«КОМУ У КОГО УЧИТЬСЯ ПИСАТЬ: КРЕСТЬЯНСКИМ РЕБЯТАМ У НАС ИЛИ НАМ У КРЕСТЬЯНСКИХ РЕБЯТ?». 1862
Толстой написал статью под парадоксально звучащим, многозначительным названием: «Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?». В этой статье, впервые опубликованной в сентябрьской книжке журнала «Ясная Поляна», изложен излюбленный педагогический прием Толстого – школьные сочинения. В школе детским сочинениям уделялось особое внимание. Толстой убежденно повторял: «И писать надо учиться у них. Просто. Не мудрствуя. Чем дальше вникаешь в их язык, тем больше видишь недочеты своего, книжного».
Эта статья написана в присущем педагогическим статьям Толстого тоне восхищения крестьянскими детьми. Уже одна фраза в описании того, как ребята, кончив сочинение, снимая шубы и укладываясь спать под письменным столом в кабинете Толстого, «не переставали заливаться детским, мужицким, здоровым, прелестным хохотом», – ярко характеризует отношение Толстого к крестьянским детям. Картины воодушевления ребят при писании сочинений («Большие черные глаза его, блестя неестественным, но серьезным, взрослым блеском, всматривались куда-то вдаль; неправильные губы, сложенные так, как будто он собирался свистать, видимо, сдерживали слово, которое он, отчеканенное в воображении, хотел высказать», и т. д.) принадлежат к лучшим поэтическим страницам Толстого.
В статье Толстой рассказывает о том, как дети, по его предложению, писали сочинение на тему пословицы «Ложкой кормит, а стеблем глаз колет». Толстой сообщил мальчикам примерное содержание рассказа на эту тему и сам написал первую страницу, затем рассказал план продолжения и окончания рассказа. «Все были чрезвычайно заинтересованы. Для них, видимо, было ново и увлекательно присутствовать при процессе сочинительства и участвовать в нем, – пишет Толстой. – Суждения их были большею частью одинаковы и верны, как в самой постройке повести, так и в самых подробностях и в характеристиках лиц. Все почти принимали участие в сочинительстве; но с самого начала в особенности резко выделились положительный Сёмка – резкой художественностью описания, и Федька – верностью поэтических представлений и в особенности пылкостью и поспешностью воображения». Восхищает Толстого проявление тонкого художественного чутья одиннадцатилетнего «Федьки» (реального Васи Морозова, его любимого ученика): «Главное свойство во всяком искусстве – чувство меры – было развито в нем необычайно. Его коробило от всякой лишней черты, подсказываемой кем-нибудь из мальчиков. Он так деспотически и с правом на этот деспотизм распоряжался постройкою повести, что скоро мальчики ушли домой и остался только он с Сёмкою, который не уступал ему, хотя и работал в другом роде. Мы работали с 7 до 11 часов; они не чувствовали ни голода, ни усталости, и еще рассердились на меня, когда я перестал писать».
Толстой признается, что он «оставил урок, потому что был слишком взволнован. Действительно, я два-три раза в жизни испытывал столь сильное впечатление, как в этот вечер, и долго не мог дать себе отчета в том, что я испытывал». Мальчики остались ночевать в кабинете Толстого. «Он [«Федька»] долго был в волнении и не мог заснуть, и я не могу передать того чувства волнения, радости, страха и почти раскаяния, которые я испытывал в продолжение этого вечера. Я чувствовал, что с этого дня для него раскрылся новый мир наслаждений и страданий – мир искусства; мне казалось, что я подсмотрел то, что никто никогда не имеет права видеть – зарождение таинственного цветка поэзии. Мне и страшно и радостно было. ».
Толстой согласен с мыслью Ж.-Ж. Руссо, что «человек родится совершенным»: «Здоровый ребенок родится на свет, вполне удовлетворяя тем требованиям безусловной гармонии в отношении правды, красоты и добра, которые мы носим в себе. ». Он убежден: «Идеал наш сзади, а не впереди. Воспитание портит, а не исправляет людей». «Ребенок стоит ближе меня, ближе каждого взрослого к тому идеалу гармонии, правды, красоты и добра, до которого я, в своей гордости, хочу возвести его. Сознание этого идеала лежит в нем сильнее, чем во мне». Отход от детства, по мнению Толстого, означает удаление от идеала гармонии. Воспитание и образование должны иметь одну цель – «достигнуть наибольшей гармонии в смысле правды, красоты и добра».
Источник
Афоризмы. Сила искусства
Может ли человек прожить без искусства — не имея возможности видеть картины великих живописцев, слушать музыку гениальных композиторов, читать книги мудрых писателей? Безусловно, может.
Но это будет не жизнь, а существование. В чем же сила искусства? Ответ на этот вопрос дают собранные в этой книге мысли знаменитых людей, «властителей дум», тех, чьи гениальные произведения заставляют восхищаться весь мир.
Актеры. Актерство 7
Архитектура. Скульптура. Живопись 8
Песня. Шлягер 12
Литература. Литературный стиль 15
Поэзия и проза 17
Афоризмы. Сила искусства
Юлия Иванова
Искусство
Архитектура, скульптура, живопись, музыка и поэзия справедливо могут быть названы цветом цивилизованной жизни.
Безошибочный признак того, что что-то не является искусством или кто-то не понимает искусства, — это скука… Искусство должно быть средством воспитания, но цель его — удовольствие.
Без идеи нет искусства, но в то же время и еще больше того, — без живописи живой и разительной нет картин, а есть благие намерения и только.
Без фантазии нет искусства, как нет и науки.
Без энтузиазма в искусстве не создается ничего настоящего.
Великое произведение искусства — это мучительная победа гениального ума над гениальным воображением.
Величайшее искусство состоит в том, чтобы скрывать его.
Величие искусства состоит в вечной напряженной раздвоенности между красотой и страданием, любовью к людям и страстью к творчеству, мукой одиночества и раздражением от толпы, бунтом и согласием.
В искусстве искренность — синоним одаренности.
В искусстве, как и в любви, прежде всего нужно быть откровенным.
В искусстве кроется бездонный ужас. Если бы мы не любили денег, если бы не стремились к славе и, наконец, не страдали почти болезненной жаждой творчества, может быть, у нас не хватило бы смелости вступить в борьбу с этим страшным искусством.
В искусстве все неверное в действительности есть ложь и обличает не талант, а бездарность.
В искусстве есть тысяча способов поощрить мнимое призвание, но ни одного — обескуражить истинное.
Эдмон и Жюль Гонкуры
В критики современного искусства годится тот, кто может многословно выразить много мыслей по поводу бессмыслицы.
Во всех видах искусства необходимо самому испытать те ощущения, которые хочешь вызвать в других.
Во всех видах искусства есть изящество абсолютное и условное.
Все виды искусств служат величайшему из искусств — искусству жить на земле.
Все жанры искусства хороши, кроме скучного, но скука — не жанр.
Все искусства состоят в исследовании истины.
В современном искусстве больше всего удручает боязнь сделать то, что уже делалось раньше.
Всякое искусство есть подражание природе.
В том-то и признак настоящего искусства, что оно всегда современно, насущно, полезно.
Главное свойство во всяком искусстве — чувство меры.
Для критика произведение искусства — это лишь повод для создания собственного произведения, которое вовсе не обязательно имеет отношение к критикуемой книге.
Должно ли искусство быть понятным? Да, но лишь для тех, кому оно адресовано.
Станислав Ежи Лец
Дороги, ведущие к искусству, полны терний, но на них удается срывать и прекрасные цветы.
Единство науки и искусства составляет одно из важнейших условий гармонии человеческой личности.
Если вы занимаетесь искусством посредством подражания, скрывайте его так, чтобы его приняли за саму природу.
Если есть на земле и средь всех ликов небытия верование, достойное преклонения, если есть что-то светлое, чистое, возвышенное, что-то, говорящее нашей неудержимой тяге к бесконечному и смутному, зовущейся на нашем языке душой, — это искусство.
Если искусство не замыкается в четырех стенах комнаты, его могут замкнуть в четырех стенах камеры.
Станислав Ежи Лец
Если ты хочешь наслаждаться искусством, то ты должен быть художественно образованным человеком.
Жизнь подражает Искусству в гораздо большей степени, чем Искусство подражает Жизни.
Задача искусства не в том, чтобы копировать природу, но чтобы ее выражать. Нам должно схватывать ум, смысл, облик вещей и существ.
Оноре де Бальзак
Искусства смягчают нравы.
Публий Овидий Назон
Искусство без мысли, что человек без души — труп.
Искусство вечно именно потому, что жизнь человеческая коротка. Это — цена…
Искусство — вещь неудобная, с ним шутки плохи. Искусство выражает единственную правду, которая, в конечном счете, имеет значение. Только при свете искусства могут быть исправлены дела человеческие. А дальше искусства, могу вас всех заверить, нет ничего.
Искусство всегда слагалось в основном из умения глядеть вперед.
Искусство в своих творениях должно угождать только тем умам, что поистине имеют право судить о нем. Ежели оно поступает иным образом, оно идет по ложному пути.
Иоганн Вольфганг Гете
Искусство выигрывает, отворачиваясь от пошлости. Но когда оно отворачивается от великих исторических движений, оно само проникается элементами пошлости.
Источник
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Том 15. Статьи о литературе и искусстве
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Лев Николаевич Толстой
Собрание сочинений в двадцати двух томах
Том 15. Статьи о литературе и искусстве
[Речь в обществе любителей российской словесности]
Милостивые государи. Избрание меня в члены общества польстило моему самолюбию и искренно обрадовало меня. Лестное избрание это я отношу не столько к моим слабым попыткам в литературе, сколько к выразившемуся этим избранием сочувствию к той области литературы, в которой были сделаны эти попытки. В последние два года политическая и, в особенности, изобличительная литература, заимствовав в своих целях средства искусства и найдя замечательно умных, честных и талантливых представителей, горячо и решительно отвечавших на каждый вопрос минуты, на каждую временную рану общества, казалось, поглотила все внимание публики и лишила художественную литературу всего ее значения. Большинство публики начало думать, что задача всей литературы состоит только в обличении зла, в обсуждении и в исправлении его, одним словом, в развитии гражданского чувства в обществе. В последние два года мне случалось читать и слышать суждения о том, что времена побасенок и стишков прошли безвозвратно, что приходит время, когда Пушкин забудется и не будет более перечитываться, что чистое искусство невозможно, что литература есть только орудие гражданского развития общества и т. п. Правда, слышались в это время заглушённые политическим шумом голоса Фета, Тургенева, Островского, слышались возобновленные в критике, чуждые нам толки об искусстве для искусства, но общество знало, что оно делало, продолжало сочувствовать одной политической литературе и считать ее одну — литературой. Увлечение это было благородно, необходимо и даже временно справедливо. Для того, чтобы иметь силы сделать те огромные шаги вперед, которые сделало наше общество в последнее время, оно должно было быть односторонним, оно должно было увлекаться дальше цели, чтобы достигнуть ее, должно было одну эту цель видеть перед собой. И действительно, можно ли было думать о поэзии в то время, когда перед глазами в первый раз раскрывалась картина окружающего нас зла и представлялась возможность избавиться его. Как думать о прекрасном, когда становилось больно! Не нам, пользующимся плодами этого увлечения, укорять за него. Распространенные в обществе бессознательные потребности уважения к литературе, возникшее общественное мнение, скажу даже, самоуправление, которое заменила нам наша политическая литература, вот плоды этого благородного увлечения. Но как ни благородно и ни благотворно было это одностороннее увлечение, оно не могло продолжаться, как и всякое увлечение. Литература народа есть полное, всестороннее сознание его, в котором одинаково должны отразиться как народная любовь к добру и правде, так и народное созерцание красоты в известную эпоху развития. Теперь, когда прошло первое раздражение вновь открывшейся деятельности, прошло и торжество успеха, когда долго сдержанный прорвавшийся политический поток, угрожавший поглотить всю литературу, улегся и утих в своем русле, общество поняло односторонность своего увлечения. Послышались толки о том, что темные картины зла надоели, что бесполезно описывать то, что мы все знаем, и т. п. И общество было право. Это наивно выраженное неудовольствие значило то, что общество поняло теперь, не из одних критических статей, но опытом дознало, прожило ту кажущуюся простой истину, что как ни велико значение политической литературы, отражающей в себе временные интересы общества, как ни необходима она для народного развития, есть другая литература, отражающая в себе вечные, общечеловеческие интересы, самые дорогие, задушевные сознания народа, литература, доступная человеку всякого народа и всякого времени, и литература, без которой не развивался ни один народ, имеющий силу и сочность.
Это в последнее время явившееся убеждение вдвойне радостно для меня. Оно радостно для меня лично, как для одностороннего любителя изящной словесности, которым я чистосердечно признаю себя, и радостно вообще, как новое доказательство силы и возмужалости нашего общества и литературы. Проникшее в общество сознание о необходимости и значении двух отдельных родов литературы служит лучшим доказательством того, что словесность наша вообще не есть, как еще думают многие, перенесенная с чужой почвы детская забава, но что она стоит на своих прочных основах, отвечает на разносторонние потребности своего общества, сказала и еще имеет сказать многое и есть серьезное сознание серьезного народа.
В наше время возмужалости нашей литературы больше чем когда-нибудь можно гордиться званием Русского писателя, радоваться возобновлению Общества любителей Русской словесности и искренно благодарить за честь избрания в члены этого почтенного общества.
Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?
В 5-й книжке «Ясной Поляны», в отделе детских сочинений, напечатана по ошибке редакции «История о том, как мальчика напугали в Туле». Историйка эта сочинена не мальчиком, но составлена учителем из виденного им и рассказанного мальчикам сна. Некоторые из читателей, следящие за книжками «Ясной Поляны», выразили сомнение в том, что действительно ли повесть эта принадлежит ученику. Я спешу извиниться перед читателями в этой неосмотрительности и при этом случае заметить, как невозможны подделки в этом роде. Повесть эта узнана не потому, что она лучше, а потому, что она хуже, несравненно хуже всех детских сочинений. Все остальные повести принадлежат самим детям. Две из них: «Ложкой кормит, а стеблем глаз колет» и «Солдаткино житье», печатаемое в этой книжке, составились следующим образом.
Главное искусство учителя при изучении языка и главное упражнение с этою целью в руководстве детей к сочинениям состоит в задавании тем, и не столько в задавании, сколько в предоставлении большего выбора, в указании размера сочинения, в показании первоначальных приемов. Многие умные и талантливые ученики писали пустяки, писали: «пожар загорелся, стали таскать, а я вышел на улицу», — и ничего не выходило, несмотря на то, что сюжет сочинения был богатый и что описываемое оставило глубокое впечатление на ребенке. Они не понимали главного: зачем писать и что хорошего в том, чтоб написать? Не понимали искусства — красоты выражения жизни в слове и увлекательности этого искусства. Я, как уже писал во 2-м номере * , пробовал много различных приемов задавания сочинений. Я задавал, смотря по наклонностям, точные, художественные, трогательные, смешные, эпические темы сочинений, — дело не шло. Вот как я нечаянно попал на настоящий прием.
Давно уже чтение сборника пословиц Снегирева * составляет для меня одно из любимых — не занятий, но наслаждений. На каждую пословицу мне представляются лица из народа и их столкновения в смысле пословицы. В числе неосуществимых мечтаний мне всегда представлялся ряд не то повестей, не то картин, написанных на пословицы. Один раз, прошлого зимой, я зачитался после обеда книгой Снегирева и с книгой же пришел в школу. Был класс русского языка.
— Ну-ка, напишите кто на пословицу, — сказал я.
Лучшие ученики — Федька, Семка и другие навострили уши.
— Кто на пословицу, что такое? скажите нам? — посыпались вопросы.
Открылась пословица: ложкой кормит, стеблем глаз колет.
— Вот, вообрази себе, — сказал я, — что мужик взял к себе какого-нибудь нищего, а потом, за свое добро, его попрекать стал, — и выйдет к тому, что «ложкой кормит, стеблем глаз колет».
— Да ее как напишешь? — сказал Федька, и все другие, навострившие было уши, вдруг отшатнулись, убедившись, что это дело не по их силам, и принялись за свои, прежде начатые, работы.
— Ты сам напиши, — сказал мне кто-то.
Все были заняты делом; я взял перо и чернильницу и стал писать.
— Ну, — сказал я, — кто лучше напишет, — и я с вами. Я начал повесть, напечатанную в 4-й книжке «Ясной Поляны», и написал первую страницу. Всякий непредубежденный человек, имеющий чувство художественности и народности, прочтя эту первую, писанную мною, и следующие страницы повести,
Источник