Федерико Гарсиа Лорка о поэзии.
Самая печальная радость — быть поэтом. Всё остальное не в счёт. Даже смерть.
Что такое поэзия? А вот что: союз двух слов, о которых никто не подозревал, что они могут соединиться и что, соединившись, они будут выражать новую тайну всякий раз, когда их произнесут.
Воображение — синоним способности к открытиям.
Настоящее стихотворение должно быть незримым.
Не лишай стихи тумана — иной раз он убережёт от сухости, став дождём.
Строение и звучание слова так же таинственны, как его смысл и значение.
Никогда и ничего не объясняй и не стыдись равного трепета перед бабочкой и бегемотом.
Учти и помни, что лягушка строго критикует бредовый полёт ласточки.
В неприкаянной смуте предвечерья, когда люди вздыхают, а у деревьев голова раскалывается от птиц, выключи сердце и примерься к широким веслам заката.
Если море тебя печалит, ты безнадёжен.
Истинная поэзия — это любовь, мужество и жертва.
Другие статьи в литературном дневнике:
- 17.05.2020. Федерико Гарсиа Лорка о поэзии.
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Источник
Федерико Гарсиа Лорка Сборник новых переводов
Церера заплакала
слезами из золота.
В ранах глубоких
от плуга
взошли слезы
пучками.
Человек собирает
под солнцем
великий плач
огненный.
Христа плач
новорожденного.
Покоится Церера мертвая
в сельской округе,
пронзили грудь ее маки ,
а сердце — цикады.
Бежит ночи кровь
по артериям
водометов.
Какой чудесный трепет!
Задумался я
об открытых окнах ,
без девушек ,
без фортепьяно.
Миг промчался.
Еще пыль в синеве колышется.
Мгновение пролетело.
Две тысячи столетий.
Если мне не изменяет память.
Тебе не увидеть
себя в море.
Твои взгляды порезаны
на стебли света.
Земли ночь упала.
Изабель , моей сестренке
Поет ветер
апельсину песню.
Поет моя сестренка:
— Земля — апельсина долька.
Луна плачет горько:
— хочу быть апельсином только.
Нельзя , моя доченька ,
даже если станешь розовой.
И даже лимоном не станешь!
Какая жалость!
Пространства звездные
отражаются в звуках.
Призрачные лианы.
Арфа лабиринтов.
Ночь четырех лун
и только одно дерево,
тень единственная
с одной птицей.
Ищу на своем теле
след твоих поцелуев.
Ручей ветер целует,
не прикасаясь к нему.
Несу твое «нет»
в раскрытых ладонях.
Лимон стал почти белым
воском.
Ночь четырех лун
и одного дерева.
Любовь моя на кончике
иглы вертится.
Нарцисс водяной!
Запах твой.
И реки дно.
Хочу остаться с тобой.
Любви цветок.
Нарцисс водяной.
В глазах твоих белых
перекатываются волны и рыбы сонные.
Птицы и бабочки
японками оборачиваются.
Ты — крошечный, я — большой.
Любви цветок.
Нарцисс водяной.
Лягушки! Умницы!
Но зачем вы зеркало тревожите,
куда смотрятся
обмороки , твой и мой ?
Нарцисс водяной!
Моя боль!
Тоже.
Зеленая ветвь дрожит
от ритма , и от птицы.
Эхо рыданий
без губ , без боли.
Человек и чаща.
Плачу
лицом к горькому морю,
и в зрачках моих
два моря поющих.
Ода Сальвадору Дали
( Одному художнику на день рождения )
Одна роза в саду , что ты жаждешь.
Одно колесо в чистом синтаксисе стали.
Гора обнаженная от туманов импрессионизма.
Серые оттенки на последней балюстраде.
Желание форм и границ нас покоряет.
Человек приходит и мерит мир желтым метром.
Венера — белая мертвая природа,
И коллекционеры бабочек от нее убегают.
Душа стерильно гигиеническая.
Ты живешь на новом монолите мрамора.
Бежишь из темной чащи форм невероятных .
Твоя фантазия — не дальше твоих рук касается.
И сонет у окна тебя присутствием радует.
Мир — в сумерках глухих и хаосе,
с чем человек на первом плане сталкивается.
Однако звезды , пейзажи спрятавши ,
на совершенную схему орбит указывают.
Теченье времени умягчается , правя
одним веком и другим в цифровых формах .
И Смерть побежденная , дрожа , скрывается
в узком круге минуты настоящего.
Кисть взяв свою , взмахом крыла
ты жизнь даешь оливе бликом света.
Миневра воздвигает строительные леса ,
где не поместится мечта и флора неведомая.
Остался на челе свет древний,
он не спускается к губам и к сердцу человека.
Свет тот , которого боятся гроздья Бахуса
и сила вод на повороте гневная.
И хорошо , что ставишь флажки красные
предупреждений там , где граница ночи властвует.
И как художник не смягчаешь формы ватой
тучи непредсказуемой и набегающей.
Четкой материи и точности поклонник,
где не поселится гриб на полянке.
Архитектура в пустоте творящая -твой вечный двигатель ,
а знамя — это просто шутка подходящая.
Твой компас — это сталь и стих короткий ластика.
Неведомые острова расплылись в сфере.
Прямая линия — в усилье вертикальном,
и стекла мудрые поют о геометрии.
Вот роза сада , где живешь ты.
Всегда есть роза , север , юг наш вечный.
Спокойная , сама в себе , как статуя слепая.
И знать не знающая о трудах подземных.
Роза чистейшая , без всяких украшений,
приоткрывает крылья нежные улыбки.
(И бабочка , что пригвоздили , размышляет
о своем полете , что невидим ).
О роза — в равновесии застыла!
Вечно роза!
Тоску твоих я статуй воспеваю,
твой страх эмоций , ожидающих на улице!
Русалочку , сидящую на велосипеде
Из ракушек и из кораллов.
Но песнь моя , прежде всего , о мысли общей,
что нас соединила часами темными и с позолотой .
Не то Искусство , что глаза нам ослепляет,
это любовь и дружба или фехтованье , если проще .
Ой ,какая боль
владеть стихами
страсти на расстоянии , и мозг
от чернил пятнами!
Ой , какая боль
не иметь рубашки счастливца из фантазии
и кожу — ковер солнечный —
загорелую от праздности!
( Вокруг глаз — стаи
из букв кругами).
Ой , какая боль
от поэзии старинной страданий,
что воды лишена
кристальной!
Ой, какая боль от жалоб ,
что поток лирики жалит!
Ой , какая боль от слепого фонтана
и без муки мельницы ,что машет рукавами !
Ой , какая боль быть без боли ,
когда жизнь простерлась над травами
бесцветными ,и по тропинке
незаметной исчезает туманами !
Ой, самая глубокая боль
дана радости ,что не знает печали,
она бороной чертит борозды
для плача урожая !
( Восходит луна холодная
Из-за гор бумаги).
Ой , какая боль от истины!
Ой , какая боль от лжи громадная!
Песня цыгана , избитого палками
( Сцена из » Подполковника жандармерии)
Двадцать четыре удара.
Двадцать пять ударов.
Потом меня ночью мама
в фольгу серебряную убрала б.
Стражник жандармов,
воды дай мне, глотков пару,
воды с лодками и рыбами.
Воды , воды , воды дай мне.
О командир жандармов
Вверху в своей зале!
Нет столько платков атласных,
Чтоб лицо мое белым стало!
У этого лягушонка
нет мамы.
Его родила цыганка
и бросила в яму.
Нет у него мамы , да ,
нет у него мамы , нет,
бросила его в яму.
У этого малыша
нет колыбели,
отец его плотник
и колыбель сделает.
Agnus Dei qui tollis pecata
mundi. Miserere nobis.
Ночь , из крыш и подвала ,
свистала глазами сухими голубиными.
Водоросли и стёкла , удирая ,
городам оставляют цементные руки.
Отдыхает бритва на трильяже
от нетерпеливой страсти к перерезанной шее.
В доме покойника дети
преследуют змею песчаную.
Спят переписчики на этаже четырнадцатом.
У проститутки исцарапаны бедра стеклянные.
Провода и полумесяц дрожат как насекомые.
Бары безлюдны. Крики. Головы в канаве.
Для убиения соловья явились
Мужчин три тысячи с ножами сверкающими.
Священники и старушки рыдали,
из языков дождь и муравьев летучих.
Ночь с лицом белым. Ничтожная ночь безликая.
Под солнцем и луной. Печальная ночь мира.
Две половины несопрягаемые и один мужчина,
не знающий , когда бабочка перестанет порхать над часами.
Под крылом дракона лежит ребёнок.
Конёк сердца скачет по звезде обескровленной.
Единорог желает то , что оставила роза ,
а птица жаждет , что вода дать не расположена.
Только Таинство твое сияющее в равновесии
успокаивает тоску любви разорванной.
Только твое Таинство , манометр , спасает
сердца , брошенные со скоростью в пятьсот километров.
Потому что твой знак есть ключ к долине небесной,
где рана и стрела ,переплетаясь , спелись,
где свет выпускает своего быка сверкающего
и аромат розы дрожащей самоутверждается.
Потому что твой знак явлен и в червяке и в ветре.
Точка соединения и свидания минуты и века.
Светлое обиталище мёртвых и живых муравейник
с человеком из снежных сугробов и негра из пламени.
Мир , ты пришел уже к своей мете оставленности.
К вящей чести бездонной ямы.
О Агнец , пленённый тремя голосами равными!
Таинство неизменное любви и дисциплины!
Касыда о голубках сизых
По веткам лаврового дерева
две голубки гуляли сизые.
Одна — это солнце,
другая — луна , видимо.
» Соседушки ,- я сказал им,-
Где могила моя вырытая?»
» На хвосте моем «- солнце ответило.
«В гортани у меня » ,- луна сказала мне.
Пока я шагал и шагал ,
поясом земляным опоясанный ,
увидел два снежных орла
и одну без одежды девушку.
Орлы — один , как другой,
девушка — из ничего сделана.
» Орлята ,- спросил у них ,-
Где могила моя раскрытая?»
» На хвосте моем ,- солнце ответило.
» В гортани у меня » — луна сказала мне.
По веткам лаврового дерева
две голубки гуляли раздетые.
Одна — как другая , и обе
из ничего сделаны.
Если ты услышала бы
рыданье адельфы горькой,
что бы ты сделала , любовь моя?
Вздохнула только.
Если бы ты увидела
свет , что зовет тебя и уходит,
что бы ты сделала , любовь моя?
Стала бы думать о море.
Если бы я тебе сказал однажды,
что люблю тебя из моего оливкового сада,
что бы ты сделала , любовь моя ?
Пронзила б себя кинжалом.
Чувствую,
что кровь
горит в моих венах,
а в сердце
на пламени красном
кипят мои страсти.
Женщины,
водой залейте,
пожалуйста.
Когда все догорит ,
искры
будут летать
по ветру.
Из народных песен
Тарара , да .
Тарара , нет.
Девочка Тарара ,
которую видел я.
Носит моя Тарара
платье с воланчиками зелёное,
колокольчиками
разрисованное.
Тарара , да.
Тарара , нет.
Девочка Тарара ,
которую видел я.
У Тарары хвост блестит
шелковый,
по траве мятной ползет
и дроку.
О Тарара безумная!
Крутится в танце
для оливковых мальчиков,
им на радость.
Ласточка улетает
далеко-далёко.
Роса проросла цветами
над моими снами,
и мое сердце
круги чертит,
(полное отвращенья )
на карусели Смерти,
где дети ее расселись.
Хотел бы
на этих деревьях
я привязать время
проволокой ночи
и расписать кровью
воспоминанья бледные
покинутых побережий.
Сколько детей у Смерти?
И все они в моем сердце!
Ласточка прилетает
из далека далёко.
Медлительный аромат и песня без гамм,
воздух в форме круговорота ,
сердце пригвожденное , победитель северных стран,
я вас оставить хочу и оставьте меня в одиночестве.
На Полярной звезде обезглавленной.
На магнитной стрелке обезумевшего компаса .
Звезды холодные
над дорогами.
Кто- то идет , кто-то уходит
по дымчатым сельвам.
Хижины со своими вздохами —
внизу , под зарей вечной.
От топора удара
леса и долины
бьет дрожь,
как в пустой бочке.
От топора удара.
И вот тебя видим уснувшей.
Деревянная лодка на берег брошена.
Принцесса белизны вечной .
Усни темной ночью беспечно!
Плоть из земли и снега.
Усни на заре в неге!
Ты исчезаешь во сне своем в дали.
На берег брошен кораблик из брызг и мечтаний!
Рассветало
в апельсинном саду.
Золотые пчелки искали
мед там и тут.
— Где бы найти меду?
— В цветке голубом ,
Исабель,
в ромашке и незабудке
и колокольчике
на стебельке.
( Стул золотой
дали мавру большой,
а для его жены
из мишуры
стул).
Рассветало
в апельсинном саду.
Песни для детей
Моей крестнице Исабель Кларе
Чудесной девочке Коломбе Марии Викуньи,
уснувшей милосердно 8 августа 1928.
Китайская песенка в Европе
Сеньорита,
владелица веера,
идет по мостику ,
и свежестью с реки веет.
Кабальеры,
в сюртуки одетые,
смотрят на мост,
без перил сделанный.
Сеньорита ,
владелица веера,
с воланчиками реющими,
ищет мужа себе она.
Кабальеры
уже женаты
на блондинках высоких
со словами ласковыми.
Сверчки поют
на Западе.
(Сеньорита
ступает по зелени).
Под цветами
сверчок поет весело.
(Кабальеры
уходят на Север).
Мигелю Писарро
( в неправильности симметричной Японии)
На луне черной
у разбойников
поют шпоры.
Конек черный.
Куда ты везешь всадника мертвого?
. Жесткие шпоры
у разбойника успокоенного,
что уронил поводья.
Холодный ,как лед , конек.
Как пахнет душистый клинок!
На луне черной
окровавленный бок
Сьерры Морены.
Черный конек!
Куда ты всадника везешь мертвого?
Ночь пришпоривает
свои впадины черные,
вбивая звезды в них.
Холодный конек!
Как пахнет душистый клинок!
Конек черный!
Куда ты везешь всадника мертвого?
Раковина
Наталите Хименес
Мне принесли раковину.
В ней поет море
из карты.
Мое сердце
водой заполнилось.
В нем рыбки плавают,
серебряные и темные.
Мне принесли раковину.
Красавец,
красавчик !
В твоем доме жгут тимьян с утра пораньше.
Не приходи , не уходи тоже ,
я закрою дверь ключом надежным.
Ключом серебряным с черным оттенком,
привязанным лентой.
А на ней написана надпись:
» Мое сердце не здесь , а дальше».
Не кружи ты по моей улице,
отдай ветру всю ее.
Красавец ,
красавчик!
В твоем доме жгут тимьян с утра пораньше.
Праздничные дни
на колесах катятся.
Карусель их тянет ,
карусель их тащит.
Голубой стержень ,
рождество белое.
С карусели скатываются
дни , как змеи ,
только дни праздничные —
исключение.
Они все те же ,
что у матерей старых.
Вечера длиннохвостые
из блесток и муара.
Голубой стержень.
Рождество белое.
Крутится карусель ,
подвешена на звездочке.
Тюльпан в пять частей
Из земли создан.
На лошадках игрушечных,
раскрашенных пантерами ,
дети едят луну ,
как черешню спелую.
Кошмар , кошмар , Марко Поло !
На колесе фантастическом
дети видят вдали
земли неведомые.
Голубой стержень.
Рождество белое.
Мальчик.
Ты можешь упасть в ручей.
В его глубине — роза ,
и другой ручей в ней.
Смотри , желтая птичка
среди ветвей !
Не вижу . Глаза упали
в ручей.
Боже мой ! Мальчик ,
ты закачался сильней!
. Я в розе и сам уже.
. Когда он исчез в воде,
я догадался.
Но объяснять не буду .Совсем.
Гвалт.
Хотя ничего не останется , кроме гвалта.
Запах.
Хотя ничего не останется , кроме запаха.
Но вырывается из меня воспоминание
и расцветка часов старых.
Боль.
Передо мной — волшебная живая боль.
Бой.
И подлинный , и грязный бой.
Однако уберите людей- невидимок ,
что окружают дом мой!
Ежевика на сером кусте,
дай гроздь твоих ягод мне.
Кровь и колючки. Подойди ближе.
Если любишь ,то не обижу.
Положи на язык твою ягоду ,
зеленую и прохладную.
Как объятия мои жгучи
среди сумеречных колючек!
Ежевика, куда ты уходишь?
Искать любовь ,что ты дать не можешь.
Красный сосок солнца.
Голубой — луны.
Торс половина — коралл ,
половина — из серебра и тьмы.
Ночь всегда неподвижна.
День бродит слишком.
Ночь мертва , недоступна.
День с крылом хрупким.
Ночь улеглась на зеркале,
а день внизу под ветром.
Песня в движении
Сегодня.
( Мне снится цветок дремлющий
в долине из юбки пышной).
Сегодня .
Это сердце , мой Бог,
бьется так громко!
Вчера.
( Звезд
воспоминания ).
Завтра.
( Звезды запертые).
Меня укачала , что ли ,
лодка?
Кто срезал
стебель луны ?
(Остались
корни воды ).
Как легко было бы срезать цветы
вечной акации!
Хорошо тебе
пребывать под полумесяцем.
Метатель мячей множественных.
Хорошо тебе
угрожать ветру.
Дафна и Атис
знают о боли твоей
необъяснимой.
Вальс на ветках
Упал один лист,
И два ,
И три.
На луне плывет рыба , смотри.
Вода спит всего лишь час,
море — столетье зараз.
Дама —
на ветке мертвая с раной.
Монашка без перерыва
поет внутри апельсина.
Одна малышка
за ананасом идет вприпрыжку.
Одна пальма
искала перо от попугая.
И соловей
пел о муках округе всей.
И я вместе с ним ,
потому что упал
лист один ,
и два ,
и три.
И голова чья-то из стекла ,
и скрипка из фольги,
и снег танцует в паре
с тем что вокруг,
под стук:
раз-раз ,
два-два ,
три — три.
О слоновая кость тел невидимых!
О залив без муравьев утренних!
Из веток сложен идол сам ,
крик «ай»‘ есть у дам ,
и у лягушек -из кваканья тарарам,
и желтый медовый гель.
Торс тени
коронован лавровым деревом.
Тверже стены небо
для ветра,
но с ним станцуют
ветки.
Одна другую ведет
вокруг луны хоровод.
Пара за за парой другой —
вокруг солнца дугой.
Три и три-
чтоб крепче спали слоны.
Газель о горьком корне
Есть горький корень
и мир из тысяч террас сложенный.
Самая маленькая рука
дверь воды не растревожит.
Куда ты идешь , где ты ?
Небо — из тысячи окон —
сражение пчел фиолетовых —
и корень есть горький.
Болит подошва ноги
оттого что лица внутри ,
болит ствол свежий
от ночи только что срезанной.
Любовь , враг мой ,
кусай горький корень свой !
Дорога в Сантьяго.
(О ночь любви моей ,
когда птица была нарисована
нарисована
нарисована
на лимонном цветке).
С лилией в руке
я тебя оставляю.
Любовь моей ночи!
И вдовой моего созвездия
тебя встречу.
Укротитель
бабочек мрачных!
Я своим путем следую.
Через тысячу лет
ты меня увидишь.
Любовь моей ночи!
По голубой тропинке ,
укротитель
звезд мрачных,
пойду я своей дорогой.
Пока Вселенная
в мое сердце не вместится.
Руки мои вышивают
платок лилиями,
каймой украшают
и пелерину.
Когда женихом ты был
весною белой ,
копыта коня твоего
звенели всхлипом серебряным.
Луна — лишь колодец в небе ,
цветы ни гроша не стоят,
а то ,что стоит чего-то ,
то руки твои сильные,
когда обнимают ночью,
руки твои сильные,
когда обнимают ночью.
Вербены листком накрыт,
мой милый больной лежит.
О мука!
Помилуй, Исус ,друга!
Под листком зеленым
салата
мой милый лежит
с лихорадкой.
Под листком укропа
-о как мне плохо!-
лежит милый больной
и не дойти до него мне.
Четыре гранатовых дерева
в твоем саду.
(Возьми мое сердце новое.
Отдаю).
Четыре кипариса вырастут
в твоем саду.
( Возьми мое сердце старое.
Отдаю ).
Солнце и луна вместе.
А потом
Нет ни сада , ни сердца .
Ничего.
Апельсин и лимон
Апельсин и лимон.
Горе той ,
что с любовью плохой.
Лимон и апельсин
Горе той ,
что из белизны.
(Блещет солнце
как огонь!)
(В китаянках из воды
один).
Газель о столетней любви
Идут по улице вверх
четыре кавалера.
Идут по улице вниз
три кавалера.
Затянули пояс покрепче
те два кавалера.
О , обернулись лицом
один кавалер и ветер!
По миртовым зарослям
никто не гуляет , как прежде.
Газель о чудесной любви
Гипсом
поля обезображены,
ты была тростинкой , жасмином влажным.
Жарой и югом
небеса обезображены,
ты была снегом на меня падающим.
Небеса и поля — звенья,
руки мои сковали цепью.
Небеса и поля — бича два —
жгут на теле моем язвы.
Роза
не искала авроры розовой,
на кусте своем вечна ,
искала нечто.
Роза
не искала ни тени , ни пользы,
ни границ снов, ни плоти тоже,
искала нечто больше.
Роза,
не искала розу,
обездвижена небесным сводом
искала нечто больше.
Идет моя тень молчаливо
по воде канала.
Из-за моей тени лягушки
звёзд не видят.
Бросает на мое тело
тень отражения мирные.
Идёт моя тень лиловая
подобно огромному оводу.
Сто сверчков покрасить
хотят камыши в золото.
Вспыхнул свет во мне
от канавы отблеском.
Рите , Конче,
Пепе и Карменсите
Завернулся в холод
заблудившийся вечер.
Сквозь стекло мутное
смотрят дети,
как превращается в птичек
жёлтое дерево.
Вечер растянулся
вдоль реки берега.
Яблочный румянец
по крышам забегал.
Источник