Депрессия моя депрессия лапенко

«С таблетками жить намного проще и приятней»: истории о том, как депрессия сломала красноярок

То, что может произойти с каждым

То, что может произойти с каждым

Ольга: «Казалось, что больше ничего хорошего никогда в жизни не будет»

Некоторые тревожные звоночки, например, беспричинные слёзы, негативные мысли или внезапная паника периодически мелькали у меня на протяжении нескольких лет, но всё это приняло серьёзный оборот только год назад. Перед Новым годом меня совершенно неожиданно бросил парень, и это послужило катализатором. Какое-то время я сильно переживала, плакала. Потом вроде стало полегче, но я обнаружила, что не чувствую никаких положительных эмоций, совершенно никаких. Всё то, что раньше радовало, не приносило ни капельки удовлетворения. Близкие казались чужими, я словно ничего к ним не испытывала, хотя всегда любила свою семью и друзей.

Я думала, что это временно и пройдёт. Дальше — больше. Беспричинные рыдания участились, результаты на тренировках поползли вниз, неожиданно набрала 7 кг, стала подозрительной, вплоть до паранойи, очень резкой и вспыльчивой. Меня мучили панические атаки, начались проблемы со сном и аппетитом, сил не было совершенно никаких. Казалось, что больше ничего хорошего никогда в жизни не будет. Подруга, у которой уже было подобное, настаивала, что мне нужна помощь психотерапевта. Я отмахивалась, считая, что это всё глупости, я себя накручиваю, стыдно идти и занимать время врача такой ерундой.

К ноябрю 2019 года всё стало совсем плохо. Я могла разреветься от упавшей на пол ложки, практически не спала, память и внимание ухудшились. Уговоры подруги подействовали — я обратилась к специалисту, потому что поняла, что так дальше жить нельзя: я скоро утоплюсь в Енисее или выйду в окно.

Врач диагностировала у меня депрессию и тревогу. Мне выписали антидепрессанты. Пока что больше никакого лечения — курс я ещё не закончила. Не знаю, будет ли что-то ещё, врач не говорила. Первое, что я ощутила, — пропали панические атаки. Я смогла нормально спать и есть. Потом начали возвращаться силы — было так удивительно и радостно впервые дойти от дома до остановки и не чувствовать себя уставшей, как после марафона. Постепенно в жизнь возвращались яркие краски, я снова начала чувствовать радость. Появилось желание что-то делать, встречаться с людьми, куда-то ходить, а не просто лежать на диване и тупить в потолок. В общем, я почувствовала себя нормальным человеком — и поняла, что то, что было до лечения, это ни разу не нормально, не глупо, не ерунда, а полный треш, который мог привести к ужасным последствиям.

Мне кажется, что ментальные проблемы чаще всего возникают из-за низкой самооценки и неумения прислушиваться к себе. Современный ритм жизни не даёт времени отрефлексировать проблему, разобраться, что не так, пережить стресс, он просто подкидывает новые и новые проблемы. Кажется, что это происходит не потому что такова жизнь, а потому что ты какой-то плохой и неправильный, не заслуживаешь нормальной жизни. Особенно, когда насмотришься в соцсетях на звёзд или хотя бы на более успешных и счастливых (с виду) знакомых.

П онимание, что ментальные проблемы можно и нужно лечить, что в этом нет ничего стыдного, нужно прививать чуть ли не с детства, говорить об этом молодым родителям. Большинство родителей, на мой взгляд, сейчас считают, что ментальные проблемы это ерунда — «вот раньше не было ваших психологов и психотерапевтов — и ничего». А плохо, что не было. Моя семья не знает о том, что я пью антидепрессанты и что у меня вообще какие-то проблемы. Однажды я попробовала осторожно заговорить о том, что мне нужна помощь, но получила резкую отповедь и больше об этом даже не заикалась. Если это сейчас читают родители — прошу вас, не надо так.

Валерия: «С делав „небезопасное“ число приседаний я могла начать паниковать»

Мысли о том, что мне нужна помощь психолога, периодически закрадывались в голову на протяжении предыдущих нескольких лет, но я отметала их, считая, что к психологам ходят только слабые и зависимые люди.

Полтора года назад, в тяжелый период жизни, когда только закончила институт и переживала драматичное расставание с партнером, я обнаружила, что мои эмоции и мысли все тяжелее поддаются контролю, настроение очень быстро меняется и скачет от нижнего до верхнего предела.

Состояние ухудшалось еще полгода, и дошло до тревожного расстройства и ОКР ( о бсессивно-компульс и вное расстр о йство — прим. ред. ): постоянные жуткие и негативные мысли, опасения, беспочвенные страхи днем и ночью. Приступы паранойи и панические атаки случались почти каждый день, часто в общественном транспорте и в людных местах. Это неконтролируемый сильный ужас, сердце колотится, трудно дышать, кружится голова.

Все это просто отравляло жизнь, было страшно находиться одной, тяжело передвигаться по улице (все вокруг давит, постоянно опасаешься, что начнется какой-нибудь приступ), на этой почве начались проблемы со здоровьем. Я тогда готовилась к выставке и это очень сильно мешало мне работать. Это прозвучит смешно, но даже в спортзале, сделав какое-то «небезопасное» число приседаний я могла начать паниковать.

Силы это терпеть просто кончились, и я начала искать психолога. Как его найти, я абсолютно не представляла, и просто спрашивала у знакомых рекомендации. По совету коллеги записалась на свой первый прием.

Если честно, я не до конца понимаю, как психологу удалось меня привести в нормальное состояние без медикаментов, часто показанных при таких проблемах, как у меня. Она (психолог) разговаривала со мной, помогая самостоятельно, по кусочку, вытянуть страхи и тревоги наружу, разобраться в их причинах и перестроить свое мышление. Регулярные сеансы продолжались около полугода. Терапия помогла мне стать не только нормальным (в хорошем смысле) человеком, но и дала инструмент для дальнейшего самостоятельного развития. Я начала слышать свои эмоции, разбираться в том, что я чувствую и почему, помогать самой себе.

Иногда тревожность возвращается ко мне, но в более «здоровой» форме, я могу с ней справиться самостоятельно, у меня больше не случается панических атак. Общаться с близкими стало легче, особенно с семьей.

Сейчас говорят о том, что люди все чаще испытывают проблемы ментального характера. Я считаю это отчасти мифом. Конечно, мы живем в эпоху хронического стресса, неудовлетворенности собой, ритм жизни постоянно ускоряется. Раньше у людей тоже были проблемы с головой, только их не шли лечить, так как психотерапия в Советском Союзе была в основном карательная. Нет пациентов — нет статистики. Сегодня людям не стыдно говорить вслух о проблемах и идти за помощью, и, полагаю, это хорошо скажется на будущих людях.

Одной из основных причин ментальных расстройств является травмирующие опыт и среда в детстве или взрослении. Психически здоровые люди — формируют здоровую среду вокруг себя. Мифы и отрицание важности психотерапии постепенно отвалятся, как пережиток темных времен, невежества и ярлыков «сумасшедшая/псих». Я очень хотела бы, чтобы люди были информированы и способны в случае чего помочь себе и своим близким.

Дарья: «Обнаруживала себя стоящей у холодильника, поедающей какую-нибудь колбасу»

В ноябре прошлого года я обратилась к психотерапевту и у меня диагностировали депрессию. Я очень долгое время чувствовала себя подавленно, у меня не было сил делать даже элементарные домашние дела — заправить кровать и помыть посуду. Я списывала это все на лень и черты характера. Одна подруга посоветовала мне психотерапевта, но я долго боялась ей звонить. Последней каплей стал день, когда вроде бы все было хорошо и в порядке, я ехала с работы домой по Октябрьскому мосту и внезапно для самой себя подумала, что если я сейчас остановлюсь, выйду из машины и быстро спрыгну в реку, все это дерьмо наконец-то закончится. Я очень испугалась этой мысли и на следующий же день записалась к врачу.

Когда началась депрессия я не знаю, да и никто точно не может сказать. У меня в голове почему-то всплывает год 2016, тогда произошло несколько крупных перемен в жизни, окончила институт, устроилась на работу в компанию, в которой, как мне казалось, мне не место. На работу ходила, как на каторгу, постоянно боялась где-то накосячить, облажаться, синдром самозванца меня тогда изводил знатно. Также с коллективом отношения не сложились, все были значительно старше меня, а список тем для разговоров в нашем кабинете ограничивался обсуждением бывших мужей/жен, детей и сплетнями о других коллегах. Я по натуре впечатлительный человек, многое принимаю близко к сердцу, и нахождение в достаточно недружелюбной среде пять дней в неделю в течение трех лет сделало меня очень подозрительной, я постоянно ждала подвоха от всех, даже близких.

Я постепенно перестала замечать хорошее, да и в целом интерес к происходящему вокруг угас. М еня нич то не радовало, кроме еды, заедание стресса было чуть ли не ежедневным ритуалом. Стал расти вес, что тоже никак не улучшало ситуацию и не помогало справиться. Все попытки взять питание под контроль за канчивались, почти не начавшись, иногда я так глубоко уходила в себя, закапывалась в собственных мыслях, что обнаруживала себя стоящей у холодильника, поедающей какую-нибудь колбасу. А ещё я начала стремительно терять волосы от стресса.

Перед первым приёмом терапевта я написала список тем, которые, как мне казалось, мне нужно проработать, а когда пришла — всплыли совершенно другие вещи, более серьёзные, глубокие и давние. Мне сразу назначили антидепрессанты и транквилизаторы. Первое время от таблеток было ощущение, что мозг как будто под подушкой, все казалось замедленным, но и тревоги сразу прошли.

Сейчас я хожу на прием стабильно раз в неделю и принимаю антидепрессанты, жить стало намного проще и приятней. У меня исчезли навязчивые мысли, а если что-то и возвращается, то я знаю, как с ним справиться без вреда для себя и окружающих. Появились силы не только на базовое поддержание жизни, но и на спорт, развлечения, общение, волонтерскую работу. Я стала замечать многое, на что раньше не обращала внимания. Например, раньше в состоянии депрессии я могла подолгу терпеть боль, дискомфорт, духоту, я принимала это как норму. С ейчас я лучше чувствую себя, слушаю свое тело, решаю проблемы по мере их поступления, а не забиваюсь в дальний угол и лежу, свернувшись в клубок.

Мне кажется, люди часто недооценивают серьёзность своих физических заболеваний, что уж говорить про ментальные. У большинства людей принято терпеть боль, до последнего не идти в больницу. Все очень боятся показаться слабыми, а заявить даже самому себе, что у тебя проблема — это очень сложно. Мне очень помог опыт моих друзей, которые прошли терапию, если бы они так открыто не говорили об этом, вряд ли я бы пошла лечиться.
Сейчас мои близкие друзья знают, что я прохожу лечение, и большинство меня поддерживает. Родственникам не говорю, думаю, что не поймут. У старшего поколения есть два решения ментальных проблем — надо либо больше работать, либо рожать детей. Как по мне, это все равно что пытаться тушить пожар бензином.

Я знаю, что как минимум одного человека мой пример вдохновил тоже заняться своей проблемой. Поэтому считаю, что открытое обсуждение, без пренебрежения, менторского тона и осуждения могут помочь преодолеть стигму психических заболеваний. Даже маленькие изменения во мнении небольшого количества людей это уже хорошо. Ну и быть чуть-чуть добрее к людям тоже не лишним будет.

Источник

Депрессия – не признак слабости: опыт борьбы с депрессией одного человека

Меня зовут Светлана Гаврилова, мне 39 лет, живу в Питере, замужем, двое детей. Активистка, психолог, работаю в сфере оказания помощи людям с ВИЧ, туберкулезом и наркозависимостью с 2005 года. То, что вы прочитаете дальше, — это опыт борьбы с депрессией одного человека. Мой личный опыт. Люди разные, и состояния депрессии тоже разные. В этом тексте будет довольно много «я», и он не претендует на истину в последней инстанции. Но я буду рада, если мой опыт поможет кому-нибудь понять и принять свою депрессию — и вылечиться от нее.

Первый раз я столкнулась со словами «диагноз: депрессия» применительно к себе в 2012 году. На тот момент я уже полгода была в декрете со вторым ребенком, и вроде бы все в жизни было относительно неплохо: любящий муж, который помогал во многом, старший ребенок, хоть и особенный, но ходит в школу, денег на съем жилья, еду и небольшие радости достаточно.

В какой-то момент я почувствовала довольно сильную усталость от ежедневной рутины и возросшей ответственности в семейных отношениях: ревность старшего ребенка доставалась мне в полной мере. Спокойная и теплая обстановка дома, семейные вечера и многие мелочи, которые не заметны, которые, как я считала, должны быть организованы только мною… Я стала раздражительной, плохо засыпала, забывала поесть. Эти симптомы нарастали настолько незаметно, что я даже не отдавала себе в этом отчета. А муж, будучи деликатным человеком и не зная, как реагировать на мои вспышки гнева, молча терпел.

Теперь я знаю, что самый первый признак надвигающейся депрессии лично для меня — некое туннельное видение. Я перестаю осознавать, что со мной происходит что-то нехорошее. Теперь, когда этот опыт уже есть, я договорилась с близкими людьми, которым доверяю, что они дадут мне адекватную, бережную обратную связь в той форме, которая приемлема для меня и имеет шанс быть услышанной. Но эти моменты я проговаривала уже после выхода из депрессии, когда схлынула эмоциональность и понимание потребности в такой обратной связи от близких стало очень четким. Ну и, конечно, они не ходят за мной и не твердят: «Ты похудела, тебе надо поесть». Но я еще вернусь к этой теме позже.

А еще было такое: «Я же психолог, справлюсь сама». И в результате переоценила и свои силы, и саму себя, и свой опыт в работе с другими людьми.

Я пыталась заботиться о себе и стала учиться тому, о чем давно мечтала — танго. Раз в две недели ездила из одного района города в другой, в дороге слушала аудиокнигу и музыку. Радовалась. Но стоило вернуться домой, и снова наваливалось ощущение, будто я мышь в стеклянной банке. Скребу-скребу лапками по стенкам, а не выбраться. Ну не за что зацепиться. Танго мне явно было недостаточно.

Родные и друзья начали замечать, что происходит что-то такое, что съедает меня, тихо и необъяснимо. Они беспокоились, конечно. Но тогда мы еще не умели говорить об этом, или умели, но было очень страшно, или я не принимала ту форму поддержки, которую мне пытались оказать.
— Тебе надо поесть, ты ничего не ешь уже три дня.
— Я не хочу.
— Что ты с собой делаешь? У тебя дети, ты что творишь?
К самому пику депрессии, примерно через полгода после ее начала, я весила 42 килограмма, кости от истощения выпирали так, что было больно сидеть на любой поверхности. Я очень часто плакала и не могла никому объяснить, почему. Было просто плохо и пусто. И появились мысли о суициде. Нет, мне не хотелось умереть в прямом смысле этого слова, но жить в том состоянии, в котором я тогда находилась, я больше не могла. И я не видела выхода. Не останавливали мысли ни о детях, ни о близких. Нет, я была уже где-то за гранью любых мотивов продолжать жить. Было чувство, что я где-то посередине. Я не выбирала ни жизнь, ни смерть. А еще каждое утро меня накрывали панические атаки. Я просыпалась дрожащая и мокрая, как мышь, и вечерами уже боялась утра.

Есть я по-прежнему не могла. Думаю, что это такая подсознательная форма самоуничтожения. Не можешь жить так, как живешь, — и организм тихо убивает себя, отказываясь от еды. И это не зависит от силы воли. Как можно силой воли выключить мину замедленного действия где-то в своей груди?

Но я могла пить. И пила молоко, воду с сахаром. Через две недели смогла проглотить йогурт и суп-пюре. Выбора-то, жить или нет, так и не было сделано. Но был сделан выбор делать хоть что-то, а там посмотрим. Один из моих близких друзей пару раз поддержал меня в моем намерении сходить на консультацию к психотерапевту.

Хочу подчеркнуть, что терапия «своего» психолога/психотерапевта/психиатра — это крайне важно. Не менее важно, чем гинеколог, который с вами деликатен и дает информацию адекватно и вовремя, не менее важно, чем грамотный стоматолог и так далее. Специалисты по психике — они тоже разные. С кем-то у вас получится контакт, а кто-то вам не подойдет. Работу такого специалиста трудно «потрогать руками», он, что называется, работает собой, поэтому ориентироваться стоит именно на собственный комфорт при первых сессиях и даже при первых телефонных договоренностях о встрече.

Я обзвонила по рекомендациям знакомых семь-восемь специалистов и остановилась на том, с которым у нас состоялся такой предварительный диалог по телефону:
— Вы знаете, мне очень плохо. Я запуталась, в тупике. Я никого не хочу видеть. Ничего не хочу. И, если честно, не хочу видеть свою семью. Долго, возможно, никогда. Не знаю почему. Только не говорите мне, что я что-то должна, и не взывайте к ответственности за детей, когда будет личная встреча. Не смейте сажать меня на чувство вины.
— Ну что вы, Света, ни в коем случае. Думаю, что вам и без этого достаточно того, что вы испытываете.
Он не шутил, не был высокомерен, голос был спокойным и приветливым. И я решила, что с этим человеком я готова попробовать посмотреть на себя и свое состояние.

Сразу оговорюсь, что ставок на результат тут быть не может. В голове пациента нет волшебных кнопок, нажав на которые, психотерапевт сможет запустить эмоциональный комфорт. Мне давало надежду уже то, что меня выслушает человек, рядом с которым я вправе быть любой. Это не значит, что на терапии нужно вывернуться наизнанку, нет. Никто не заставит меня открываться больше, чем я захочу.

На первой сессии я буквально утопила психотерапевта в своих слезах. Стоило ему спросить, что меня к нему привело, и я хлынула водопадом рыданий. И, наконец, увидела, что измотана до последней степени, а изменить что-то уже нет сил. Терапевт предложил мне сходить к психиатру за рецептом на антидепрессанты. Отношение к этим препаратам может быть разным, но на тот момент моей нервной системе была нужна передышка, чтобы не вибрировать дальше и дать мне немного восстановиться, а потом, когда чуть окрепну, перейти и к психотерапии.

Психиатр мне досталась тоже удивительно адекватная и эмоционально теплая. Первые таблетки мне не подошли. Очень «глушило», все время хотелось спать, кружилась голова. Потом мы попробовали другие, и уже через три дня я заметила улучшения в своем состоянии.

Иду по набережной канала Грибоедова. Питер. Лето, солнце, пыль маленькими смерчами под ногами. Сухое солнце вокруг меня. Я тонкая, как тростинка, слегка качает асфальт под ногами. Иду. В правой лапке таблетки. Никогда не состарюсь, никогда не умру. Зайти в секонд-хенд и услышать внутри: «Хочу вот это платье» — и обрадоваться, почти не веря. Я хочу! Я просто хочу платье. Значит, есть шанс, игольное ушко, которое стало дверью: жить.

Прошло несколько лет, и в моей жизни произошел второй эпизод депрессии. Он был спровоцирован слишком большими эмоциональными и физическими нагрузками, сложностями в отношениях с мужем. Мне опять хотелось убежать от моего состояния «я сильная, я могу». А тем временем я перестала выходить без острой необходимости на улицу, плохо засыпала, теряла вес, снова не хотелось есть, радости не было ни от чего вообще. Осознание того, что мне нужно что-то делать с этим состоянием, пришло в тот момент, когда я вела машину и поймала себя на том, что мысленно составляю список всех врачей и реабилитационных мер для старшего сына, придумываю просьбы относительно детей к близким и спокойно, без эмоций, мысленно составляю последнее письмо мужу. Вот тогда мне стало страшно. Я поняла, что и сама не замечу, как все это сделаю. И я снова пошла к психиатру, снова курс антидепрессантов, нервная система получила отдых. За это время я смогла перераспределить нагрузки, вспомнить, что это такое, — ставить себя на первое место, вспомнить, что дает мне ресурсы, что наполняет жизнь смыслом, и найти эти источники в мире и даже в себе.

Сегодня я вижу, как сильно заблуждалась, когда думала, что первый эпизод — это разовая акция, что со мной уже не случится ничего подобного. Я перестала быть внимательной к каким-то вещам и не заметила, как депрессия подкралась снова. Я снова пошла к психиатру, стала принимать антидепрессанты, хожу на психотерапию.

Где я сейчас? Я по-прежнему много работаю, и зачастую неструктурированно. Я по-прежнему перфекционист. Но появились часы и дни, которые я трачу только на себя. Я стала выдыхать. Ошибаться, любить и злиться, чувствовать вкус к жизни, быть счастливой.

Да, возможно, в моей жизни еще будут другие эпизоды депрессии, но у меня появился опыт, появились люди, которые стали меня понимать. Есть специалисты, к которым я могу обратиться. Есть надежда.

Депрессия не выбирает, из какого вы общества, какие у вас жизненные условия. Конечно, определенные группы людей больше подвержены депрессии: люди с инвалидностью, их родственники, люди, живущие с ВИЧ. Но в целом никто из нас не знает, когда придется быть сильными слишком долго…

А в заключение хочу привести несколько рекомендаций, которые помогут вам понять и принять свою депрессию — и вылечиться от нее.
1. Обращайте внимание на свое состояние, настроение. Можно вести дневник настроения, для этих целей есть специальные мобильные приложения.
2. Получайте обратную связь от близких людей. Договоритесь с теми, кому доверяете, чтобы они дали вам знать, если их будет беспокоить ваше состояние. Важно обсудить то, как это будет сказано, чтобы вы могли услышать человека.
3. Обращайтесь за профессиональной помощью. Ищите своего терапевта — психолога, психотерапевта, психиатра. Не бойтесь задавать вопросы специалисту, говорить, подошли или не подошли препараты, обсуждать, какая помощь кажется эффективной, а какая нет. Работа над вашим самочувствием — это совместный процесс.
4. Ставьте себя на первое место. Помните, как учат в самолете? Сначала надеть кислородную маску себе, а потом ребенку? Это правило уместно переносить на всю свою жизнь. Не бояться заявлять о своих потребностях, просить, а иной раз и требовать помощи. Это может быть решающим для качества вашей жизни, а значит, и для состояния вашей психики.
5. Позволяйте себе отдых в достаточном количестве. То же относится и к тратам денег только на себя. Когда вы радуетесь своему хобби, новым покупкам, путешествиям и так далее, шансы на то, что депрессия займет место в вашей жизни, падают.

И помните: ни один диагноз не делает человека ошибкой.

Записал Алексей Лахов (НП «Е.В.А.»), специально для проекта «Социальный навигатор»

Источник