Как бороться с депрессией после усыновления
1) С самого начала следует знать, что у Вас скорее всего после усыновления будет депрессия: 65% усыновителей через это проходит. И это ни о чем не говорит и ни о чем не свидетельствует. Это совершенно не значит, что Вы приняли неправильное решение, или не станете хорошей матерью или что у Вас не тот ребенок.
2) Признав, что скорее всего депрессии не избежать, готовтесь к ней заранее. Узнайте, как лечат депресию. Почитайте про симптомы. Найдите себе психолога, убедитесь, что он знаком с проблемой депрессии после усыновления. Поговорите со своим лечащим врачем или найдите того, кто именно сможет Вас диагносцировать, назначить лечение и выписать лекарства, если таковые понадобяться. Это особенно важно это сделать тем, у кого уже были депрессии.
3) Усыновляйте с холодной головой и горячим сердцем. Расчитывайте свои силы и не ввязывайтесь в то, что гарантированно разорвет Вам душу.
4) Запишитесь на курсы родителей и узнайте как ухаживать за ребенком. Там есть чему учиться. Найдите других усыновителей и подружитесь с ними.
5) Помните, что Ваша карьера и общественная жизнь скорее всего должны будут какое-то время подождать. Просто знайте об этом заранее, готовтесь к этому и не заморачивайтесь об этом после усыновления.
6) Ожидайте разнообразные и многочисленные проблемы во время усыновления и радуйтесь, если их нет, а не наоборот.
7) Ваша жизнь будет наполненна ребенком и скорее всего на домашние дела будет оставаться меньше времени. Если на дом не хватает времени — ничего страшного. Нет причин об этом переживать. Если Вы не можете не переживать об этом, найдите того, кто поможет Вам по хозяйству.
8) Подготовтесь к приезду ребенка. В том числе закупитесь продуктами на первые дни ребенка дома. Не стоит проводить время в магазинах в первые дни. Полуфабрикаты и одноразовая посуда тоже облегчат жизнь в первое время.
9) Избегайте ненужные стрессы. Посидите с ребенком дома так долго, сколько позволит работа (как минимум 6-8 недель). Не надо гостей, если только это не гости, которые пришли помочь Вам по хозяйству. Научитесь говорить «нет» людям — Вы это делаете для ребенка. В этот период утомительные развлечения не нужны: поездки каждый день плохая идея. Самое лучшее — просто пойти с ребенком погулять со двор.
10) Ваша святая обязанность — это не забыть о себе. Надо оставить время для себя и найти возможность отдыхать хотя бы немного. Нельзя прекращать ходить в парикмахерскую, делать маникюр, посещать бассейн и бегать по утрам. Вам всегда надо стараться хорошо высыпаться (это крайне важно. ), нормально питаться и проводить достаточно времени на свежем воздухе. Вы делаете это для ребенка. Если партнер не может Вас помочь, то с самого начала Вам нужна няня.
11) Не забывайте о супруге. Ребенок очень часто привязывается сначала только к одному из взрослых. Супругу скорее всего понадобиться Ваша поддержка. Найдите и такое время, которое Вы будете проводить только с мужем. Это огромное счатье для ребенка расти в полной семье. Если у Вас была крепкая надежная семья до усыновления, постарайтесь сделать все возможное, что бы сберечь ее для малыша.
12) Не замыкайтесь в своих заботах. Делитесь с людьми своими проблемами и радoстями. Врят ли просто окружающие смогут заменить группу поддержки, которая состоит из других усыновителей. Поддерживайте эти контакты. Поговорите о депрессии после усыновления с опекой. Узнайте, какую помощь они могут Вам оказать, если Вам понадобиться.
Если ВЫ заранее готовы к депрессии после усыновления, она скорее всего пройдет легче и быстрее. Но даже в этом случае, это скорее всего займет примерно год с непроблемным ребенком, и два, если у ребенка проблемы. Если станет совсем тяжело, скажите себе, что завтра будет лучше. И завтра скорее всего будет лучше.
Источник
Ты его уже любишь? Депрессия усыновителей
Перевод с английского. Автор рассказа, Мелисс Фей Грин, — мама 7-х детей (3-е усыновленных), писатель, журналист.
Я поняла, что у меня проблема, когда зарыдала из-за того, что понадобилось застелить простынь моих детей чужаку (ведь в возрасте четырех с половиной лет он все еще писался в постель).
Мой отказ от фотографирования ребенка в течении первой недели его пребывания в Америке свидетельствовал о том же (ведь это означало бы, что он здесь был, и фото стало бы доказательством этому). Как, впрочем, и мой запрет на фотографии всей семьи вместе (он испортил бы ее, присутствуя среди моих 4-х своерожденных детей).
И еще был день, когда в продуктовом магазине кассир радостно спросил, не хочу ли я пожертвовать доллар бездомным на обед в День Благодарения, а я в ответ в холодной злобе проскрежетала: “Я …уже… пожертвовала . достаточно.”
Я лежала в своей постели среди ночи и думала: «Kто-нибудь меня найдет, если я сяду в машину и после ночи за рулем сниму номер в гостинице в какой-нибудь Индиане?» Это тоже было сигналом, что у меня есть кое-какие проблемы с нашим сыном Джесси. Мы усыновили его в Болгарии за 3 недели до этого.
Мой муж был в курсе. Я рассказала ему, растолкав его посреди ночи. Мы проговорили до утра. Я настаивала, что мы изуродовали свои жизни и жизни наших детей, которым тогда было 7, 11, 14 и 17. «Это не то же самое, что привезти ребенка из роддома,» — рыдала я.
Дон был удивлен, но ответил мягко: «А по мне это совершенно тоже самое». Я отвернулась и позволила этому смешному мужчине уснуть. Всю ночь я мяла и колотила подушку, чувствуя панику, горечь и раскаиваясь в содеянном.
Однажды утром я взяла телефон и спряталась в одной из комнат, позвонила в агенство по усыновлению и прошептала: «Я не думаю, что я могу это сделать. Могу ли я вернуть ребенка?»
“Так, понятно. ”- ответил мне дружелюбный женский голос. “Мне никто не задавал раньше такие вопросы. Подождите, я поищу кого-нибудь, кто об этом знает.”
Итак, я была первая в этом агенстве, кто задал подобный вопрос, самая первая такая фиговая усыновительница, и это лишило меня голоса. Я не смогла ей ответить и просто повесила трубку. Мои мучения сразу стали в два раза сильнее.
“Ты представляешь, что я сделала с собой? ”- плакалась я приятельнице, указывая на ребенка. Джесси с аккуратной челкой и темными глазами в это время сидел на крылечке дома, пытаясь научиться играть с кубиками. Тем утром он уже выяснил, что кубики не едят, но что именно с ними делают, ему не было ясно. А я в своем ужасном настроении не могла ему показать.
“Можешь вспомнить, почему ты хотела усыновить?” — спросила моя подруга, изо всех сил стараясь меня поддержать. Она считала, что ребенок совершенно нормальный, даже милый.
“Нет!”- всхлипнула я. “Не могу. Это была не я. Я не знаю человека, который принял то решение. О чем она думала?”
Разумеется, я знала, о чем я думала, принимая решение об усыновлении: «Наши дети замечательные. Наш дом полон любви. Мы хорошие родители. Приведем еще одного ребенка и продлим себе удовольствие».
Ха-ха! Это было ошибкой. И вот я почти не вижу своих 4-х детей вместо того, чтобы ими наслаждаться. Каждый раз, когда я хочу провести минутку с одним из них, Джесси влетает в комнату и вешается на меня. Он в таком восторге от того, что у него есть мама, даже вечно хмурая и угрюмая, как я. Он тащит меня с собой в ванну. Он хочет, чтобы я сидела с ним, когда он кушает. Он не засыпает, если меня нет рядом. Если меня не видно, то падает на пол, крича и пинаясь.
Мой окружающий мир стал плоским. Я медленно вела машину рядом с домом, и мне щемило сердце от того, что дома и садики стали приплюснутыми и почти бесцветными, как картинки в комиксах. И теперь я не помещалась в эти до боли знакомые картинки.
Мне никогда не приходило в голову, что у меня классическая “депрессия после усыновления”. Я не знала, что это вполне обычное явление для усыновителей негрудничков. Причины тому разные. Но наверняка одна из них та, что взрослые быстро привязываются только к беспомощным крошкам с огромными глазами, а не к упрямым не говорящим по-английски и строящим рожицы 4-х летним болгарам, пусть даже и таким, которых хочется усыновить с первого же взгляда. Критический период установления связи между матерью и ребенком пропущен, и теперь ребенок неожиданно свалился на голову родителю прямо в ботинках.
Директор детского дома, затерянного где-то в болгарской сельской местности, просто повернул за плечики маленького мальчика, указал на меня и сказал: «МАМА». Этого было достаточно для Джесси: молния промелькнула в его голове, и архетип матери материлизовался. Он мгновенно стал мне предан, он мгновенно стал заботиться обо мне.
Джесси никогда не имел проблемы с бондингом или привязанностью, но у меня они были. Я не могла себе представить, как я выживу после усыновления. Меня скрутило ужасное чувство, кошмарная мысль, что все эти ежедневные обязанности по уходу за ребенком, которые я выполняла тысячу раз для своих детей, я не могу выполнить для ребенка, которого я не люблю. Это как приятель твоего ребенка, который остался переночевать и теперь никуда не уходит. Когда же его заберут?
И вот когда я начала рыдать над простынями, я сказала себе: “Ты плачешь о постельном белье. Ты не справляешься.”
И после этого: “Тебе нужна помощь.”
“Ты полностью вымоталась, — сказала мне доктор, которого я посетила на следующий день, — Ты спишь?”
“Ты смогла отоспаться после возвращения из Болгарии?”
Несмотря на то, что прошло 3 недели, я все еще не отоспалась.
“Ну, тогда я дам тебе лекарства, которые помогут тебе спать,”- сказала доктор.
Я разрыдалась. “Мне нужно что-то более существенное. Я рыдаю из-за . постельного белья!”
“Хорошо, хорошо. ”- сказала доктор. Она знала меня 15 лет и никогда не видела в таком раздрае. Она принесла мне какой-то образец рекламного лекарства. Бесплатно. Я схватила его. Забралась в машину, открыла бутылочку и проглотила таблетку. Без воды, без разжевывания. Мне сразу полегчало. Меня не заботило, что в инструкции утверждалось, что эффект лекарства проявится только через 6 недель после начала приема. Плацебо эффект смог оттащить меня от края.
Были и другие верные поступки. Я сказала друзьям, что я в плохой форме. Я никогда раньше не просила о помощи и не была так напугана и уязвима. Мои друзья слетелись мне помочь. Они сидели со мной. Они помогали присматривать за Джесси.
Мои друзья также дали мне хороший совет. “Ты не обязана любить его,” — сказала мне добрая приятельница, попивая кофе. “Просто сделай вид, что его любишь. Он никогда не узнает, что это не так. У него не было мамы. Он сейчас на небесах от счастья. Просто притворись. Твое притворство будет самым замечательным, самым знаменательным, что произошло в его жизни.” И это было очень успокоительно.
Пока я притворялась, пока я делала вид, что я люблю его, я обнаружила, что мое тело не возражает — мои губы его целовали, мои руки с удовольствием гладили его по голове, даже если мое сердце восставало против моих действий, и мой мозг каменел от сожаления.
“Ты его уже любишь?”
Такая ужасная штука для нас и для наших приемных детишек, что мы, усыновители, задаем себе этот вопрос. Мы не спрашиваем себя, любим ли мы детей, которых мы сами родили. Вот этот лохматенький парнишка сидит за столом, с трудом отдирает шкурку с сосиски перед тем, как сьесть ее, и смотрит на меня своими лучистыми глазами, а я только и могу, что спросить себя: «Ты его уже любишь?»
Он совершенно точно любил меня, и эта крошечная, постоянная и безусловная любовь заманила меня, как приманка.
Однажды ночью, в первый месяц пребывания Джесси в нашем доме, я не спала. Я вышла из своей спальни и пошла на первый этаж в свой кабинет, где и улеглась на диванчике. Посреди ночи Джесси, который тоже гулял по ночам, нашел меня и улегся рядом. «Фиг! Он нашел меня! Вот фиг!”- я была зла и чувствовала себя пойманной. Однако я не могла не получать удовольствие от того, что его маленькое теплое тельце прижимается ко мне и сладко посапывает. Как только рассвело, я выскочила из постели и постаралась отдалиться. Он проснулся, нашел меня на кухне, взял за руку и привел обратно в мой кабинет. Показал пальчиком на тот диванчик, где мы спали, и сказал на своей смеси детского лепета, болгарского и английского: «Мама бай-бай. Шесси бай-бай (Мама спит, Джесси спит.)” Весь день он напоминал мне, смеясь и показывая на себя, об этом нашем замечательном достижении, о нашем прекрасном секрете. А ночью я заперла дверь своей спальни и слышала, как он ищет меня внизу.
Он восхищался всем, что я делала. Однажды вечером я собиралась куда-то, он сидел на моей постели, болтал ногами и смотрел, как я одеваюсь. Я одела чулки, сорочку, туфли на низком каблуке, но до того, как я застегнула сатиновую блузку, Джесси неожиданно соскочил с кровати, чтобы меня обнять. “Ой, Мама!” — плакал он.
И его нежность смягчила меня. Я больше не была уверена в том, что он уедет, и начала верить, что он останется. Он начал позволять мне исчезать из его поля зрения на несколько минут. Я смогла проводить свою семилетнюю дочь Лили в школу, наслаждаясь каждым шагом и каждым глотком осеннего воздуха, как будто небеса снова открылись для меня. Я смогла послушать, как моя дочь играет на виолончели,
а мой старший сын на тромбоне, без того, чтобы маленький болгарин висел на мне.
Однажды после обеда, усталая и раздраженная в ответ на его просьбу “Баранка, Мама? Баранка?”, я рубанула по суховатой баранке так, что нож соскочил и порезал мой палец. Джесси побежал за мной по лестнице в полном ужасе, его глаза были широко раскрыты и полны слез. Он стоял рядом со мной, пока я сидела на крышке унитаза, пытаясь остановить кровь; он гладил и гладил мое плечо и потом сказал: “Мама! Нет баранка. Нет баранка.” Он пытался помочь, отказываясь от баранки.
Позже он встал на цыпочки, дотянулся до ящика и вытащил нож-виновник. “Мама нет. Папа. Мама нет. Папа.” Он имел в виду, что я не должна больше пользоваться этим ножом, пусть это делает папа.
И немного позже он поправился: “Мама нет. Франи нет.” Франи — это наш терьер, которого он обожал. Не знаю точно, пытался ли он защитить двух своих самых любимых существ от плохого ножа или считал меня настолько же способной с ним управляться, как была способна к этому наша собачка.
И наконец, ближе к вечеру, он пришел ко мне с пластиковым ножом. Где только нашел? Вложил его в мою забинтованную руку и сказал уверенно и спокойно: «Мама».
Что я тогда чувствовала, пока смеялась и плакала, приняв нож и обнимая малыша? Может действительно . неужели? К тому времени я уже старалась изо всех сил прекратить мучать себя своим дурацким вопросом по тысяче раз на дню. Я уже знала про депрессию после усыновления и знала, что этот самодопрос совершенно бесполезен.
Я, собственно, уже собиралась к психологу, но после этой истории с баранкой, после того, как Джесси дал мне свой пластмассовый ножик, я отказалась от встречи с психологом и записалась к парикмахеру.
Я взяла Джесси с собой. Если он думал, что я красавица до стрижки, то после нее я стала просто неотразима в его глазах. Стрижка была для него великолепным и величественным событием, полным запахов духов, лака для волос и бесплатных конфеток в тарелочке. Я вела машину домой и смотрела на него, сидящего на заднем сидении. А он с полным ртом конфет отвечал мне широкой, липкой улыбкой.
Источник