Charles V.W. Brooks / Чарльз Брукс — Sensory Awareness. The Rediscovery of Experiencing / Чувственное сознавание. Как вернуть себе полноту переживания [1997, DjVu, RUS]
Sensory Awareness. The Rediscovery of Experiencing / Чувственное сознавание. Как вернуть себе полноту переживания
Sensory Awareness. The Rediscovery of Experiencing / Чувственное сознавание. Как вернуть себе полноту переживания Год издания: 1997
Автор: Charles V.W. Brooks / Чарльз Брукс
Переводчик: М. Папуш
Жанр или тематика: Телесно-ориентированная психология
Издательство: Либрис
ISBN: —
Язык: Русский
Формат: DjVu
Качество: Отсканированные страницы + слой распознанного текста
Интерактивное оглавление: Да
Количество страниц: 288
Описание
Современный цивилизованный человек опирается не на собственный опыт, а на погребающее его под собой наследие чужой концептуализации. Всю свою жизнь мы опираемся на авторитеты, что не избавляет нас от страха перед жизнью и депрессии. Мы все меньше доверяем себе, теряем непосредственность и остроту восприятия, присущую детям.
Эта книга о том, как вернуть себе подлинность и полноту переживания, как прорваться сквозь покровы оглядки на авторитет — своими ушами, глазами и нервами, чтобы наши руки постигли этот мир, а сердца — почувствовали.
Работой Шарлотты Селвер, описываемой в этой книге, заинтересовался ряд психоаналитиков, и некоторые из них — Эрих Фромм, Клара Томпсон и Фредерик Перлз, — стали ее учениками. Перлз позже включил многое из того, чему научился на ее уроках, в гештальттерапию.
Оглавление
ОТ АВТОРА 10
ВВЕДЕНИЕ 12
1. Бытие в мире 14
2. Прийти в чувство 20
3. Природа и «вторая» природа 27
4. Палец, указывающий на луну 31
ЧЕТЫРЕ ДОСТОИНСТВА ЧЕЛОВЕКА 34
5. На пути к стоянию 35
6. Стояние как отношение 42
7. Некоторые трудности 45
8. Кто стоит? 48
9. Стояние, с ног до головы 54
10. Ходьба: передвижение и бытие 61
11. Хара 65
12. Поза стояния 69
13. Лежание как действие 77
14. Лежание как отношение 83
15. Сидение 93
К БОЛЬШЕЙ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ ВО ВЗАИМОСВЯЗЯХ 110
16. Похлопывание как стимуляция 112
17. Простой контакт 119
18. Активный контакт 131
19. Работа с объектами 138
20. Работа с силой тяжести 150
21. Вверх и вниз 156
22. Работа на природе 162
23. Работа на природе (продолжение) 168
24. Слово и голос 173
25. Вкус 179
26. Знаток 186
27. Зевание и потягивание 194
28. Доставание рукой и накрывание на стол 199
29. Давать и принимать 205
30. Давать и принимать (продолжение) 214
31. Отдавать и принимать голову 220
32. Игра с мячами 228
33. Чувствование собственной головы 236
34. К расширенному сознанию 242
35. Чувственное сознавание в коммуникации 251
ЭПИЛОГ 262
ПРИЛОЖЕНИЯ 266
A. Эльза Гиндлер: Arbeit am Menschen 267
B. Заметки о Дзен 272
C. Отчеты 280
[Психотерапия и консультирование]:
Опубликовано: 1997
Автор книги: Charles V.W. Brooks / Чарльз Брукс
Источник
Читать онлайн «Чувственное сознавание. Как вернуть себе полноту переживания»
Автор Чарльз Брукс
Как вернуть себе полноту переживания
Charles V. W. Brooks
The Rediscovery of Experiencing
The Viking Press New York 1972
Как вернуть себе полноту переживания
Либрис Москва 1997
Перевод с английского М. Папуш
Современный «цивилизованный» человек опирается не на собственный опыт, а на погребающее его под собой наследие чужой концептуализации. Всю свою жизнь мы опираемся на авторитеты, что не избавляет нас от страха перед жизнью и депрессии. Мы все меньше доверяем себе, теряем непосредственность и остроту восприятия, присущую детям.
Эта книга о том, как вернуть себе подлинность и полноту переживания, «как прорваться сквозь покровы оглядки на авторитет — своими ушами, глазами и нервами, чтобы наши руки постигли этот мир, а сердца — почувствовали».
Работой Шарлотты Селвер, описываемой в этой книге, заинтересовался ряд психоаналитиков, и некоторые из них — Эрих Фромм, Клара Томпсон и Фредерик Перлз, — стали ее учениками. Перлз позже включил многое из того, чему научился на ее уроках, в гештальттерапию.
© 1972 by Charles V. W. Brooks
© Перевод, M. Папуш, 1997
У меня нет родителей:
Я сделал небо и землю своими родителями.
У меня нет дома:
Я сделал сознавание своим домом.
У меня нет ни жизни, ни смерти:
Я сделал волны дыхания своей жизнью и своей смертью.
У меня нет божественной силы:
Я сделал честность своей божественной силой
У меня нет средств:
Я сделал понимание своими средствами.
У меня нет магических тайн:
Я сделал характер своей магической тайной.
У меня нет тела:
Я сделал длительность своим телом.
У меня нет глаз:
Я сделал вспышки света своими глазами.
У меня нет ушей:
Я сделал чувствительность своими ушами.
У меня нет конечностей:
Я сделал точную быстроту своими конечностями.
У меня нет стратегии:
Я сделал «незамутненность мысли» своей стратегией.
У меня нет замыслов:
Я сделал «мгновенное использование шанса» своим замыслом.
У меня нет чудес:
Я сделал правильное действие своими чудесами.
У меня нет принципов:
Я сделал приспособление к любым обстоятельствам своим принципом.
У меня нет тактики:
Я сделал пустоту и полноту своей тактикой.
У меня нет друзей:
Я сделал ум своим другом,.
У меня, нет врага:
Я сделал, невнимательность своим врагом.
У меня нет доспехов:
Я сделал благоволение и праведность своими доспехами.
У меня нет замка:
Я сделал неподвижный ум своим замком.
У меня нет меча:
Я сделал отсутствие самости своим мечом.
(Неизвестный самурай 14 века)
Эта книга — попытка передать словами невербальную сущность чрезвычайно тонкой и глубокой работы, которой моя жена, Шарлотта Селвер, посвятила свою жизнь. В течение трех лет с небольшими перерывами я многократно переписывал рукопись, пользуясь советами Шарлотты. Во время этих переделок мы поняли, что переживание чувственного сознавания столь индивидуально, что любая попытка перевести его в слова обязательно обнаруживает уникальный характер и подход к жизни того, кто это делает. Поэтому во многих случаях я не следовал советам, а имел смелость утверждать собственные взгляды и описывать собственные переживания, опираясь на весь свой собственный интеллектуальный и литературный опыт (с которым я постоянно должен был сражаться, пустившись в это предприятие).
Тем не менее я полагаю, что здесь много такого, что можно признать реальным и земным. Значительная часть этого исходит от Шарлотты. За немногими исключениями эксперименты, которые здесь описаны, — это ее эксперименты, а вопросы — ее вопросы. Если мне иногда удается создать контекст, в котором эти эксперименты и вопросы оживают, это связано с восстановлением в переживании ее уроков, которые стали основным содержанием моей жизни в течение последних пятнадцати лет.
Это отчасти автобиография, отчасти философские рассуждения, отчасти руководство для изучающего чувственное сознавание, отчасти слабый вербальный эквивалент реальных переживаний. Все это вместе полно и ясно в той степени, в какой мне сейчас это доступно.
Я не был знаком с почитаемой Шарлоттой учительницей, которой она, по ее словам, обязана всей этой работой. Я знаю только Шарлотту, и для меня это — ее работа. Возможно, когда-нибудь это будет работой многих людей — уже сейчас число их увеличивается — потому что это работа любви и реальности.
Я благодарен многим друзьям за полезные советы: Ричарду Бейкер-роси из дзенского центра в Сан-Франциско, профессору Аллену Уолкер Риду, д-ру Бернарду Вейтцману, Конни Зигель, д-ру Эдварду Диси, д-ру Джорджу Дибезу, моему издателю Стюарту Миллеру. Я благодарен покойному Алану Уотсу, поддержавшему меня.
Более всего я благодарен Биллу Литтлвуду за закалку сплава, из которого выкован этот инструмент. Без любви, ясности и постоянства, которые руководили его подчас спартанской рукой, это получилось бы гораздо менее правдивым, чем оно есть.
После сильных дождей на прошлой неделе мы сажали в саду семена. Они уже всходят. Я когда-то наблюдал, как глубоко и проникновенно, с удивительной решительностью юности маленькие корешки пробивают свой путь вниз через твердые частички почвы, и я почти что могу видеть стебельки и почки, развертывающиеся в воздухе, который и я вдыхаю и выдыхаю, под тем же солнцем, которое греет мне кожу. Это прямо ведет меня к разговору о содержании этой книги.
Не всякая ли индивидуальная жизнь, как эти семена, начинается во влаге — в море, во влажной почве, в яйце, или в материнском лоне? В матке, где объединившиеся клетки начинают размножаться, пока в них не зародится нечто, что можно назвать сознанием, новый организм развивается, полностью и непосредственно окруженный жидкой средой, которая проникает в каждое небольшое углубление, объемлет каждую поверхность.
До рождения у нас нет опыта расстояния: мы не имеем возможности упасть, не слышим звучания чего-то отделенного от нас, не чувствуем тепла, приходящего к нам или исходящего от нас. Не удивительно, что, появляясь на свет, мы приникаем к материнской груди, мягкой, как наше собственное тельце, и нам лучше дышится этим странным воздухом, когда мать держит нас на своих руках.
В этом новом мире впервые становится возможным -и даже неизбежным — одиночество: мать может быть, а может и не быть рядом. Начинают открываться постепенно обнаруживаемые двери: звуки приходят и уходят, и оказываются связанными с тем, что происходит вне нас; то, к чему мы прикасаемся, и что прикасается к нам, постоянно меняется. Наконец калейдоскоп перед нашими глазами начинает приобретать постоянные, организованные формы; они находятся ближе или дальше, и с каждой из них мы можем иметь различные связи.
Хотя нервные окончания нашей кожи непосредственно соприкасаются только с воздухом или с мягкой водой ванночки, временами — с одеждой, кроваткой и игрушками, иногда — с матерью, мы не лишены соприкосновения с миром на расстоянии. Мы можем слышать голос матери и видеть ее и тогда, когда не имеем возможности к ней прикоснуться, и, радостно узнавая, мы улыбаемся. У нас тоже есть голос, который может достигать других и вызывать воспринимаемые реакции. У нас есть руки и ноги, которые мы можем протянуть и достать что-то — схватить или толкнуть. Наше растущее сознание охватывает расширяющийся мир, ближний и дальний, и в этом охвате
присутствует различного рода контакт. Формы и цвета, до которых мы не можем дотронуться, присутствуют в наших глазах, голос — у нас в ушах, запах — в ноздрях.
И вот появляется новый род контакта и непосредственности, ибо мы обретаем опыт и начинаем копить прошлое, придавая новое значение настоящему. Вид, голос и запах матери вызывает воспоминание, и наш живот начинает сокращаться от голода, а кожа жаждет прикосновения. Появляется и будущее. Если мы уже голодны, когда мать появляется, мы улыбаемся в предвосхищении, как котята уже мурлыкают, еще не получив молока.
Время и пространство, которым не было места в утробе, постепенно разворачиваются перед растущим ребенком и становятся вездесущими для взрослого, определяя все объекты восприятия. Однако они не несут в себе необходимости разделения, разве что лишь в некоторых случаях. То или иное явление то с нами, то далеко от нас, но поток явлений по-прежнему объемлет нас, как жидкость в утробе. Нет естественной необходимости, которая могла бы помешать нам проживать нашу жизнь так же непосредственно и полно соприкасаясь со средой, как соприкасается с ней любая рыба в воде, олень в лесу или растение в саду.
Но в то же самое время, когда развивается наша связь с миром, в нас формируется нечто иное, чему нет параллели ни у одной живой твари. То, что было сначала несколькими клетками, потом несколькими тысячами, потом несколькими миллионами клеток, развивается в биллионы клеток нашего мозга, который получает сообщения, соотносит и организует их и регулирует наши реакции. И голова, которая вмещает эти клетки, столь велика, громоздка и неповоротлива, что для нас — единственных среди всех тварей — ее движение и покой становятся главной заботой в течение всего детства.
Нам суждено продолжать заботиться об этом в течение всей нашей жизни. В чрезвычайно развитой коре головного мозга (*1) заложено другое зерно — зерно нашего человеческого делания и неделания (*2). Уникальная человеческая способность развить вокализацию животных до словесных символов, фиксирующих быстротечные восприятия в виде общепринятых понятий, создает для нас второй, условный, уровень реальности, который, в силу своей обусловленности, подменяет или по крайней мере затуманивает первоначальную реальность. Ибо первоначальная реальность не может быть схвачена, ею нельзя овладеть, на нее можно только указывать.
Наш цивилизованный мир возможен благодаря абстрактному мышлению, создающему понятия, и благодаря фиксирующему их языку. Опыт при этом разделяется на отдельные фрагменты, многие из которых ясно определимы, общепризнанны и практически полезны, так что из восприятий множества людей можно составить энциклопедию, а из определенных элементов земли — построить Нью-Йорк.
(*1) См. A. T. W. Simeons, Man’s Presumptuous Brain (New York: Dutton, 1961), а также L. L. Whyte. The Next Development in Man (New York: Iliot, 1948).
(*2) Уже после того, как были написаны эти строки, я прочел книги Карлоса Кастанеды «Отделенная реальность» и «Путешествие в Икстлан», и перечитывал их не меньше чем по пять раз. Его представления о «делании» и «неделании» относятся не к целенаправленной деятельности, которую я здесь имею в виду, а к совершенно бессознательной интерпретации восприятий в условных формах. Однако эти процессы кажутся мне столь тесно взаимосвязанными, а понимание Кастанеды столь непосредственным и глубоким, что благодаря этому (как и по многим другим причинам) я поставил бы эти книги в самом начале своей личной библиографии.
По-видимому это возможно только для людей. Животные, непосредственно опирающиеся на свои ощущения, часто могут передавать друг другу свои восприятия и чувства, как и мы. Они, как и мы, практически разделяют мир на опасный и безопасный, полезный и бесполезный. Но не имея такого мозга, для которого возможен язык, способный зафиксировать эти разделения в абстракциях, они не могут, как мы, сознательно опираться на прошлое, или приобщиться к нашим социальным достижениям. Они могут лишь непосредственно находиться в постоянно меняющемся настоящем — либо полно и полноценно, либо иногда, невротически, если мы их обуславливаем. И вместе с тем, по крайней мере в своем диком состоянии, они не подвержены отчуждению от природы и потере единства, жертвой которых становится человечество с его энциклопедиями и городами: разделению на то, что мы воспринимаем, и то, что мы думаем об этом.
Наш мир болен гамлетовской болезнью мышления. Мы опираемся не на собственный опыт, а на погребающее нас под собой наследие чужой концептуализации. Вместо того, чтобы посвятить свои бесконечные таланты удовлетворению немногих простых потребностей или формованию и украшению, как полевые лилии, земли, мы без конца вмешиваемся в процессы мира и исправляем его, и возможно, из-за всевозрастающей эксплуатации мы делаем его все хуже. Да и как может быть иначе? Коль скоро наши действия вырастают из наших убеждений, то есть понятий, мы постоянно манипулируем миром, который не воспринимаем непосредственно и который поэтому не можем знать.
Всю свою жизнь я отказывался от одного авторитета в пользу другого, и за этим стоял страх жить в мире, в котором не было бы кого-нибудь вроде меня, кто бы знал. .
Источник