Истинные галлюцинации чувство сделанности

Нарушения представления

В настоящем разделе будут описаны:

• эйдетизм,
• аникония,
• образный ментизм,
• психические галлюцинации,
• галлюциноиды,
• псевдогаллюцинации.

Эйдетизм

Эйдетизм (греч. eidos — образ, форма, вид, сущность) — способность произвольно вызывать и удерживать яркие мысленные образы, в чувственном плане тождественные наглядным образам воспринимаемого. Это явление описано V.Urbantschitch (1907), W.R. и E.R.Jaensch (1911). Эйдетические образы называют также субъективными визуальными образами, сенсориализированными представлениями. В отличие от последовательных эйдетические образы не обладают свойством комплементарности (дополнительности), другими словами, цвета в эйдетических образах представлены точно так же, как и в наглядных образах. Явления эйдетизма обнаруживаются у 50% подростков и у многих взрослых людей.

Эйдетические образы по желанию индивида способны изменяться и перемещаться, они не являются точными копиями воспринятого. Нередко они воспроизводятся по памяти даже по прошествии долгого времени. Эйдетические образы могут быть зрительными, слуховыми, обонятельными, вкусовыми и т. д. Если они возникают с ощущением непроизвольности и отчуждения, т. е. становятся, как говорил В.Ф.Чиж (1911), восприятиями, это следует расценивать не как эйдетизм, в таком случае речь идет о другом, уже явно болезненном явлении. Эйдетиками были многие известные музыканты и художники: Г.Флобер, А.М.Горький, О.Бальзак, И.К.Айвазовский, И.И.Левитан и др. Л.Бетховен сохранил эту способность уже будучи совершенно глухим. Известный английский портретист Д.Рейнольдс, будучи эйдетиком, закончил жизнь в психиатрической больнице.

Способность продуцировать эйдетические образы, сохраняющаяся на протяжении многих лет, является как бы конституциональной особенностью индивида и не может рассматриваться как безусловный признак психического расстройства. Те случаи, когда эта способность вдруг появляется у индивида, ранее лишенного ее, могут расцениваться как временная болезненная особенность, указывающая на возможность развития иллюзий и галлюцинаций. Так, С.Ф.Семенов (1965) наблюдал пациента, у которого способность к эйдетизму появилась после ранения теменно-затылочной области головы. Эйдетиками на некоторое время становятся пациенты, перенесшие острый психоз. Е.А.Попов (1941) обнаружил феномен эйдетизма у пациента спустя 48 часов после выхода из белой горячки. У некоторых пациентов эйдетические образы существуют наряду с галлюцинациями. В.Майер-Гросс (1928) между тем отрицает связь эйдетизма с готовностью к развитию обманов восприятия и представления. Приведем несколько иллюстраций.

Больная, 46 лет, много лет назад обнаружила появление эйдетической способности в отношении давно увиденных ею кинокартин. Для этого ей было достаточно закрыть глаза и вспомнить какой-нибудь фильм. Он после этого видится ей от начала до конца со всеми подробностями. Видится, по ее словам, так, будто она смотрит его повторно. В ее представлении оживают такие детали фильма, которые отсутствуют при произвольном воспоминании. Эйдетический поток тотчас прекращается, если она открывает глаза. Если она вновь их закрывает, ряд образов возобновляется с того же места, где он был прерван. Иногда готовность к эйдетизму ей мешает. Точно таким же образом, как ранее отмечалось, могут возникать галлюцинации, стоит пациентам о них лишь вспомнить.

К.Ясперс, описывая воспоминания чувственного образа, цитирует следующее самоописание пациента: «В течение большей части дня, без перерыва я собирал яблоки. Стоя на стремянке, я внимательно вглядывался в гущу ветвей и длинной палкой сбивал яблоки. Вечером, когда я возвращался по темным улицам к вокзалу, мне очень мешало болезненное ощущение, будто перед моими глазами все еще маячат ветви с висящими на них яблоками. Этот образ был настолько реальным, что я то и дело на ходу размахивал перед собой палкой. Ощущение не оставляло меня в течение нескольких часов, пока, наконец, я не уснул».

П.М.Зиновьев (1934) сообщает о художнике-эйдетике, которого беспокоило, что образ человека, с которого он пишет портрет, мешает ему рисовать, так как встает между ним и мольбертом, загораживая последний. Воспоминания воспринятого иногда приобретают как бы навязчивый характер, повторяясь многократно в одинаковой форме, чем напоминает эхомнезию: «Прочитаю слово, а оно застревает как пленка в магнитофоне, повторяется много раз подряд до тех пор, пока внимание не переключится на что-то другое. Или застревает песня, одна какая-то строка, она надоедает, повторяется раз за разом весь день».

В другом наблюдении способность к эйдетизму появилась у пациента в начале острого психоза наряду с галлюцинациями. Он рассказал, что умеет теперь вызывать яркие воспоминания людей, которых он когда-то видел, живые и детальные представления произведений живописи, иллюстраций к книгам, житейских ситуаций из прошлого. Отчетливо, со звучанием припоминает знакомые мелодии. Под аккомпанемент музыки в яркие и красочные образы облекаются прихотливые плоды его воображения. Столь же образными становятся и непроизвольные фантазии, которым он вполне отдается и которые не различает с реальностью. По выходе из психотического состояния явления эйдетизма у пациента, к его немалому огорчению, исчезли. В данном случае эйдетические образы сосуществуют с рядом таких явлений, как визуализированные фантазии, произвольные и непроизвольные, причем последние вплотную приближаются к галлюцинациям.

Аникония

Аникония (лат. a, an — приставка отрицания, греч. eidos — форма, образ, сущность) или анидеизм (лат. a, an, греч. idea — мысль, представление) — неспособность произвольно вызвать и удержать в своем сознании тот или иной мысленный образ. Это противоположное эйдетизму расстройство. Наблюдается при анестетической депрессии, когда теряется способность осознавать различные проявления психического. Так, больная жалуется, что не может представить себе лицо мужа, сына, «забыла», как выглядит ее дом, пахнут ее любимые цветы и духи. Она добавляет, что всегда отличалась хорошей образной памятью. Аникония с окончанием депрессии и наступлением маниакального состояния может трансформироваться в эйдетизм. Если аникония является признаком психической анестезии, то эйдетизм, очевидно, есть симптом психической гиперестезии, точнее, обострения способности осознавать проявления психического.

Образный ментизм

Образный ментизм (лат. mens — ум, разум) — непроизвольное течение ярких образных представлений. В астенических состояниях эти представления отражают неприятные впечатления минувшего или возможные волнующие события предстоящего дня. В депрессии это поток вращающихся по кругу мрачных представлений прошлого, настоящего и будущего, созвучных пессимистическому взгляду пациентов на свою жизнь, на происходящее вокруг и вообще на все явления окружающего мира. Нередко такие проявления ментизма не совсем точно расценивают как навязчивости. С формальной точки зрения ментизм — расстройство образного мышления.

Собственно образный ментизм суть расстройство, при котором яркие представления возникают насильственно, совершенно не контролируются усилием воли, они, как правило, не связаны с содержанием сознательного Я и в этом смысле совершенно чужды и непонятны пациентам. Наконец, ментизму нередко бывает свойственно ускоренное течение представлений и их абсолютная бессвязность, так как между мысленными образами не существует ни логических, ни иных регулярных отношений. О ментизме подробнее сообщим в разделе, посвященном нарушениям мышления.

Здесь обратим внимание на грезы — расстройство, которое занимает как бы промежуточное место между воспоминаниями волнующих впечатлений и ментизмом. Грезы (мечты, создания воображения) — непроизвольный и непрерывный поток визуализированных и оторванных от реальности представлений, содержание которых, предположительно, связано исключительно с аффективными комплексами. Существуют болезненные состояния (онейроидное помрачение сознания), в которых грезы отличаются фантастическим содержанием и приобретают некоторые качества, сближающие их с обманами представления — псевдогаллюцинациями. Приведем наблюдение, в котором отчетливо представлены основные характеристики грез. К.Ясперс называет их фантастическими визуальными явлениями и сообщает следующее самоописание пациента (цитируем с сокращениями):

«Чтобы скоротать бессонные ночи, я пускаюсь в своеобычные странствия среди творений собственного зрительного воображения. Я расслабляю мышцы глаз, закрываю глаза и всматриваюсь во тьму поля зрения. Я отбрасываю от себя любые мысли или суждения. Поначалу на темном фоне. появляются световые пятна, туманные облачка, изменчивые подвижные цвета; вскоре они сменяются легко узнаваемыми изображениями самых разнообразных предметов, . все более и более отчетливыми. Они испускают настоящее свечение; иногда бывают окрашены в разные цвета. Они наделены подвижностью и изменчивостью. Иногда они появляются у краев поля зрения и при этом выглядят необычайно четко и живо. С малейшим движением глазного яблока они обычно исчезают. Рефлексия также заставляет их исчезнуть. Обычно это удивительные люди и животные, которых я никогда не видел, или освещенные помещения, в которых я никогда не бывал.

Ночами я подолгу не сплю, наблюдая за ними с закрытыми глазами. Мне достаточно бывает сесть, закрыть глаза, отвлечься от всего на свете, чтобы эти образы, которые я знаю и люблю с детства, пришли ко мне сами собой. Удивительное ощущение сидеть, как зритель, среди бела дня, с закрытыми глазами, и видеть «дневной свет», постепенно нарастающий изнутри, а в этом дневном свете собственных очей наблюдать светящиеся и движущиеся фигуры, порожденные, конечно же, той жизнью чувств, которая протекает в глубинах твоей личности. Если я пытаюсь вообразить что-либо по собственному произволу, это остается лишь абстрактной идеей, которая не светится и не движется по полю зрения; но внезапно возникает согласованность между фантазией и световым нервом, внезапно возникают святящиеся формы, совершенно не связанные с развитием идей. я просто воспринимаю то, что светит мне без всякого усилия с моей стороны».

Психические галлюцинации впервые описаны Г.Баярже (1844). Синонимами термина являются: апперцептивные галлюцинации (Кальбаум, 1866), абстрактные галлюцинации, «сделанные» и «чужие» мысли — болезненный феномен, в отношении которого не существует общего мнения. Так, В.Х.Кандинский (1880) считает его выделение обоснованным. Среди обманов представления он различает психические галлюцинации и псевдогаллюцинации. Основное отличие между ними В.Х.Кандинский усматривает в том, что первые совершенно лишены сенсорности, чувственной определенности либо возникающие при этом образы фрагментарны, не завершены, хотя и вполне узнаваемы. Тако го же мнения придерживаются Л.Л.Рохлин (1971), И.С.Сумбаев (1958) и другие авторы. Так, И.С.Сумбаев, определяет психические галлюцинации как «сделанные мысли». Другие авторы (Сербский, 1906; Бинсвангер, 1908; Гиляровский, 1938 и др.) не видят существенного различия псевдо- и психических галлюцинаций.

Вот несколько иллюстраций М.И.Рыбальского. Больная считает, что в ее сердце и голове находятся черти, главный из них — Сатана. Ведут они себя «тихо», о них больная знает «по собственным мыслям». Мысли эти появляются неожиданно, насильственно. Она говорит так: «Как будто кто-то заставляет думать мои мозги. Сначала появляется тихая мысль, а затем она начинает звучать каким-то отзвуком. Наверное, другим это не слышно, а слышно только мне, иначе я слышала бы ушами. Устраивают все это, вероятно, черти». В данном случае насильственно возникающие мысли сопровождаются «отзвуком», т. е. галлюцинаторным эхом мысли. Другой пациент отмечает, что у него часто непроизвольно, насильственно возникает несколько «параллельных мыслей, наслаивающихся друг на друга». Одновременно в голове слышатся оклики по имени. Это «беззвучные» оклики, вроде «мысли, но это не мысль, потому что оклики чужие, будто зовет бабушка или дедушка».

В следующем наблюдении одновременно наблюдаются галлюцинации и психические галлюцинации. Больной несколько лет слышит в голове незнакомый и обычно «сердитый» мужской голос. Звучит он громко, разборчиво, ясно. Голос иногда приказывает лечь спать, выйти на улицу, порой произносит отдельные слова. Недавно в голове стали возникать беззвучные, «чужие фразы и слова, вроде как кто-то вкладывает их в голову». Они подсказывают совершать магические действия: прыгать на одной ноге, по пять раз поворачивать голову вправо и влево, умываться в строго определенном порядке и др., что пациент вынужден делать.

Галлюциноиды

Так некоторые исследователи называют «неполные» обманы восприятия, Например, пациентам видятся «тени», чьи-то «силуэты», ощущают мимолетные прикосновения к своему телу, слышат невнятный шепот и т. п. Е.А.Попов (1941), автор термина, указывает, что галлюциноиды являются образованием, промежуточным между нормальными представлениями и галлюцинациями. Некоторые авторы к галлюциноидам относят психические галлюцинации и псевдогаллюцинации (Блейхер, 1995). Г.К.Ушаков (1969) галлюциноидами считает зрительные обманы, возникающие в бодрствующем состоянии при закрытых глазах и свойственные соматогенной астении. М.И.Рыбальский относит галлюциноиды к неполным псевдогаллюцинациям, возникающим при ясном сознании и в связи с нарушениями мышления. Термин не является общепринятым.

​	Наша клиника поможет Вам и вашим близким справиться с галлюцинациями

Псевдогаллюцинации

Впервые выявлены и детально изучены В.Х.Кандинским (1885). Наиболее характерными для псевдогаллюцинаций, согласно указаниям В.Х.Кандинского, являются следующие признаки, отличающие ложные представления от мысленных и наглядных образов, с одной стороны, и галлюцинаций — с другой:

Мнимые образы представления воспринимаются как находящиеся в некоем внутреннем пространстве, часто не отличающемся от того воображаемого пространства, в котором находятся другие психические процессы; эти мнимые образы чаще всего не относятся пациентами к реальному, внешнему пространству;

Псевдогаллюцинаторные образы отличаются от мысленных образов тем, что их появление и течение всегда переживается как явление непроизвольное, навязчивое, насильственное;

Мнимые образы представления, в отличие от наглядных образов, чаще всего лишены той степени сенсорности, чувственности, которая свойственна восприятию реально существующих объектов;

Внутренняя структура мнимых образов представления часто бывает неполной, незавершенной, хотя в информационном плане вполне достаточной для идентификации;

Содержание псевдогаллюцинаторных переживаний большей частью представляется пациентами как нечто совершенно им не свойственное, постороннее, чуждое, имеющее некий находящийся за пределами собственного Я источник;

Понимание болезненности мнимых образов представления обычно отсутствует;

Псевдогаллюцинаторные образы сопровождаются, как правило, бредовой интерпретацией, обычно бредом психического и физического воздействия;

Сенсорная модальность мнимых образов представления может быть различной, значительно чаще это бывают зрительные и слуховые образы, нежели какие-нибудь другие. Важно, что псевдогаллюцинирование не нарушает способности произвольно что-то воспринимать и представлять;

Псевдогаллюцинаторные образы нередко сопровождаются эмоциональными и поведенческими реакциями пациентов, отражающими содержание этих образов;

Конкретные варианты псевдогаллюцинаторных образов достаточно разнообразны, в этом отношении псевдогаллюцинации мало чем уступают галлюцинациям;

Пациенты никогда не смешивают псевдогаллюцинаторные образы с образами восприятия, т. е. с реальными объектами. Мнимые представления не обладают признаками, порождающими у индивида ощущение телесности, материальности. Что касается галлюцинаций, то между типичными псевдогалюцинациями и галлюцинациями нередко бывают представлены как бы переходные, промежуточные формы мнимых образов;

Наконец, существенной особенностью псевдогаллюцинаций является их адресованность исключительно пациентам. Больные обычно считают, что мнимые представления не имеют значения для других людей, не воспринимаются последними, не распространяются на отвлеченные объекты и не связаны с коллективистскими ценностями.

На практике для идентификации псевдогаллюцинаций обычно используется триада Снежневского. Это такие признаки: чувство сделанности, внутренняя проекция, отсутствие ощущения телесности.

Любопытно, что К.Ясперс для иллюстрации псевдогаллюцинации приводит заимствованное у В.Х.Кандинского наблюдение Долинина. Долинин после приема настойки опия

«внутренним глазом» и на расстоянии до 6 м перед собой пассивно воспринимал поток ярких и бессвязных зрительных представлений. Он прилагал при этом некоторые усилия с тем, чтобы отвлечься от других впечатлений. К.Ясперс ссылается далее на В.Х.Кандинского: «Некоторые из моих галлюцинаций были относительно бледными и смутными. Другие светились всеми цветами радуги, подобно реальным предметам. Они затмевали действительность. В течение целой недели на одной и той же стене, оклееной гладкими, одноцветными обоями, я видел целый ряд прекрасных фресок и картин в роскошных золоченых рамах — пейзажи, морские виды, иногда портреты».

Эти наблюдения лишь в малой степени характеризуют псевдогаллюцинации в указанном их понимании. В последующем К.Ясперс формулирует и другие признаки зрительных псевдогаллюцинаций:

1. Последние не воспринимаются одновременно со смежными им реальными объектами;
2. От псевдогаллюцинаций нельзя отвернуться;
3. Они помещаются пациентами в другой мир и
4. Мнимые представления находятся в беспрестанном движении.

Сообщения пациентов о псевдогаллюцинациях достаточно типичны. Во-первых, мнимые представления воспринимаются пациентами не в реальном окружении, а где-то «внутри головы», редко — на границе с внешним миром, например в ушах, глазах, перед глазами, на поверхности кожи, у корней волос и др. Во-вторых, совершенно иным является характер восприятия мнимых представлений: последние воспринимаются «умственно», «головой», «внутренним оком», «умственным взором», «ментально» и т. п. В-третьих, мнимые представления возникают спонтанно, как бы навязчиво, порой они, по словам больных, «внедряются», «вторгаются», «вколачиваются» в их сознание, в некоторых случаях появление обманов пациенты связывают с влиянием каких-то внешних сил. В-четвертых, мнимые представления пациенты уверенно различают с реальными объектами. Наконец, в-пятых, понимание болезненности псевдогаллюцинаций обычно отсутствует как в момент их существования, так и долгое время спустя после исчезновения.

Интересной особенностью псевдогаллюцинаций является иногда то, что они бывают близки сознательному Я пациента, каким бы чуждым ни было их содержание. Так, некоторые пациенты отождествляют псевдогаллюцинации с проявлениями собственной души: «Голос мой, как будто моя душа разговаривает». В свою очередь в отдельных случаях псевдогаллюцинации бывают персонифицированными таким образом, что «сами» отождествляют себя с личностью пациента. Так, звучащий в затылке голос говорит, обращаясь к пациенту:

«Я твой мозг. Все, что ты слышишь от меня, правда. То, что я заставляю тебя делать, ты будешь выполнять, так как мои желания — это твои желания».

Приведем несколько иллюстраций из литературы с целью показать, что псевдогаллюцинации весьма неоднородны, они представлены разными вариантами.

Пациент сообщает о том, что у него бывают слуховые и зрительные обманы. В области темени, «в мозге» слышится тихий голос. Иногда он звучит ближе к какому-то уху, чаще — правому. Голос как будто мужской, он комментирует действия пациента, что-то советует, приказывает. Временами у места звучания голоса «внутренним мозговым зрением» воспринимается фотография мужчины с усиками. Больная внутри головы слышит несколько голосов «летчиков». Они все о ней знают и следят за ней. Источник голосов, считает она, находится «в воздушном пространстве», но слышит она их «головой».

Больной рассказывает: «При открытых глазах по всему полю зрения появляются фигуры людей. Фигуры скопились вокруг меня на расстоянии 3–6 метров. Это были гротескные фигуры, от них исходили звуки, похожие на беспорядочный гул голосов. Фигуры находились в пространстве, но казалось, что у них есть особое пространство, принадлежащее только им. Они никак не зависели от предметов, находившихся в комнате и не заслонялись ими, их невозможно было воспринимать одновременно со стеной, окном. Все было «реально», формы были полны жизни. В дальнейшем обычный мир продолжал содержать в себе этот другой мир с его особым, отдельным пространством, и мое сознание произвольно переходило от одного из этих миров к другому. Оба мира и связанные с ними ощущения были в высшей степени непохожи друг на друга».

Сообщение следующей больной, которая видела цветы, кусты, подчеркивает ту особенность псевдогаллюцинаций, что размер их зависел от расстояния, с которого они воспринимались, и то, что от них невозможно отвернуться. Вот что сообщает больная шизофренией: «Поначалу я была очень занята тем, что пыталась поймать своими глазами «Святого Духа» — маленькие белые прозрачные частички, которые прыгают в воздухе, выскакивают из глаз людей и выглядят как мертвый, холодный свет. Я видела также, что кожа людей испускает черные и желтые лучи. Целый день я провела в страхе перед дикими зверями, которые мчались сквозь закрытые двери, или, черные, медленно крались вдоль стен, чтобы спрятаться под диваном и следить оттуда за мной своими блестящими глазами. Я пугалась разгуливавших по коридорам безголовых людей и лежавших на паркетном полу, лишенных души трупов убитых;. стоило мне взглянуть на них, как они мгновенно исчезали: я «улавливала их прочь» своими глазами».

Больная слышит внутри головы два женских голоса. Они поддакивают друг другу, ругают ее, приказывают ей делать что-нибудь плохое. Считает, что голоса «специально устраивают» ее недоброжелатели. Пациент утверждает, что с детства из него «формируют» особого человека. С этой целью на него из других городов воздействуют особыми аппаратами,

«вкладывают» в голову мысли, непонятные фразы. Все это делается одним и тем же мужским голосом, который звучит в глубине ушей или в мозге. Показывают ему «странные

картинки» — обнаженных женщин в различных позах. Картины видит ясно, «внутри глаз, но как бы перед ними». Когда закрывает глаза, картины видятся ярче. Часто «подают не тот запах» и «заменяют» вкус: пациент кладет в чай сахар, а чай оказывается соленым. Ощущает на себе воздействие лучей, направляемых на него теми же лучами.

Приведенные иллюстрации показывают, что наряду с галлюцинациями и псевдогаллюцинациями существуют промежуточные формы обманов органов чувств, обладающие признаками того и другого расстройства. В свою очередь псевдогаллюцинации могут постепенно переходить в психические галлюцинации, а затем и в «сделанные» мысли, т. е. в идеаторные автоматизмы. По-видимому, это отражает общую тенденцию, она состоит в том, что галлюцинации со временем превращаются в психические автоматизмы. Другой важный факт заключается в том, что галлюцинации нередко сосуществуют с псевдогаллюцинациями, психическими галлюцинациями и психическими автоматизмами. Проблема, собственно, состоит в том, чтобы понять, во-первых, чем определяется упомянутая тенденция, и, во-вторых, объяснить, почему в одно и то же время сосуществуют столь разные, казалось бы, психопатологические феномены.

Ответить на оба эти вопроса позволяют, полагаем, две хорошо известные вещи. Во-первых, галлюцинации и псевдогаллюцинации не возникают иначе, как благодаря диссоциации Я на отдельные и до определенной степени автономные структуры или субличности. Во-вторых, необходимым условием развития истинных и ложных галлюцинаций, а также психических галлюцинаций и психических автоматизмов является отчуждение, деперсонализация автономных субличностей. Заметим, что деперсонализация в каком-то смысле имеет защитный характер. В результате ее пациенты избавляются от внутреннего страха («первичной тревоги»), который порождается ощущением распада собственной личности. Тем самым сохраняется сознание внутреннего единства, а внутренняя опасность переводится во внешний план сознания. Пациент боится уже не сознания болезни, он боится галлюцинации, вернее, того чуждого себе содержания, которое заключено в обмане восприятия.

Итогом действия упомянутых нарушений самовосприятия является следующее:

1. Деперсонализация, поскольку она представляет некий психический процесс, требует определенных затрат психической энергии. Если этой энергии бывает достаточно, то деперсонализация может быть выражена в максимальной степени. Иными словами, отчуждение диссоциированной части личности проявится в том, что эта часть личности станет для пациента чем-то вроде внешнего объекта, т. е. галлюцинацией. По мере истощения энергетических ресурсов («снижения энергетического потенциала») деперсонализация будет представлена в частичном ее варианте. В результате диссоциированную часть личности пациент будет воспринимать как галлюцинацию, являющуюся переходной к псевдогаллюцинации.

Псевдогаллюцинация, в свою очередь, может превратиться в психическую галлюцинацию, а затем и в психический автоматизм. Возможна, предположительно, и обратная динамика. Например, в случае развития маниакального состояния псевдогаллюцинация имеет шанс вернуться в статус галлюцинации. Таким образом, чем длительнее течет болезнь и все более истощаются энергетические ресурсы, тем более вероятно, что возникшие в ее начале истинные галлюцинации в последующем редуцируются до степени псевдогаллюцинаций и даже психических автоматизмов.

2. Диссоциация Я может происходить на 2–3 фрагмента и более. Например, этому соответствует появление поливокальных обманов восприятия, когда одновременно существует несколько разных и не связанных одна с другой слуховых галлюцинаций. Деперсонализация, однако, может быть неравномерной, т. е. отчуждение диссоциированных фрагментов личности будет выражено в разной степени. В этом случае одна субличность предстанет пациенту как истинная галлюцинация, вторая — как промежуточный феномен, третья — как псевдогаллюцинация, четвертая — как психический автоматизм. У каждого из упомянутых болезненных феноменов может быть разной и последующая динамика.

Таким образом, существует реальная возможность того, что у одного и того же пациента могут одновременно наблюдаться различные психопатологические феномены: истинные, ложные, психические галлюцинации, психические автоматизмы. В том случае, если мозг не способен на значительные энергетические траты, как это бывает, например, при депрессии, апатии, диссоциация Я будет представлена как бы в чистом ее виде: переживанием раздвоенной личности или фрагментацией Я на большее число субличностей.

3. Чем более отчуждены диссоциированные фрагменты Я, тем более они автономны, тем менее подвержены интегрирующим влияниям. Это означает, что галлюцинации в большей степени оторваны от личности пациентов, нежели другие обманы. Тем самым их содержание будет более чуждым пациенту, более оторванным от реальности, окажется более нелепым, абсурдным, опасным. В гораздо меньшей степени упомянутые качества присущи псевдогаллюцинациям, последние нередко бывают близки пациентам, которые, в свою очередь, сами могут отождествлять их с собственным Я. Например, императивные псевдогаллюцинации, особенно гомоцидного, суицидного и садистического содержания, встречаются реже, чем истинные обманы слуха того же содержания. Во всяком случае, императивные псевдогаллюцинации в литературе упоминаются значительно реже.

4. В обманах восприятия обнаруживаются не только симптомы расщепления Я и деперсонализации. Выше упоминалось о том, что при галлюцинациях и псевдогаллюцинациях восприятие реальных объектов обычно не нарушается, если, разумеется, не возникает спутанного сознания. При этом существует как бы двойной поток переживаний — реальных и мнимых, пациент одновременно находится как бы в двух совершенно разных мирах. Но и в одном, и в другом из этих миров он, тем не менее, чувствует себя самим собой, одним и тем же субъектом восприятия. Сознание его Я при этом как бы удваивается, как если бы у него было два совершенно одинаковых Я, которые в его сознании сливаются в одно целое.

5. Нельзя, наконец, не обратить внимания на тот нередкий факт, что содержание обманов восприятия, которое на первых этапах течения болезни представляется пациентам странным или даже абсурдным, позднее нередко как бы акцептируется ими, принимается за свое собственное, имманентно им присущее. Это может означать, что наряду с деперсонализаций существует обратный процесс присвоения или апперсонирования болезненных значений и смыслов.

Источник