Портрет Дориана Грея (4 стр.)
— Думаю, Дориану нравится быть со мной, — ответил он наконец. — Даже уверен в этом. И не удивительно: я ему постоянно всячески льщу. Не могу понять почему, но мне доставляет странное удовольствие говорить ему вещи, которых говорить не следовало бы: я всегда впоследствии сожалею о том, что их сказал. Как правило, он ведет себя со мной очень мило; мы сидим в моей студии и беседуем на тысячи разных тем. Но порой он бывает ужасно бессердечен, ему словно доставляет удовольствие мучить меня. И тогда, Гарри, у меня возникает ощущение, что я отдаю всю свою душу человеку, для которого она все равно что цветок в петлице — украшение, тешащее его тщеславие, безделушка, которая может наскучить за один летний день.
— Летние дни долгие, Бэзил, — вполголоса пробормотал лорд Генри. — И, кто знает, может быть, ты пресытишься вашей дружбой даже раньше, чем Дориан. Как это ни грустно сознавать, но Гений, несомненно, долговечнее Красоты. Потому-то мы и тщимся сверх всякой меры развивать свой ум. В жестокой борьбе за существование мы хотим опираться хоть на что-нибудь основательное, прочное и поэтому начиняем голову массой ненужных фактов и всяким подобным хламом в наивной надежде удержать за собой место в жизни. Высокообразованный, информированный человек — вот каков современный идеал. Ну а мозг такого высокообразованного, информированного человека — это нечто ужасное! Он подобен антикварной лавке, набитой никчемным пыльным старьем, где все вещи оценены выше своей настоящей стоимости… Да-а, Бэзил, я думаю, ты пресытишься первый, вот увидишь. В один прекрасный день ты посмотришь на своего друга — и он тебе покажется уже не такой интересной моделью, тебя не устроит тон его кожи или еще что-нибудь. В душе ты станешь упрекать его и самым серьезным образом начнешь думать, что он в чем-то виноват перед тобой. А когда он придет к тебе в следующий раз, ты будешь совершенно холоден и равнодушен. Мне очень жаль, что так будет, ибо ты и сам станешь другим. То, что ты мне сейчас рассказал, сопоставимо со своего рода любовным романом — романом, так сказать, на почве искусства. А самое печальное для человека, пережившего роман, — это то, что он становится таким неромантичным.
— Не говори так, Гарри. Дориан Грей до конца моих дней будет занимать особое место в моей жизни. Тебе не понять моих чувств: ты ведь так непостоянен.
— Ах, дорогой Бэзил, именно поэтому я и способен понять твои чувства. Те, кто верен в любви, знают ее лишь с банальной стороны. Драматическую же сторону узнают только те, кто в любви неверен.
Достав изящный серебряный портсигар, лорд Генри чиркнул спичкой и закурил папиросу с притворно скромным и в то же время самодовольным видом человека, сумевшего выразить в одной фразе всю житейскую мудрость мира.
В густой массе блестящих зеленых листьев плюща возились, чирикая, воробьи; голубые тени облаков, словно стаи несущихся наперегонки ласточек, стремительно скользили по траве. «Как хорошо в саду! И до чего восхитительно интересны чувства людей — гораздо интереснее их мыслей! — подумал лорд Генри. — Твоя собственная душа и страсти твоих друзей — что может быть изумительней этого?!»
Он с тихим удовольствием подумал о том, что, засидевшись у Бэзила Холлуорда, пропустил скучный завтрак у своей тетушки. Пойди он к ней, ему непременно пришлось бы встретиться с лордом Гудбоди, и весь разговор только бы и вертелся вокруг образцовых столовых да ночлежных домов, которые необходимо открыть для бедняков. Любопытно, что представители каждого общественного слоя считают наиболее важными как раз те добродетели, без которых они сами прекрасно обходятся: так, богатые проповедуют бережливость, а бездельники любят распространяться о том, как возвеличивает человека труд… Слава Богу, ему не пришлось выслушивать всего этого!
При мысли о тетушке его вдруг осенило, и он, повернувшись к Холлуорду, воскликнул:
— Послушай, Бэзил, я, кажется, вспомнил…
— Я вспомнил, где раньше слышал имя Дориана Грея.
— И где же? — спросил Холлуорд, сдвинув брови.
— Не смотри на меня так сердито, Бэзил. Это было у моей тетушки, леди Агаты. Она мне сказала, что обнаружила одного замечательного молодого человека по имени Дориан Грей, который взялся помогать ей в Ист-Энде. Заметь, она и не заикнулась о его привлекательной внешности. Женщины — во всяком случае, наиболее добродетельные из них — не придают такого уж значения мужской красоте. Тетушка лишь упомянула, что он юноша серьезный и у него прекрасная душа, так что я тут же представил себе этакого субъекта в очках, с прямыми, зализанными волосами, веснушчатой физиономией и ногами огромного размера. Жаль, я тогда не знал, что он твой друг.
— И слава Богу, что не знал, Гарри.
— Я не хочу, чтобы вы с ним знакомились.
— Ты не хочешь, чтобы мы знакомились?!
— Сэр, вас ожидает в студии мистер Дориан Грей, — доложил, выйдя в сад, дворецкий.
— Ну вот, теперь ты просто вынужден будешь нас познакомить! — со смехом воскликнул лорд Генри.
Художник повернулся к дворецкому, который замер в почтительной позе, жмурясь от солнца, и сказал:
— Попросите мистера Грея подождать, Паркер: я буду сию минуту.
Дворецкий поклонился и направился по дорожке к дому. Холлуорд взглянул на лорда Генри и произнес:
— Дориан Грей — мой ближайший друг. У него чистая, прекрасная душа: твоя тетушка в этом отношении совершенно права. Так не вздумай же испортить его, Гарри! И не пытайся влиять на него. Твое влияние было бы губительным для него. Мир велик, в нем много разных замечательных людей. Так не отнимай же у меня единственного человека, который вдохнул в мое искусство то прекрасное, что в нем теперь есть. Мое будущее как художника полностью зависит от Дориана. Помни, Гарри, ты не должен обмануть моего доверия!
Он произносил слова очень медленно — казалось, они исторгались из него помимо его воли.
— Что за глупости ты говоришь! — с улыбкой проговорил лорд Генри и, взяв Холлуорда под руку, чуть ли не насильно повлек его к дому.
Глава II
Войдя в студию, они увидели Дориана Грея за пианино, спиной к ним; он перелистывал альбом с «Лесными картинками» Шумана.
— Что за прелесть! Я хотел бы разучить эту вещь, — произнес он, не оборачиваясь. — Вы должны мне дать «Лесные картинки», Бэзил.
— Все зависит от того, как вы будете сегодня позировать, Дориан.
— Мне надоело позировать, и мне не нужен мой портрет в натуральную величину, — проговорил юноша капризно, затем, повернувшись на сиденье, увидел лорда Генри и поспешно вскочил, порозовев от смущения. — Прошу прощения, Бэзил, я не знал, что вы не один.
— Знакомьтесь, Дориан, это лорд Генри Уоттон, мой старый товарищ по Оксфорду. Я как раз говорил ему, насколько хорошо вы позируете, но вы своими словами всё испортили.
— Зато не испортили мне удовольствия познакомиться с вами, мистер Грей, — сказал лорд Генри, подходя к Дориану и протягивая ему руку. — Я о вас много слышал от своей тетушки. Вы ее любимец, но в то же время, боюсь, и ее жертва.
— Как раз в данный момент я у леди Агаты в немилости, — отозвался Дориан с забавным выражением раскаяния на лице. — Я обещал в прошлый вторник поехать с ней на благотворительный концерт в один из клубов Уайтчепела. Мы с ней должны были играть в четыре руки, — кажется, целых три дуэта, — но у меня это совершенно вылетело из головы. Не знаю, что она мне теперь скажет при встрече. Даже боюсь показаться ей на глаза.
— Пустяки, я вас помирю. Тетушка Агата вас очень любит. И то, что вас не было на концерте, не так уж и важно. Публика, скорее всего, и без того подумала, что был исполнен дуэт, — ведь когда тетя Агата садится за рояль, она поднимает столько шума, что с лихвой хватает на двоих.
— Ну, это несправедливо по отношению к ней, да и меня вы не пощадили, — сказал Дориан, рассмеявшись.
Лорд Генри не отрывал от Дориана взгляда. Да, этот юноша и в самом деле поразительно красив, думал он, любуясь его ясными голубыми глазами, золотистыми кудрями, изящным рисунком алого рта. В его лице было нечто такое, что сразу внушало доверие. В нем чувствовалась искренность и чистота юности, ее целомудренная пылкость. Было очевидно, что жизнь еще не запятнала этой молодой души. Ничего удивительного, что Бэзил Холлуорд боготворил Дориана.
— Разве позволительно такому человеку, как вы, заниматься благотворительной деятельностью? Нет, мистер Грей, вы для этого слишком очаровательны, — проговорил лорд Генри и, развалясь на диване, достал свой портсигар.
Художник тем временем приготовил кисти и принялся смешивать краски на палитре. Он хмурился и выглядел явно встревоженным, а когда лорд Генри обратился к Дориану, бросил на него быстрый взгляд и после минутного колебания произнес:
— Гарри, мне хотелось бы сегодня закончить портрет. Тебе не покажется слишком грубым с моей стороны, если я попрошу тебя уйти?
Лорд Генри с улыбкой взглянул на Дориана:
— Мне лучше уйти, мистер Грей?
— Прошу вас, лорд Генри, не уходите! Сегодня Бэзил, кажется, не в духе, а я ужасно не люблю с ним оставаться наедине, когда он такой. К тому же мне бы хотелось, чтобы вы объяснили, почему я не должен заниматься благотворительной деятельностью.
Источник
Чувства людей гораздо интереснее их мыслей — цикл
Чувства людей гораздо интереснее их мыслей.
— Оскар Уальд
МЫ МНОГО ГОВОРИМ О ЧУВСТВАХ
Грош цена тому чувству, у которого есть цена.
— Н. Шамфор
Как много говорим о чувствах?
Как мало знаем, что они?
Хоть наши действия, искусство,
Религию, Фрейда хоть возьми.
От наслаждения до боли —
Вот рамки наших чувств всегда
Все вариации, не более
Любое, что из их числа.
И если вы не мазохисты,
То избегаете вы боль.
Стремимся к удовольствиям быстрым —
Будь шоколад то иль любовь.
Кто получает удовольствие
Набив одеждой все шкафы,
Другим по вкусу водка больше
Иль наслаждение от иглы.
Кто от массажа просто млеет,
А кто в религию с головой…
Все лучше чувствовать хотели —
Душе тепло и меньше боль.
Об этом фильмы и картины,
Стихи, романы все о них…
Взывают к ним рекламы мнимы,
О них вам скажет каждый псих.
Но, с точки зрения биологии,
Загадка древняя для нас —
Что вдруг становится «любовью» —
То «ненависть» родит подчас?
Самый глупый человек на свете испытывает те же чувства, что и самый умный.
— Филипп Честерфилд
Мы принимаем все решения
Все больше чувством, не умом.
Анализировать сомнения
Обычно будем мы потом.
На нас влияет интуиция,
Довлеет мнение друзей.
Хоть к логике порой стремимся,
Но ищем подтверждения в ней.
От чувств и мнений отрешиться
Для тренированных голов —
Судье, к примеру, пригодится.
Закон лишь к логике готов.
Но нам простым и не учёным
Кто симпатичней — тот и прав.
Так амплуа «герой-любовник»
Иль «Несчастливцев», иль «простак».
Мы любим или презираем,
Спокойны иль разъярены —
Слова те чувства отражают
И в этом мы отражены.
НАД ЧУВСТВАМИ РЕЗОН НЕ ВЛАСТЕН
„У меня никогда не было ни одной эмоции, которую я не могла бы объяснить рационально. Ни одной эмоции, которая бы пришла в столкновение с разумом“
— Айн Рэнд
Мы призываем нас понять,
Взываем к логике напрасно,
Но забываем каждый раз —
Над чувствами резон не властен.
Закрыты уши у того
Над кем эмоции владеют.
Психолог нужен. Смысл его —
Он успокаивать умеет.
Уложит вас он на диван,
Поговорит о детстве трудном.
Уйдёт эмоций тех дурман
И здравый смысл вернётся мудрый.
А все глашатаи толпы —
Они к эмоциям взывают:
«Патриотизм» и «бей других».
Что делают — прекрасно знают!
Так демагоги всех времен
Контроль толпы осуществляли.
И те в толпе с раскрытым ртом
Всегда в ловушку попадали.
ЧУВСТВО ВИНЫ И ЧУВСТВО СТЫДА
«Да что вы такое говорите? Танцевала на столе? Я? В трусах? Вы просто рано ушли. »
— Фаина Раневская
Вина и стыд — два разных чувства:
Одно зависит от другого,
Но не всегда. И в том искусство
И психологии основы.
Вина — всегда индивидуальна
И не доступная толпе.
Есть личности многострадальны,
А есть — вины в которых нет.
Вина внутри и каждый знает —
«Сказал не так иль взял не то»,
И пусть никто не замечает
Вину ты знаешь всё равно!
Стыд — познаётся перед кем то,
Когда отступишься порой,
Когда нарушил нормы первым
И больше взял, чем кто другой.
Стыд — обязательно пред кем-то,
Пусть перед зеркалом своим.
Иль за кого-то стыдно, верно,
За тех, кто близок, за родных.
Так было раньше. И в общине
Или в сообществе людей
Бойкот являлся мощной силой —
Он — наказаний всех сильней.
Теперь забыты эти чувства,
Теперь — кто сильный, тот и прав!
И на верхушке в кругу узком
У тех, кто крал, есть свой устав.
Они стыдят других — убогих,
В ком совесть есть и от стыда
Переступить мораль не могут
Им имя «лох» дано тогда.
СВОЮ ВИНУ МЫ ПОМНИМ ДОЛЬШЕ
„Не существует никакого великого зла, кроме чувства вины.“
— Марк Туллий Цицерон
Свою вину мы помним дольше,
Чем наши добрые дела.
Она подтачивает тоньше
И ранит душу, как игла.
Теперь, когда уж не исправить,
Сейчас, когда забыли все,
На сердце повернётся камень
Напомнит тихо о себе.
По глупости иль оробевши
Кому-то не сказал «прости»
И молча вслед смотрел ушедшим,
Теперь мне не отдать долги.
Звонки откладывал на «после»,
И письма тоже на «потом»,
Хоть находился близко, возле.
Но не решился, не зашёл.
Минули годы и декады
И каждый сам себе судья.
Забыто надо что, не надо.
Никто не помнит. Помню я.
КРАСНЕЕТ ТОЛЬКО ЧЕЛОВЕК
Человек — единственное животное, способное краснеть. Впрочем, только ему и приходится.
— Марк Твен
Марк Твен сказал когда-то мудро:
«Из всех животных человек
Один краснеет. Ему нужно
Стыдиться. Повод есть у всех.»
Мне попадались лицемеры
В лицо одно, а за спиной
Совсем другое и манеры.
Ну не узнать — совсем другой.
Я с ними не дружу конечно
И вместе не ломаю хлеб,
Но лезут в дом они беспечно
Как только на экране свет.
Они такие патриоты,
Вот жизнь сейчас за вас отдаст,
В уме считают лишь банкноты
А сколько ж будет за показ.
Он говорит: живите скромно,
Зачем вам надо больше всех?
Но для себя всегда проворно
Другой стандарт. А вам — так нет.
Зовут двуличием в народе
Того кто так себя ведет,
Ну а с политика все сходит
И краска даже не зальет.
Согласно Твена мудрой мысли
(Смотри в начальную строфу)
Они не “homo” в этом смысле,
Понять иначе не могу.
Встреча с самим собой принадлежит к самым неприятным.
— Карл Густав Юнг
Обиды чувство каждый знает,
И незаслуженный упрек,
И босса, что не понимает,
И шепот за спиной, что жжет.
Их цель ясна — тебя унизить,
В душе ожог, не потушить.
А лучше душу ту возвысить,
И способ древний применить:
Я знаю тех, кто помолившись,
Дав покаяние в грехах,
Считается, что вышли чисты
Из дел нечистых впопыхах.
Не доверяю покаянию,
А в то, что «честью» на Руси,
«Достоинство» ему название.
То что с тобой. То что внутри.
Достоинство внутри тебя,
Никто его отнять не может,
Для тех, кто знает сам себя
Укол снаружи невозможен.
Но знать себя порой непросто:
Себя мы любим прямо с детства
Всегда мы правы, правы на сто,
А критика, так, по соседству.
Познай себя — ты можешь много,
Ты уникален, ты один.
Идешь ты трудною дорогой,
Но ты идешь, ты не стоишь.
Познав себя, других узнаешь.
Учись держать себя в руках,
Прощай другим, что не прощаешь
Себе. Твое достоинство — ты сам.
КТО САМ СЕБЯ НЕ УВАЖАЕТ
Кто самого себя не уважает, того, без сомнения и другие уважать не будут.
— Н. М. Карамзин
Никто не будет уважать,
Кто сам себя не уважает.
Самим себя ведь лучше знать,
По крайней мере, так считают.
Обиды чувство каждый знает,
И незаслуженный упрек,
И босса, что не понимает,
И шепот за спиной, что жжёт.
Их цель ясна — тебя унизить,
В душе пожар не потушить,
И чтобы душу ту возвысить
Есть способ древний применить:
«Познай себя» твердил Сократ,
Он дал нелегкую задачу —
Тот, кто познал — мудрей в сто крат
И редко от обиды плачет.
Я знаю тех, кто помолившись,
Дав покаяние в грехах,
Считают сами — вышли чисты
Из дел нечистых впопыхах.
Недоверяю покаянию,
А в то, что «честью» на Руси —
«Достоинство» ему название.
То что с тобой. То что внутри.
Достоинство внутри тебя,
Никто его отнять не может,
Для тех, кто знает сам себя,
Укол снаружи невозможен.
Но знать себя порой непросто:
Себя мы любим прямо с детства
Всегда мы правы, правы «на сто»,
А критика, так, по соседству.
Познай себя — ты можешь много,
Ты уникален, ты один.
Идешь ты трудною дорогой,
Но все ошибки лишь твои.
Познав себя, других узнаешь.
Учись держать себя в руках,
Прощай другим, что не прощаешь
Себе. Твое достоинство — ты сам.
Никто не будет уважать,
Кто сам себя не уважает.
Всем надо это знать
И заслужить к себе внимание.
«Лучше не бояться, лежа на соломе, чем быть в тревоге на золотом ложе.“
— Эпикур
Знакомо чувство нам тревоги:
Вдруг неизвестно почему
Внутри всё оборвётся вроде
И остановит на ходу.
В тугой клубок свернётся время,
И «кошки на душе скребут»,
Жизнь не мила, удара в темя
Как будто ждёшь и не вздохнуть.
Потом пройдёт. Потом забудем.
И жизнь вернётся «на круги»,
А это был сигнал тревоги
Чтоб жизни смысл понять смогли:
Понять, как мало жизнь мы знаем,
Как заблуждаемся порой,
Что ценим мы, что уважаем,
За что не постоим ценой,
Себя увидеть по другому
Без шелухи и мишуры,
Ценить по делу и по слову
Как видят нас в глазах других.
Момент упущен, всё как было
И жизнь течёт как и текла.
И нет тревог, и всё забыто,
И мы правы опять всегда.
„Счастлив тот, кто счастлив дома.“
— Лев Николаевич Толстой
„Счастье — это когда утром очень хочется идти на работу, а вечером очень хочется идти домой.“
— Назым Хикмет
Знакомо чувство дома всем —
Гнездо, нора, дупло, берлога.
Там, где укрыться насовсем,
Где может ждут тебя немного.
Безлики окна небоскрёбов,
В чужих домах — чужой уют.
И что тебе так близко, дорого
Другие точно не поймут.
Нас окружают безделушки,
Из разных стран, далеких мест,
Для нашей памяти игрушки:
Событий, лиц, моментов, встреч.
Лишь дома стены помогают.
Не зря в Руси был домовой,
А в Риме был двуликий Янус —
Все ту же роль играл святой.
Одним лицом смотрел наружу,
Другим внутри хранил покой;
У иудеев есть Мезуза,
Для Бога знак, мол в доме свой.
И тем, которым тесно в доме,
Кто рвётся мир познать, открыть
Нет, нет, а об родном пороге
Уверен — будет он грустить.
Ничто так не беспокоит людей, как нечистая совесть.
— Эразм Роттердамский
Бываем мы смешны порою,
Со стороны всегда видней —
Когда мы кичимся собою,
И кажемся себе ценней.
И счастлив тот, кто видит это,
Кто в состоянии взглянуть
Со стороны. Кто слышит эхо.
И по нему сверяет путь.
Возьмем закон обратной связи —
Им регулируется жизнь.
А без него в обманной вязи
Твои поступки, твоя мысль.
В любом создании человека
Чтоб был достигнут плод труда
Обратной связи есть поправка:
«Не так, не столько, не туда. «
Тот голос, что мы слышим часто,
В народе совестью зовется,
Ведь это зов обратной связи
И слушать нам его придется.
Щадя чужие чувства, не стоит рассчитывать на взаимность. Если вам не в чем себя упрекнуть, то это еще не означает, что вы все сделали правильно.
— Вера Брем
Что знаем мы о чувствах тех,
Кто нам близки или далеки?
О ком суждения мы наспех
Сформировали, зная крохи.
Себя мы судим изнутри —
Себя уж мы наверно знаем,
Что мы хотели и могли
Важнее, что мы получаем.
Всегда, во всем, кругом правы
Мы знаем точно. Нет сомнений.
Мы тысячу причин найдём,
Чтоб не считаться с вашим мнением.
Других судить другая мерка —
Нам только виден результат
А с их души порывом сверка —
Где этот строгий адвокат?
Так каждый прав в своих суждениях;
Перед собою каждый чист.
Не потому ли извинения
Нам так нелёгки. Но простить?
Еще труднее, это правда,
В душе все склоки вороша,
Себе мы отправляем Завтра
Что будет хуже, чем Вчера.
Как голос свой звучит чужим
Он в записи не твой, картавый,
Себя ты слышишь изнутри,
А все снаружи. Кто же правый?
Ты не суди, судим не будешь,
Великий библии завет. Но судим мы.
Ведь мы лишь люди.
И судим плохо. Таков свет.
Если бы я часто смотрела в глаза Джоконде, я бы сошла с ума: она обо мне знает все, а я о ней ничего.
— Фаина Раневская
Меня считают интеллектуалом, потому что я ношу очки, и художником, потому что мои фильмы не приносят дохода. И то и другое неверно.
— Вуди Аллен
Я верю, каждый чувство знал,
Когда ему глядят в затылок,
Тот взгляд, как будто передал
Давление душе, не в спину.
Взгляд много чувств мог передать
Без слов, без возгласов и жестов —
В нем может быть любовь, печаль,
Отчаянье и страсть конечно.
Есть наглый взгляд — он без стыда,
Открыт ладонью для подачки.
Есть взгляд звериный подлеца
И властелина — плеть послаще.
За взгляд — пощёчину давали
И звали на дуэль, — “К барьеру”…
Бывало след в душе оставит —
Забудёшь всё — себя, карьеру.
Есть те, кто могут не моргать,
Смотреть в лицо, послать эмоции.
Гипноз — ведь это взгляд опять
Направленный на переносицу.
Наверно знаете вы взгляд
Оленя ставшего на рельсы,
Огни всё ближе, всё горят…
Он — как в гипнозе… Жить всё меньше.
Так часто мы лицом к лицу
Стоим к опасности, немея,
Сковал поралич волю, дух.
И увернуться мы не смеем.
Мы слышали «тяжёлый взгляд»,
«Колючий» и «невыносимый».
Тренировали так в ЧК
Смотреть в глаза, пусть враг и мнимый.
Мы знаем, что бывает «сглаз»,
Про «очи черные» мы пели.
Как много видели мы глаз!
Как редко мы в глаза смотрели!
Знать меру следует во всем, везде.
Знать меру надо в дружбе и вражде.
— Саади
Где мера, чтобы взвесить чувство?
Измерить мысли глубину?
Понять влияние искусства?
Дать цену яблоням в цвету?
Влияние стресса всем известно,
Известно всем, что лечит смех.
Каков объём у интеллекта?
Как горизонт широк у всех?
Как много это — «доля правды»?
В цене какой «святая ложь»?
Идёт к лицу чужая слава?
Дешевле жизни не найдёшь.
Привыкли всё считать мы, мерить,
На деньги все переводить.
Вам «золотое сердце» взвесить?
Не всё возможно оценить.
Есть вещи, которых можно избежать, но которые невозможно поправить.
— Джулиана Вильсон
Знакомо это чувство мне,
Быть может Вам знакомо тоже
Что не исправить нам уже,
А чувство бередит и гложет.
Сказал чего-то второпях,
Чего-то ляпнул не подумав,
Опомнился уже в сенях,
А не вернуть. И сводит скулы.
А хуже если совершил
Того, чего нельзя исправить.
Герасим — как Му-му любил,
Осталась лишь наколка в память.
Трагедий греков вороша,
Шекспира умные сонеты,
Как жизнь продумать не спеша,
Черты не заступая этой?
Чтоб словом, взглядом иль рукой
Не оскорбить и не обидеть.
И уж тем более строфой.
Эффект от слов своих предвидеть.
Я каюсь, знаю виноват.
Порой в ответ рецензии хлёсткой
Отвечу грубо, невпопад
Отдав минуте дань, как плёткой.
Потом, сознание прояснив,
На всё смотрю другим я взглядом
И знаю правильный мотив
Но это позже. Но не надо.
КОГДА ВСЕ ЧУВСТВА — ПОНАСЛЫШКЕ
Я не умею выражать сильных чувств, хотя могу сильно выражаться
— Фаина Раневская
Не объяснить нам “красный цвет”
Для тех, кто прожил жизнь без света.
Пусть изучил он всё, что есть
И нет вопроса без ответа.
Он знает радуги цвета
И призмы свойство преломления,
И частоту, что есть одна
Для цвета каждого явления.
Всё может знать в теории он,
Но, цвета красного не зная,
Не объяснить. Какой резон
В теориях. Не понимаю.
Когда все знания — из книг,
Когда все чувства — понаслышке,
Важней намного только миг
Увидеть красный цвет лишь лично.
НАС УБИВАЕТ БЕЗРАЗЛИЧИЕ
Величайший грех против ближнего — не ненависть, а равнодушие. Это самое нечеловеческое из всех человеческих чувств.
— Бернард Шоу
Нас убивает безразличие,
Нам неприятно невнимание,
В нас уязвимость чисто личная
И душу жжёт непонимание.
Мы не годны под усреднение,
Мы не как все, мы все особые.
Имеем личное мы мнение
И эти мнения все новые.
Но с обострением своей личности
Другим то чувство не прощаем,
Есть невнимание в наличности
И мнения их не принимаем.
Мы не вникаем в их страдания,
Не видим глубину мышления.
Во всем мы ищем оправдания
И лишь своё лелеем мнение.
Их убивает безразличие
И наше с вами невнимание,
И это чувство тоже личное
Мы заслужили невнимание.
КОГДА НЕТ ЧУВСТВ
Быть чувственным значит быть страдающим.
— Карл Маркс
Покой в душе, но это значит,
Что ты всего уже достиг.
Что цели нет. И это счастье
Не завлекает, не манит.
С собой согласие обычно
Лишь логикой подтверждено,
Там всё спокойно и привычно
И бури чувств там не дано.
Там нет страстей и нет желаний,
Там нет стремлений, нет надежд.
Похоже нет переживаний.
Похоже там не этот свет.
КАК ЖИТЬ БЕЗ СТРЕССА И ВОЛНЕНИЙ
„Стресс — лучшая диета.“
— Алиса Фрейндлих
Нам говорят, что нужно есть
И жить без стресса и волнений.
Как тело, душу уберечь,
И уходить от споров, прений.
Закрыть глаза на всё вокруг,
Не слышать стон и причитания,
И выбирать, лишь тот твой друг,
Кому не нужны сострадания.
Не возражать, всегда быть «За!»
За что — неважно, лишь не «Против».
Пусть чья-то рушится судьба.
И пусть кого-то жизнь заносит.
Не поддаваться всем страстям,
Гасить все чувства сразу в искрах,
Лишь трезвый ум оценит сам,
Убрать делания даже в мыслях.
Ведь выживают только те,
Неприхотливые в привычках.
Кто вызов не даёт судьбе,
И не ведёт свой бой с ней лично.
Источник