И о том, можно ли его преодолеть
Интервью: Ирина Кузьмичёва
У СТРАХА БЛИЗОСТИ БЫВАЮТ САМЫЕ РАЗНЫЕ ПРИЧИНЫ. У кого-то он идёт из детства, другие избегают эмоционального и физического контакта — и это их защитная реакция на травматичный опыт прошлых отношений. Кто-то решается проработать негативные установки с терапевтом, другие пытаются бороться с проблемой сами, третьи предпочитают в принципе отказаться от отношений. Мы узнали у женщин и мужчин со страхом близости, что делают они.
Стоит сказать, что я не говорила о проблеме с психологом: мне сложно доверять кому-то и рассуждения наедине с собой получаются самыми честными. Конечно, это тоже страх близости. Я одновременно стремлюсь к эмоциональной близости и тяжело переживаю возможное одиночество. Но стоит мне этой близости добиться, как что-то во мне щёлкает, и я начинаю раздражаться, быть эмоционально холодной и отчуждённой. В общении я чрезмерно требовательная и негибкая в отношении к косякам, скрываю подробности личной жизни и своей истории (например, меняю имена или что-то недоговариваю).
Я много читала о формировании привязанности и знаю, что её расстройство — реакция на отсутствие стабильных и безопасных отношений с родителями в ранний период развития. Из-за этого мне сложно судить о базовых причинах моего страха. Из того, что я помню, когда стала старше, мама скорее чрезмерно и навязчиво любила меня и нарушала границы заботой, а я изо всех сил сопротивлялась.
Обычно я предпочитаю держаться особняком, вступать только в несерьёзные и непродолжительные отношения. Но сейчас в моей жизни есть чудесная девушка, мы знакомы уже более десяти лет, и она стала моим близким другом. Мы обе понимаем, что любим друг друга и могли бы стать отличной парой, но из-за своей особенности я не иду на этот шаг: боюсь попасть в колею отвергающего поведения и потерять не только романтические отношения, но и долгую дружбу. Наверное, я бы уже давно совершила привычный разворот, но она очень бережно относится к моим чувствам: не давит, не навязывает развитие отношений, а просто говорит со мной и уважает мои границы. Она показала мне, что я могу расслабиться, что открытость и доверие ничем мне не угрожают, и подобралась ко мне ближе, чем кто-либо другой.
Я стараюсь двигаться в сторону взаимного доверия: начала говорить с людьми не только о своих проблемах с привязанностью, но и о чувствах, страхах, прошлом. В эти моменты я испытываю навязчивое желание соскочить с темы, спутать факты, но продолжаю говорить как есть и постепенно чувствую, что напряжение спадает, а эмпатия и доверие к собеседнику растёт.
Мой страх близости связан с отцом. Когда я была подростком, он не признавал моих подруг и мальчиков, которые ухаживали за мной. Часто делал вид, что не помнит их имена, давал презрительные прозвища. Как-то я ему привезла подарок из школьной поездки, а он забыл, что это была я, и при мне сетовал маме, мол, подарят же такую фигню. Потом предостерегал меня от раннего замужества, сказал, что знакомиться будет, только если мы точно решим жениться. На самом деле он приятный весёлый мужчина, всё это проскакивало как бы между делом, но по капле собирается ложка.
Я поняла, что у меня есть страх близости, после одной истории. Всё было прекрасно: мы провожали закаты, гуляли по ночному Петербургу, много говорили. Но в какой-то момент переживаний стало слишком много, я начала думать о возможном будущем, ловить себя на мысли, что меня не всё в нём устраивает. И решила разграничить происходящее. Предложила спутнику просто секс: никаких эмоций, никакой привязанности, совместных походов куда-то и, конечно, никаких подарков. Он растерялся, но согласился. И мне стало комфортно. У нас были справки об отсутствии венерических заболеваний, договорённость не спать с кем-то ещё и много секса. Мы ехали ко мне, занимались феерическим сексом, пили чай, потом он уезжал на другой конец города, а я ложилась спать. Порой после его ухода я рыдала, но всё равно так было спокойнее. Однажды я решила попробовать сблизиться. Накануне его дня рождения я приехала к нему среди ночи в пальто на голое тело. Он спросил, зачем я приехала, и попросил лечь спать. Наутро я собралась и ушла, он не препятствовал. Больше мы никогда не общались.
Заняться сексом мне намного проще, чем достигать эмоциональной близости. Возможно, поэтому мне нравятся секс-вечеринки. Там все раскованны и условно близки, но в то же время никто не лезет в душу. Не особенно активно, но я стараюсь преодолеть страх. Во-первых, у меня есть друг, с которым мы можем поговорить об этом. Я учусь доверять ему и быть откровенной. Наша дружба длится больше трёх лет, мы спокойно говорим о сексе, но песни из своей медиатеки я включила при нём только недавно — это был шаг. Наверное, тема секса для меня стала защитной реакцией. Сам секс случается у меня вовсе не так часто, как разговоры о нём.
Второй момент ― тиндер. Когда я выпиваю, то набираюсь смелости и предлагаю встретиться нескольким людям. Проблема в том, что они отвечают на следующий день, мне становится страшно, я откладываю телефон. Правда, как-то я снова выпила и всё-таки договорилась о встрече. Мы просто приятно пообщались. Сейчас я предпочитаю быть одна. Я счастлива и бояться близости ― это в какой-то степени выбор. Но не исключаю, что в будущем смогу выстроить крепкую связь с кем-то.
В школе у меня почти не было друзей. Я был изгоем — надо мной не издевались, но старались игнорировать. Наверное, поэтому у меня часто возникают трудности в общении с людьми. У меня узкий круг друзей, мне тяжело подпускать новых знакомых к себе, а на личные разговоры я трачу много энергии. С другой стороны, я не испытываю дискомфорта, когда веду собственный канал на ютьюбе. Садясь перед объективом камеры, я чувствую, что разговариваю с тысячами подписчиков, и получаю от этого необходимый заряд социальных взаимодействий.
Другая сторона близости — это отношения с человеком, которого вы любите или к которому испытываете влечение. У геев это зачастую сопровождается необходимостью не только преодолевать барьеры в процессе общения с объектом симпатии. Многие представители ЛГБТ+ вынуждены скрывать свои отношения от окружающих. Я довольно рано совершил каминг-аут перед семьёй и друзьями, поэтому проблем с принятием практически не было.
Довольно тяжёлые эмоциональные раны во мне оставили первые серьёзные отношения, которые длились больше трёх лет. У нас было тяжёлое расставание, после которого я долго не мог никого подпустить к себе, боясь снова пройти через эмоциональную мясорубку. Своего нынешнего мужа я встретил весной 2015 года. Он нашёл меня через видео каминг-аута на ютьюбе. Спустя несколько месяцев я вдруг осознал, к чему всё идёт, и резко оттолкнул его от себя, сказав, что всё происходит слишком быстро.
В конце концов, через два месяца «дружбы» и пряток мы съехались, а ещё через два года заключили брак в Нью-Йорке. Сейчас счастливо живём в США. Ничего этого бы не произошло, если бы однажды я не осознал, что если сидеть в своей скорлупе и бояться событий, которые могут произойти, а могут и нет, жизнь стремительно пронесётся мимо тебя, и ты останешься один без воспоминаний, опыта и дорогих тебе людей.
Ни в подростковом возрасте, ни в ранней юности я не осознавала, что у меня есть страх близости — наоборот, очень хотелось серьёзных отношений, да побыстрее. Но они никак не складывались, дальше нескольких свиданий я почему-то не продвигалась и очень из-за этого переживала. Сейчас я понимаю, что острое желание вступить в отношения основывалось на страхе одиночества. Из-за него мне хотелось полностью слиться с другим человеком, и если бы не было барьера с близостью, я могла привлечь того, кто с удовольствием бы это сделал. Но вряд ли это было бы историей про счастье и про любовь. При этом с подругами я всегда выстраивала глубокие отношения, страха не было — он распространялся только на мужчин.
С запросом «о сложностях в отношениях» я пошла на психотерапию. Мне объяснили, что страх одиночества у меня из-за установки родителей — счастье в слиянии с другим человеком, а одному обязательно будет плохо, — которую они мне транслировали. Страх близости тоже пришёл из семьи, у нас был запрет высказывать чувства, особенно если они сложные и сильные. Я не могла раскрыться и проявить себя в кругу родных — в итоге мне было сложно показывать молодым людям свою симпатию, рассказывать о чувствах. А это необходимый элемент отношений. Страх близости проявился и в интимной сфере. В детстве родители очень критиковали моё тело. Позже стало страшно раздеться перед мужчиной — поэтому я либо избегала секса, либо заглушала внутреннего критика алкоголем.
Осознание, что всё это пришло из прошлого, позволяет оставить это там. Моя семья дала мне то, что имела. Они не могли научить меня тому, чего сами не умеют, — и я отношусь к ним с пониманием и любовью. Дальше я поняла, что могу научиться новым моделям поведения. Сначала училась выражать чувства и не бояться этого, научилась принимать чужие. Проработала страх, что меня могут отвергнуть: оказалось, это не конец света, это не значит, что я плохая и недостойная. Это значит лишь, что мы не подходим друг другу. Я научилась раскрываться, полюбила себя и приняла своё тело. Страх одиночества тоже проработан, ведь сначала нужно научиться получать удовольствие от самой себя.
Сейчас у меня нет серьёзных отношений. Но ситуация кардинально отличается от той, что была три года назад. Я легко знакомлюсь, рассказываю о своих интересах, симпатиях и самых глубоких чувствах и совершенно не стесняюсь себя. Я спокойна, и как только встретится нужный человек, с лёгкостью впущу его в свою жизнь.
Как и многие травмы, мой страх близости идёт из детства. У меня были очень строгие родители, при этом их требования часто были непредсказуемыми. Так я приучился не доверять. Лгать я не мог, поэтому был скрытным. Это перенеслось на общение со сверстниками. Я не хотел раскрываться: чем меньше о тебе знают, тем меньше ты уязвим.
Когда мне было шестнадцать, внезапно умер мой отец. Угас от болезни человек, которого всегда считал самым сильным. Я ни разу не плакал, но это вывело меня из равновесия. Я понял: чтобы в следующий раз не пошатнуться, нужно быть готовым к тому, что не станет любого близкого человека — или всех сразу. Примерно так и получилось. Уже через полгода я переехал в столицу, новая жизнь захлестнула меня, старые социальные связи я забросил. В том, чтобы не иметь привязанностей, я стал чувствовать силу.
С девушками долгих отношений не складывалось. После очередной неудачи я создал проект, который захлестнул меня с головой. Тратить время на близость совершенно не хотелось, куда интереснее было заниматься саморазвитием. Я даже перестал пробовать, заменил близкие отношения на много поверхностных связей. «Всё равно пары расходятся, так зачем время впустую тратить?» — считал я. Я видел, как нравился некоторым девушкам, и мне было тяжело, что я не мог ответить им взаимностью. Очень хотелось дать им понять, что проблема совсем не в них, но у меня не было подходящих слов.
Так продолжалось лет пять, но всё чаще в голову стала приходить мысль, что я упускаю что-то большое и важное. Со временем у меня появилась очень близкая подруга. Она тоже боится близости, и в какой-то мере благодаря этому мы смогли стать друзьями. На выстраивание этой дружбы ушло полтора года. Я снова открыл для себя эмоциональную близость, но романтическая по-прежнему оставалась непонятной и недоступной. Потом я познакомился с девушкой, с которой хотелось часто общаться и видеться. Мы сближались очень долго, понадобилось около полугода ежедневных звонков по часу-полтора, чтобы мы стали парой. Правда, наша история длилась недолго. У нас были разные картины будущего, но я всё равно рад, что нашёл ресурс быть с кем-то вместе.
Страх близости я почти победил: у меня очень тёплая эмоциональная связь с подругой и я более-менее способен к романтической близости. Готов тратить на это время и силы, но ещё не умею от этого получать энергию. Несколько месяцев назад я начал встречаться с девушкой-полиаморкой. Мне комфортно, что наши отношения открыты с её стороны. Страх близости всё же остался, и отсутствие эксклюзивности в наших отношениях — как раз та дистанция, благодаря которой мне комфортно.
В школе я была жертвой буллинга. Я долгое время не могла пускать в личное пространство даже симпатичных мне людей. Не то чтобы мне казалось, что я не заслуживаю хорошего отношения — но во избежание травмы я построила вокруг себя стену. При этом общения всё равно хотелось, поэтому в друзья я выбирала людей, которым я была интересна, а мне они — не особо. Получалось, что я не одинока, но это совсем не то «взрослое» чувство дружбы, которое поддерживает и приносит радость обеим сторонам. И это точно не про близость.
У моего страха близости в отношениях с мужчинами другая предпосылка. Воспитывая мальчиков, родители часто поощряют их проявлять себя. А девочек учат пассивности: будь мудрее, мягче, выше этого, не лезь в это, и вообще, ты же девочка. Даже если родители не говорят это напрямую, часто такие конструкты навешиваются социумом. Так появляется женская и мужская гендерная социализация. В моём случае это привело к тому, что я до сих пор не знаю, что такое настоящие близкие отношения — притом что я уже десять лет замужем. Каждый раз знакомясь с мужчиной, я старалась узнать о нём побольше, а о себе рассказывать поменьше, ведь чувства — это для девочек, а значит, второстепенно, неинтересно, и вообще, давай, покажи мне свою коллекцию гитар.
Я осознала глубину проблемы, когда выяснилось, что мужчина, с которым я живу уже треть жизни, не знает, какие книги и фильмы мне нравятся. Ему это не особо интересно, а рассказывать о себе мне было неловко. Он же такой классный, а вдруг ему что-то во мне не понравится и он меня отвергнет? Конечно, это совсем не про глубокие отношения. Сейчас мне предстоит с этим разбираться, возвращать себе право голоса и ответственность за выбор. С другой стороны, я рада, что смогу воспитывать своих детей так, чтобы они себя чувствовали значимыми, вне зависимости от гендера.
Впервые осознанное нежелание выстраивать доверительные отношения появилось у меня в восьмом классе, после того как мой лучший друг подло со мной обошёлся. С тех пор настоящих друзей было очень мало. Один из них — моя бывшая жена, которую я знаю почти двадцать лет. Долгое время она была мне самым близким человеком и лучшим другом. На этом фундаменте мы пытались построить семью — но даже с ней я не раскрывался полностью, всегда был немного отстранён. Жена полностью доверяла мне, а я это доверие не оправдал и ушёл из семьи. Так я понял, что если я сам смог предать человека, который полностью мне доверял и которому я доверял больше всех, значит, нельзя доверять никому.
Впоследствии это подтвердили мои попытки построить новые отношения. Конечно, можно говорить, что дело усложняет моя закрытость, что из-за неё нет интимности и близости. Но трудно объяснить человеку, что мне надо больше времени и причин доверять, чем просто слова и пара месяцев гормональной бури. Я каждый раз получаю подтверждение, что доверять нельзя. И дело не в том, что я настроен на неудачу и она случается. Нет, были конкретные ситуации — поэтому проблема усугубляется.
Мой страх близости вобрал в себя многое: переживания, что меня не поймут, покинут, сделают больно. Но всё же основное — страх снова сделать больно кому-то, подвести и не оправдать доверие. Я просто не подпускаю к себе, чтобы и повода сближаться не было. Думаю, так я не только защищаюсь сам, но и защищаю партнёршу. Не делюсь личными переживаниями, не остаюсь до утра, не знакомлю женщину с друзьями — такие превентивные меры.
Из-за всего этого появился и страх перед физическими контактами. Я боюсь зависимости — не от полового акта, а от человека. Просто заниматься сексом без эмоционального бэкграунда — это физиология и удовлетворение потребностей, это просто и нестрашно. Когда речь идёт о чём-то большем, у меня появляются признаки панической атаки: потеют ладони, учащаются пульс и дыхание, появляются лёгкая слабость и тахикардия. Чем сильнее возбуждение, тем сильнее приступ. Даже взять кого-то за руку или обнять — спусковой крючок этого механизма.
Возможно, дело ещё и в том, что я склонен к полному слиянию с партнёршей и плохо представляю, как может быть по-другому. Это как алкоголизм: если начинаю пить, то ухожу в запой. Поэтому, продолжая метафору, сейчас я предпочитаю даже ромовую бабу не нюхать. Сейчас я один, и дальнейшее одиночество меня не страшит. Близость и последующая возможность потери — вот это страшно.
Страхи, комплексы и неуверенность в себе мне подарил человек, которого я любила больше всего. Наша любовь казалась мне вечной — как это и бывает в юном возрасте. Мы строили планы, каждое утро просыпались вместе и шли на работу. Друзья воспринимали нас как единое целое. Так прошло полгода. А потом мы с подругой улетели в давно запланированный отпуск на полторы недели. По возвращении он сказал, что нам надо расстаться, он полюбил другую.
Такое может случиться с каждым. И я бы могла безгранично влюбиться в кого-то в другой стране — но всё равно стала бояться следующих отношений, даже дружеских. Близких людей страшно терять, не хочется раскрываться тому, кто уйдёт. Да, легко сказать, что все люди разные, доверяй, всё будет ок. Но когда тебя съедает страх быть преданным, покинутым, одиноким, рационально думать сложно. Что если и в следующий раз случится так же или будет ещё хуже?
С момента нашего расставания прошло полгода. Это не первые и не самые долгие мои отношения, но впервые у меня были настолько сильные и серьёзные чувства. Мне стало сложнее доверять людям. Доверять себя — свои состояния, мысли, истории, время, тело в конце концов. Я выдёргиваю руку, когда меня пытаются за неё взять. Отворачиваюсь, если хотят поцеловать. Избегаю встреч с друзьями, как бы скрывая личное. Всему нужно время. Я не поборола эту боязнь, но, может, позже случится чудо.
Источник