Чувство вины после дтп

Как пережить поставарийный синдром

Опасения, переживания, страх… Чувства, знакомые всем, кто когда-либо попадал в автомобильную аварию — водителям и пассажирам авто

Опасения, переживания, страх… Чувства, знакомые всем, кто когда-либо попадал в автомобильную аварию — водителям и пассажирам авто. По-научному эти состояния называются поставарийным синдромом. Как с этим жить, как бороться? Проконсультировать по этому вопросу согласился доктор медицинских наук, заведующий кафедрой психиатрии, психотерапии и медицинской психологии Уральской государственной медицинской академии дополнительного образования министерства здравоохранения и социального развития РФ Владимир Сергеев.

— Перечисленные состояния вполне поддаются терапии. Поэтому для начала водителю, пережившему ДТП, неплохо бы посетить врача-психотерапевта, откинув в сторону боязнь, связанную с традиционным для нашей страны представлением о таких специалистах.

Итак, поставарийный синдром. Это стрессовое расстройство, психическая травма. Бывает, сам человек не пострадал, поврежден только его автомобиль, но водитель все равно испытывает постоянно тревогу, испуг. Он боится встречных и проезжающих мимо автомобилей, его все раздражает, напрягает сам процесс вождения…

Здесь требуется лечение лекарственными препаратами, психотерапией и на какое-то время полное прекращение вождения транспортного средства.

Почему нельзя водить? Напряженность водителя, неизбежная в такой ситуации, уменьшает скорость реакции. Более того, реакция может быть неадекватной. Приведу пример. Один мой приятель пошел на скорости на рисковой обгон. С машиной, которую обгонял, немного соприкоснулся, его «чиркнуло», развернуло, а после вынесло на встречную полосу. Навстречу — автомобиль.

Но, слава богу, машину приятеля продолжало нести неведомой силой. Он оказался в сугробе (дело было зимой). Пострадала лишь машина.

Вроде бы отделался легким испугом. Но! Заработало психическое расстройство. У него ухудшился сон. Потом рассказывал: только закрою глаза, в мельчайших подробностях предстает эта картина, наваждение просто…

Что тут можно порекомендовать? Во-первых, ситуацию следует детально проанализировать. Мы вместе с приятелем разобрали все его ошибки и попытались понять мотивацию других водителей. Он прочувствовал свою долю вины. Пришел к выводу: не следовало торопиться. Лучше было переждать, не идти на обгон. Однако он понадеялся, что пронесет, поскольку и раньше допускал подобные нарушения, и ничего не происходило.

Он не принял во внимание, что на дороге может быть лед, припорошенный снегом, зимой вообще-то скользко, на дорогу может выскочить со стороны непредусмотренный автомобиль. Плюс он осознал, что намеренно нарушил правила дорожного движения, и это начало входить у него в систему. Но рано или поздно расплата должна была свершиться.

Мой приятель на время перестал управлять автомобилем. Тем более машина требовала ремонта. После починки он продал эту машину. И правильно поступил! Потому что вместе с утратой «невезучего» автомобиля заметно ослабели его негативные воспоминания. В итоге за руль он сел только спустя полгода после аварии. После тщательной работы над сознанием, ликвидации страха и всех его последствий…

И уже за руль нового автомобиля.

Конечно, полгода — срок индивидуальный. У кого-то поставарийный синдром длится меньше. Но за руль следует садиться лишь тогда, когда страх преодолен: водитель с ним справился (не сам, так с помощью доктора). После перерыва следует попробовать поводить сначала где-нибудь на пустыре, чтобы полностью восстановить все водительские навыки.

Если же будете ездить, пытаясь пересилить себя: преодолевая боязнь, испытывая напряжение, будете вредить себе, последовательно разрушая свой организм. Может давление подскочить, усталость будет ощущаться острее, чаще и в большем объеме, может произойти нарушение сна, как это было у моего знакомого. Поэтому стоит действительно отдохнуть, попринимать успокаивающие лекарства с тем, чтобы полностью восстановиться.

После аварии может возникнуть психическое расстройство — так называемая эмоциональная анестезия. Человек внешне может выглядеть спокойным, но на самом деле он ощущает потерю интереса к прежним занятиям, тревогу, испытывает чувство отдаленности от других людей, у него возникает заторможенность, вплоть до ступора. Или, наоборот, его преследуют унижение, злоба, стыд.

Человек бесконечно корит и винит себя, все время прокручивает в сознании пережитую ситуацию.

Это тоже неправильно, должен быть предел. Надо, повторяю, осознать степень своей вины, разобрав ситуацию в деталях: может ведь быть и такое, что не только ты был не прав, но и другие участники движения. Признайте свою ошибку и сделайте выводы на будущее. Дабы подобное не повторилось впредь!

Некоторые, чтобы успокоиться, начинают пить. Это большая иллюзия. Алкоголь не снимает стресс. Он отключает эмоциональную остроту на какое-то время, но как только воздействие алкоголя заканчивается, все ваши неприятные ощущения возвращаются и, что самое неприятное, с новой силой. Человек выпивает еще и еще раз, разрушая свой организм, а вопросы загоняет вглубь, не решая их.

В итоге к существующим проблемам добавляет еще одну — алкогольную зависимость. Это неверный путь.

Какой вывод можно сделать из сказанного? На дороге возможны непредсказуемые ситуации. Не нарушайте правил дорожного движения, и вам удастся сохранить свои нервы. Но если все же вы попали в аварию, не ждите, что психологические проблемы пройдут сами собой, решайте их с помощью специалиста.

Разноголосица

Татьяна, 35 лет, водительский стаж шесть лет:
— Года два назад попала в ДТП: правое зеркало на моей машине снесла грузовая «газель», когда слишком близко проезжала мимо. В принципе, пустяк. Но через полгода ситуация повторилась с точностью до ста процентов! Тоже правое зеркало, тоже грузовая «газель».

Вот с тех пор я стала панически бояться «газелей». Как только вижу их на дороге в непосредственной близости от моей машины, сразу руки мелкой дрожью трясутся.

Андрей, водитель «тойоты»:
— Через 17 безаварийных лет у меня произошла-таки одна авария: сошлись с «крестником» возле перекрестка. Но никаких таких «эмоций» не было. Я даже не вспотел! Только досада за машину.

И «крестник», кстати, тоже был адекватен, хотя я ему всю арку заднего колеса на «двенадцатой» в салон отправил, а себе только крыло помял. Но он сам был виноват, у него было как минимум три возможности избежать этой аварии.

Катя, 25 лет:
— Я разбила машину друга. Авария не выходит у меня из головы, я не могу спать, за руль своей машины сесть не могу. Страх и паника. А еще сестра все время говорит, чтобы я не садилась за руль, что я умру за рулем, что мне не дано водить!

Мой молодой человек, напротив, не винит меня в аварии, не винит в том, что я разбила его машину, и настаивает, чтобы я не бросала водить. Они оба очень сильно давят на меня. Как быть, как бороться. Понимаю, что не справляюсь со страхами и проблемами сама.

Лариса Пономаренко, пешеход:
— Я ничего подобного не переживала, но с моими знакомыми происходил не один несчастный случай, и их поведение после этого было абсолютно непредсказуемо. Часто осознание свершившегося приходит лишь спустя некоторое время.

Источник

Вина выжившего. Как жить после?

Лучше бы умер я, а не он

– Почему чувствуешь себя виноватым в несчастье, свидетелем которого стал, хотя реальной вины в случившемся нет?

– Чувство вины – один из этапов переживания утраты. Когда происходит непоправимое – будь то смерть, несчастный случай с тяжелыми последствиями, например, ребенка ударили качели, упал с велосипеда, санок, забора, в результате чего стал инвалидом, – родные, особенно мать, корят себя, что не были рядом.

Чувство вины, которое испытывает человек, нормально и естественно. Оно не имеет отношения к актуальной вине, зато имеет – к принятию факта события.

В ситуации непоправимого несчастья наша психика инстинктивно пытается событие отменить. Включаются защитные механизмы. Первым возникает шок и отрицание. Кажется, что все приснилось, и хочется проснуться туда, где жизнь течет по-прежнему. Затем наступает стадия гнева на тех, кто виноват, например, на врачей, которые не спасли, на друзей, которые были рядом и не помогли. Но гнев может быть направлен и на Бога, и на самого умершего или пострадавшего, и на тех, кто к несчастью непричастен. Наша психика на этом этапе пытается переложить ответственность на других.

А потом, или же параллельно с гневом, приходит чувство вины и самообвинение. За этой «виной» стоит миф о собственном всемогуществе: «Будь я там, остановил бы несущуюся машину; не пустил бы товарища в реку, не позволил бы ребенку кататься с друзьями наперегонки…»

Переживая утрату, мы чувствуем беспомощность, а вина позволяет хотя бы иллюзорно вернуть ощущение контроля над своей жизнью.

Часто чувство вины возникает и тогда, когда травмирующее событие происходит на наших глазах, например, тонет человек. И пусть мы понимаем, что, даже прыгнув в реку, не доплывем, не вытащим утопающего, все равно испытываем непреодолимый страх и порождаемое им чувство вины. Нередко вину испытывают люди, пережившие ДТП со смертельным исходом одного из участников, хотя сами не создавали аварийную ситуацию, не были за рулем автомобиля. Такую вину в психологии обозначают как «вину выжившего».

Следствием застревания на этой стадии горя обычно становится аутоагрессия, направленная на себя: «Лучше бы умер я, а не он». Дальнейшая жизнь у такого человека нередко строится в скрытом суицидальном ключе.

– Идея всесильности, которую вы упомянули, свойственна всем людям? Откуда она возникает?

– Идея всемогущества в возрасте от двух до шести лет – нормальное качество развивающейся психики. В физическом плане в этот период ребенок начинает осознавать себя отдельным от матери, хотя до конца ему не очевидно, сильный он или слабый. Он становится способным высказывать желания и достигать целей, если не самостоятельно, то с помощью взрослых. Как раз в этот момент рождается и начинает бурно развиваться детская вера в собственное всемогущество: «Если буду слушаться бабушку – она выздоровеет и не умрет», «Буду хорошо учиться – родители не разведутся». Ребенок в этом возрасте воспринимает себя ответственным за события, на которые реально повлиять не может.

Позже жизнь вносит коррективы, опытным путем ребенок устанавливает предел собственных возможностей, учится разделять ответственность. Но детский опыт сохраняется с нами навсегда. В ситуации горя и невыносимых обстоятельств происходит регресс. Пытаясь изменить ситуацию, психика отбрасывает нас в тот момент, когда горя не было, то есть в детство.

Даже трудное детство – это ресурс переживания. Гнев, вина, агрессия, которые мы испытываем в процессе переживания утраты, опираются на детские образования нашей психики. Именно это позволяет нам постепенно принять мир, в котором случилось травмирующее событие.

«Разве у нас есть машина времени?»

– Обычно с чувством вины приходят даже не к психологам, а к священникам, делятся с родными. Как здесь помочь, что говорить?

– Священникам полезно знать азы кризисной психологии, понимать, как переживается горе в норме и в патологии. Они действительно чаще других сталкиваются с подобными ситуациями.

Если человек остается с чувством вины на месяцы, а то и годы, значит, состояние превратилось в патологическое. Человека, который увяз в чувстве вины, следует вытаскивать через проговаривание, осознание того, что он может сделать прямо сейчас.

На реплику клиента «Будь я рядом, не пустил бы его» я обычно спрашиваю: «Разве есть у нас машина времени? И если нет, значит, ситуацию не изменить. Но что-то мы можем сделать для того человека прямо сейчас?» Верующие клиенты в размышлениях сами приходят к ответу – «Можем помолиться». Важно при этом понимать, что молятся вовсе не для того, чтобы «заткнуть» вину. Если речь идет о здоровом чувстве вины, то оно просто требует действия. Молитва оказывается ровно таким действием.

– Чем отличается здоровое чувство вины от нездорового?

– Вина может быть конструктивной и невротической. Невротическая вина лучше всего описывается словами: «Я виноват во всем, что бы ни случилось». Это инфантильное чувство, которое часто является следствием определенных травм, полученных в детстве, например, в результате деструктивной стратегии воспитания. Родители или педагоги вменяли ребенку в вину все подряд, в том числе собственные неудачи, поддерживали в нем ощущение его плохости. Во взрослом возрасте такие травмированные люди легко принимают вину на себя, погружаются в нее без рефлексии.

Невротической вине противопоставлена конструктивная, которая предполагает признание за собой реальных ошибок: «Да, я совершил ошибку и должен ее исправить. Если она непоправима – должен искупить».

Тут возможны два варианта поведения: кто-то направляет агрессию на себя, начинает себя разрушать, а кто-то пытается уравновесить зло добром, то есть – действительно искупает.

Искупление в любом его проявлении является психологической потребностью человека. Чтобы человек не увяз в чувстве вины в связи с непоправимым событием, важно привести его к действию, озадачить вопросом «Что можно сделать сейчас для исправления ситуации, для предотвращения подобных случаев в дальнейшем?»

– Как искупают вину?

– Многие известные социальные проекты рождались из чувства вины в состоянии горя, например, «Лиза Алерт». Представьте реальные переживания родителей, их друзей, близких, которые в сентябре 2010 года потеряли девочку Лизу. Она заблудилась в лесу Орехово-Зуево вместе со своей тетей. Пятилетняя девочка и ее тетя, пропажу которых проигнорировала полиция, упустив драгоценное время, в результате погибли от переохлаждения. По большому счету именно из чувства вины родился добровольческий проект, направленный на предотвращение подобных ситуаций и названный именем погибшей Лизы.

Небезызвестное хосписное движение в России также вышло из конструктивного чувства вины. Создание первого хосписа в нашей стране принадлежит английскому журналисту Виктору Зорзе. Он не только предложил, внедрил, но и проспонсировал идею. К созданию хосписа Зорза пришел, потеряв единственную дочь. У его дочери Джейн обнаружили агрессивную форму меланомы. Девушка умерла спустя год после диагноза. Последним ее желанием было потратить деньги, отложенные на обучение в колледже, на строительство хосписа в России, выходцем из которой был ее отец. Паллиативная медицина и хоспис в Англии были той помощью, которая позволила Джейн уйти достойно.

Это лишь один из конструктивных выходов из чувства вины. Он вовсе не означает, что всем, кто чувствует вину в ситуации утраты, нужно ринуться в благотворительность и строительство больниц. В таких вещах требуется и призвание, и силы, и соответствующие жизненные обстоятельства. Но даже небольшое действие в этом направлении дает чувство облегчения страданий и возвращает смысл в жизнь, которая кажется разрушенной горем.

Если человек не плачет, а думает лишь о бизнесе

– Знаю ситуацию, когда водитель объективно не был виноват в ДТП, но пассажир погиб. Водитель не горевал, не рвал на себе волосы, лишь сокрушался, что остался без прав на целый год и это создало проблемы в параллельном бизнесе. Все ли из нас одинаково глубоко переживают чувство вины? Или есть психологически устойчивые люди, которые раз не виноваты, то и не переживают из-за случившегося?

– «Не горюет» и «не показывает горя» – это разные вещи.

Действительно, у нас есть некоторые ожидания, как нужно горевать. Но эти ожидания обычно не имеют отношения к реальному процессу горевания.

Мне вспоминается история, которую мы обсуждали с психологами МЧС. Когда в августе 2000 года подводная лодка «Курск» затонула, к родственникам выехали психологи. Они сопровождали людей в Мурманск. Кто-то из родственников шутил, кто-то выглядел далеко не горюющим. Помню, у некоторых молодых специалистов такое поведение вызвало недоумение. «Что же это за люди такие, почему не плачут, не убиваются?» – услышала я реплику негодования.

На деле родные погибших остро переживали стадию отрицания. В этой стадии люди легко могут зависнуть на многие годы. На других стадиях зависают реже, на отрицании – чаще и дольше.

Вина может быть настолько разрушительным чувством, что блокируется мозгом. В нас будто бы срабатывают внутренние предохранители, которые защищают нашу личность от разрушения.

Иными словами, в горе включаются мощные психологические защиты. Какая-то часть личности человека капсулируется, к ней теряется доступ. Происходит «психологическая ампутация», с которой спустя годы можно разобраться, но это отдельная и трудная история.

Да, такой человек может выглядеть неадекватно с точки зрения окружающих. Именно так было с родственниками экипажа «Курска», которые улыбались и в дороге обсуждали какие-то бытовые вопросы.

Есть и другая причина, объясняющая безразличие. Как правило, чувство вины не испытывают психопаты в клиническом смысле этого слова – то есть те, кто страдает психическим расстройством. Психопатия имеет психофизиологическую основу. Доказано, что у таких людей менее развиты зеркальные нейроны, которые помогают нам чувствовать чувства другого, то есть испытывать эмпатию к другому человеку. При развитой психопатии для человека существуют лишь его собственные чувства. Других людей и их переживания он не воспринимает, их чувства ему непонятны.

В целом психопаты относятся к окружающим как к инструменту для реализации собственных желаний, используют их как вещи. Важно понимать, что такое отношение не является обесцениванием. Это лишь специфическое устройство психики определенной категории людей.

Кстати говоря, высокофункциональные психопаты прекрасно адаптируются в социуме, часто занимают руководящие должности в бизнесе. Высокофункциональная психопатия в жесткой иерархической системе вообще является качеством, способствующим карьере, ведь такие люди не испытывают сострадания, а решения принимают рационально и функционально.

Иными словами, водитель, который страдает из-за утраты прав и невозможности вести бизнес больше, чем из-за гибели пассажира, либо не способен к эмпатии, либо капсулирует свое горе. Стоит прояснить обстоятельства и создать ситуацию, когда он сможет выговориться, будучи уверен, что его не обвинят, не осудят, не навесят на него вину.

– Чувство вины, если исключить патологические состояния, испытывают все?

– В ситуации утраты, безусловно, да. Чувство вины вообще является нормальной частью процесса переживания. Однако у невротизированной личности это чувство способно запустить разрушительные механизмы, которые существовали до утраты.

Часто события утраты становятся подтверждением идеи «Ты же знаешь, что ты плохой», «Всем от тебя одно зло». Тогда утрата не просто усугубляет чувство вины, а запускает обострение невроза. В этом случае человек объективно теряет возможность без помощи извне выбраться из разрушительной вины.

И в такой ситуации помочь отделить конструктивное от неконструктивного, разобраться с тем, что происходит, может только специалист. Увы, изнутри не всегда понятно, когда требуется помощь специалистов, а когда хватит дружеской поддержки, беседы со священником и молитвы…

Нырнуть на самое дно и выплыть

– Один священник в публичной проповеди упрекнул женщин, которые вместо того, чтобы каяться в абортах, исповедуются, что кошке с перебитой лапкой не помогли. Как бы вы могли это прокомментировать?

– Не станем отказывать этим женщинам в том, что они, возможно, давно покаялись в абортах. Впрочем, бывает настолько нестерпимое чувство вины, грозящее в реальном времени разрушением личности, что человек ради сохранения себя цепляется за меньшую вину, чтобы не замечать большую. Не всегда это происходит осознанно, но часто «кошечками» наша психика просто защищается.

Разобравшись с меньшей виной, мы помогаем человеку получить реальный опыт прощения и искупления, который даст силы для работы с большей виной.

– Чувство вины многими, особенно верующими людьми, воспринимается как наказание? Следует ли его нести до конца или стоит что-то предпринимать?

– С самим чувством вины, безусловно, надо что-то делать. Прежде всего, чтобы предотвратить саморазрушение, которое ничего не исправит, но грозит погубить горюющего.

С другой стороны, горе нас закаляет. Закаляет нашу способность чувствовать, сопереживать, принимать реальность такой, какая она есть. Мы не можем усилием воли и по щелчку принять реальность, особенно если она сильно травмирует нас. Но когда у человека появляется опыт переживания тяжелых событий, когда он прожил горе до конца, нырнул на самое дно и сумел выплыть, ему становится существенно легче впоследствии переживать другие неприятности, действовать адекватно, а не пытаться защититься от реальности иллюзиями, становится легче сопереживать другим и поддерживать их. В горе и страданиях взрослеет и совершенствуется наша душа – но осознать это мы можем только после того, как пережили горевание и нашли ему место в нашем прошлом.

Источник