Чувства матери смерть сына

Что сказать матери, потерявшей сына?

Моя мама потеряла сына.

Даже не так. Мой брат, старший, пропал без вести.

С одной стороны, это лучше чем смерть. Это ожидание длиною в жизнь, замешанное на надежде: а вдруг вернется?

С другой стороны, это хуже чем смерть. Это отсроченная во времени неопределенность, порционное ежедневное мучение, не поставленная точка, не законченное предложение. Это бунтующая душа, которая отказывается верить в смерть и не находит поводов верить в жизнь.

После того как ее сын пропал, моя мама ежедневно по ступенечке спускалась в подвалы разума. Проще говоря, сходила с ума. Но выяснилось это позже, когда глубина проблемы стала видна невооруженным глазом. А сначала все решили, что у мамы просто испортился характер. На вид мама была обычным человеком, ходила на работу, наряжалась в платья и даже красила губы в алый мак, но внутри неё зрело безумие.

Сначала оно было почти бессимптомным. Мама не могла простить окружающим никчемности их проблем. На фоне смерти ребенка все другие проблемы людей меркли, как зимний день после полудня. Мама немножко ненавидела всех за то, что они переживают из-за двоек детей, коммунальных платежей и погоды. Была груба, не сдержанна и пренебрежительно высокомерна.

Маме хотелось подойти к каждому человеку на свете и дать пощечину. Очнись! Твой ребенок жив! Вот он, рядом, в шапке и одной варежке, румяный от мороза, шмыгает носом. Вот он. Видишь? Живи, дура! А ты несешь какую-то чушь про старую дубленку, прокисший салат и проблемы с ремонтом.

Люди вокруг устали от вдохновенных маминых страданий. Считали, что уже пора успокоиться и пережить. Легко устанавливать лимиты чужой беды, не чувствуя бескрайности ее границ.

— Нина, хватит уже, — говорили они маме, когда у неё текли беспричинные слёзы. — Ну 10 лет прошло…

Я тоже судила маму. Мне больше всего доставалось от ее страданий. Я от них смертельно уставала.

Я уже через год узнала, что объем моего сочувствия лимитирован. И у меня его больше нет. И мне захотелось сказать: «Нина, хватит уже…», — но я не могла. Я и так была виновата перед мамой, что не страдаю сама: я видела брата несколько раз в жизни, в силу того, что росли мы в разных городах, и чувства потери не испытывала.

Мне было грустно, что я одна в семье, но это больше походило на эгоизм: почему я одна должна терпеть неблагополучную семью? Вдвоем было бы сподручнее. Ты куда сбежал, брат?

Мне казалось, что годы, которые стремительно летят, опустошая отрывные календари, должны были давно припорошить боль. Не зря же говорят: «Сколько лет, сколько зим!» Зимы засыпают боль снегами, осени — заливают дождями, вёсны — отвлекают капелями, лета — дурманящими ягодными запахами счастья.

Но мама упорно держалась за боль потери. Всегда мысленно возвращалась в тот день, который можно было прожить иначе, и тогда, возможно, сын бы не пропал. Тот день, который пустил ее жизнь под откос. Тот день, до которого была жизнь, а после — принудительное доживание отведенного Богом срока.

Мама жила в сослагательном наклонении. В частице «Бы». А если бы я не ушла. А если бы он не пропал?…

Спонсором своей жизни мама назначила меня. Так и говорила: «Если бы тебя не было, я бы ни минуты не ждала….» Мама намекала на то, что раз уж она мучается из-за меня, то я, придавленная ответственностью, должна хорошо учиться и не расстраивать маму. Хочу заметить, что маму расстраивало все, что приносило мне радость: рассветы, встреченные с друзьями, и первые шальные влюбленности.

Мои дневники не знали оценок ниже пятерки, я была прилежной до тошноты, такой правильной, что если моя дочь хоть на десятую часть будет похожа на ту меня, я встряхну ее за плечи и скажу: «Дочка, отомри. Живи, живи, слышишь?» Но это была моя цена за мамину жизнь, и я исправно платила ее. Я не вправе была гасить мамино страдание, шла у него на поводу и жила по его правилам. До момента «бунта замужеством», но это уже совсем другая история…

Одна моя хорошая подруга пережила подобную трагедию. У нее умер брат. Утонул. Прямо вот был еще во вторник, а в среду — занавешенные зеркала и мама без лица. Подруге, Вале, было восемь лет, когда это случилось. Она честно плакала по брату неделю, но потом ее отвлекли прописи и новая площадка во дворе. А маму ничего не могло отвлечь. Мама ходила на кладбище как на работу. Каждое утро. В черном платке, повязанном так низко, что не видно выплаканных глаз. Мама не знала, как Валя учится, и что ест. Мама знала, что сына больше нет, и это знание заполоняло ее душу на сто процентов.

Говорят, на сороковой день душа усопшего покидает дом. Придя с кладбища в тот день мама поняла, что не может дышать. Точно также, как не мог дышать ее сын. Там, под водой. Мама позвала Валю, которая делала уроки в соседней комнате, и сказала:

— Валя, я хочу умереть. Для меня жить так — невыносимо. Это очень больно, понимаешь?

Валя не понимала. Она очень грустила без брата, часто плакала, но это было не больно. Это было обидно. Почему ты больше со мной не играешь, брат?

— Я договорюсь с тетей Машей, она тебя не бросит, удочерит после моей смерти….

Валя прозрела. Поняла, что мама прощается с ней. Как в тот день, когда она уезжала в Москву на три дня и поясняла им с братом, что в холодильнике — кастрюля с голубцами, и что на ночь стоит закрывать дверь на два замка. А сейчас мама снова уезжает, только уже навсегда. Уезжает к брату.

Валя заплакала от страха и обиды.

— А как же я, Мам? — спросила Валя.

— Мне будет очень плохо без тебя. Вас ТАМ будет двое, а я тут — одна. Тетя Маша пахнет уксусом, я не хочу с ней жить. Тогда возьми меня с собой… Я с вами хочу.

Маму испугали Валины слова. Она подумала: «Будто поездку на море обсуждаем…»

— Сколько тебе надо времени? — деловито спросила мама. Подразумевалось: на то, чтобы я побыла рядом. Подпереть твое детство своим взрослым плечом.

— Пока не повзрослею.

— Хорошо. Я поживу с тобой до 16-ти лет. Это еще восемь лет. Дальше — сама.

Восемь лет Валя жила при маме. Именно так. Не «с мамой», а при маме. Мама по-прежнему каждый день ходила на кладбище к брату и не знала, чем живет дочь. Но зато в холодильнике были голубцы, и ночами мама шила на заказ изделия из меха, за которые неплохо платили. На голубцы хватало.

Люди, встречая Валину маму в черном траурном платке, говорили, хмурясь: «Ну, хватит уже шастать на кладбище. Подумай о дочери!» А мама отвечала: «Я с дочерью обо всем договорилась».

В день шестнадцатилетия Вали мама подарила ей шубу, сшитую из разных кусочков меха. Валя была счастлива и немного жалела, что поздняя слякотная осень не позволяет примерить обновку немедленно.

Валя отпросилась отмечать День рождения с друзьями. Среди них был черноволосый Ванечка. Первая Валина любовь. Они загулялись до полуночи. Ванечка провожал ее до подъезда и долго целовал именинницу перед дверью.

Потом пьяная от счастья Валя прокралась в свою комнату на цыпочках, чтобы не разбудить маму, и легла спать. Она хотела зайти и поцеловать маму, поделиться счастьем, но перебродившая влюбленность валила с ног, и девушка рухнула в сон.

А утром Валю разбудил участковый. Он был совсем молоденький, слегка за двадцать, и ему впервые приходилось сообщать семье страшные вести.

Мама утонула. В черной холодной осенней воде озера, того самого, которое отняло у нее брата.

Осиротевшая Валя смотрела на участкового, в смоляных волосах которого появилась первая седина, который плакал от ужаса и страха оказаться на ее месте.

— Не плачь, — сказала Валя. — Мы с мамой обо всем договорились…

Сейчас Валя уже взрослая. Она вышла замуж за Ванечку и живет с ним много лет. Ванечка, точнее профессор Иван Кузьмич, долго просил Валю родить ему сына. Но Валя против.

Валя обманет судьбу, и никогда не родит того, кого так больно терять. Смертельно больно. Валя будет хитрее судьбы.

Нет, Ванечка, не будет у тебя сына с твоим отчеством. Нет, Иван Кузьмич, и не думай. И это не эгоизм. Это опыт. Я уже сегодня спасаю тебя от того дня, когда в твою дверь позвонит седой двадцатилетний участковый…

А если не позвонит? — переживает Ванечка.

Глупый. Сослагательного наклонения не бывает. А если, да кабы, во рту росли грибы…

Главный вопрос, мучающий Валю всю жизнь: в ту ночь, когда она с распухшими от поцелуев губами, кралась на цыпочках мимо маминой комнаты, мамы уже не было? Или еще была?

А если бы она вошла и обняла ее, поделилась своим счастьем, она бы передумала идти на свидание к черному как нефть, неуютному озеру смерти? Или…

У моей знакомой Наташи недавно совсем погиб сын. В аварии. Нелепо. Глупо. Внезапно.

Я все пропустила. Лечила дочь. Мне было не до чужих трагедий.

Сейчас я потихоньку возвращаюсь к жизни. Мне очень повезло. Моя дочь жива и почти здорова. И проживает большую часть времени в отличном настроении.

А Наташа по шажочку, по ступенечке, спускается в подвалы разума. Пишет длинные посты о загробной жизни. Предъявляет Богу «справедливые» претензии. Наташа с удивлением узнала, что ее праведная жизнь совсем не гарантия отсутствия трагедий. Что с хорошими людьми происходят плохие вещи. Что справедливости — не существует.

Почему ее красивый и перспективный сын, талантливый и добрый, погиб, а сидевший рядом сосед, наркоман, регулярно отбирающий пенсию у пожилой матери, отделался переломом ключицы? Почему не наоборот?

Наташе иногда кажется, что даже пожилая мама наркомана предпочла бы «наоборот»… Господи, ну, почему Ты решил иначе?

— Поговори с ней, — просят друзья за Наташу. — Ты умеешь… Там же дочка осталась. Семь лет. Надо спасать как-то…

Что я умею? Слова — они одни и те же. Нет у меня других. Я ничего такого не умею. Я говорю обычные слова. Просто искренне. От всей души. И кажется, что это особенные, правильные слова. Но нет. Просто я говорю сердцем.

Но что сказать матери, потерявшей сына, я не знаю. Прости меня, Наташа. не кажется, что если я приду к тебе со своими «особенными» словами, ты скажешь мне: «Твоя дочь выжила. Что ты знаешь о боли потери ребенка?» И все мои складные слова разобьются об эту правду.

Ничего. Я ничего не знаю, Наташа. Ты права. Бог любит меня, слабую, и посылает лишь те испытания, после которых я могу дышать. И улыбаться.

Но, знаешь, Наташа…. ТАМ ему — хорошо. Не больно. А тут тебе — больно. Но значит так надо, чтоб больно, Наташ.

Боль — это тренажер. Тренажер всех других чувств. Боль безжалостно, не жалея слёз, тренирует желание жить, разрабатывает мышцу любви.

Потерпи, Наташа. Сколько? Не знаю. Не знаю, сколько лет, сколько зим… Сколько сможешь, Наташ. До краёв.

Только знаешь, Наташ, не надо жить в «Бы». У каждого свой путь. И его надо пройти без «Бы». Умереть при жизни — это даже страшнее смерти. Ходить по миру без лица, с пустыми, выколотыми горем, глазницами, это ….нечестно. Понимаешь? Это обман. Самого себя.

И если кто-то сверху дарит тебе бесценный, но не нужный тебе сейчас подарок — жизнь, ты возьми его. Возьми, пожалуйста. И живи. Живи, ладно? Зачем? Не знаю. Ну, придумай себе смысл. Ну, хотя бы ради того, чтобы не ломать судьбы тем, кто любит тебя, тем, кто седеет от невозможности облегчить твою боль, тем, кто так отчаянно зарабатывает глупые пятёрки, чтобы сделать тебя счастливой.

Что сегодня ела твоя дочь, Наташ? Что ей задали по математике?

И если вы уж живете, живите честно. Ярко. Сочно. Как будто не больно. Как будто горе не отняло у вас способность любить и чувствовать. Не переселяйтесь в «БЫ». Ничего, ничего не изменит ваше «Бы». Это судьба. Ее не обойдешь вашим «Бы» , не обманешь. Не переписывайте мысленно прописи судьБы. Нельзя ни о чем жалеть. Сегодня, сегодня живите. В квартире, не на кладбище. Смейтесь. Плачьте. Прощайте. Благодарите. Наряжайтесь. Красьте губы в алый мак.

А если боль сжимает горло и черное озеро смерти манит своей нефтяной глубиной, спасайтесь мыслью о том, что…ТАМ не больно. Там хорошо. Всем. И вам будет хорошо. Когда придет время. Не торопитесь его. Не переписывайте прописи судьБы. Пройдите этот свой путь до конца. А ваше «хорошо» вас дождется. Вы только живите. И страстно, изо всех сил, переживайте, прошу вас, из-за двоек детей, коммунальных платежей и погоды.

Научитесь снова искренне переживать из-за всякой, прости Господи, ерунды. И родите Ванечке сына. Родите. Пожалуйста. Вы думаете, те, кто рожает детей, не боится звонков седых участковых? Все боятся. Просто жизнь — это не только ожидание плохих вестей. Это совсем другое. Это двойки в дневнике. Коммунальные платежи. Прокисший салат. И погода. Из года в год.

Источник

Как выжить матерям которые потеряли взрослых сыновей. Как пережить смерть сына

Время от времени мы публикуем такие тексты: ошибки близких инвалида, чего нельзя говорить родителям особых детей и т.п. Нужны ли такие пособия, можно ли заменить врожденный такт и не ценнее ли правильно построенной фразы искреннее сочувствие – споры об этом не прекращаются и вряд ли прекратятся. Одно несомненно: тот, кто страдает, знает о правилах обращения с собственной болью больше, чем кто бы то ни было на планете Земля. Саманта Хэйуорд четыре года назад потеряла дочь Эллу. Девочка умерла в возрасте 19 дней от вирусного миокардита. Статья Саманты называется «Как говорить с родителями, потерявшими ребенка. Советы пережившей». Текст этот крайне эмоциональный, он полон горечи и упреков ко всем нам, не пережившим такого горя. Его не просто и совсем не приятно читать, но Саманта знает, о чем говорит и надо ли вообще говорить об этом.

И. Н. Крамской. Неутешное горе (1884) https://upload.wikimedia.org

Неужели это произошло со мной?

Понять всю степень разрывающей душу скорби от утраты своего ребенка может лишь тот, кто это пережил. Прошло четыре года, а я до сих пор смотрю на могилу своей дочки — и не верю. Посещать собственного ребенка на кладбище – в этом есть что-то нереальное. Словно я покинула собственное тело и смотрю на кого-то чужого, незнакомого, который стоит там, кладет на землю цветы…

Неужели это я? Неужели это – моя жизнь?

Есть вещи, которые могут понять только родители: что такое мощнейшая связь между тобой ребенком, абсолютная, не ведающая смерти любовь и несокрушимая решимость, которая ревет внутри тебя, подобно открытому огню – решимость защитить свое дитя любой ценой. Расхожая фраза о том, что мать готова отдать жизнь за своего ребенка, становится до конца – на уровне эмоций — понятной лишь тогда, когда сама становишься матерью. Быть родителем – значит, носить свое сердце не внутри, а снаружи. Как бы вы ни представляли себе, что чувствует человек, потерявший ребенка, умножьте это в триллион раз – и этого все равно будет мало.

Какие слова нельзя говорить

Существуют слова, абсолютно неуместные при выражении соболезнования матери потерявшей сына или дочь. К таким относятся:

1. Не отчаивайся, вытри слезы. Нет ничего более оскорбительного для матери, чей сын умер, услышать наставления. Гостя воспримут как бестактного, равнодушного, грубого человека.
2. Время лечит, все наладится. Простые фразы, употребляемые для поддержания скорбящих людей, не особенно актуальны при соболезновании матери, потерявшей сына. Боль в душе родителей не стихает спустя много лет.
3. Молодая, родишь еще. Такие слова несут откровенно оскорбительный характер для матери, чей ребенок умер. Те, кто переживает утрату, воспримут фразу равнодушной, полной безразличия к произошедшему горю.
4. Отмучился. Такие слова говорят про долго болеющего человека, намекая на окончания его мучений. Независимо от того, как пришлось умирать сыну, горюющей матери подобное соболезнование покажется грубым и бестактным.
5. Слава Богу, что сама жива. Хорошо, что второй ребенок здоров. Нет ничего положительного в смерти ребенка для матери. Альтернатива не облегчает горести.
6. Такое, к сожалению, происходит. Люди кого-то теряют. От судьбы не уйдешь. Это констатация факта. Информация известна окружающим, но от того не становится ценной. Скорбящей матери нет дела до других. Ее волнует собственная утрата любимого сына. Такие слова будут восприняты негативно.
7. Причина всему…, если бы не… Искать вину других людей или обстоятельств не имеет смысла. В горе учатся прощать и отпускать. Слова осуждения не облегчат состояние родителей, потерявших сына. Наоборот, вызовут наплыв эмоций, расстроят.
8. Тебе нужно быть сильной ради детей. Не забывай, что у тебя есть муж. Все страдают, держись. Такие слова вместо соболезнований не принесут желаемого результата. Пока психоэмоциональное состояние не восстановится, надеяться на разумное поведение матери, потерявшей родного сына бессмысленно.
9. Не будет больше детского смеха в этом доме. Фраза, показывающая безысходность ситуации, звучит, как приговор.

Если человек сомневается в собственных способностях выражать искренние соболезнования, следует подготовиться заранее, составить примерный план речи, или ограничиться одной фразой.

Поддержка? Вам это только кажется

Кажется, что общество сочувствует людям, потерявшим детей и пребывающим в этой невыносимой печали, что окружающие всегда готовы поддержать их, поговорить с ними. Мой опыт таков: искреннее человеческое участие и доброта удивляли меня столько же раз, сколько их отсутствие. Осиротевшим родителям очень важно говорить о своем горе, говорить открыто, без оглядки. Я обнаружила, что это – единственное, что хоть как-то облегчает боль. Конечно, друзья и родственники поддерживали меня. Но – по крайней мере, так было в моем случае – их терпение, сочувствие, забота и помощь не могут длиться вечно. На самом деле, ситуация, в которую они вовлекаются, настолько трагична и эмоционально трудна, что в определенный момент находиться внутри нее становится просто невозможно.

После этого приходит осознание того, что близкие не могут тебе помочь справиться с твоим горем. Во-первых, потому, что даже они не видят света в конце тоннеля. А во-вторых потому что она мешает им быть счастливыми. Они не теряли своих детей, так почему же они должны проводить все свое время печалясь о твоем ребенке?

Лезть с расспросами

Иногда на горюющего человека обрушиваются с расспросами, просят рассказать какие-то детали и подробности, вспомнить, как и почему произошло несчастье. Такое любопытство следует усмирять, особенно, когда женщина находится в периоде острого горя (в первые часы и сутки после трагедии). Лезть с расспросами не просто бесполезно, а даже опасно.

В это время женщина как будто погружается в пучину горя, отрывается от реальности и пытается справиться с тем, что на нее свалилось. Просьбы рассказать о подробностях произошедшего только подольют масла в огонь и разбередят раны.

Главное – не дать несостоявшейся матери увязнуть в своем горе и помочь ей снова вернуться к жизни. Для этого нужно находиться рядом, чтобы при необходимости оказать помощь. Страдающей женщине нужно помочь в бытовых вопросах, накормить горячей едой и быть рядом.

Десять советов для всех остальных

Поэтому, ради всех родителей, которые ждут помощи, протянув пустые руки, я напишу десять вещей, которые люди должны знать о потере ребенка. Быть может, эти десять пунктов изменят к лучшему жизнь хотя бы одного осиротевшего родителя.

1. Прошло четыре года, а я просыпаюсь каждое утро с тем же ощущением горя, какое испытывала в день смерти Эллы.

Разница заключается лишь в том, что теперь я гораздо лучше научилась скрывать боль своего разодранного в клочья сердца. Шок потихоньку улегся, но я до сих пор не могу поверить в то, что это случилось. Мне всегда казалось, что такие вещи происходят с другими людьми – но только не со мной. Вы спрашивали меня, как я, а потом прекратили. Откуда у вас информация, что на такой-то неделе, в такой-то месяц после потери ребенка мать больше не нуждается в подобных вопросах и участии?

2. Пожалуйста, не говорите мне, будто все, о чем вы мечтаете – это чтобы я снова стала счастливой.

Поверьте, никто на свете не желает этого так же сильно, как я. Но достичь этого в настоящее время я никак не могу. Самое сложное во всей этой истории, что я обязана найти какое-то другое счастье. То, которое я однажды испытала – чувство, что ты заботишься о любимом существе – никогда больше не придет ко мне во всей полноте. И в этой ситуации понимание и терпение со стороны близких людей может стать поистине спасительным.

3. Не похожа. И я никогда больше не стану прежней. Я теперь такая, какая есть. Если бы вы только знали, через какой ужас мне пришлось пройти, то поняли бы, что оставаться прежней – это выше человеческих сил. Потеря ребенка меняет вас как личность. Мне говорили, что у меня теперь глаза как у призрака. Довольно странно говорить такое скорбящей матери, но да, в каком-то смысле я – призрак, слабое отражение прежней себя. Мои взгляды на мир изменились, то, что было когда-то важным, больше таковым не является – и наоборот. Слыша про свои глаза, я чувствую, что вы хотите сказать мне две вещи. Во-первых, я вам не нравлюсь. А во-вторых, вы не видите больше во мне старой доброй Саманты, которая почему-то отказывается возвращаться. Но поверьте, никто не скучает по той Саманте больше, чем я. И я оплакиваю две потери: смерть моей дочери и смерть меня – такой, какой я была когда-то.

4. Если вы решили позвонить мне на первый день рождения моей дочки и первую годовщину ее смерти, почему вы не делаете это на вторую, на третью.

Это ужасно и отвратительно. Неужели вы думаете, что каждая новая годовщина становится для меня менее печальной? А еще это молчание наглядно – словно огромная неоновая реклама — свидетельствует: вы живете своей жизнью и забыли о моей дочери.

5. Умоляю, прекратите постоянно рассказывать мне о том, как мне повезло, что у меня есть еще детки и, особенно, моя младшая дочь.

Я говорила вам об этом? Тогда зачем вы рассказываете это мне? Я похоронила собственную дочь, и вы всерьез считаете, будто я – везунчик?

6. Неполезно плакать при детях? Ошибаетесь. Для них как раз очень полезно видеть, как я оплакиваю смерть их сестры.

Когда кто-то умирает, плакать – это нормально. Ненормально будет, если мои дети вырастут и подумают: «Странно, а ведь я никогда не видел, как мама плачет из-за Эллы». Они могут научиться прятать эмоции, посчитав, что раз так поступала мама, значит это правильно – а это неправильно.

7. Не говорите, что у меня трое детей. У меня их четверо. Если вы не считаете Эллу моим ребенком только потому, что она умерла – дело ваше.

Но только не при мне. Четверо, не трое!

8. Даже сейчас, по прошествии четырех лет, случаются дни, когда мне хочется спрятаться от всего мира и отдохнуть от постоянного притворства.

В такие дни я не хочу делать вид, будто все у меня за-ме-ча-тель-но, и чувствую я себя на все сто. Не думайте, что я дала горю сломить себя или что у меня не в порядке с головой. Я по-прежнему знаю, что вышла замуж за самого завидного жениха столетия, мои дети – само совершенство и у меня прекрасный дом. Но при всем при том я – скорблю. Это очень тяжело, особенно, если при этом приходится воспитывать троих детей и поддерживать прочный и счастливый брак. Да будет вам известно, я переживаю не только свое собственное горе, но также – горе своего мужа и своих мальчиков. Будет лучше, если вы просто поздравите меня с тем, что моя семья пребывает в таком прекрасном состоянии, потому что сохранить ее целой, невредимой и счастливой было не так просто.

9. Я все заметила. Друзья и родственники, для которых вся эта история со смертью и моим горем оказалась слишком тяжелой, перестали приглашать нас на праздники, куда мы всегда были званы, и стали устраивать какие-то мероприятия втайне от нас.

Думали, что я ничего не замечу. Я заметила. Но ничего не говорила лишь потому, что не хочу тратить своих слов на констатацию этого постыдного поведения. Но есть нечто, за что я благодарна: мне не пришлось тратить время на людей, способных на такую жестокость и равнодушие. Пожалуйста, не бойтесь. Я первой окажусь рядом с вами, если в вашей семье случится нечто подобное. И тогда вы поймете, насколько это жутко.

10. Скорбь по ребенку прекратится лишь тогда, когда вы увидите его снова.

Это – пожизненно. Если вы задаете себе вопрос, как долго ваш знакомый или член семьи будет тосковать, вот ответ: всегда. Не подгоняйте их, не принижайте чувств, которые они испытывают, не заставляйте их чувствовать себя виноватыми за них. Откройте уши – и слушайте, слушайте то, что они рассказывают вам. Возможно, вы чему-нибудь научитесь. Не будьте настолько жестоки, чтобы оставлять их наедине с самими собой. Меня не один раз оставляли друзья, когда сердце мое было изнывало от горя. Друзья, которых я любила, которым доверяла, поворачивались ко мне спиной, относя меня к разряду тех, с кем слишком сложно, или, что гораздо тяжелее – сумасшедших. Прекращались телефонные звонки, смс-ки, комментарии в Фейсбуке. Каждый раз повторялось одно и то же: «Прости, дорогая, я как выжатый лимон», «Скоро увидимся, хорошо?», «Скучаю!» Это могло бы продолжаться вечно, но я все понимала. Я не склонна настаивать на дружбе с человеком, который сам того не хочет. У каждого – своя совесть. Я рада, то мне не надо жить с их совестью.

Притча

Однажды у одного старика умерла дочь. Она была очень красивой и юной, безутешный родитель просто не находил себе места. После похорон он каждый день приходил на гору Арарат и спрашивал у Бога о том, почему он забрал именно его дочь, которая могла прожить еще долгие годы.

Долгие месяцы старик уходил без ответа, и вот однажды перед ним явился Бог и попросил старика сделать ему посох, тогда он и ответит на его вопрос. Пошел старик в ближайшую рощу, нашел упавшую ветку и сделал из нее посох, но стоило на него опереться, как тот сломался. Пришлось ему искать материал покрепче. Он увидел молодое деревце, срезал его и сделал посох, который получился на удивление крепким.

Принес старик свою работу Богу, тот похвалили посох и спросил о том, почему он срезал молодое деревце, которому еще расти и расти. Старик все рассказал, и тогда Бог произнес: «Ты сам ответил на свои вопросы. Чтобы опереться на посох и не упасть, его всегда делают из молодых деревьев и веток. Вот и мне в моем царстве нужны молодые, юные и красивые, которые могут быть опорой».

Дети — это лучи, что освещают нашу жизнь. С их приходом мы многое переосмысливаем и многому учимся. Вот только не всем суждено жить долго и счастливо, нужно это понять и продолжать жить, храня в сердце радость от того, что этот ребенок когда-то был рядом.

Людям, пережившим смерть сына, тем более единственного, подчас приходится страдать в одиночку

. Нет, конечно, окружающие, особенно родственники и близкие друзья, всегда рядом, чтобы поддержать.

Но зачастую вся та помощь, которую вам могут оказать, сводится к словам «Жизнь продолжается» или «Крепись, мы с тобой». Но разве это поможет вам найти ответ на вопрос, как пережить смерть единственного сына

Информация, которая никому не нужна

Вы можете подумать, будто существует большое число публикаций, посвященных страшному процессу переживания утраты ребенка. Но это не так. Даже истории родителей – это редкость. Тема смерти детей и ее влияния на самых разных людей практически не затрагивается СМИ. А она, между тем, способна мгновенно уничтожить супружеский союз, способна оставить других детей в состоянии горя, гнева, потери ориентиров. Иногда они слишком малы, чтобы понять происходящее, и они злятся, что их семья перестала быть такой, как прежде, что они не узнают своих родителей. Потеря брата или сестры – это ужасно само по себе, но еще страшнее то, что горе этих детей никем не принимается в расчет. Я могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз люди интересовались у меня, как себя чувствуют мальчики.

Вы можете прочитать в прессе о жестоких подробностях смерти ребенка – и это все. А ведь на эту тему надо писать гораздо больше, и говорить об этом надо гораздо откровеннее. Я расстраиваюсь не только из-за себя, но и из-за остальных родителей, потерявших детей. Почему эта тема окружена таким страхом и молчанием? Суть в том, что сталкиваясь с подобной ситуацией, люди испытывают неловкость, и я, честно, не знаю, почему. Что-то подсказывает мне, что они просто не хотят ничего знать об этом – настолько ужасна тема. Быть может, они боятся, что узнав больше, станут испытывать навязчивый страх потерять собственного ребенка. Родители и так достаточно тревожатся о своих детях. Нужна ли им дополнительная тревога, которой они обзаведутся, узнав подробности умирания чужого ребенка? Неожиданная смерть моей дочери Эллы была, без сомнения, самым страшным событием за все 37 лет, что я провела на Земле. Не думаю, что в будущем может случиться что-нибудь хуже. Хотя я каждый день молю Бога о том, чтобы ничего подобного не случилось. Но я не могу знать наверняка. Я не провидец, у меня нет волшебных очков, сквозь которую я смогу увидеть, как сложится моя дальнейшая жизнь. Я просто должна надеяться, что ничего такого не случится, но я живу в постоянном страхе повторения ужаса, именно потому, что один раз это уже произошло со мной. И не надо обладать степенью доктора психологии, чтобы знать: этот страх нормален. То, что я перенесла, потеряв свою маленькую принцессу, было настолько невообразимо жутко, что я сомневаюсь, смогу ли я пережить нечто подобное еще раз. От моих душевных сил не осталось и следа, все было вложено в чувства, которые нужно было пережить в этой ситуации. Словно кто-то разбил вдребезги детскую копилку, чтобы достать и потратить мелочь раньше времени.

Я разбита – не сломлена, нет – я эмоционально разбита. Я знаю, что вся энергия, которая была мне нужна, чтобы прожить эти четыре года, было потрачена до срока – и не только на то, чтобы пережить смерть Эллы.

Она понадобилась мне для того, чтобы заставить друзей и родственников понять, что такое – оказаться в моей шкуре. И я злюсь из-за этого. Ведь то время, когда мне положено было горевать, я посвятила тому, чтобы защищать себя.

И это чувство по силе почти такое же, как чувство горя от потери ребенка. Я не хочу злиться. Бог видит, мне совершенно не нужно это, но я просто не знаю, как не злиться, учитывая некоторые вещи, которые говорили и делали люди, окружающие меня. Я объясняла и объясняла им свои чувства, а меня, похоже, никто толком и не слышал.

Я не уверена, виной ли всему недостаток литературы на эту тему или страх, который испытывают люди перед подобного рода чтением. Они не хотят знать о том, что существо, которого ты так любишь, о котором так заботишься, может испытывать такие страдания. Лично я знаю, тем не менее, что если мой родственник, друг или, что хуже, кто-то из их детей, вдруг серьезно заболеет, я спустя мгновение уже буду набирать ее название в Гугле, чтобы узнать об этом диагнозе как можно больше и, возможно, чем-то помочь. Но почему такого не происходит, когда речь идет о смерти ребенка?

Быть безразличным

Иногда нам кажется, что если не обращать внимания, не трогать человека, то он быстрее справится с переживаниями. Если некоторые люди стараются вызвать страдающую мать на откровенность, то другие ударяются в другую крайность – показывают полное безразличие. Им кажется, что так человек быстрее сможет справиться с переживаниями. Но равнодушие ранит не меньше, чем постоянное навязывание своих услуг и излишнее любопытство.

Если все вокруг делают вид, как будто ничего не случилось, женщине, пережившей трагедию, становится страшно – она не может понять, почему все осталось по-прежнему… Страдающую женщину может накрыть чувство безысходности и полного одиночества. Они как будто становятся невидимками для близких, а горевать в изоляции, где никто не притронется, не положит руку на плечо и не предложит платок, очень страшно.

Женщине, недавно потерявшей нерожденного ребенка, необходимо говорить о своем сочувствии, сопереживании. Скажите ей о своих чувствах, скажите что вы понимаете ее горе, сочувствуете и в любой момент готовы прийти на помощь. Будьте чувствующим.

Я боюсь знакомиться с людьми

Большинство людей полагают, будто они знают об этом. И это просто убивает меня. Смерть ребенка – это худшее, что может произойти с человеком, но почему-то большинство чувствует себя достаточно образованными в этой области, чтобы давать советы, критиковать, говорить мудрые слова – при том, что они не знают об этом вообще ничего. Просто переживи это? Что ж, давайте сядем и посмотрим, как ты это сделаешь первым!

Когда я с кем-то знакомлюсь, то тут же начинаю ощущать неловкость и страх. Я знаю, что наступит момент в разговоре, когда новый знакомец задаст мне вопросы о семье, о том, сколько у меня детей. Я бы хотела не говорить им всей правды. Насколько проще была бы моя жизнь, если бы я выбрала этот путь. Но дело в том, что у меня есть еще один ребенок. Ее зовут Элла. Сейчас ей было бы четыре года, но когда умерла, ей исполнилось всего лишь 19 дней. Я не потеряла ее – так говорить неправильно. Ведь я прекрасно знаю, где она: она мертва.

Элла – мой третий ребенок и она заслуживает упоминания точно так же, как мои остальные дети. Раньше я лгала, отвечая, что у меня всего трое детей, но после этого по несколько дней мучилась таким чувством вины, что решила прекратить врать. Я буквально слышу, как Элла говорит мне: «Я больше ничего не значу для тебя, мамочка? Тебе стыдно вспоминать меня? Почему?»

Так что лично для меня дело обстоит так: даже если я не хочу рассказывать полузнакомому человеку о смерти дочери, вина, которую я испытываю о того, что замалчиваю этот факт, значительно хуже. У меня не трое детей, а четверо. И моя дочь – не единственная моя дочь, у меня есть еще одна. Какой будет реакция собеседника – это уж как повезет. Предугадать ее невозможно. Остаётся только закрыть глаза, затаить в глубине себя свое разбитое сердце и ждать, что он не воткнет нож еще глубже. Если бы я знала ответы на вопросы, зачем люди дают так много советов относительного того, в чем они не разбираются вообще, мне стало бы легче, правда.

Подробнее об этапах

Что касается этапов прохождения сквозь горе, то сначала родители чувствуют шок, такое состояние длится от 1 до 3 дней. В этот период людям свойственно отрицать случившееся. Они думают, что произошла ошибка или это какой-то дурной сон. Некоторые родители застревают на этом этапе на долгие годы. В результате у них начинают наблюдаться серьезные психические отклонения. К примеру, мать, у которой умер годовалый малыш, может долгие годы гулять в парке, укачивая в коляске куклу.

Вскоре после шока и отрицания наступает этап рыданий и истерик. Родители могут кричать до хрипоты, а потом впадать в состояние полного эмоционального и физического истощения. Это состояние длится примерно неделю, а потом переходит в депрессию. Истерики случаются все реже, но вместе с этим в душе начинает расти гнев, тоска и ощущение пустоты.

После депрессии у родителей начинается траур. Они часто вспоминают своего ребенка, прокручивают самые яркие моменты из его жизни. Душевная боль на время отступает, но потом накатывает вновь, хочется высказаться или поговорить с кем-то о сыне. Этот этап может длиться очень долго, но потом родители все же прощаются со своим ребенком и отпускают его. Тяжелые, душевные терзания превращаются в тихую и светлую грусть. После такой трагедии жизнь никогда не станет прежней, но нужно жить дальше. Жаль только, что оптимистичные речи знакомых не ответят на вопрос, как помочь матери пережить смерть сына. Только пережив горе от начала и до конца, можно почувствовать некоторое облегчение.

Сочувствовать – это просто

Что поразило меня после смерти Эллы – это то, как мало в мире сочувствия. А ведь сочувствовать – совсем не трудно. Вы просто представляете себя на месте другого человека – вот и все. А потом думаете, какого отношения к себе хотели бы. И если что-то вам не понравилось бы, не делайте этого. Вы не знаете, что приготовила вам судьба. Не исключено, что однажды вы окажетесь на моем месте.

Я надеюсь, что эта статья о моих личных чувствах и раздумьях поможет кому-то хотя бы отчасти понять, что такое жизнь человека, потерявшего ребенка.

: Австралийский женский интернет-журнал «Мамамиа»

Источник