Благоговейное чувство что такое

Благоговейное чувство что такое

— Батюшка, понять, что такое благоговение, можно, наверное, только из собственного опыта: страх, уважение, трепет, почтение — ни одно из этих слов не раскрывает это понятие в верном ключе. А как нужно этот опыт приобретать, с чего начинать?

— Наверное, начинать нужно с самого простого: когда человек приходит в храм, который является местом особого Божественного присутствия, ему нужно всегда помнить, что он заходит не просто в какое-то здание, не в чью-то квартиру, а туда, где большее, нежели обычно, значение приобретает все, что он думает, что он говорит и делает. Конечно, каждый из нас в течение всей жизни находится перед взором Бога, но в храме — особенно. Мне неоднократно приходилось наблюдать, как люди нецерковные, едва-едва верующие, входя в храм, замирали буквально как дети, испытывая те самые священный трепет и благоговение, о которых мы говорим. Им никто никогда не объяснял, что здесь нужно так себя вести, так себя чувствовать,— это идет изнутри, из глубины. То есть вообще человеку, в храм приходящему, это чувство бывает присуще. То же самое происходит со священником по рукоположении: когда он сам становится перед престолом и начинает совершать Евхаристию, то испытывает те же самые непередаваемые чувства. Но потом постепенно может наступить то, что именуется привыканием к святыне. Как это происходит? Скажем, человек в храме делает что-то не так — и видит, что гром не гремит, молния в него не бьет, какая-то неисцелимая болезнь тотчас же его не поражает. И он начинает себя чувствовать как-то спокойнее и прохладнее. Если раньше он, образно говоря, открывал дверь храма с некой боязнью, то теперь может и ногой подтолкнуть. Все то же самое происходит и в отношении молитвы: первоначально, вставая молиться, человек ощущает нечто необычное для себя, ведь обыкновенно он с людьми разговаривает, а здесь ему предстоит беседовать с Богом. И вначале опять-таки бывают какие-то особые переживания в связи с этим, а потом, по мере привыкания, благоговение постепенно утрачивается.

— Что может человека от этой утраты хотя бы отчасти сохранить и что, наоборот, ускоряет этот процесс?

— Считается — и у многих святых отцов мы можем это найти — что одним из самых гибельных для человека внутренних проявлений является дерзость. Это некое состояние, под влиянием которого человек ведет себя так, как если бы никто не видел и не оценивал его слов и действий. Мы знаем, как проявляется дерзость в общении с людьми: человек кого-то хлопает по плечу, или называет, так сказать, в шутку каким-то словом на грани бранного, или перебивает, кричит. Мы также знаем, как проявляется дерзость на дорогах — как человек может дерзко себя вести, находясь за рулем. И точно так же дерзость может проявляться и в отношениях с Богом, когда человек наедине с Ним и с самим собой. И вот от такого поведения сердце человека может стать настолько сухим, что он и Бога перестает чувствовать: святые отцы уподобляли дерзость жгучему ветру из пустыни, который выдувает из души все живое, иссушивает всю живительную влагу. Конечно же, благоговение из подобным образом расположенного сердца уходит.

Очевидно, что для того, чтобы этого избежать, человек должен все время жить с ощущением того, что Господь его видит. Нужно постоянно задавать себе вопрос: а как Господь оценит мое слово, действие? Таким образом мы даже не то что работаем над собой — мы, скорее, просто осознаем реальность, потому что Господь действительно в каждое мгновение нашей жизни нас видит. Если это побуждает человека быть осмотрительнее, дисциплинирует его, он будет сохранять благоговение — может быть, даже как-то дополнительно в этом преуспевать. Если же это вызывает только панический страх или подавленность, если человек не заботится о том, чтобы быть внимательнее к себе, то, безусловно, благоговейное чувство ему сохранить не удастся.

— Как не утратить благоговейное чувство в храме тем, кто в нем работает, для кого это место не только молитвы, но и каких-то дел, причем повседневное?

— Иногда приходится наблюдать, как человек зашел в храм — ему что-то нужно сделать, к кому-то подойти — повесил одежду на крючок и тут же куда-то побежал. Конечно, должно происходить все совершенно иначе: человек зашел в храм, остановился, подумал о том, где он находится — по большому счету, в центре всего мира, потому что центр мира — там, где совершается Евхаристия. Во многих молитвословах, особенно старого издания, писалось: не приступай к молитве тотчас, но постой, дондеже утишатся твои чувства. И здесь точно так же — надо остановиться и подождать, пока утишатся чувства,— понять, где ты, перед Кем ты, с чем ты сюда пришел и опять-таки в каком состоянии ты находишься. Если все это постоянно пропускать и пробегать, то от благоговения и следа не останется у человека.

Основа богопознания

— Мне как-то встретилась цитата святителя Афанасия Великого, где он говорит о благоговении как о состоянии, необходимом для богопознания. То есть без этого чувства, собственно, человек и Бога познать не в состоянии?

— Это действительно так. Молитва, в собственном смысле, возможна только тогда, когда человек, с одной стороны, ощущает бездну, разделяющую его и Бога, а с другой стороны — ощущает, что Господь очень близко и слышит его. И благоговение как раз таки поставляет человека в то положение, из которого можно молиться, а без благоговения молитва для него превращается всего лишь в некий набор информации, которую он озвучивает. Человек начинает пытаться разговаривать с Господом на равных, а это невозможно, потому что не равен человек Богу. И то, о чем пишет святитель Афанасий Великий, другими словами выражает преподобный Исаак Сирин, который говорит о том, что смирением открывается таинство — таинство Божественной жизни. Смирение и благоговейное чувство — это вещи неразрывно связанные. Смиренный человек благоговеет, благоговейный — смиряется. У пророка Исайи есть такие слова: на кого воззрю, токмо на кроткого и молчаливого и трепещущего словес Моих (Ис. 66, 2). Если человек в таком состоянии находится, то Господь милостиво взирает на него, если он это состояние разрушает, то в другом совершенно положении по отношению к Богу оказывается. Так что здесь есть такой очень сильный стимул: если ты хочешь, чтобы Господь милостиво взирал на тебя, будь кротким, смиренным, трепещущим словес Божиих, то есть благоговейным.

— Как прививать благоговение детям? Наверняка этот вопрос многих интересует…

— Благоговение невозможно «прививать» в отрыве от собственно жизни религиозной. Когда родители молятся сами и для них естественно то, что мы называем богобоязненностью, они и ребенку с самого раннего возраста дадут здравое понимание того, Кто есть Господь и в каких отношениях находится с Ним человек. И безусловно, воспитание благоговения — это не внушение ребенку того, что если он будет плохо себя вести, то Бог его накажет. Благоговение входит в жизнь ребенка, когда он видит благоговеющими своих родителей. Тогда он и сам будет таким.

— Каким образом против благоговения работает враг?

— Как я уже сказал, когда мы куда-то спешим и таким образом какие-то очень важные для себя вещи не продумываем глубоко, благоговейное чувство теряется. Вот это состояние — смятения, спешки — и старается всячески усилить враг. Преподобный Исаак Сирин называет смятение колесницей диавола, на которой он въезжает в душу человека со всеми мыслимыми и немыслимыми страстями. Когда же у человека упорядоченный внутренний мир, он очень многих ошибок не совершает, и разрушить его благоговейное чувство врагу не удается.

— А если все-таки разрушение произошло и сердце, захваченное суетой, не испытывает ни трепета, ни умиления?

— Есть такой момент, не все о нем знают: ум человека устроен таким образом, что стоит замедлить в какой-то мысли, начать всматриваться во что-то, и это проявляется, становится актуальным в сознании. К примеру, человек знает, что есть смерть, что она его настигнет. И бежит дальше как ни в чем не бывало. Но достаточно бывает сказать себе: «Нет, остановись на этой мысли» и всерьез себе это представить, как сердце уже начинает откликаться. Это подобно тому, как кусок фотобумаги нужно сначала положить под фотоувеличитель, а потом в проявитель — и там, в проявителе, какое-то время подержать. И потом вдруг это явление, эта реальность духовная, о которой мы размышляем, с полной ясностью входит в нашу жизнь, и мы ощущаем силу мысли об этом. Вот то же самое и здесь. Нужно жить с осознанием того, что Господь тебя сейчас видит? Остановись, скажи себе это. Замедли в этой мысли — на десять секунд, минуту, две минуты. И постепенно, раз за разом, ты будешь чувствовать, как происходят изменения.

Газета «Петропавловский листок» № 01, январь 2016 г.

Источник

БЛАГОГОВЕНИЕ

религиозно-нравственное чувство, выражающее любовно-почтительное отношение к превосходящему человеческую субъективность,- Богу, святыням, высшим ценностям бытия; основное религ. переживание непосредственного присутствия Божия в мире и в жизни.

В Синодальном переводе Свящ. Писания рус. слову «Б.» соответствуют греч. εὐλάβεια (осторожность, страх, робость, почитание, Б.- Притч 28. 14; Деян 8. 2; Евр 5. 7; 12. 28), ϕόβοϛ (страх, ужас, боязнь — Пс 118. 38; Мал 1. 6; 1 Петр 3. 15), σέβομαι (благоговею, почитаю, поклоняюсь — Ис 29. 13). В тексте Септуагинты производные от глагола εὐλαβέομαι не всегда соответствуют рус. «Б.», «благоговеть» в Синодальном переводе. Термином «Б.» описывается широкий спектр состояний, связанных со страхом: от позорной боязливости (Прем 17. 8), естественного страха перед лицом врагов (2 Макк 8. 16), страха перед соперником (1 Цар 18. 15, 29), опасения перед будущим (Нав 22. 24) до священного трепета (Исх 3. 6 ) и молчания перед лицом Божиим (Авв 2. 20; Соф 1. 7). Выражение «ἄνδρεϛ εὐλαβεἶϛ » из кн. Деяний святых апостолов передается в Синодальном переводе как «люди набожные» (2. 5) или «мужи благоговейные» (8. 2).

В письменных текстах Др. Руси слова «Б.», « », « » фиксируются с XII-XIV вв. (Срезневский И. Материалы для Словаря древнерусского языка. М., 1958. Т. 1. С. 94) первоначально исключительно в церковном применении. В XVIII-XIX вв. Б. фигурирует и как понятие мирской морали, иногда не без нек-рого уничижительного оттенка: Б. определяется как «смесь страха и уважения, смирения и покорности», причем одним из значений слова «благоговеть» признается «раболепствовать» (Даль В. И. Толковый словарь живого рус. языка. М., 1978. Т. 1. С. 92); появляются характерные производные «благоговейник», «благоговейница» и т. п. (Там же).

Развитие понятия Б. соответствует историческому опыту религ. и нравственного сознания. На ранних этапах формирования представлений о высшем, сверхъестественном начале нарождающееся религ. чувство наиболее адекватно определяется предложенными нем. теологом Р. Отто терминами «majestas» (величие), «mysterium tremendum» (таинство, вызывающее трепет), «mysterium fascinosum» (чарующее таинство). Священное открывалось человеку в многоликости непредсказуемых стихийных сил, ужасающих и влекущих одновременно. Однако такое амбивалентное отношение к Первоисточнику бытия еще не было тождественно Б. в настоящем смысле этого слова.

Античный мир с его политеистическим мировосприятием четко различал «horror sacrilegii» (ужас святотатства) и «tremor sacer» (священный трепет), сопровождающий религ. поклонение. При этом то и др. тесно увязывается с духом и регламентом полисной, а впосл. имперской гражданской добродетели: благоговеть перед родными богами человек обязан как житель и гражданин данного города или гос-ва, вслед. чего Б. приобретает публичный характер. Поскольку, однако, могущество и благосклонность языческих божеств не всегда совпадают,- священный трепет, нравственная привязанность и религ. поклонение в античном мировоззрении еще не объединяются в органическую целостность, присущую идее Б. в христ. понимании.

В ВЗ, с одной стороны, Б.- страх и трепет в присутствии Бога и Его грозных знамений, это не статичный, ограниченный местом и временем, легко ритуализируемый священный страх приверженцев античного языческого культа, а глубокая душевная потрясенность и неизбывная тревожность человека, впервые ощутившего себя перед лицом действительно единого и всевластного, всюду настигающего Бога, Который есть «огнь поядающий, Бог ревнитель» (Втор 4. 24), но — прежде всего остального — Который есть Сущий (Исх 3. 14). Благоговейный страх в ветхозаветном представлении — это страх Иакова, воскликнувшего о месте присутствия Господа: «Как страшно сие место!» (Быт 28. 17); страх и трепет Авраама, безропотно ведущего на заклание своего единственного и возлюбленного сына (Быт 22). С др. стороны, столь же углубленный характер приобретает в ВЗ этика любви к Богу: «И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими» (Втор 6. 5); вся религиозно-нравственная атмосфера ветхозаветного бытия исполнена напряженными взаимоотношениями любви, сострадания, коллизиями верности и неверности человеческой в ответ на непреложную верность Бога. Страх и любовь, как 2 своеобразных вектора, сближаясь, создают этос Б.

Благая весть о воплощении, страстях, крестной смерти и воскресении Господа Иисуса Христа создает для христ. мироощущения центральную перспективу, в к-рой понятие Б. объединяет в себе преклонение перед величием и всемогуществом Божиим, безграничное доверие к благости Творца и трепетное чувство собственной ответственной причастности реализации этого благого могущества в человеческом мире. Прообразованный для христиан Свящ. историей, этос Б. становится существенным элементом как религ. опыта, так и человеческой нравственности, налагая свой отпечаток на устойчивые типы отношений личности к почитаемым ею людям, ценностям культуры, духовным и нравственным святыням, миру природы. Б. перед кем-либо означает почитание данной личности в силу изначально дарованного ей Богом совершенства, открытого и привлекательного для нас и вместе с тем требующего от нас деятельного соучастия. Благоговеть — значит быть причастным при соблюдении почтительной дистанции по отношению к предмету нашей причастности. Подлинно благоговеющий добровольно умаляет себя перед благоговеемым, тем самым открывая в нем и для себя новые возможности одухотворенного действия и возрастания.

Очерченное понимание Б. глубоко вошло в христ. традицию — его пробуждает и в нем раскрывается существо христ. богослужения, его утверждают и развивают многовековой уклад церковной жизни, почитание святых. Выдающиеся произведения христ. письменности, включая жития святых, учительную лит-ру, воспитывают в духе Б. перед Господом и Его творением. По словам свт. Тихона Задонского, «дети пред отцем своим поступают благоговейно, ничего не делают и не говорят непристойного, и всякое почтение ему показывают: тако христианам пред Богом вездесущим и все назирающим должно ходить со страхом и благоговением» (Творения: В 5 т. М., 1889. Т. 5. С. 257). Б., согласно свт. Тихону, рождается от познания вездесущия Божия: «Помни о вездеприсутствии Божием, и породится в тебе благоговеинство» (Т. 4. С. 9). По учению св. отцов, Б.- необходимое условие для занятия богословием, участия в богослужении, вообще в духовной жизни. Свт. Афанасий I Великий говорит о Б. как о состоянии, необходимом для богопознания: «Божество познается не в словесном изложении. но в вере и благочестивом размышлении с благоговением (εὐσεβεἶ λογισμὦ μεἰ εὐλαβείαϛ.)» (Athanas. Alex. Ep. ad Serap. I 20). Свт. Иоанн Златоуст называет Б. состояние души, необходимое при чтении Свящ. Писания (Ioan. Chrysost. In Ioan. 53. 3). По его словам, «надлежащее благоговение» (προσηκοὐση εὐλαβεία) наряду со страхом (ϕόβοϛ) и трепетом (τρόμοϛ ) характеризует состояние приступающего к Св. Тайнам (De proditione Judae I 1). Он укоряет своих слушателей в том, что они приходят в храм мимоходом, по привычке к празднику, а не по Б. души ( οὐ δἰ εὐλάβειαν ψνΔἦϛ ) (De bapt. Christ. 1).

Термин «Б.» употреблялся в древней Церкви и как форма обращения: «Твое Благоговение» — обращается свт. Афанасий Великий к имп. Иовиану (Athanas Alex. Ep. ad Jovianum. 1) и свт. Серапиону Тмуисскому (Ep. ad Serap. I 33; ср.: Ioan. Chrysost. Ep. 25; Greg. Nazianz. Ep. 102).

В рус. мысли заслуга выявления подлинной религ. и философско-этической содержательности понятия Б. принадлежит Вл. С. Соловьёву, представившему в «Оправдании добра» целостную систему истолкования человеческой нравственности, возводящую последнюю к 3 взаимосвязанным истокам: чувствам стыда, жалости и Б. При этом чувство стыда, согласно Соловьёву, выражает этическое отношение человека к низшей природе, жалость — к подобным ему живым существам, Б., или благочестие, определяет «должное отношение человека к высшему началу» и составляет т. о. «индивидуально-душевный корень религии» (Соловьев. С. 52). Поскольку указанные начала нравственности, при всей самобытности каждого из них, сохраняют между собой и нек-рую преемственность, в Б., как его понимает и описывает Соловьёв, есть нечто и от стыда, и от жалости — в частности, активный нравственный протест против недолжного и недостойного, не подобающего высшему призванию человека. Так же, как чувство стыда восстает против наших уступок низменным влечениям и как человеческая совесть протестует против всяческой несправедливости и неправды, и нарушение религ. обязанности, свидетельствующее об отдалении человека от «абсолютного центра вселенной», вызывает «могущественное противодействие нашей сокровенной целости» (Там же. С. 233) — противодействие, вынуждающее, как замечает Соловьёв, говорить уже «не «стыдно» и не «совестно», а «страшно» (Там же). Необходимым коррелятом Б., формирующим «отрицательную сторону благочестия», предстает, т. о., страх Божий — «чувство действительного несоответствия нашего абсолютному Добру, или совершенству» (Там же). Б. в его положительном выражении, согласно Соловьёву, «сводится окончательно к радостному ощущению, что есть существо бесконечно лучшее, чем мы сами, и что наша жизнь и судьба, как и все существующее, зависит именно от него,- не от чего-то бессмысленно-рокового, а от действительного и совершенного Добра — единого, заключающего в себе все» (Там же. С. 248). Несмотря на такое радостно-возвышенное завершение, чувство Б. выдвигает перед человеком настоятельную нравственную задачу. Оно властно побуждает его преодолевать собственную немощь, стремиться к совершенству, соответствующему Божию замыслу о нем. Развитие вытекающих отсюда императивов выстраивалось Соловьёвым в перспективе проповедуемого им «теургического делания», имеющего своей целью избавление человечества и мира от разрушительного воздействия времени и смерти (Там же. С. 236, 254 и др.).

Значимую для современности концепцию Б. представляет этика «благоговения перед жизнью» (die Ehrfurcht vor dem Leben) протестант. теолога и гуманиста-подвижника А. Швейцера. Он считал, что универсализация идеи жизни как высшей ценности является единственным способом утвердить созидательную силу и полемическую мощь христианства в драматических условиях XX в. По его мнению, «принцип нравственного» состоит в том, что человек способен испытывать равное Б. перед жизнью как по отношению к своей воле к жизни, так и по отношению к любой др.: «Этика есть безграничная ответственность за все, что живет. » (Швейцер. С. 218). Однако, с христ. т. зр., нравственный императив не есть лишь плод интуиции ценности жизни, но заповедь, данная человеку Творцом. Тем не менее Швейцер внес несомненный вклад в сохранение и актуализацию понятия Б. для светского европ. сознания, интерпретируя жизнь во всем многообразии ее проявлений как предмет этического Б.

Лит.: Соловьев В. С. Оправдание добра: Нравственная философия // он же. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 119-135, 170-204, 222-266; Франк С. Л. С нами Бог: Три размышления // он же. Духовные основы общества. М., 1992. С. 217-404; Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М., 1992. С. 23-35, 216-237; Булгаков С. Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М., 1994. С. 8-22; Элиаде М. Священное и мирское // он же. Миф о вечном возвращении. С. 251-356. М., 2000.

Православная энциклопедия. — М.: Церковно-научный центр «Православная Энциклопедия» . 2014 .

Источник