП со смертельным исходом?

— Самая правильная позиция — полное признание вины и раскаяние. Возьмем для примера дело Михаила Ефремова. Я не знаю, по какому принципу он выбирал защитников, что ему говорили и обещали адвокаты, но я не понимаю, зачем было начинать процессуальную игру «признаю — не признаю», «за рулем был я — был не я». Судья и прокурор же не дураки, они всё понимают.

Смягчить наказание может только позиция признания вины и установления контакта с потерпевшими, родственниками. Нельзя уходить в стену. Причём контакт должен устанавливать не адвокат, а сам виновник аварии. Я своих подзащитных буквально беру за руку и говорю: «Звоните потерпевшим». Если не хотят общаться — вышлите им хотя бы телеграмму. Я понимаю, что виновнику ДТП тоже плохо, его гложет чувство вины, но так надо сделать.

— Что вы думаете об аварии в Москве, где студентка сбила насмерть двоих из троих детей?

— У меня тут есть два мнения: первое — обывателя, который при этом был на месте виновника, и второе — адвоката. Я смотрела видео аварии, я вижу, что происходит на российских дорогах. Я понимаю, что переживают родственники, и сама в ужасе от того, что произошло.

Меня саму несколько раз чуть не сбивали на пешеходном переходе, и после того, что случилось в моей жизни, я хожу очень аккуратно, оглядываюсь. У людей нет бдительности, а ПДД наизусть знают процентов десять водителей. Не все оценивают потенциальную и реальную опасность.

Скорость у неё была приличная, и она отвлеклась за рулём. При этом есть вопрос, почему дети не переходили дорогу рядом со взрослыми, а бежали впереди.

Теперь моя позиция как защитника. Я бы советовала родственникам девушки не развивать активность и не подключать какие-то связи — этим общество сыто по горло: то же дело блогера Эдварда Била, дело Ефремова… Дело Валерии Башкировой уже стало резонансным. Сама эта девушка — ей 18 лет — ещё не сформированный человек, сейчас рухнул её мир. Но надо найти в себе силы признать вину, принести извинения — и это должна делать она, а не её отец. Мне кажется, то, что отец в прошлом работал в правоохранительных органах, только сильнее разозлит общественность, поэтому ей надо будет работать самой вместе с адвокатом.

— Вы сейчас водите машину?

— Нет. У меня есть права, но после случившегося я ни разу не садилась за руль.

* Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство» (АУЕ) признано экстремистским и запрещено на территории России по решению Верховного суда Российской Федерации от 17.08.2020.

Источник