«Воспитываем у детей чувство долга и разумные потребности»
консультация
Консультация для родителей
Скачать:
| Вложение | Размер |
|---|---|
| vospityvaem_u_detey_chuvstvo_dolga_i_razumnye_potrebnosti.docx | 15.85 КБ |
Предварительный просмотр:
Воспитываем у детей чувство долга и разумные потребности.
Воспитание-процесс обоюдный: в нем участвуют обе стороны-воспитатель и воспитуемый. От того, как строятся их отношения, чья линия становится ведущей, зависит педагогический эффект.
Родительская безотказность и детская безудержность желаний… Не трудно заметить прямую зависимость в этом. Где воспитание ребенка строится на уступках, там вольно или не вольно ребенок растет потребителем, эгоистом, не способным ни к каким самоограничениям.
Некоторые родители связывают понятие «счастливое детство» с неограниченным предоставлением ребенку материальных удовольствий. С убежденностью они говорят:
-Почему не порадовать ребенка, если есть возможность? Потребность-одна из основ нашей жизни. Потребности рождают желания. Однако если у ребенка не сформируют дисциплину желаний, то он никогда не будет по-настоящему счастлив, ему всегда чего-то будет недоставать: сначала самой малости-желанной игрушки, потом чуть больше- модных джинсов…компьютера…машину…жар-птицу…
Воспитание на переизбытке-ничто иное, как воспитание попустительством. Главный просчет таких родителей в том, что их стремление создать безоблачное детство заслоняет перспективы завтрашнего дня, когда их сын(или дочь) станет взрослым. Такой ребенок не сможет всю жизнь быть лишь потребителем радостей, преподносимых близкими. Рано или поздно он выйдет на самостоятельный путь, и добывать радости ему придется своим трудом. А в жизни, и в труде, в любой профессии немало будничного, но важного и необходимого. И это потребует от него воли, самодисциплины, умения властвовать собой.
Надо с самого раннего детства формировать у детей разумные потребности, ибо они влияют на поведение, на образ жизни человека, на весь его моральный облик. «Каковы потребности человека, таков и он сам».
Дошкольник, конечно, еще не способен сам определять, что ему действительно нужно, а что является блажью, баловством. В этом ему должны помочь взрослые.
Почему, например, одни дети правильно реагируют на отказ в немедленном выполнении их желания, у других это вызывает эмоциональную бурю? Потребность к немедленному удовлетворению желания не возникает у ребенка из ничего, ее порождает не только предмет, но и соответствующее поведение родителей.
О педагогической недальновидности таких родителей В. А. Сухомлинский писал: «..И мама, и папа радуются, когда он, сын, радуется… Чем дальше, тем больше вступает в действие закономерность: если поведение, поступки маленького человека продолжают диктовать только его потребностями-человек вырастает уродом. У него развиваются ненормальные, повышенные потребности к жизни и почти всякое отсутствие требований к себе.
Вот где зарождаются тонкие, нежные корешки, в последствии питающие лень, безделье, тунеядство, бессердечие, равнодушие. С годами образуется пустота и разочарование у тех молодых людей, детство и отрочество которых было бездумным удовлетворением их потребностей».
Как не допустить, чтобы у ребенка возникла безудержность желаний? Какая сила способна противостоять этому пороку? Что способно окультивировать детские желания?
«Этой могучей силой является труд, который должен стать естественным состоянием человека, его привычкой»,- говорил В. А. Сухомлинский. Воспитание через труд помогает растущему человеку в конечном счете осознать цену труда, затрачиваемого родителями на приобретение всего, чем пользуется семья, умение умерять свои интересы, не выходя за пределы общесемейного уровня потребностей.
Разумное равенство всех членов семьи- непременное условие в условии ребенка очень важного понятия: я не один на свете, рядом со мной отец, мать, бабушка, брат, сестра- у них также есть свои желания, с которыми приходится считаться. У брата и сестры -одинаковые права на любовь и внимание родителей, на лакомства и удовольствия.
Итак, на формирование потребностей детей огромное влияние оказывает весь уклад жизни семьи, ее социальные установки, интересы-личные и общественные. Ребенок – участник всех внутрисемейных событий- проникается всем, чем живут взрослые, впитывает их идеологию, судит их оценками.
Почему некоторые дети, подрастая, утрачивают добрые чувства к родителям, перестают считаться с их мнением, забывают об ответственности и долге перед ними? Кто виноват в том, что взрослые (уже имеющие своих детей!) по-прежнему продолжают смотреть на родителей с точки зрения эгоиста и потребителя? Причин немало, но главная из них- воспитание на переизбытке, на родительской безотказности. Ребенок, вскормленный на избыточном потреблении всяческих благ, усваивает: ему обязаны все, он-никому. Опыт отношений с родителями, приобретенный ребенком в детстве, не может не сказаться в дальнейшем, каким сыном или дочерью он станет, каким вырастет человеком, что он будет представлять собою как отец или мать своих детей, как член трудового коллектива.
Только благодаря правильному воспитанию происходит закладка положительных качеств личности ребенка, только при этом условии можно говорить о формировании готовности его к активному, осознанному послушанию.
Источник
Разрушительное чувство долга: как обязательства губят лучшее в человеке
Одно из последних эссе писателя и философа Айн Рэнд
Айн Рэнд, основоположница теории объективизма, автор известного романа «Атлант расправил плечи», категорически не принимала философских учений, навязывавших человеку чувство покорности и предопределенности. В одном из своих последних эссе «Причинность против долга» она резко критикует необходимость делать что-то из чувства долга и объясняет, какая формула может поддерживать баланс в мире, где никто никому ничего не должен. Эссе стало частью русскоязычного издания книги «Философия. Кому она нужна?»
Одним из самых разрушительных антипонятий в истории нравственной философии является «долг».
Антипонятие — это искусственный, необоснованный и рационально непригодный термин, назначение которого —заменить и уничтожить какое-либо обоснованное понятие.
Термин «долг» уничтожает больше одного; это метафизический и психологический убийца: он отрицает все основы рационального взгляда на жизнь и делает их неприменимыми к действиям человека.
Обоснованное понятие, наиболее близкое по смыслу к слову «долг», — это «обязанность». Они часто используются как синонимы, хотя между ними существует серьезное различие, которое люди чувствуют, но едва ли определяют.
В одном из словарей (The Random House Dictionary of the English Language, Unabridged Edition, 1966) это различие представлено так: «И долг, и обязанность имеют отношение к тому, что человек считает должным сделать. Долг — это то, что человек выполняет (или избегает выполнять), исходя из указаний сознания, уважения, права или закона: долг перед страной; долг говорить правду или как следует воспитывать детей. Обязанность — то, что человек должен сделать, чтобы удовлетворить предписания узуса, обычая, приличий или чтобы выполнить конкретное, особенное и часто личное обещание или соглашение: финансовые или социальные обязательства».
Из того же словаря следует, что синонимами слова «исполнительный» (исполненный осознанием долга) являются такие слова, как «уважительный, послушный, покорный».
Очевидно, что антипонятие — продукт мистицизма, а не процесса абстракции, вытекающего из реальности. В мистической теории этики за словом «долг» кроется представление, что человек должен слушаться приказов сверхъестественной силы. Несмотря на переход данного антипонятия в светское, когда божественный авторитет стал приписываться таким земным сущностям, как родители, страна, государство, человечество, их сомнительное превосходство все так же зиждется лишь на мистическом указе. Какого черта кто-то вообще обладает правом требовать подобного послушания и покорности? В данных обстоятельствах это единственно правильная формулировка вопроса, потому что никто и ничто на земле такого права иметь не может.
Фанатичным защитником «долга» считается Иммануил Кант. Он зашел настолько дальше других теоретиков, что на его фоне они кажутся невинными доброжелателями. «Долг», говорит Кант, — это единственный стандарт добродетели; но добродетель не награда: если награда в принципе предусмотрена, то это больше не добродетель. Единственная нравственная мотивация, по его мнению, — это приверженность долгу ради долга; только действие, мотивированное исключительно такой приверженностью, может считаться моральным (то есть действие, осуществленное без какой-либо «склонности» [желания] или личного интереса).
«Сохранять же свою жизнь есть долг, и, кроме того, каждый имеет к этому еще и непосредственную склонность. Но отсюда не следует, что трусливая подчас заботливость, которую проявляют большинство людей о своей жизни, имеет внутреннюю ценность, а ее максима — моральное достоинство.
Они оберегают свою жизнь сообразно с долгом, но не из чувства долга. Если же превратность судьбы и неизбывная тоска совершенно отняли вкус к жизни, если несчастный, будучи сильным духом, более из негодования на свою судьбу, чем из малодушия или подавленности, желает смерти и все же сохраняет себе жизнь не по склонности или из страха, а из чувства долга, — тогда его максима имеет моральное достоинство». Оттуда же: «Так, без сомнения, следует понимать и места из Священного Писания, где предписывается как заповедь любить своего ближнего, даже нашего врага. Ведь любовь как склонность не может быть предписана как заповедь, но благотворение из чувства долга, хотя бы к тому не побуждала никакая склонность и даже противостояло естественное и неодолимое отвращение, есть практическая, а не патологическая любовь. Она кроется в воле, а не во влечении чувства, в принципах действия, а не в трогательной участливости; только такая любовь и может быть предписана как заповедь».
Если эту позицию приняли, то антипонятие «долг» разрушило бы понятие реальности: необъяснимая, сверхъестественная сила берет верх над фактами и диктует человеку действия безотносительно к контексту или последствиям.
«Долг» разрушает разум: он превосходит чье-либо знание и суждение, отделяя процесс мысли и суждения от действий.
«Долг» разрушает ценности: он требует от индивида жертвовать своими высшими ценностями ради необъяснимого приказа и превращает их в угрозу нравственности, поскольку опыт удовольствия и желания бросает тень сомнения на моральную чистоту побуждений человека.
«Долг» разрушает любовь: кто бы захотел, чтобы его любили не из-за «склонности», а в силу «долга»?
«Долг» разрушает чувство собственного достоинства: он не оставляет ничего, за что себя можно было бы уважать.
Если кто-то соглашается с этим во имя морали, то дьявольская ирония состоит в том, что «долг» разрушает мораль. Деонтологическая (основанная на долге) теория этики сужает моральные принципы до списка предписанных «долгов» и оставляет жизнь человека без какого-либо нравственного руководства, отрезая мораль от применения к насущным проблемам и заботам человеческого существования. Такие вопросы, как работа, карьера, амбиции, любовь, дружба, удовольствие, счастье, ценности (если только они не осуществляются как долг), считаются в этой теории аморальными, то есть лежащими за пределами морали. Если это так, тогда на основе какого стандарта человек должен ежедневно делать выбор и направлять свою жизнь?
Кантовское чувство «долга» внедряется родителями, заявляющими, что ребенок должен что-то делать просто потому, что должен. Ребенок, воспитанный под давлением постоянных беспричинных, произвольных, противоречивых и необъяснимых «должен», теряет (или так никогда и не обретает) способность видеть различие между действительной необходимостью и человеческими прихотями и проводит свою жизнь, подобострастно и исполнительно слушаясь вторых и отрицая первую. В широком смысле он растет без ясного понимания реальности.
Когда он взрослеет, он может отрицать все формы мистицизма, но сохранять кантовскую психоэпистемологию (если он этого не исправит). Он продолжает считать любую трудную или неприятную задачу необъяснимым наказанием, как долг, который он исполняет, но при этом отрицает; он думает, что его «долг» — зарабатывать на жизнь, быть нравственным и крайне редко быть рациональным.
В реальности и объективистской этике не существует такого феномена, как «долг». Здесь есть лишь выбор и полное, четкое признание принципа, который затмевается понятием «долг», — закона причинности.
Правильный подход к этике, старт с метафизического «чистого листа», незапятнанного даже оттенком кантианства, хорошо иллюстрируется следующей историей. Мудрая пожилая афроамериканка, отвечая мужчине, который указал ей на то, что она должна что-то сделать, сказала: «Мистер, нет ничего, что я должна, кроме как умереть».
Жизнь или смерть — единственная фундаментальная альтернатива человека. Жить — его базовый выбор. Если он выбирает жить, рациональная этика скажет ему, какие действия необходимы для воплощения этого выбора. Если он выбирает не жить, тогда им займется природа.
Реальность подкидывает человеку много того, что он «должен», но все эти приказы условны; формула настоящей необходимости такая: «Ты должен, если…», и «если» здесь означает выбор человека: «…если ты хочешь достичь определенной цели». Ты должен есть, чтобы выжить. Ты должен работать, если ты хочешь есть. Ты должен думать, если ты хочешь работать. Ты должен опираться на реальность, если ты хочешь думать; если ты хочешь знать, что делать; если ты хочешь знать, какие цели выбрать; если ты хочешь знать, как их достичь.
Чтобы сделать выбор для достижения цели, человеку надо помнить о существовании принципа, который в его разуме был практически уничтожен антипонятием «долг», — принципа причинности, особенно целевой причинности Аристотеля (который доступен только существу, обладающему сознанием), то есть процесса, благодаря которому цель определяет средства, то есть процесса выбора цели и действий для ее достижения.
В рациональной этике именно причинность, а не «долг» служит ведущим принципом в обдумывании, оценке и выборе действий, особенно тех, которые нужны для достижения долгосрочных целей. Следуя этому принципу, человек не действует, если он не знает цели своих действий. Выбирая цель, он обдумывает необходимые средства, взвешивает ценность цели и сравнивает ее с трудностью средств и с иерархией всех своих целей и ценностей. Он не требует от себя невозможного и долго думает перед тем, как обозначить вещи как невозможные. Он никогда не опускает контекст доступных ему знаний и никогда не уклоняется от реальности, полностью сознавая, что его цель не будет предоставлена ему другой силой, кроме как силой его собственных действий, а если он уклоняется, то обманывает не какой-то кантовский авторитет, а самого себя.
Если он приходит в отчаяние от трудностей, он напоминает себе, что цель требует их наличия, зная, что он волен в любой момент передумать и спросить себя, стоит ли оно того, и это не повлечет за собой никакого наказания, только отказ от ценностей, которые он хочет получить (в таком случае он едва ли сдастся, если только по рациональной необходимости).
В похожих обстоятельствах кантианец фокусируется не на своей цели, а на своем нравственном характере. Его бессознательная реакция — это вина и страх: страх не выполнить свой «долг», страх слабости, которую этот «долг» запрещает, страх оказаться морально «недостойным». Ценность его цели исчезает из его разума и тонет в потоке сомнений в себе. Какое-то время он протянет в таком безрадостном темпе, но не долго. Кантианец едва ли ставит или достигает важные цели, так как они угроза его чувству собственного достоинства.
Приверженец причинности сталкивается лицом к лицу с реальностью без необъяснимых оков, навязанного бремени, невыполнимых требований или сверхъестественных угроз. Его метафизический подход и ведущий моральный принцип лучше всего демонстрирует старая испанская пословица: «Бог сказал: “Бери что хочешь и заплати за это”». Но чтобы знать собственные желания, их значение и стоимость их осуществления, нужно обладать высшей человеческой добродетелью — рациональностью.
Интересная статья? Подпишитесь на наш канал в Telegram, чтобы получать больше познавательного контента и свежих идей.
Источник