Психология чувства долга: «Должен – значит жив».
Тебя угнетают долги? Не огорчайся.
Ведь это единственное, что по-настоящему
связывает тебя с людьми…
Сергей Довлатов
Для каждого из нас представления о должном могут очень сильно различаться. Часто человек отчетливо видит то, что должен сделать другой, а не то, что должен он сам. В этой статье мы отразим на различные аспекты понятия чувства долга и попытаемся разобраться, что это такое, каковы его истоки, а также, что для нас должно, а что нет.
Чувство долга — это внутреннее чувство, синестезия между принимаемым моральным обязательством перед собой, а также другими людьми и психофизиологическими реакциями тела. Чувство долга связывает рациональную и чувственную сферу. Это чувство может проявляться в бескорыстной любви к другому человеку, а значит это истинно красивая субстанция в человеке. Данное понятие связанно с чувствами справедливости, бескорыстия, с такими важными механизмами адаптации личности как самооценка и самоуважение. Часто говорят о родительском, гражданском, патриотическом, воинском, и других видах долга.
Чувство долго по сути нравственный, а по форме интуитивный механизм регуляции нашей жизнедеятельности. Поведение человека всегда отражается в его целях – личностных и профессиональных. Человек с развитым чувством долга это человек – выбирающий, путем опоры на данный интуитивный механизм совести. Исполнение долга дает человеку самоуважение (иногда славу), пренебрежение душевное страдание (у людей с сильной нравственной сферой личности – физическое мучение). Развитое творческое, нравственное, а также религиозное чувства выделяют человека из животного мира, но каждое из этих понятий привязано к слову «должен».
Невозможно ступить ни шагу по земле без того, чтобы не соприкоснуться с ответственностью и долгом, который необходимо исполнить. Когда же впервые зарождается такое специфическое, истинно человеческое чувство? Рождение ребенка и дальнейшее получение им помощи, заботы и защиты – есть акт наделения будущей личностью долгом перед семьей. Я родился и вырос, стало быть, я должен своим родителям, людям меня воспитавшим. Этот вид долга остается на всю жизнь как некая социальная клетка, свернутая форма всех других его видов. В дальнейшем такое долженствование трансформируется в потребность заботиться о своих родителях, детях, любимо человеке и Родине.
С рождением ребенка мудрость человеческой природы пробуждает в родителях чувство родительского долга — форму специфического внимания к ребенку, необходимого чтобы не только понять его, но и помочь ему состояться как личности, адаптироваться в обществе. Высокое чувство материнства и отцовства рождает у ребенка ответное столь же высокое чувство долга, щедрую и бесконечную преданность и привязанность к другому человеку, умение быть бескорыстным и любить.
Конфуция говорил, что «благородный муж, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может стать мятежником. Низкий человек, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может пуститься в разбой». Может быть поэтому дети из неблагополучных семей, не впитавшие родительский долг, не отразившие его в своей психики, пополняют ряды криминала. Ведь одна из заповедей криминального сообщества – не имей семьи.
В дальнейшем чувство долга будет формироваться и усиливаться семейными нормами и ценностями. В этом процессе большое значение имеют значимые для ребенка люди, выбранные (хотя в реальной ситуации выбора нет) в качестве нравственного и поведенческого идеала, то, как они поступают в той или иной ситуации. Формирование любого чувства немыслимо без проявления родительской любви. Если ребенок в меру любим, то привить чувство долга удается почти всегда, но если родители не могут проявлять свои чувства в полном объеме (боятся или не умеют) личность ребенка начинает впитывать некую суррогатную любовь, что формирует искаженное умение любить и чувство долга.
В подростковом возрасте, родители и другие взрослые часто дают подростку прямые указания, концентрируя внимание на том, что он должен делать, а что нет. Данная стратегия не дает возможности воспитать чувство долга, но является контекстом для подросткового протеста и мятежа. Чувство долга формирует поступок значимой личности, выбранной в качестве ориентира совести. Такое формирование есть большая тайна, мы постигаем бессознательно нравственные законы общества, а когда приходит определенная ситуация знаем, как надо себя в ней вести. Так формируется нравственная интуиция, основанная на чувстве долга.
Воспитание личности сильно зависит от влияний культуры. Произведения культуры отражают труд, вложенный в создание шедевра мастером. Соприкосновение с культурными ценностями одаривает человека профессиональным направлением развития, делая умение трудиться важной личностной чертой. Здесь зарождаются основы профессионального долга.
Сегодня культура немыслима без популярных личностей, которые хотим мы этого или нет, формируют ее пространство. Вовлечение огромного числа людей в культ ПОПа разрушает не только механизм формирования нравственных идеалов, но и важность, и полезность труда. Нравственность формируют герои, а не популярные люди (особенно потерявшие стыд, желающие прославиться все равно как).
Вышей формой проявления чувства долга является подвиг и самопожертвование, например, лишение себя жизни ради другого. Подвиг рождается в минуту, когда силен (переполнен) чувством долга, или чувством преданности человеку, но иногда страхом нарушить некую нравственную норму. Герой показывает огромному числу людей, что можно сделать для другого, наделяет других гражданским чувством долга, воодушевляет, формирует общественное сознание и мнение.
В эпоху СССР тема гражданского долга ярко представленная в 20-50-х годах, позволила одержать победу ВОВ, построила сверхдержаву, но со временем обросла идеологическим наростом и поиздержалась. Сегодня в условиях поиска новой идеологии и государственности тема гражданского долга является наиболее уязвимой.
Долженствование часто встречается в повседневном обиходе, так как через этот механизм проявляются социальные норма и законы, обозначающие многочисленные требования и обязанности по отношению к другому. Чувство долга — это то, что мы хотим видеть в другом, иногда наталкиваясь на собственное непонимание о своем собственном долге. Долг есть нравственная категория, обладающая общечеловеческим смыслом. Поэтому любой акт жизнедеятельности мы соотносим с нашими нравственными установками, а значит с чувством долга. В то время как социальные отношения регулируются договорами, например, кредитным договором. Тогда как, выплата долга своему другу (гражданская сделка, которая не была зафиксировано документами), уже регулируется нашим чувством долга. Поэтому чувство долга и обязанность внешне похожие, но немного разные понятия. Чувство долга изначально направлено к другому человеку, но берет свое начало из внутренней потребности быть хорошим, достойным, правильным, нравственным, совестливым. Если во мне есть развитое чувство долга, мне не нужно никаких указаний со стороны.
Что поддерживает чувство долга у гражданина в течении жизни? Здесь необходимо обозначаться гражданское правосознание. Известно, что как мы относимся к закону, так будут относиться и к нам. Долг в этом смысле это всегда уважение прав другого человека. В нашей стране правовое сознание пока развито недостаточно. Поэтому и ищем мы «Имя России», нуждаемся в героях в большей степени, чем это представлено в западных странах. Там следование закону идет «на автомате», а вот у нас под автоматом.
На пути к нравственно развитой личности, что отражается в развитом чувстве долга, человека ждут испытания. Понятие долга очень прочно связано с манипулированием человеком. Наиболее частой манипуляцией является следующая форма: – ты (…) человек, а значит, ты должен (…..). Например: — ты зарабатываешь хорошие деньги, поэтому должен дать мне в долг; или – ты умный человека, поэтому можешь меня простить; — ты человек высокой нравственности, поэтому должен не заметить моего хамства. Те, кто ведутся на такую манипуляцию, представляют собой незрелую ведомую личность, с зависимым поведением. И здесь необходимо ввести понятие ассертивность – способность субъекта обозначать свое мнение, отстаивать свои права, не попирая при этом прав других людей. Часто под ассертивностью понимают нечто иное, некую свободу, когда наделенной такой «мудростью» человек заявляет – «я уже никому ничего не должен». Звучит это несколько истерично. ДА, другим не должен, но себе должен, если хочешь развиваться и жить с другими людьми.
Иногда говорят, если хочешь заплатить долги — начни с долгов самому себе. Но что такое – долг самому себе? Звучит несколько нелепо, но так мы обозначаем некую ценностно-целевую планку – либо некое достижение, которое хотим достичь. Кризис среднего возраста всецело основан именно на том, что человек начинает аудит долга самому себе. И когда выясняется, что достижений нет, или, что они не так значимы (как это планировалось), наступает фрустрация и кризис, человек объявляет сам себя банкротом (перед самим собой).
Теперь про телесную часть понятия чувства долга. Когда мы говорим об истинно человеческом страдании? Когда преодоление кризисной ситуации связано с выбором, основанным на нравственном чувстве, когда он ощущает телесное страдание. Возьмем контекст войны. Гибель людей — это очень сильный аргумент, который рождает решение. Душевная боль за другого человека бросает человека в действие, освобождающее от душевной боли. Иначе у человека с развитой личностью возникает чувство вины, разрушение тела. Чувство долга есть скрытое в человеке. Сделать его явным может определенная ситуация, когда субъект, мучающийся выбором, преодолевая внутренний конфликт, принимает решение, становясь более счастливым (даже ценой собственной жизни).
В последнее время в наше сознание входит тема обретения свободы. Когда вопросы выживания и наполнения желудка решены, народ тянется на свободу, как будто там кормить будут. Но свобода от чего или кого? От человеческой природы или от животной? Иногда идея о свободе есть некий ментальный вирус, разъедающий человека, крадущий у человека его божественную природу. Освободившись от свободы быть с человеком, «человек-свободный» оказывается в пустоте.
Как быть, когда чувство долго не развито? Вернуть в себе человеческое, пробудить высшие нравственности способности возможно единственным образом — развернуться к тем, кто рядом. Здесь поможет философия малых дел – делай то, что в твоих силах. Ведь тот, кто делает то, что может, делает то, что должен. Интересно с психологической стороны практика многих церквей, когда за умершего человека можно молиться, тем самым в настоящем оплачивая прошлые долги.
В заключение, интересно, что когда на психологическую консультацию приходит человек, который хочет совершить самоубийство, без цели в жизни, одной из стратегий его «вытаскивания» из кризисного состояния является наделение долгами. Ведь пламенная убежденность в том, что у нас есть некий долг перед другими людьми, зачастую похожа на попытки утопающего ухватиться за проплывающее бревно. Но, если должны – значит нужны! Если должен – значит жив!
Источник
Разрушительное чувство долга: как обязательства губят лучшее в человеке
Одно из последних эссе писателя и философа Айн Рэнд
Айн Рэнд, основоположница теории объективизма, автор известного романа «Атлант расправил плечи», категорически не принимала философских учений, навязывавших человеку чувство покорности и предопределенности. В одном из своих последних эссе «Причинность против долга» она резко критикует необходимость делать что-то из чувства долга и объясняет, какая формула может поддерживать баланс в мире, где никто никому ничего не должен. Эссе стало частью русскоязычного издания книги «Философия. Кому она нужна?»
Одним из самых разрушительных антипонятий в истории нравственной философии является «долг».
Антипонятие — это искусственный, необоснованный и рационально непригодный термин, назначение которого —заменить и уничтожить какое-либо обоснованное понятие.
Термин «долг» уничтожает больше одного; это метафизический и психологический убийца: он отрицает все основы рационального взгляда на жизнь и делает их неприменимыми к действиям человека.
Обоснованное понятие, наиболее близкое по смыслу к слову «долг», — это «обязанность». Они часто используются как синонимы, хотя между ними существует серьезное различие, которое люди чувствуют, но едва ли определяют.
В одном из словарей (The Random House Dictionary of the English Language, Unabridged Edition, 1966) это различие представлено так: «И долг, и обязанность имеют отношение к тому, что человек считает должным сделать. Долг — это то, что человек выполняет (или избегает выполнять), исходя из указаний сознания, уважения, права или закона: долг перед страной; долг говорить правду или как следует воспитывать детей. Обязанность — то, что человек должен сделать, чтобы удовлетворить предписания узуса, обычая, приличий или чтобы выполнить конкретное, особенное и часто личное обещание или соглашение: финансовые или социальные обязательства».
Из того же словаря следует, что синонимами слова «исполнительный» (исполненный осознанием долга) являются такие слова, как «уважительный, послушный, покорный».
Очевидно, что антипонятие — продукт мистицизма, а не процесса абстракции, вытекающего из реальности. В мистической теории этики за словом «долг» кроется представление, что человек должен слушаться приказов сверхъестественной силы. Несмотря на переход данного антипонятия в светское, когда божественный авторитет стал приписываться таким земным сущностям, как родители, страна, государство, человечество, их сомнительное превосходство все так же зиждется лишь на мистическом указе. Какого черта кто-то вообще обладает правом требовать подобного послушания и покорности? В данных обстоятельствах это единственно правильная формулировка вопроса, потому что никто и ничто на земле такого права иметь не может.
Фанатичным защитником «долга» считается Иммануил Кант. Он зашел настолько дальше других теоретиков, что на его фоне они кажутся невинными доброжелателями. «Долг», говорит Кант, — это единственный стандарт добродетели; но добродетель не награда: если награда в принципе предусмотрена, то это больше не добродетель. Единственная нравственная мотивация, по его мнению, — это приверженность долгу ради долга; только действие, мотивированное исключительно такой приверженностью, может считаться моральным (то есть действие, осуществленное без какой-либо «склонности» [желания] или личного интереса).
«Сохранять же свою жизнь есть долг, и, кроме того, каждый имеет к этому еще и непосредственную склонность. Но отсюда не следует, что трусливая подчас заботливость, которую проявляют большинство людей о своей жизни, имеет внутреннюю ценность, а ее максима — моральное достоинство.
Они оберегают свою жизнь сообразно с долгом, но не из чувства долга. Если же превратность судьбы и неизбывная тоска совершенно отняли вкус к жизни, если несчастный, будучи сильным духом, более из негодования на свою судьбу, чем из малодушия или подавленности, желает смерти и все же сохраняет себе жизнь не по склонности или из страха, а из чувства долга, — тогда его максима имеет моральное достоинство». Оттуда же: «Так, без сомнения, следует понимать и места из Священного Писания, где предписывается как заповедь любить своего ближнего, даже нашего врага. Ведь любовь как склонность не может быть предписана как заповедь, но благотворение из чувства долга, хотя бы к тому не побуждала никакая склонность и даже противостояло естественное и неодолимое отвращение, есть практическая, а не патологическая любовь. Она кроется в воле, а не во влечении чувства, в принципах действия, а не в трогательной участливости; только такая любовь и может быть предписана как заповедь».
Если эту позицию приняли, то антипонятие «долг» разрушило бы понятие реальности: необъяснимая, сверхъестественная сила берет верх над фактами и диктует человеку действия безотносительно к контексту или последствиям.
«Долг» разрушает разум: он превосходит чье-либо знание и суждение, отделяя процесс мысли и суждения от действий.
«Долг» разрушает ценности: он требует от индивида жертвовать своими высшими ценностями ради необъяснимого приказа и превращает их в угрозу нравственности, поскольку опыт удовольствия и желания бросает тень сомнения на моральную чистоту побуждений человека.
«Долг» разрушает любовь: кто бы захотел, чтобы его любили не из-за «склонности», а в силу «долга»?
«Долг» разрушает чувство собственного достоинства: он не оставляет ничего, за что себя можно было бы уважать.
Если кто-то соглашается с этим во имя морали, то дьявольская ирония состоит в том, что «долг» разрушает мораль. Деонтологическая (основанная на долге) теория этики сужает моральные принципы до списка предписанных «долгов» и оставляет жизнь человека без какого-либо нравственного руководства, отрезая мораль от применения к насущным проблемам и заботам человеческого существования. Такие вопросы, как работа, карьера, амбиции, любовь, дружба, удовольствие, счастье, ценности (если только они не осуществляются как долг), считаются в этой теории аморальными, то есть лежащими за пределами морали. Если это так, тогда на основе какого стандарта человек должен ежедневно делать выбор и направлять свою жизнь?
Кантовское чувство «долга» внедряется родителями, заявляющими, что ребенок должен что-то делать просто потому, что должен. Ребенок, воспитанный под давлением постоянных беспричинных, произвольных, противоречивых и необъяснимых «должен», теряет (или так никогда и не обретает) способность видеть различие между действительной необходимостью и человеческими прихотями и проводит свою жизнь, подобострастно и исполнительно слушаясь вторых и отрицая первую. В широком смысле он растет без ясного понимания реальности.
Когда он взрослеет, он может отрицать все формы мистицизма, но сохранять кантовскую психоэпистемологию (если он этого не исправит). Он продолжает считать любую трудную или неприятную задачу необъяснимым наказанием, как долг, который он исполняет, но при этом отрицает; он думает, что его «долг» — зарабатывать на жизнь, быть нравственным и крайне редко быть рациональным.
В реальности и объективистской этике не существует такого феномена, как «долг». Здесь есть лишь выбор и полное, четкое признание принципа, который затмевается понятием «долг», — закона причинности.
Правильный подход к этике, старт с метафизического «чистого листа», незапятнанного даже оттенком кантианства, хорошо иллюстрируется следующей историей. Мудрая пожилая афроамериканка, отвечая мужчине, который указал ей на то, что она должна что-то сделать, сказала: «Мистер, нет ничего, что я должна, кроме как умереть».
Жизнь или смерть — единственная фундаментальная альтернатива человека. Жить — его базовый выбор. Если он выбирает жить, рациональная этика скажет ему, какие действия необходимы для воплощения этого выбора. Если он выбирает не жить, тогда им займется природа.
Реальность подкидывает человеку много того, что он «должен», но все эти приказы условны; формула настоящей необходимости такая: «Ты должен, если…», и «если» здесь означает выбор человека: «…если ты хочешь достичь определенной цели». Ты должен есть, чтобы выжить. Ты должен работать, если ты хочешь есть. Ты должен думать, если ты хочешь работать. Ты должен опираться на реальность, если ты хочешь думать; если ты хочешь знать, что делать; если ты хочешь знать, какие цели выбрать; если ты хочешь знать, как их достичь.
Чтобы сделать выбор для достижения цели, человеку надо помнить о существовании принципа, который в его разуме был практически уничтожен антипонятием «долг», — принципа причинности, особенно целевой причинности Аристотеля (который доступен только существу, обладающему сознанием), то есть процесса, благодаря которому цель определяет средства, то есть процесса выбора цели и действий для ее достижения.
В рациональной этике именно причинность, а не «долг» служит ведущим принципом в обдумывании, оценке и выборе действий, особенно тех, которые нужны для достижения долгосрочных целей. Следуя этому принципу, человек не действует, если он не знает цели своих действий. Выбирая цель, он обдумывает необходимые средства, взвешивает ценность цели и сравнивает ее с трудностью средств и с иерархией всех своих целей и ценностей. Он не требует от себя невозможного и долго думает перед тем, как обозначить вещи как невозможные. Он никогда не опускает контекст доступных ему знаний и никогда не уклоняется от реальности, полностью сознавая, что его цель не будет предоставлена ему другой силой, кроме как силой его собственных действий, а если он уклоняется, то обманывает не какой-то кантовский авторитет, а самого себя.
Если он приходит в отчаяние от трудностей, он напоминает себе, что цель требует их наличия, зная, что он волен в любой момент передумать и спросить себя, стоит ли оно того, и это не повлечет за собой никакого наказания, только отказ от ценностей, которые он хочет получить (в таком случае он едва ли сдастся, если только по рациональной необходимости).
В похожих обстоятельствах кантианец фокусируется не на своей цели, а на своем нравственном характере. Его бессознательная реакция — это вина и страх: страх не выполнить свой «долг», страх слабости, которую этот «долг» запрещает, страх оказаться морально «недостойным». Ценность его цели исчезает из его разума и тонет в потоке сомнений в себе. Какое-то время он протянет в таком безрадостном темпе, но не долго. Кантианец едва ли ставит или достигает важные цели, так как они угроза его чувству собственного достоинства.
Приверженец причинности сталкивается лицом к лицу с реальностью без необъяснимых оков, навязанного бремени, невыполнимых требований или сверхъестественных угроз. Его метафизический подход и ведущий моральный принцип лучше всего демонстрирует старая испанская пословица: «Бог сказал: “Бери что хочешь и заплати за это”». Но чтобы знать собственные желания, их значение и стоимость их осуществления, нужно обладать высшей человеческой добродетелью — рациональностью.
Интересная статья? Подпишитесь на наш канал в Telegram, чтобы получать больше познавательного контента и свежих идей.
Источник