О психологии.
Природа чувств
Хотякаждый день нашей жизни наполнен чувствами, большинство из нас не понимает, что значит испытывать и, тем более, выражать свои чувства. Некоторые из нас даже не знают, что эти чувства собой представляют. В результате мы так и не научились точно различать их и обрекли себя на вечную жизнь в ситуации вавилонского столпотворения, вызванного «смешением языков». В этой связи уместно рассмотреть пять базовых контактных чувств, о которых мы уже упоминали в предыдущей главе:
1. Гнев. Каковы физиологические признаки гнева? Что говорит вам ваше тело? Как вы узнаете, что рассердились? Вы хотите подраться – вот что это такое. А как вы узнаете о том, что хотите подраться? Ваше тело прямо-таки кричит об этом. Дыхание и пульс учащаются, мышцы сжимаются, и вы чувствуете неожиданную и резкую волну тепла, горячее чувство внезапного прилива крови. Будь то словесная стычка, физическая или просто незначительные проявления сердитого поведения, – наше тело должно сделать хоть что-нибудь. Оно просто требует от нас действий. И самое худшее, что мы можем сделать в подобной ситуации, – подавить этот всплеск.
2. Страх. Как вы узнаете, что боитесь? Что говорит вам ваше тело на этот раз? Оно дает прямо противоположные сигналы. Во рту пересыхает, ладони становятся влажными, вы чувствуете озноб, кожа покрывается мурашками.
3. Душевная боль. По-видимому, большинство из нас боятся ненароком причинить кому-то боль. И я подозреваю, что это заслуга многочисленных манипуляторов, которые призывали нас не оскорблять их чувств. Они с легкостью вовлекают нас в свои игры, а мы этого даже не замечаем. «Почему вы никак не отреагировали?» – спрашивают у нас, и мы почти машинально отвечаем: «Как-то не хотелось никого расстраивать». С какой стати?
Необъяснимое желание никого не расстроить – это, безусловно, невротический симптом. Если мы начинаем так себя вести, важно понимать, почему. Действительно ли нам так страшно задеть чьи-то чувства, или, может быть, мы все же боимся, что задеть могут нас – оскорбить самолюбие, унизить достоинство?
Душевная боль – самое трудное в выражении чувство. Когда вы чувствуете себя по-настоящему задетыми, то возвращаетесь в детство и превращаетесь в ребенка, который ищет защиту у матери. Один из симптомов душевной боли – это слезы. По многим причинам женщины не боятся выражать свои чувства таким образом; однако мужчины в нашей культуре к этому не расположены. Вне всякого сомнения, когда-то в детстве какой-то манипулятор запрещал им плакать, приговаривая что-нибудь вроде: «Ну, ну, Джонни, большие мальчики не плачут». По словам Тиллиха, большинству из нас «не хватает смелости даже на то, чтобы огорчиться». Однако со временем невыраженная боль может стать непосильным бременем.
4. Доверие. Оно переживается как ощущение открытости. То есть вы раскрываете потайные уголки своей души и как бы говорите: вот я весь, как на ладони, смотри, я тебя не боюсь. При этом вы избавляетесь от привычной несвободы и как бы обретаете второе дыхание. Доверяя, вы волей-неволей становитесь самими собой.
5. Любовь. Это золотой ключ к творческому использованию всех остальных чувств, но как мало мы о ней знаем! Шелли называл ее «пищей поэтов». Голдсмит – «унижением, которое уравнивает тиранов с рабами». Но мне больше нравится определение Рильке: «Любовь – это когда два одиночества оберегают, касаются и приветствуют друг друга».
С психологической точки зрения жизненно важно знать, когда ваше тело испытывает чувство любви, и я рекомендую вам «Искусство любить» Эриха Фромма. Это одна из наиболее основательных книг, когда-либо написанных о любви, которую он называет «активным участием в жизни и росте тех, кого мы любим» [10]. Наше тело не обманет, и даст нам знать, когда мы почувствуем влюбленность. Любовь можно сравнить с ощущением тепла в теле, тогда как гнев скорее напоминает жар.
Тем не менее любопытно, что эти два чувства весьма близки. Как часто мы обнаруживаем, что прежде чем стать ласковым и добродушным, нам нужно выпустить пар в гневе. Чтобы выразить любовь, необходимо сперва пойти на риск проявления четырех других основных чувств, что, несомненно, чрезвычайно важно в человеческих отношениях, особенно в браке. У человека никогда не может быть длительных и глубоких отношений с другим, если он неспособен проявлять себя в его присутствии. Если мы в состоянии явить другому свой гнев, страх, боль и доверие, значит мы на самом деле умеем любить. Лишь тогда, когда мы в состоянии открыто выражать друг другу свои чувства и открыто говорить о них, мы можем ощутить душевную близость. Таким образом, любовь есть завершение и исполнение остальных чувств.
Все это следует иметь в виду, особенно в семейной жизни. Семейные терапевты предпочитают работать одновременно с обоими членами супружеской пары, поскольку ситуация, когда свои чувства учится выражать лишь один из супругов, может еще больше расстроить их отношения. Два актуализатора не обязательно создадут «счастливую» семью, но эта семья будет полной жизни; два манипулятора смогут привыкнуть друг к другу и приспособиться к играм партнера. Но союз манипулятора и актуализатора немыслим.
Источник
Природа чувства
Чувство определяет исходное и основное состояние и способность живого организма. Мы начинаем чувствовать, узнавая наши самые первые потребности, когда нас укачивают, ласкают, не ограничивают проявления желаний или двигательной активности, то есть позволяют развиваться естественным путем. Если главные потребности удовлетворяются, ребенок готов к чувственному восприятию того, что встретится на его жизненном пути. Если же они не удовлетворяются, то ребенок будет вынужден пойти по пути замещения своих потребностей, и в итоге будет искажаться его восприятие окружающей действительности. Любое происходящее в реальности событие невротик пропускает через призму своих страданий или неутоленных желаний, неизменно пытаясь реализовать их.
Появившиеся на каком-то этапе нужды или чувства могут оставаться неосознанными по двум причинам. Зачастую такие чувства развиваются раньше понятийной системы, и в силу этого остаются неузнанными. (Например, младенец не знает, что его не следует слишком рано отнимать от груди матери.) Во-вторых, даже если ребенок уже научился распознавать свои чувства до сцены первопричины, их могут упорно подавляться невротичные родители, и тогда со временем он перестанет осознавать, какие именно чувства испытывал вначале. Если ребенку не позволяют плакать — не важно, связано ли такое подавление с излишне заботливыми родителями, которые не в силах слышать плач своего любимца, или с родительскими насмешками («Ты же мальчик, а плачешь как девчонка!»), — он вскоре перестанет даже осознавать, что ему хочется плакать. В частности, он также может научиться расценивать слезы как слабость.
Подавление чувств не всегда напрямую связано с конкретными действиями родителей. Блокировка или замещение чувства может произойти в младенчестве, когда ребенок еще не способен пойти на компромисс со своими чувствами и построить соответствующую защитную систему. Недостаток родительской заботы и поддержки может вызвать такую мучительную боль, что со временем ребенок спрячет свою боль, подавив и неудовлетворенные потребности. Он перестанет чувствовать себя обделенным. Однако его неудовлетворенность не исчезнет и будет усиливаться день ото дня, год за годом. Она останется неизменной и достаточно примитивной, поскольку ее истоки кроются именно в детских потребностях. Невротик не может иметь зрелых чувств, ведь его терзают неутоленные детские желания. С возрастом у него могут появиться, к примеру, навязчивые сексуальные желания, порожденные не реальными сексуальными чувствами, а давней детской потребностью в любви и ласке. Полностью прочувствовав всю свою подавленную боль, он сможет испытать настоящие сексуальные чувства — и эти чувства существенно отличаются от тех, которые невротик считает сексуальными.
Поведение сексуально озабоченного невротика порождено давней, возможно неосознанной, потребностью. Он может найти ей иное название (секс), однако исходная потребность в любви и ласке от этого не меняется. Один из наших пациентов вдруг осознал эту реальность во время сексуального общения, при этом его возбуждение (символическое сексуальное чувство) сразу исчезло, и он попросил свою жену просто обнять его. Прервав сексуальное общение, он испытал реальные чувства (правда, его прозрение (инсайт) не было по достоинству оценено женой!). Он осознал наконец свои реальные потребности и больше не испытывал нужды в их символическом замещении. Иными словами можно сказать, что это чувство стало осознанным понятием и ощущением, а исходная потребность была правильно оценена. Чувствуя пустоту или бренность жизни, человек может испытать сосущую боль в животе. Хотя невротик, испытав такое ощущение, вполне вероятно, свяжет его с чувством голода.
Невроз не дает возможности правильно оценить («Они не влюбят меня») болезненные физические ощущения, а в результате страдания становятся неизменными спутниками невротика. Он может пытаться облегчить их тем или иным способом (скажем, посредством секса, как в описанном выше случае), но мучительное ощущение не исчезнет до тех пор, пока не будет правильно осознано, — оно должно быть прочувствовано[3]*.
Боль первопричины проявляется в болезненных ощущениях. Первичная терапия помогает им стать реальными чувствами, то есть восстановить связь между болью и породившим ее источником. Только благодаря восстановлению связи мучительное ощущение превращается в истинное чувство. Верно и обратное — прерванная в раннем возрасте связь между мысленным и чувственным восприятием превращается в хронические болезненные ощущения: головную боль, аллергию, боли в спине. Они постоянно будут мучить человека, поскольку разорвана эта причинно-следственная связь. Болезненное чувство как бы оторвано от знания («Мне так одиноко; никто не может понять меня»), оно живет своей жизнью внутри нашего тела, проявляясь так или иначе в форме боли или обиды.
Если скрытая боль станет прочувствованной болью, то она перестанет причинять страдания и невротик обретет способность чувствовать. Все, что затрагивает истинные чувства невротика, обязательно пробуждает боль. Любое глубокое чувственное переживание, которое не способствует усилению боли, является псевдочувством — неким неосознанным» бессвязным заменителем.
Многие пациенты, завершая куре терапии, говорили, что сексуальная близость часто невольно приводит к переживанию боли первопричины. Один мужчина объяснял это следующим образом: «До лечения у меня были самые разные подавленные чувства, которые я реализовывал с помощью секса. Мне казалось, что я — сексуальный гигант. Я мог заниматься сексом в любое время. Теперь я понимаю, что источником моих неукротимых сексуальных желаний были подавленные чувства, которые любыми путями пытались вырваться на свободу. Я освобождал их с помощью пениса. И неудивительно, что оргазм чаще всего вызывал у меня болезненные ощущения. Я считал, что боль является естественной для такого кульминационного момента. Оргазм наступал у меня всегда слишком быстро потому, что давление всех моих скрытых и рвущихся на свободу чувств было настолько сильным, что я не мог контролировать себя. В детстве они проявлялись по-другому, я часто просыпался в мокрой постели. Мне казалось, что я должен научиться сдерживать себя, и тогда у меня не будет ни мокрой постели, ни преждевременной эякуляции. Но в действительности мне нужно было просто пережить те подавленные чувства и избавиться от хронического болезненного напряжения».
Когда он освободился от напряжения, связанного с давними скрытыми чувствами, исчезли и навязчивые сексуальные желания, а его сексуальная жизнь вошла в норму. Такая же напряженность (обусловленная соответствующими детскими переживаниями), возможно, выразится в чрезмерной разговорчивости — в данном случае язык используется как своеобразный «водослив» для излияния накопившегося внутреннего напряжения. Невротик использует слова не для выражения чувств и мыслей; он выговаривается просто для снятия напряжения. Излишне словоохотливому невротику даже не нужен собеседник; он «беседует» со своей потребностью (а в исходном варианте со своими родителями). Здесь мы вновь сталкиваемся с жестоким парадоксом. Человек вынужден говорить потому, что его никогда не слушали в детстве, но такая невротичная манера разговора обычно отталкивает людей, в результате чего напряжение (навязчивое желание) еще больше повышается, побуждая невротика к более обильному словоизвержению. Он не сможет почувствовать то, что говорит до тех пор, пока не сможет прекратить разговоры, порожденные подавленной потребностью, и такая возможность появится, когда он прочувствует мучительную боль неудовлетворенных детских потребностей.
Восприятие невротика останется ограниченным до тех пор, пока он не высвободит подавленные чувства. Либо он будет искать приятных ощущений, чтобы подавить неосознанные болезненные потребности, либо решит, что у него действительно есть некая физическая болезнь, если постоянно испытывает какие-то болезненные ощущения в той или иной области организма. Люди, пытающиеся с помощью алкоголя избавиться от тяжести в желудке, не предполагают, что, возможно, способствуют развитию более серьезного заболевания (например, язвы желудка). Иными словами, искусственные способы, которыми человек- пытается снять внутреннее напряжение или боль, могут в итоге действительно вызвать физические заболевания. Для облегчения страданий невротик может использовать не только алкоголь, но и любые болеутоляющие средства, таблетки или наркотики. Но в данном случае важно другое — все подавленные чувства являются болезненными по определению. Поэтому невротик, по сути дела, постоянно пытается заменить одно (болезненное) ощущение другим, хотя при этом он может наслаждаться невесомостью подводного плавания, живописной палитрой картины, одурманивающим воздействием алкоголя или наркотика. Пока ему не удастся связать свои хронические недомогания (которые, в сущности, мог перерасти в физические болезни) с исходными, основополагающими чувствами, он будет продолжать свои бесплодные попытки поиска символического удовлетворения.
В большинстве случаев именно поиск такого чувственна заменителя стоит за любыми навязчивыми желаниями, включая чрезмерные сексуальные потребности. Оргазм становится для невротика неким наркотическим или седативным средством. Отказываясь от этого символического действия (успокоительного) придет к ухудшению физического состояния.
Почему же восприятие невротика является ограниченным. Потому, что никто не может понять его истинных чувств. Они разрешают испытывать лишь позволительную боль. Допустим, у них может болеть живот, но они не могут грустить, испытывая эмоциональную боль. И ребенок вынужден найти причину боли, которая удовлетворит его родителей; он вынужден искать символическую замену, хотя ему гораздо проще было бы сказать правду: «Мне грустно».
Для иллюстрации моего утверждения давайте рассмотрим ел чай из жизни одного моего пациента. Молодой человек решился жениться. Во время свадебной церемонии к нему неожиданно подходит пожилой мужчина, давний друг семьи, который сердечно обнимает его, желая всего наилучшего. Эта встреча по непонятной причине очень расстроила жениха, и он не смог сдержать горьких слез. Молодой человек был не в состоянии понять, что стало причиной такой реакции.
На основе первичной теории мы можем предположить, что в приведенном случае сердечные слова пожилого человека разбередили какие-то старые раны. В ходе терапии этот пациент рассказал, что его отец всегда был крайне суров и сдержан, что его в детстве рядом с ним никогда не было любящего, доброжелательного человека, который мог бы искренне порадоваться его счастью. Этот молодой мужчина постоянно жил с затаенным ощущением пустоты или неудовлетворенности, и только сердечная доброта смогла растревожить его боль.
Болезненное чувство, испытанное молодым человеком, было лишь тихим отголоском исходного чувства, но, прочувствовав его до конца, он испытал бы в тот момент еще глубокую печаль, мучительную и нестерпимую боль. Сердечная доброта, взволновавшая его в день свадьбы, ни на йоту не уменьшила исходную боль, поскольку она может, исчезнуть, только если подавленное чувство будет полностью выявлено, пережито и — что еще более важно — осознано. Его напряжение или борьба зародилась очень давно, — когда у него впервые мелькнула мысль о том, что он не в состоянии пробудить теплых чувств в своем любимом папочке. Он старался стать независимым, пытаясь показать, что действи-1ельно не нуждается в отцовской ласке. Чтобы не чувствовать обиды, он всячески избегал сердечных отношений (хотя именно в них он больше всего нуждался). Неожиданная сердечность старого друга невольно ранила его в момент эмоционального подъема — во время свадьбы.
Другая пациентка описывала свои ощущения следующим образом;
«Мне казалось, что я окружила неким магическим кругом нежелательный образ моего реального „я», чтобы никто его не видел и не слышал, и в итоге этот образ был надежно спрятан и предан забвению. Однако боль, вызванная неодобрением, заставила исчезнуть мои собственные чувства. И вместе с ними уходили любовь, сила. и. желание. Меня больше не существовало. Однажды, мысленно. оглядываясь назад, я попыталась найти свое реальное „я», но передо мной простиралась пустыня полнейшего небытия. Я умерла от их неприятия и ненависти (нетерпимости). Реальным для меня осталось только чувство презрения к самой себе».
Я полагаю, что невротик, подавляя свою боль, одновременно теряет часть своего чувственного восприятия. Но он даже не осознает этой потери, пока не восстановит свои реальные чувства. То есть невозможно убедить невротика в том, что он не способен на определенные чувствами вероятно, убедится в этом он может только путем — восстановления реальных чувств. Пока этого не случилось, невротик, возможно, с печалью отметит, что трагическая сцена из недавно просмотренного фильма потрясла его до слез. «Вот какой я чувствительный», — скажет, к примеру, он. Однако, этот человек еще не прочувствовал свою собственную личную печаль, поэтому нельзя сказать, что его чувства проявляются в полном объеме. Связав трагическую сцену из фильма с определенными событиями собственной жизни, он, возможно, смог бы пережить боль первопричины прямо в кинотеатре. И действительно, — путь к осознанию боли первопричины зачастую начинается в то время, когда пациент рассказывает о сцене, тронувшей его до слез. Но тем- не. менее чувства, пробудившиеся в кинотеатре, и новые чувства, восстановленные в ходе терапии суть два несравнимых (диспаратных) явления.
Слезы в кинотеатре были неким фрагментом прошлого, отвергнутого невротиком. Они свидетельствуют скорее о чувственном облегчении, чем о проникновении в мир реальных чувств первопричины. Такой процесс облегчения и помогает удерживать исходное цельное чувство в неосознанном состоянии. Он искажает и ограничивает это чувство, чтобы успокоить боль.
Такое же объяснение применимо к человеку, часто теряющем контроль над собой. Казалось бы, вполне естественно, что, испытывая гнев, мы стремимся выплеснуть его. Однако если такой гнев ежедневно выплескивается понемногу на символические мишени, если он не осознан до конца и не связан с его исходной причиной, то его нельзя отнести к чувствам первопричины.
Представим себе индивида, который разражается гневом, не в силах вынести даже пары минут ожидания. Вполне возможно, в детстве этому человеку постоянно приходилось подолгу ждать, чтоб забывчивые родители выполнили свои обещания. И поэтому в дальнейшей жизни любое событие, отчасти напоминавшее о родительской забывчивости, стало вызывать чрезмерный гнев, не соответствующий возникшей ситуации. К сожалению, подобная забывчивость со стороны других людей будет неизменно вызывать гнев, пока этот человек не осознает и не переживет вновь исходные обстоятельства, породившие его реальные гневные чувства.
Такой гнев нельзя рассматривать как реальное чувство, поскольку причины, вызвавшие его, являются символичными, а реальность, породившая его, остается скрытой. И следовательно взрывы подобной ярости можно отнести только к символической, невротической деятельности.
Я считаю, что механизм чувств работает по принципу «Во или ничего». Любое событие, затронувшее чувство, должно вызвать отклик во всем организме. Но эротизм невротика зачастую выражается локализованной чувствительностью в гениталиях, a hi полнокровными сексуальными чувствами, которые охватывают его тело с головы до ног. Такая невротическая фрагментация может проявляться в полузадушенном смехе, подавляемом чихании или в манере и содержании речи, которые совершенно не согласуются с выражением лица. Разумеется, подобные признаки характерны не для всех невротиков, но процесс фрагментации обязательно выразится в той или иной форме.
Есть целый ряд выражений и понятий, которые принято называть чувствами, хотя я их таковыми не считаю. Одно из них — «чувство» вины. Например, невротик говорит: «Мне очень стыдно, что я солгал; я чувствую себя таким виноватым!» Я склонен рассматривать ощущение виновности как попытку уйти от чувства (боли), поскольку в приведенном случае вина связана с поведением, позволяющим снять напряжение. Здоровый человек, совершив дурной поступок, осознает его в полном объеме и попытается исправить ситуацию.
Насколько я понимаю, в основе ощущения вины лежит всего лишь страх потери родительской любви. В ходе курса первичной терапии один пациент поведал мне, что в детстве был страшно рассержен на своего отца, решившего покинуть его. Он говорил, что внутренне был разъярен, как дикий лев, но смог лишь мяукнуть, как испуганный котенок. Именно чувство вины — считал он — помешало ему выплеснуть свой гнев. Постепенно восстановив события своего детства, он понял, что боялся поссориться с отцом, а больше всего боялся потерять его навсегда. Следовательно, мотивацию вины можно рассматривать как поведенческую реакцию на страх.
Депрессию обычно также относят к области чувств. Пациенты, успешно завершившие курс первичной терапии, не жаловались на появление депрессии. Их могло опечалить то или иное событие, и. эти чувства определялись конкретной ситуацией. На мой взгляд, депрессия — это маска, скрывающая очень глубокие и болезненные чувства, которые человек не в силах осознать. Порой невротик даже готов убить себя, страшась испытать всю глубину этих мучительных чувств. Депрессия — это некое настроение (или психическое состояние), сходное с чувствами первопричины, однако она также выражается в неприятных физических ощущениях («У меня ужасное настроение. Все так плохо. Я чувствую тяжесть в груди, как будто меня сдавили стальным, обручем», и так далее), потому что нет связи с реальным источником этого настроения. Восстановление связи превращает настроение в чувство, и поэтому заново родившиеся пациенты рассказывают именно о чувствах, а не о смутных настроениях. Измерения, проведенные с помощью электромиографа, показали, что для депрессивных состояний характерен очень высокий уровень напряжения, и это свидетельствует о том, что депрессия является неким неосознанным чувством. Доктор Фредерик Снайдер из Национального института психологии (душевного здоровья) н
Источник