Майк Науменко: «мы слеплены из разного теста»
Дрянь
Лишь это слово способно обидеть.
Я не хочу тебя любить, но не могу ненавидеть –
Ты не тот человек, с которым я способен жить.
Когда ты лжешь мне в лицо, я готов тебя убить.
Ты строишь всем глазки у меня за спиной,
Ты бьешь мои тарелки одну за другой.
Ты спишь с моим басистом и играешь в бридж с моей женой.
Я все прощу ему, но скажи, что мне делать с тобой?
Тебя снимают все подряд – и тебе это лестно,
Но скоро другая займет твое место.
Ты продала мою гитару и купила себе пальто.
Тебе опять звонят весь день, прости, но я не знаю кто.
Но мне до этого давно нет дела.
Вперед, детка! Бодро и смело!
Ты клянчишь деньги на булавки – ты их тратишь на своих друзей.
Слава Богу, у таких, как ты, не бывает детей.
Ты хочешь, чтоб все было по первому сорту,
Но готова ли ты к пятьсот второму аборту?
Ты вновь рыдаешь у меня на плече, но я не верю слезам.
Твое красивое лицо катится ко всем чертям.
Но скоро, очень скоро, ты постареешь,
Торопись – и тогда, может быть, ты успеешь.
Нет, ты не тот человек, с которым я способен жить.
Когда ты лжешь мне в лицо, я готов тебя убить.
Наверно, мы слеплены из разного теста,
И скоро другая дрянь займет твое место,
Я говорю тебе: «Ты – дрянь! Маленькая дрянь!».
Чем это интересно
Сейчас, наверное, трудно представить, какое впечатление в начале 80-х произвела эта песня. Что мы, собственно, имели на тот момент?
По данным журнала «Клуб и художественная самодеятельность», пятерка самых популярных песен 1980 года выглядела следующим образом: «Танец на барабане» (Гнатюк), «Поворот» («Машина времени»), «Олимпиада-80» (Мяги), «Не забывай» (Антонов), «Малиновка» («Верасы»).
«Продвинутые» граждане знали об «Аквариуме» и «Воскресеньи». Их музыка звучала свежо, но тексты не слишком соответствовали времени: какие-то символы, иносказания и эзопов язык (но и такие тексты нравились).
И тут появилась «Ты – дрянь». В 1980–1981 годах песня наконец-то добралась из Ленинграда до самых до окраин. Вместе с «Прощай, детка, прощай» и «Моя сладкая N».
Это была бомба. Никто не думал, что на такие темы можно петь песни на русском языке. Никакая логика развития советской музыки (любой – официальной эстрады, бардовской, блатной и рок-музыки) не предполагала появление подобных песен. Сейчас, когда мы все такие грамотные, можно сказать, что некоторые идеи были позаимствованы у Лу Рида, Марка Болана или Боба Дилана. Но, как сказал Гребенщиков, «я возьму свое там, где я увижу свое». В Советском Союзе взять подобные идеи было негде. И надо было обладать большой смелостью, чтобы взять их у Лу Рида.
В песнях Науменко появились новые герои – рок-музыканты, их непутевые подруги. Конечно, они выглядели как посланцы других миров: играли в бридж, им целый день звонили по телефону (домашние телефоны по тем временам были редкостью), и, кажется, они не подозревали о существовании КПСС.
Видимо, Науменко почувствовал некоторую «инопланетность» своих героев и очень быстро расширил их социальный диапазон.
Я обычный парень, не лишен простоты.
Я такой же, как он, я такой же, как ты.
Я не вижу смысла говорить со мной:
Это точно то же самое, что говорить с тобой –
Я такой, как все.
Летом я хожу на стадион.
И играю на большой жестяной трубе.
Но вернемся к песне «Ты – дрянь». Артемий Троицкий так описывает московский концерт «Зоопарка» (20 октября 1980 года): «Реакция на этот концерт была уникальной. При том, что публика была достаточно рафинированной, в зале творилось Нечто, и после выхода все продолжали спорить. А кто-то там даже подрался, была какая-то драчка между людьми, которые Майка восприняли, и людьми, которых он возмутил. Опять же публика была не урловая, а дрались там интеллигенты с интеллигентами, как это бывает при каких-то литературных спорах. Очень обломался Макаревич – был недоброжелателен, огорчен и раздражен. Майк же совершенно на это не рассчитывал, он жил в этом мире, а у людей был шок. »
На концерте в Челябинске группа женщин стала прорываться к музыкантам, громить аппаратуру с криками «сам ты дрянь». Может, это легенда.
Можно точно сказать, после «Дряни» перед советской рок-музыкой открылись новые горизонты. Хотя бы в плане свободы – личной и творческой.
Справка об авторе
После школы Науменко поступил в Ленинградский инженерно-строительный институт, но после четвёртого курса бросил. Работал звукорежиссёром в театре кукол, потом – сторожем.
«Зоопарк» был создан 1980 году. До 1987 года группа была любительской, после чего прошла тарификацию в Ленконцерте. Вместе с группой музыкант давал концерты по всему СССР.
Майк Науменко умер 27 августа 1991 года у себя в квартире от кровоизлияния в мозг. Он успел записать 3 сольных альбома и 6 – в составе «Зоопарка».
Тексты Науменко до сих пор не собраны под одной обложкой. Кстати, у барабанщика «Зоопарка» Валерия Кирилова сохранилась тетрадка с его текстами, которые так и не стали песнями. Издатель Олег Коврига запомнил строчку одной из песен: «Я засуну бомбу в твой свадебный Мерседес».
Источник
Чужая радость как же как своя томит
Николай Заболоцкий
«Некрасивая девочка»
Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Источник
Чужая радость как же как своя томит
Кто как воспринимает понятие Красота?
В подростковом возрасте я прочитала стихотворение, которое произвело на меня огромное впечатление, я просто плакала, но не могла понять, почему эти строки вызывают такую реакцию:
А если это так, то что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Сейчас я понимаю, что эти строки заставили меня впервые задуматься на тему “Кто Я?”, что Красота — кроме внешнего проявления имеет и внутреннее содержание…
Очень интересно, что Вы думаете на эту тему?
Почему когда видишь что-то очень красиво-трогательное хочется плакать?
Прочитав это стихотворение “Некрасивая девочка” Николая Заболоцкого в 16 лет я осознала, что главное это внутренний огонь, который мерцает в нас.
Что для вас этот внутренний огонь?
Но в дзен-буддизме есть понятие “все есть пустота”…
Мои стихи
Некрасивым девушкам
Всем хочется счастья- и птицам и людям
Особенно девушкам, которых не любят
Их не читают-молодо, зелено
Мелкий шрифт утомляет зрение.
Но в их недоступных прожекторам недрах
Порою пылает душа Дженни Герхард
И вспыхнуть готовы от искры небрежной
Любовь и сомненье, мечта и надежда.
Проходят мужчины, глядя на женщин
Прекрасных как небо в звездном жемчуге..
.
“Некрасивая девочка” Николай Заболоцкий
Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Источник
Чужая радость как же как своя томит
Ты помнишь коридорчик узенький
В кустах смородинных.
С тех пор мечте ты стала музыкой,
Чудесной родиной.
Ты жизнию и смертью стала мне —
Такая хрупкая —
И ты истаяла, усталая,
Моя голубка.
Прости, что я, как гость непрошеный,
Тебя не радую,
Что я сама под страстной ношею
Под этой падаю.
О, эта грусть неутолимая!
Ей нету имени.
Прости, что я люблю, любимая,
Прости, прости меня!
София Парнок
5 февраля 1933
Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Николай Заболоцкий
Не отрекайся от своей мечты!
Иди за нею следом!
Не предавай ее, не лги,
В минуту трудную борьбы
Не отпускай, считая бредом!
Я знаю, хочется порою всем
С мечтой своей проститься,
Оставив груз тяжелый ей,
На ленте серых будних дней
Напиться и забыться.
Послать все к черту и идти
Проторенной дорогой,
Знакомой и такой простой,
Родной, но только вот не той,
Совсем не той, не истинной дорогой!
И только перед смертью мы
Глаза вновь открываем,
Что выбрали не тот маршрут,
Что дни последние не лгут-
Тогда лишь понимаем!
Но жребий брошен, кончен бал,
Пора и нам проститься.
Не от того ли дети плачут,
Встречая криком этот мир,
Что вновь все это повториться?
Зачем же льются эти слезы?
А не по нам ли, друг, с тобой?
За то, что жизнь свою мы гробим,
Идя совсем не той судьбой.
Я не люблю церквей, где зодчий
Слышнее Бога говорит,
Где гений в споре с волей Отчей
В ней не затерян, с ней не слит.
Где человечий дух тщеславный
Как бы возносится над ней,—
Мне византийский купол плавный
Колючей готики родней.
Собор Миланский! Мне чужая
Краса!— Дивлюсь ему и я.—
Он, точно небу угрожая,
Свои вздымает острия.
Но оттого ли, что так мирно
Сияет небо, он — как крик?
Под небом, мудростью надмирной,
Он суетливо так велик.
Вы, башни! В высоте орлиной
Мятежным духом взнесены,
Как мысли вы, когда единой
Они не объединены!
И вот другой собор. Был смуглый
Закат и желтоват и ал,
Когда впервые очерк круглый
Мне куполов твоих предстал.
Как упоительно неярко
На плавном небе, плавный, ты
Блеснул мне, благостный Сан-Марко,
Подъемля тонкие кресты!
Ложился, как налет загара,
На мрамор твой — закатный свет.
Мне думалось: какою чарой
Одушевлен ты и согрет?
Что есть в тебе, что инокиней
Готова я пред Богом пасть?
— Господней воли плавность линий
Святую знаменует власть.
Пять куполов твоих — как волны.
Их плавной силой поднята,
Душа моя, как кубок полный,
До края Богом налита.
София Парнок.
1914, Forte del Marmi
и ещё стихотворение С.Я. Парнок, которое мне очень нравится. Перекликается с творчеством Цветаевой.
Окиньте беглым, мимолетным взглядом
Мою ладонь:
Здесь две судьбы, одна с другою рядом,
Двойной огонь.
Двух жизней линии проходят остро,
Здесь «да» и «нет»,—
Вот мой ответ, прелестный Калиостро,
Вот мой ответ.
Блеснут ли мне спасительные дали,
Пойду ль ко дну,—
Одну судьбу мою вы разгадали,
Но лишь одну.
Вы помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был, как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несет нас рок событий.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состоянье.
Земля — корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.
Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Тогда и я
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.
Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий.
. . . . . . . . . . . . . . .
Теперь года прошли,
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был
И что со мною сталось!
Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.
Простите мне.
Я знаю: вы не та —
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.
Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.
Ольга, вот еще одно,на мой взгляд,замечательное)Анна Снегина
«Село, значит, наше — Радово,
Дворов, почитай, два ста.
Тому, кто его оглядывал,
Приятственны наши места.
Богаты мы лесом и водью,
Есть пастбища, есть поля.
И по всему угодью
Рассажены тополя.
Мы в важные очень не лезем,
Но все же нам счастье дано.
Дворы у нас крыты железом,
У каждого сад и гумно.
У каждого крашены ставни,
По праздникам мясо и квас.
Недаром когда-то исправник
Любил погостить у нас.
Оброки платили мы к сроку,
Но — грозный судья — старшина
Всегда прибавлял к оброку
По мере муки и пшена.
И чтоб избежать напасти,
Излишек нам был без тягот.
Раз — власти, на то они власти,
А мы лишь простой народ.
Но люди — все грешные души.
У многих глаза — что клыки.
С соседней деревни Криуши
Косились на нас мужики.
Житье у них было плохое —
Почти вся деревня вскачь
Пахала одной сохою
На паре заезженных кляч.
Каких уж тут ждать обилий, —
Была бы душа жива.
Украдкой они рубили
Из нашего леса дрова.
Однажды мы их застали.
Они в топоры, мы тож.
От звона и скрежета стали
По телу катилась дрожь.
В скандале убийством пахнет.
И в нашу и в их вину
Вдруг кто-то из них как ахнет! —
И сразу убил старшину.
На нашей быдластой сходке
Мы делу условили ширь.
Судили. Забили в колодки
И десять услали в Сибирь.
С тех пор и у нас неуряды.
Скатилась со счастья вожжа.
Почти что три года кряду
У нас то падеж, то пожар».
Такие печальные вести
Возница мне пел весь путь.
Я в радовские предместья
Ехал тогда отдохнуть.
Война мне всю душу изъела.
За чей-то чужой интерес
Стрелял я в мне близкое тело
И грудью на брата лез.
Я понял, что я — игрушка,
В тылу же купцы да знать,
И, твердо простившись с пушками,
Решил лишь в стихах воевать.
Я бросил мою винтовку,
Купил себе «липу»(1), и вот
С такою-то подготовкой
Я встретил 17-ый год.
Свобода взметнулась неистово.
И в розово-смрадном огне
Тогда над страною калифствовал
Керенский на белом коне.
Война «до конца», «до победы».
И ту же сермяжную рать
Прохвосты и дармоеды
Сгоняли на фронт умирать.
Но все же не взял я шпагу.
Под грохот и рев мортир
Другую явил я отвагу —
Был первый в стране дезертир.
Дорога довольно хорошая,
Приятная хладная звень.
Луна золотою порошею
Осыпала даль деревень.
«Ну, вот оно, наше Радово, —
Промолвил возница, —
Здесь!
Недаром я лошади вкладывал
За норов ее и спесь.
Позволь, гражданин, на чаишко.
Вам к мельнику надо?
Так вон.
Я требую с вас без излишка
За дальний такой прогон».
. . . . . . . . . . . . . . . .
Даю сороковку.
«Мало!»
Даю еще двадцать.
«Нет!»
Такой отвратительный малый.
А малому тридцать лет.
«Да что ж ты?
Имеешь ли душу?
За что ты с меня гребешь?»
И мне отвечает туша:
«Сегодня плохая рожь.
Давайте еще незвонких
Десяток иль штучек шесть —
Я выпью в шинке самогонки
За ваше здоровье и честь. «
И вот я на мельнице.
Ельник
Осыпан свечьми светляков.
От радости старый мельник
Не может сказать двух слов:
«Голубчик! Да ты ли?
Сергуха!
Озяб, чай? Поди продрог?
Да ставь ты скорее, старуха,
На стол самовар и пирог!»
В апреле прозябнуть трудно,
Особенно так в конце.
Был вечер задумчиво чудный,
Как дружья улыбка в лице.
Объятья мельника круты,
От них заревет и медведь,
Но все же в плохие минуты
Приятно друзей иметь.
«Откуда? Надолго ли?»
«На год».
«Ну, значит, дружище, гуляй!
Источник