Депрессия это от дьявола

Депрессия 486

Однажды ко мне в кабинет вошел мужчина и сказал: «Если вы не сможете помочь мне, я совершу самоубийство».

Он признался, что не целовал свою жену десять лет. Он не разговаривал с ней месяцами. Он приходил домой вечером и читал газету за едой. Потом вставал из-за стола, брал газету с собой в спальню, запирал дверь и уединялся. На следующее утро он завтракал, опять читая, и потом выходил из дома на работу.
Смотреть на этого человека было все равно, что смотреть на смерть. Я никогда не видел кого-то в
более глубокой депрессии. Прямо у себя в кабинете я возложил руки на него во имя Иисуса и помолился молитвой освобождения за него. Мгновенно облако оставило его ум. В его сердце пришла радость. Он пошел домой и помирился со своей женой. Он стал новым творением. Он начал работать для Иисуса.

Депрессия, в которой жил этот мужчина, была по-человечески невыносимой. Он решил, что лучше быть мертвым, чем живым, и готов был совершить самоубийство. Христос разбил узы этой депрессии и освободил его.

Печально видеть огромное число людей в Америке сегодня, которые находятся в депрессии. Депрессия – это сломленный дух. На человека давят до тех пор, пока его дух не сокрушается. Оставаться в депрессии надолго — это от дьявола и неестественно для жизни. Бог не хочет, чтобы кто-то был в депрессии и печали. Каждый, кто живет в депрессии продолжительное время, болен. Дьявол эксплуатирует таких людей и входит с конфликтами и терзаниями, которые погубят их счастье, их семьи, их бизнес и, может быть, даже их жизни через самоубийство.

Традиции могут способствовать депрессии. Когда я проводил собрания в одной церкви в другом городе, я познакомился с женщиной-христианкой, которая по прошествии шести месяцев после смерти мужа все еще была в глубокой депрессии из-за потери. Ее пастор рассказал мне, что муж был хорошим христианином — бизнесменом и что она сама была очень способной деловой женщиной. У нее не было финансовых проблем, но, следуя традиции, она ходила в черном от головы до пят. Каждый день, в течение более чем шести месяцев она носила траур. Я мог видеть, что она носит бремя депрессии.

— Почему вы одеты в черное? — спросил я ее.

— О, — сказала она. — Я в трауре по своему покойному мужу.

— Тогда почему вы выглядите такой печальной от того, что он пошел на небо?

Это был первый раз, когда кто-то сказал ей истину о ее меланхолии. Я спросил ее, думает ли она, что на небе носят черное. Она ответила «Нет, я думаю, что там носят белое».

«Тогда почему вы не оденетесь нарядно, если ваш муж на небе, где есть жизнь? Если бы он смог увидеть ваше печальное лицо и эти траурные одежды, это опечалило бы его даже на небе».

Почему я говорил с этой женщиной так прямо? Она катилась вниз, быстро превращаясь в затворницу.

На следующее служение она пришла, одетая в белое с головы до пят. Она стала одной из самых вдохновенных христианок в том месте. Сейчас она работает в своей церкви и живет победоносной христианской жизнью. Дьявол просто уничтожал ее христианское свидетельство депрессией.

Традиция часто требует мрачной физиономии и печального вида, но Библия говорит «Веселое сердце благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости» (Пр. 17:22).

Часто депрессия вызывается потерей или серьезной неприятностью.

Тяжелые финансовые бремена, семейные трудности или разочарования могут привести человека в уныние, оставив его угнетенным и отчаявшимся.

Депрессия опасна, потому что она часто вызывает ненормальное состояние бездеятельности. Люди могут сидеть, смотря в никуда, ничего не слыша, ничего не говоря и ничего не делая. Внутри они чувствуют печаль, слишком глубокую для выражения, слишком болезненную для слез. Их проблемы кажутся слишком ужасными и запутанными до неразрешимости. Они дошли до той стадии, где уже не видят больше необходимости хотя бы попытаться еще раз. Они потеряли надежду. Это большой шаг к полному сатанинскому контролю над личностью. Вы находитесь в депрессии постоянно? Тогда вам нужно освобождение. И только Христос может освободить вас. Исцеление от депрессии — призвать Христа и отдать Ему на хранение все ваши проблемы, страдания и заботы. «Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас» (1 Пет. 5:7). Ободритесь и скажите вместе с апостолом Павлом: По сей причине я и страдаю так; но не стыжусь. Ибо я знаю, в Кого уверовал, и уверен, что Он силен, сохранить залог мой на оный день» (2 Тим. 1:12).

Когда дьявол пытается отяготить вас печалью и растерянностью, запретите ему во имя Иисуса. Скажите: «Я полагаюсь на Бога, и мне не нужно беспокоиться или заботиться или печалиться, или быть в депрессии.
Уходи, сатана, во имя Иисуса!»

Некоторые люди находятся в религиозной депрессии. Они думают, что в мрачном виде есть великая святость. У этой идеи нет библейского основания. Бог не приводит человечество в депрессию; человеческую жизнь подавляет дьявол.

На опыте я убедился, что потупленный взгляд и печальная душа не помогут решить проблемы. Они не оплачивают счета! От них нет никакого толка. В 102-м Псалме царь Давид говорит. *Благослови, душа мая. Господа, и вся внутренность моя — святое имя Его» (ст. 1). Вот так вам следует вставать каждое утро! Начните день с благословения Господа.

Источник

Одержимость: почему экзорцисты и врачи верят в дьявола

Как скептики начинают верить в паранормальное

Иллюстрация: фильм «Изгоняющий дьявола», 1973

Деформация личности, припадки и неестественное поведение, как правило, связаны с психическими заболеваниями. Однако единичные случаи так называемой одержимости не получается объяснить даже профессиональным медикам.

Врач-психиатр, преподаватель Колумбийского университета Ричард Галлахер за годы своей карьеры повстречал немало буйных пациентов. Некоторые из них приводили его в настоящее замешательство, если не сказать больше — ужас. Он уверен: были случаи, которые не объяснялись ни здравым смыслом, ни логикой, ни наукой.

Галлахер написал о своей практике целую книгу — «Одержимые дьяволом». А мы решили выяснить, какие пациенты заставили его поверить в потусторонние силы.

Одержимые дьяволом. Мой опыт психиатра рядом с паранормальным Ричард Галлахер Твердый переплет 499 ₽ В корзину В корзину

Кто придумал изгонять дьявола

Экзорцизм знаком человечеству с древних времен: тогда странное, необъяснимое поведение воспринималось как проявление чего-то потустороннего, а значит, несущего опасность. В разных частях планеты у «одержимости» были свои признаки — от потери контроля над сознанием до вполне простых желаний. Впрочем, наиболее частым «показанием» к ритуалу становились потеря власти над телом, конвульсии и, главное, изменение голоса.

Способы изгнания бесов также существенно разнились: в Древнем Египте над «одержимым» читали молитвы вперемешку с заклинаниями, в Вавилоне больного окунали в воды Тигра, в античной Греции — отпаивали святой водой. Занимались этим шаманы, жрецы, колдуны, но с течением веков к ним присоединились и представители религиозных движений. И тогда дело обрело совсем иные масштабы, да и обойтись одной только святой водой больше было нельзя.

Религия на страже покоя

С наступлением эпохи Средневековья ненависть к «одержимым» стала чудовищной нормой. А способы избавиться от бесов стали куда больше напоминать изощренные пытки. И если прежде в то, что зло может завладеть телом человека, верили в основном простые люди, то с XIV века такие взгляды просочились и в официальную церковь. А благодаря книгопечатанию они быстро распространились по всей Европе.

Порой, помимо традиционного чтения молитв, священники-экзорцисты нередко привязывали «одержимого» к кровати или стулу, обмазывали маслом и благовониями, обкладывали пахучими травами и опаивали отварами. А что самое ужасное, несчастных зачастую пытали, чтобы сломить сопротивление демонов. Многие не выдерживали таких мучений и умирали, что, к слову, считалось благим исходом.

Сумасшествие или бесы?

Уверенность в том, будто «одержимость» существует в реальности, сохраняется и в наши дни. Казалось бы, технический прогресс и массовое образование должны были и камня на камне не оставить от подобных идей. Но ритуалы, которые с годами не только не утрачивают своей жестокости, но и становятся все более изощренными, проводятся в разных уголках планеты — и не обходят стороной даже цивилизованные страны.

Так, в 60-х годах прошлого века 17-летняя Аннелиза Михель из ФРГ стала страдать от приступов эпилепсии, но ее набожные родители увидели в припадках дочери происки дьявола. Отсутствие лечения спровоцировало клиническую депрессию, что еще больше убедило родственников Аннелизы в ее «одержимости». В итоге подростка, с молчаливого согласия семьи, якобы ради очищения пытал приглашенный экзорцист. Целых десять месяцев ее морили голодом, приковывали к кровати, но дела становились только хуже: Аннелиза начала выкрикивать бессвязные фразы.

История закончилась трагически: девушка умерла. Вскрытие показало, что она скончалась от пневмонии и обезвоживания, что, кстати, и вызвало галлюцинации, бред и бесконтрольные выкрики.

Люди науки тоже верят в бесов

Впрочем, существуют истории, которые вполне могут заставить задуматься даже больших профессионалов и скептиков. Доктор Галлахер — практикующий психиатр и профессор медицины, посвятивший изучению «одержимости» едва ли не всю жизнь. По его уверениям, около ста из нескольких тысяч его пациентов оказались «одержимыми» на самом деле.

Так, одна из его подопечных, женщина по имени Джулия, по свидетельству Галлахера, обладала нечеловеческой силой и даже могла подниматься в воздух. Кроме того, Джулия на расстоянии натравливала на Галлахера его домашних животных и без запинки могла описать внешний вид доктора, даже когда он находился на другом конце страны.

Вот что он сам говорил в интервью журналу Esquire :

«Я видел это своими глазами, это реальность: одержимый человек может проявлять необоснованную, почти животную агрессию и удивительное презрение к религии. А кроме того, нередко ему делаются подвластными иностранные языки, к которым он никогда прежде не имел отношения, даже, вероятно, не слышал. Пациенты, чьими душами завладели бесы, обладают невероятной силой, а в редких случаях и способностью к левитации. Последнее наблюдали по крайней мере полдюжины человек из тех, с кем я когда-либо работал и кому могу безоговорочно доверять».

Другая пациентка — Кэтрин, образцовая домохозяйка, — выказывала удивительную «глухоту» к разговорам о Боге. Она буквально переставала слышать и понимать смысл слов, когда речь заходила о молитвах. И заподозрить ее в обмане не представлялось возможным.

Объяснение таким странным проявлениям Ричард Галлахер решил описать в книге «Одержимые дьяволом». Медик повествует о самых пугающих случаях из практики.

Источник

От дьявола до психиатрии: невменяемость и преступления

С самого появления письменного права, западное общество признаёт: некоторые люди не могут нести ответственность за свои действия из-за невменяемости. Такое исключение для уголовной практики стало актом милосердия, которого требовали элементарные нормы морали: бесчеловечно предъявлять обвинение тому, кто не знал, что его поведение противоправно. Этот принцип укоренился в английском общем праве, а оттуда перекочевал в правовую систему Соединённых Штатов. Но на повестке всегда оставался вопрос, который в 1843 году сформулировали во время обсуждения в Палате Лордов: «Какие вид и степень невменяемости могут оправдать жертву психического расстройства?»

До ХХ века о психических заболеваниях было известно мало. Считалось, что общего кругозора достаточно, чтобы определить, является ли человек серьёзно душевнобольным. В таких делах работал принцип «когда увижу, тогда узнаю».

До ХХ века считалось, что психические заболевания можно определить «на глаз», и для этого нужен лишь общий кругозор.

Суды пытались кодифицировать и привести к единому стандарту концепцию «невменяемости» в уголовном праве. К XVIII веку в Англии широко применялся такой тест: если человек «полностью лишён рассудка и памяти, и не знает, что он делает, не более, нежели дитя, нежели грубый или дикий зверь — он не должен подвергаться наказанию». Животные не осознают нравственной стороны своих деяний. Считалось, что душевнобольного нельзя наказывать за неправомерные действия, если он не осознаёт их «противоправность» — т.е. аморальность и греховную природу.

В западной философской традиции считается, что у людей есть свободная воля, и, следовательно, они могут выбирать — творить добро или зло. Если они выбирают зло, общество имеет право наказать их. Но люди с серьёзным душевным расстройством всегда освобождались от наказания. Об этом писал ещё Августин Блаженный: «Все люди обладают свободой воли, но ограничены в ней дети, глупцы и безумцы, которые не обладают разумом, чтобы выбирать между добром и злом». Суды продолжали признавать виновным каждого, кто «осознавал» то, что делал и кто понимал злонамеренность своих действий. Проблема с этой формулой в том, что мы измеряем грубость преступления через степень нашего возмущения им. Поэтому применение такого подхода на практике оказалось противоречивым.

Дьявол или депрессия?

В американских колониях суды колебались между подходом по принципу «добро против зла» и акцентом на душевном расстройстве обвиняемого. В 1639 году Дороти Толби повесили в Колонии Массачусетского залива за то, что она сломала шею своей трёхгодовалой дочери по имени Диффикалт (с англ. — «сложная, тяжёлая»). Губернатор Уинтроп сказал, что Толби «была одержима Дьяволом, который убедил её (с помощью обмана, который она услышала и приняла за божье откровение) сломать шею собственному ребёнку». Пуритане решили, что Толби совершила злодеяние, хотя это, скорее всего, был тяжкий случай послеродовой депрессии.

Дело Мерси Браун рассматривалось в 1691 году в Коннектикуте. История женщины хорошо знакома местным горожанам как история «помешанной и умалишённой». Когда Браун убила своего ребёнка, суд решил, что она не контролировала свой разум. И хотя её взяли под арест «чтобы предотвратить такое же или другое злодеяние впредь», женщину не приговорили к смертной казни, как других обвиняемых в убийстве в те времена.

Позже, в Англии, когда защита просила признать невменяемым Эдварда Оксфорда, безработного официанта с душевным расстройством, который совершил покушение на жизнь королевы Виктории в 1840 году, суд постановил, что «если какая-либо болезнь. взяла над ним верх, и он не мог ей противостоять, то он не понесёт ответственность». Аналогичный случай был с обедневшим бредившим шотландским лесорубом по имени Дэниел М’Нагтен. Он совершил покушение на премьер-министра в 1843 году, убив, правда, вместо главы правительства его секретаря. Обращаясь к коллегии присяжных, судья сказал следующее: «чтобы понять, что подсудимый совершил противоправное или злонамеренное деяние, надо ответить на следующий вопрос — прибегал он или нет к своему разуму во время совершения деяния? Если присяжные придерживаются мнения, что заключённый был не в себе во время совершения преступления, когда нарушал и божьи, и человеческие законы, то решение будет принято в его пользу».

М’Нагтена оправдали, но это дело стало поворотным: королева Виктория была раздражена оправдательным приговором. В письме к премьер-министру Уильяму Юарту Гладстону в 1882 году, она написала: «Наказание останавливает не только вменяемых людей, но и эксцентричных, которые совершили противоправные деяния из-за больного мозга. Понимание того, что их оправдают из-за их невменяемости, вдохновит таких людей совершать безрассудные поступки. С другой же стороны, уверенность в том, что они не смогут избежать наказания, будет устрашать их и заставит вести себя мирно по отношению к другим».

С точки зрения психиатрии, эта позиция необоснована. Не существует психически больных людей, находящихся в сильном бреду, которых можно было бы с помощью рациональных аргументов отговорить совершить преступление. Но тезис королевы Виктории иллюстрирует то, что канадский юрист Кьяра Туль (Маккей) в 2012 году назвала «коллизией между фундаментальной концепцией морали и правовой ответственностью, а также новым научным пониманием болезней и работы психики».

По распоряжению королевы Виктории Палата Лордов в 1843 году созвала комиссию судей, чтобы сузить определение понятия «невменяемости». Новое определение стало известным как «Правило М’Нагтена». В соответствии с ним, человек признавался невиновным по причине невменяемости, если он действовал под влиянием такого дефекта разума и душевной болезни, что не понимал природу и характер деяния; а если и знал, то не понимал, что такое деяние противоправно.

В США это правило вылилось в когнитивный тест без какого-либо формализованного морального измерения: знал ли обвиняемый, что он делал, совершая преступление, и может ли он отличить правомерное от противоправного?

В соответствии с «Правилом М’Нагтена», к примеру, если женщина стреляет в мужчину, понимая, что убивает человека и зная, что стрельба в людей незаконна, суд признает её вменяемой и виновной, даже если она страдает бредовыми расстройствами. Например, она может быть уверенной, что преследуемый ею человек — носитель смертельного вируса с Марса, который уничтожит всё человечество, если она не убьёт его. Она «понимает», что убийство людей — противозаконно, поэтому она виновна, даже если считала, что её специфическое деяние положительно с точки зрения морали.

Тест М’Нагтена приняли почти все юрисдикции США. В 1881 году, когда Шарль Гито выстрелил в президента Джеймса Гарфилда, государственный обвинитель во время процесса приравнял невменяемость к недостатку ума. В своём последнем доводе он заявил: «Тяжело, очень тяжело представить себе человека с каким бы то ни было уровнем развития интеллекта, который не может понять, что в главу великой конституционной республики нельзя стрелять как в собаку».

Если человек кого-то убивает и знает, что стрельба в людей незаконна, суд в США признает его вменяемым и виновным, даже если человек страдает бредовыми расстройствами. Например, уверен, что убитый — носитель смертельного вируса с Марса.

Гито, который явно был не в здравом уме, но на «достаточном уровне развития ума», был признан виновным и повешен.

Юрист против психиатра

Суды оставались глухими к медицинской экспертизе, даже когда психиатрия и психология начали привносить новое в понимание душевных расстройств. Голландский терапевт XVI века Иоганн Вейер пытался оспорить Саксонский кодекс 1572 года в той части, где говорится о лечении невменяемого состояния: врач жаловался, что закон не отражает реалий душевного расстройства. В ответ суд отписался: «Вейер не юрист, а терапевт — следовательно, его взгляд на соотношение между душевной болезнью и нарушениями статутного права не имеют никакого значения».

Примерно через 400 лет, в 1950 году, расхождение между правовым определением невменяемости и психиатрическими реалиями душевных расстройств всё продолжались; судья Верховного Суда США Феликс Франкфуртер называл патологическими «процессы, которые привели к возрастанию конфликта между так называемыми правовой и медицинской невменяемостью».

А почти через 40 лет Кьяра Туль напишет: «Правовое определение невменяемости в контексте уголовной ответственности остаётся слишком статичным, спрятанным от влияния сегодняшней медицинской теории и достижений в этой сфере».

Современное правовое определение невменяемости не соответствует веяниям психиатрии. Это — чистой воды творение юриспруденции, ничего общего не имеющее с психиатрией и науками о мозге и поведении. Как писал в 1943 году в своей книге «Сознание, медицина и человек» Грегори Зильбург, «за исключением непоправимых, пускающих слюну, безнадёжных психически-больных с затянувшейся болезнью, а также больных с наследственной умственной отсталостью — которые изредка совершают убийства или могут их совершить — подавляющее большинство и, возможно, все убийцы знают, что они делают, понимают природу и характер своих деяний, а также их последствия. Поэтому с юридической точки зрения, таких людей считают вменяемыми, независимо от мнения каких-либо психиатров».

Несоответствие законам психиатрии создаёт впечатление, будто психиатры и психологи ненадёжны, или что душевное расстройство — вещь в чистом виде субъективная. Факт же в том, что специалисты по психическому здоровью часто не могут прийти к согласию, подходит ли обвиняемый под юридическое описание невменяемости, даже если они могут согласованно поставить ему диагноз и установить уровень психического расстройства.

Как сказал в 1998 году психиатр Томас Гутхайль из Гарвардской медицинской школы, «Показания психиатров затрагивают соответствие правовым критериям в делах, где поднимается вопрос невменяемости, а не душевного расстройства». В книге «Об ответственности» 1996 года, федеральный судья Ричард Лоуэлл Нюгор писал: «Имея в распоряжении данные современной психиатрии и психологии, назначенные судом эксперты, которые должны свидетельствовать о психическом состоянии, не могут сформулировать точные и научные определения, которые бы соответствовали косным юридическим терминам. На процессах, на которых коллегия присяжных должна решить судьбу обвиняемого, показания экспертов противоречивы. Итог — „битвы экспертов“, которые почти всегда гарантируют произвольные результаты».

Судебных психологов часто разрывает между свидетельствованием, которое верно с юридической точки зрения и тем, которое правильно с нравственных позиций. Норман Финкель в своей работе «Защита невменяемых» 1985 года пишет следующее: «Присяжные часто или игнорируют, или толкуют по-своему и показания экспертов, и инструкции присяжным, руководствуясь вместо этого своим собственным, интуитивным пониманием или общим представлением о том, чем является вменяемость, а чем нет».

Присяжные часто игнорируют или искажают показания экспертов. Им кажется, они лучше знают, что такое вменяемость.

С этим подходом возникает уже упомянутая проблема: мы пытаемся измерить грубость преступления через уровень нашего возмущения им. Когда действие ужасающе, мы вменяем преступнику злое намерение, не принимая во внимание его душевное состояние. Это открывает широкий простор для предвзятости и нравственного порицания, делает судебный процесс актом возмездия. В деле Йозелин Ортега, суд присяжных не принял довод защиты о невменяемости няни, которая заколола насмерть двух детей, бывших под её присмотром. При этом, у неё были явные признаки серьёзного психического расстройства. Судья назвал её «чистым воплощением зла», а отец детей пожелал ей «жить, гнить и умереть в железобетонной клетке». Её действия и вправду были воплощением зла, но была ли им она сама? Совершила ли она убийство, понимая, что это было зло, со злым намерением, и будучи в состоянии контролировать своё поведение?

Если присяжные не проявляют эмпатию в отношении обвиняемого, возможно, из-за этнических, расовых, гендерных, или социальных различий, если они боятся обвиняемого (возможно, по тем же самым основаниям), и если уголовное деяние шокирует их — маловероятно, что они оправдают человека, независимо от того, какое душевное или бредовое расстройство, либо другое иррациональное поведение было у подсудимого в момент совершения преступления. Отчасти такие вещи объясняют неуверенность адвокатов в вопросе, надо ли использовать невменяемость при выстраивании защиты. Среди заключённых в США около 15% — с серьёзными психическими расстройствами. Но лишь в 1% случаев обвинений в фелонии (самой тяжкой категории преступлений) защита ходатайствует перед судьёй о признании подсудимого невиновным. И лишь в четверти из этого процента случаев суд удовлетворяет прошение адвокатов, несмотря на наличие явных признаков психического расстройства. Как сказал Нюгор, в юридическом определении невменяемости «используют такие туманные и часто бессмысленные с психологической точки зрения формулировки», что это приводит к «почти полностью произвольным решениям о том, кто „прав“, а кто „виновен“».

Невменяемость для богатых, наказание для бедных

Исследования показывают существенное расовое и экономическое неравенство в американской системе правосудия, и вопрос невменяемости — не исключение. Обвиняемым из низших слоёв общества бесплатно назначают адвокатов, но при этом не гарантируют специалистов с достаточным опытом, в том числе в ведении соответствующих дел, или адекватными ресурсами для подготовки и ведения дела. Адвокаты по назначению, как правило, перегружены делами и плохо финансируются. В 2013 году, отчёт НКО «The Sentencing Project» перед Комитетом ООН по правам человека пришёл к следующему выводу:

«В Соединённых Штатах в действительности работают две системы правосудия; одна предназначена для богатых людей, а другая — для бедных и меньшинств».

И здесь мы сталкиваемся с другими факторами, из-за которых чернокожих в США арестовывают, обвиняют и приговаривают к суровым наказаниям непропорционально в сравнении с белыми людьми. Как писала в 1995 году Хава Виллаверде, «общие показатели ареста чернокожих были в четыре раза выше, чем у белых, а количество арестов за убийство — в 10 раз выше, чем у белых».

Более того, в 1982 году криминолог Альфред Блумстейн выяснил, что «черным мужчинам в возрасте 20 лет избирают меру пресечения в виде заключения под стражу как минимум в 25 раз чаще, чем в целом среди населения». Кроме того, чернокожих подсудимых чаще представляют адвокаты по назначению, чем частники. НКО «Mental Health America» высказала следующую позицию по этому вопросу: «Невменяемость в качестве одного из средств защиты используется недостаточно часто из-за общего недофинансирования уголовных адвокатов для бедных слоёв населения. У перегруженных защитников по назначению, которым к тому же и недоплачивают, нет ни времени, ни опыта, который позволил бы им полностью выяснить, можно ли использовать положение о невменяемости в суде. К тому же, у них нет ресурсов, чтобы нанять такого эксперта по психическому здоровью, чьё мнение будет значимым для выстраивания защиты».

Гораздо быстрее, а часто и надёжнее, использовать показания психиатров, чтобы заключить досудебную сделку с прокурором в надежде на более мягкий приговор. Многие обвиняемые, которые даже соответствуют юридическому определению невменяемости, не используют это средство защиты в суде. Вместо того, чтобы рисковать таким ненадёжным доводом при серьёзных обвинениях, они дают признательные показания, чтобы снизить срок — и часто это приводит к пожизненным заключениям, а то и смертной казни.

Получается, что человек, не имея моральной вины по причине психического заболевания, признаёт себя виновным, вместо того, чтобы ходатайствовать о невменяемости. А сам приговор подвергает обвиняемых моральному осуждению за действия, которые они не осознавали.

Кроме того, оправдательное решение из-за невменяемости, в отличие от приговора к тюремному заключению, должно обеспечить «такое индивидуальное лечение, которое даст каждому реальную возможность излечиться или улучшить своё психическое состояние», как в 1960 году говорил врач-адвокат Мортон Бирнбаум.

Человека, которого признали невменяемым, освободят, когда он больше не будет психически болен и не будет представлять опасность для других. Кроме того, по американскому законодательству неконституционно держать такого человека на лечении на период больший, чем на который бы его осудили в случае признания психически здоровым.В итоге, сроки заключения при вынесении решения о невменяемости, могут стать короче чем в случае осуждения за преступление.

Что можно сделать для того, чтобы суды не отказывались признавать людей невменяемыми? Надо изменить дефекты в судебном процессе.

Есть очевидные предписания: все обвиняемые должны иметь равный доступ к защите, т.е. право на адекватное финансирование услуг государственного защитника, у которого будет меньше дел в обороте и больше денег для проведения расследования и оценки психического здоровья. Должны быть четкие стандарты компетентности для адвокатов, занимающихся защитой невменяемых, так же, как и для адвокатов, которые расследуют дела, связанные со смертной казнью. Надо установить более высокие стандарты для тех, кто проводит судебно-психиатрическую экспертизу. Такие дела должна решать коллегия из трёх судей, а не суд присяжных. Это уменьшило бы предвзятость и эмоциональную составляющую, снизило бы жажду мести, когда на психическое состояние подсудимого никто не обращает внимания.

Но в первую очередь надо изменить само понятие «невменяемости». Его надо привести в соответствие с психиатрическими реалиями и возвратить к своим моральным и этическим корням. Те, чьё преступное деяние — результат иррационального бреда или психического заболевания, а не плохого характера или стремления к личной выгоде, не должны быть объектом осуждения и воздаяния.

В общем и целом, обвинять и наказывать тех, чьё душевное состояние не позволяет понять, что они делают аморальные поступки — значит посягать на совесть и размывать моральные основы уголовно-правовой системы. Особенно в ситуации, когда бедняки и «цветные» несоизмеримо чаще оказываются на скамье подсудимых.

Источник