Азбука веры рифмуется с радостью

Рифмуется с радостью. Размышления о старости — Феофила Лепешинская

Кра­савцы, ста­рея, слу­ча­ется, пре­вра­ща­ются в уро­дов, а, к при­меру, Шон Кон­нери (род. в 1930) или Пла­сидо Доминго (род. в 1941) с воз­рас­том стали гораздо сим­па­тич­нее и бла­го­род­нее, оче­видно, именно потому, что плот­ская актив­ность сту­ше­ва­лась, ото­шла на вто­рой план. Писа­тель Грэм Грин (1904 – 1991) в 80 лет сохра­нял строй­ность и осанку и был, гово­рят, похож на юношу, загри­ми­ро­ван­ного под ста­рика. Джон Гленн в 77 лет совер­шил кос­ми­че­ский полет и отлично спра­вился со всеми нагруз­ками. Зна­ме­ни­тый артист В.Зельдин в 95 еще выхо­дил на сцену, сни­мался в кино, пре­красно выгля­дел и даже тан­це­вал; он объ­яс­нял свою бод­рость тем, что никому нико­гда не зави­до­вал и все­гда был влюб­лен: в жизнь, людей, в про­фес­сию. Тот, кто бодр духом, сохра­няет муже­ство и радость, часто вопреки бес­си­лию и изне­мо­же­нию тела.

Но боль­шин­ству свой­ственно, раз­мыш­ляя о буду­щем, рисо­вать страш­ные кар­тинки: костыль в руках, утрата при­вле­ка­тель­но­сти, одно­об­раз­ное домаш­нее пре­бы­ва­ние, скука; а вдруг доживу до маразма… ослепну, оглохну, стану забы­вать свой адрес, яростно ругаться с вра­чами, жало­ваться всем под­ряд на одышку и запоры, подо­зре­вать, что невестка хочет меня отра­вить, соби­раться в Там­бов к сестре, кото­рая давно умерла, и злобно сето­вать, что все только и хотят изба­виться от меня, ждут моей смерти.

«Рож­ден был в ночь, рос в сумер­ках, стал ста­риться – стал моло­деть. С седыми воло­сами – совсем ребе­но­чек… Так мы, рус­ские, рас­тем, ни на что не похо­жие». Это Васи­лий Васи­лье­вич Роза­нов (1856 – 1919), с его нетри­ви­аль­ной логи­кой, пере­фра­зи­рует еван­гель­ский завет «будьте как дети». Ф.И. Тют­чев (1803 – 1873), кото­рого назы­вали «ста­рик-дитя», заяв­лял, что нико­гда б не согла­сился поме­нять воз­раст ста­рика на юно­ше­ский. «Ста­рость – болезнь тела, здо­ро­вье души, – писал Ф. Пет­рарка (1304 – 1374). – Что ж? Неужели я пред­по­чи­тал бы наобо­рот – здо­ро­вье тела и болезнь души? Да не будет у меня этого и в мыс­лях; как в теле, так и во всем чело­веке мне желанно и радостно бла­го­по­лу­чие прежде всего той части, кото­рая ценнее».

Ну да, бывают ста­рики невы­но­си­мые: бес­по­кой­ные, раз­дра­жи­тель­ные, ску­пые, вред­ные, но это свой­ства харак­тера, а не ста­ро­сти, про­сто когда-то сдер­жи­вался, кон­тро­ли­ро­вал себя, скры­вал дур­ное, а теперь тор­моза отка­зали и стра­сти, крыв­ши­еся в под­со­зна­нии, вышли наружу и пока­за­лись во всем урод­стве. Брюзг­ли­вый зануда, про­фес­сор Сереб­ря­ков в «Дяде Ване» Чехова, изво­дя­щий окру­жа­ю­щих капри­зами и при­чи­та­ни­ями: «про­кля­тая, отвра­ти­тель­ная ста­рость… глупо, что я до сих пор жив… скоро я осво­божу вас всех… недолго мне оста­лось…», навер­няка и в цве­ту­щем воз­расте был само­влюб­лен­ным дура­ком и глу­хим эго­и­стом. Плюш­кин задолго до того как пре­вра­титься в «про­реху на чело­ве­че­стве» после­до­ва­тельно взра­щи­вал и куль­ти­ви­ро­вал свою бес­смыс­лен­ную жад­ность, ведь не извле­кал для себя ни пользы, ни удо­воль­ствия, только пор­тил и гноил хлеб, сено, хол­сты, сукна, всё, что исправно про­из­во­дили кре­стьяне чис­лом в тысячу душ.

Л. Н. Тол­стой (1828 – 1910) сыз­маль­ства отли­чался тяже­лым для окру­жа­ю­щих гор­дост­ным нра­вом: вспыль­чи­вый, често­лю­би­вый, занос­чи­вый, он пытался испра­виться, но соб­ствен­ными силами: на испо­ведь не ходил, в Цер­ковь не верил; разу­ме­ется, харак­тер не улуч­шался, а наобо­рот, все больше ока­ме­не­вал в само­мне­нии и высокомерии.

И.Е. Репину (1844 – 1930), когда Пенаты ото­шли к Фин­лян­дии, при­шлось ста­реть вдали от про­фес­си­о­наль­ного обще­ния и преж­них дру­зей; те, кто изредка наве­щал худож­ника, заме­чали рас­ту­щее его упрям­ство и чуть ли не пато­ло­ги­че­скую подо­зри­тель­ность, но эти каче­ства про­смат­ри­ва­лись в нем и прежде.

Если мы не погиб­нем от какой-нибудь слу­чай­но­сти в моло­дые годы, нас неот­вра­тимо ожи­дает посте­пен­ное ослаб­ле­ние сил, ухуд­ше­ние здо­ро­вья, изме­не­ние внеш­но­сти; ста­рость рано или поздно одо­леет; мы знаем это, сле­до­ва­тельно, можем пред­ви­деть буду­щие транс­фор­ма­ции, а зна­чит имеем воз­мож­ность под­го­то­виться и повли­ять на них: меньше суе­титься, избе­гать допол­ни­тель­ных нагру­зок ради денег, воз­дер­жи­ваться от доро­го­сто­я­щих поку­пок в кре­дит и заоке­ан­ских пере­ле­тов, про­ти­во­по­ка­зан­ных сердцу.

Что ж, есть иные удо­воль­ствия; сле­дует про­сто согла­ситься с неко­то­рыми осо­бен­но­стями извест­ного воз­раста и при­нять новый устав соб­ствен­ного бытия; к при­меру, Кон­стан­тин А. дома, среди своих, чув­ствует себя вполне нор­мально, а в ком­па­нии уче­ни­ков ему неуютно, неловко, хочется, гово­рит, пустить пулю в лоб. Лидия Б., напро­тив, засы­хает без моло­дежи, раз­го­ва­ри­вает на их сленге, испы­ты­вает острую потреб­ность хотя бы раз в неделю наря­диться и про­швыр­нуться по мага­зи­нам; но теперь при­хо­дится при­гла­шать для сопро­вож­де­ния внука, либо обой­тись только одним бли­жай­шим уни­вер­ма­гом. Надо при­но­рав­ли­ваться, а не укло­няться от забот и ответ­ствен­но­сти подобно моло­дому лен­тяю, испы­ты­вая перед любым испы­та­нием лишь страх и отвращение.

Ужасно вредно, зара­нее настра­и­ва­ясь на тяже­лые дни, на раз­ру­ше­ние, конец всему что ты любил, сле­до­вать совету И.С. Тур­ге­нева: «сожмись… уйди в себя, в свои вос­по­ми­на­нья». Его SENILIA («Стар­че­ское») пред­став­ляет собой печаль­ный обра­зец без­на­деж­ного, из-за недо­статка веры, миро­ощу­ще­ния. Смерть пред­стает то в образе ста­рухи с зло­ве­щими гла­зами и без­зу­бым ртом, скрив­лен­ным усмеш­кой, то в виде отвра­ти­тель­ного насе­ко­мого, то в облике гото­вого сожрать яст­реба, то видится непо­движ­ной, неумо­ли­мой фигу­рой: «в одной руке песоч­ные часы, дру­гую она занесла над моим сердцем».

Бр‑р… Нет, пре­да­ваться вос­по­ми­на­ниям, про­во­дить дни, пере­чи­ты­вая пожел­тев­шие письма и рас­смат­ри­вая выцвет­шие фото­гра­фии, озна­чает капи­ту­ли­ро­вать, уда­литься от реаль­но­сти в про­шлое, с целью утвер­диться в соб­ствен­ных гла­зах, мол, «были когда-то и мы рыса­ками»; впро­чем, изредка поз­во­ли­тельно уте­шиться преж­ними побе­дами, как поощ­ре­нием, сла­дост­ной награ­дой: гово­рят, при гипер­то­нии полезно обра­титься к пери­оду, когда пере­жи­вал сча­стье, успех, три­умф, – но нена­долго, без тоск­ли­вого ущерба для налич­ной действительности.

Сожа­леть и пла­кать, в сущ­но­сти, не о чем: дет­ство, юность, пре­крас­ные годы никуда же не дева­ются, не про­ва­ли­ва­ются в Лету; всё, что с нами про­ис­хо­дило, что впе­чат­ляло, радо­вало, тре­во­жило, вошло в нас, сли­лось с душой и серд­цем, в сущ­но­сти сфор­ми­ро­вало наше «я» – и этот про­цесс посто­я­нен, ста­би­лен, он не завер­ша­ется, даже, как верят хри­сти­ане, про­дол­жа­ется с пре­кра­ще­нием зем­ной жизни; «мой конец – мое начало», про­из­несла Мария Стю­арт в час своей казни.

Кому-то уда­ется достичь, нако­нец, столь чае­мого в Рос­сии покоя, заме­ня­ю­щего, по Пуш­кину, сча­стье, покоя, кото­рый в моло­до­сти, по Блоку, только снится. Ибо метаться и хло­по­тать ста­но­вится скучно, обре­ме­ни­тельно, да и бес­по­лезно: поезд при­шел, достиг конеч­ной стан­ции. Нра­вится она, нет ли – надо при­вы­кать, адап­ти­ро­ваться к сво­ему поло­же­нию; уме­ние осва­и­ваться в новых усло­виях есть несо­мнен­ный при­знак ума и рас­су­ди­тель­но­сти. Некуда бежать, некуда спе­шить, не за чем гнаться; оста­лось оста­но­виться, огля­нуться и понять что всё суета сует и вся­че­ская суета.

Когда начи­на­ется про­цесс пере­осмыс­ле­ния про­шлого, когда при­хо­дится сосре­до­то­читься на изъ­я­нах соб­ствен­ной души, на гре­хах и ошиб­ках, тогда деньги, почет­ные долж­но­сти и награды, семей­ные отно­ше­ния и романы ото­дви­га­ются на даль­ний план; един­ствен­ный вопрос, на кото­рый хоте­лось бы отве­тить перед смер­тью, кто я? что нашел в пути, что поте­рял, каков я на самом деле, при свете заката?

Источник

Рифмуется с радостью. Размышления о старости — Феофила Лепешинская

Послед­няя наша утрата – мать Афа­на­сия, не дожив­шая до 60; забо­лела еще в миру, стра­дала долго и тяжко, кротко тер­пела, кая­лась и бла­го­да­рила тех, кто помо­гал ей, счи­тала вели­кой мило­стью, что Гос­подь спо­до­бил про­жить в оби­тели целых восемь лет, за кото­рые она мно­гое постигла и всему научи­лась; как достойно и кра­сиво несла она мона­стыр­ские послу­ша­ния! Уте­шить в раз­луке может только надежда на встречу там, в буду­щей жизни, но как заме­нить ее здесь, един­ствен­ную и неповторимую?

Ты при­выкла быть полез­ной, тебе больно и помыс­лить, что когда-нибудь при­дется обре­ме­нять кого-то своей недуж­но­стью, ожи­дать, да еще может и про­сить чужой помощи, короче, поте­рять неза­ви­си­мость; это уни­зи­тельно. Заме­ча­ешь, слова эти – «неза­ви­си­мость», «уни­зи­тельно» – не нашего, не пра­во­слав­ного лек­си­кона? Рас­слаб­лен­ного дру­зья не только тащили, крышу разо­брали, чтоб доне­сти до Хри­ста! Полу­чили они свою часть у Бога, как дума­ешь? Так ли уж прочна грань между тем, кому помо­гают и тем, кто помогает?

Мать Сева­сти­ана рас­ска­зы­вала, как еще в совет­ское время при­шлось ей, по заве­ща­нию покой­ной матери, досмат­ри­вать схим­ницу, начи­нав­шую мона­ше­ский путь в доре­во­лю­ци­он­ном мона­стыре; осто­рож­ная и подо­зри­тель­ная, ста­рица пона­чалу вся­кую помощь власт­ной рукой отвер­гала, но после вто­рого инсульта совсем лиши­лась сил, вынуж­денно поз­во­ляла пере­во­ра­чи­вать себя, мыть и кор­мить, каж­дый раз цело­вала руки своей хожалки и всё пла­кала, сперва, гово­рила мать Сева­сти­ана, вроде «от гор­до­сти», а после уж вроде из благодарности.

Зави­си­мость от чьей-то мило­сти самое мощ­ное сред­ство для сми­ре­ния, согласна? «Когда ты был молод, то пре­по­я­сы­вался сам и ходил, куда хотел; а когда соста­ришься, то про­стрешь руки твои, и дру­гой пре­по­я­шет тебя и пове­дет, куда не хочешь» [3] . Эти слова Спа­си­теля, адре­со­ван­ные апо­столу Петру, про­ро­че­ствуют его насиль­ствен­ную смерть, но поз­во­ли­тельно тол­ко­вать их при­ме­няя и к ста­ро­сти, почти все­гда ослож­нен­ной утра­той само­сто­я­тель­но­сти и сво­боды; тело, кото­рое прежде только исполь­зо­ва­лось и пре­не­бре­га­лось, теперь во весь голос заяв­ляет о своих пра­вах – болью, ско­ван­но­стью, одыш­кой, изне­мо­же­нием. Вели­кие подвиж­ники, в част­но­сти и твой небес­ный покро­ви­тель пре­по­доб­ный Сера­фим, при­зы­вали без раз­дра­же­ния отно­ситься к чело­ве­че­ским немо­щам, в том числе к соб­ствен­ным, и в долж­ной мере забо­титься о своей плоти. К тому же ее дефекты внут­рен­нему раз­ви­тию не пре­пят­ствуют, даже наобо­рот, бывает, что телес­ный ущерб ком­пен­си­ру­ется духов­ным при­об­ре­те­нием, напри­мер, свя­ти­тель Лука (Войно-Ясе­нец­кий) послед­ние пять лет своей дол­гой жизни (1877 – 1961) был пол­но­стью слеп; но именно в эти годы стала осо­бенно сильна его молитва: обра­ща­ясь к нему, веру­ю­щие исце­ля­лись от самых тяже­лых болез­ней. Свя­тые, стра­дая, обре­тали ясность духов­ного зре­ния, удо­сто­и­ва­лись дара про­зор­ли­во­сти; начала и концы откры­ва­лись им в непре­рыв­ной связи. А с утра­той телес­ной сво­боды дару­ется сво­бода иная: неза­ви­си­мость, само­сто­я­тель­ность мыш­ле­ния: теперь не не боишься выгля­деть «белой воро­ной», не ведешься на вся­кую сен­тен­цию, а рас­смот­рев ее с пози­ций лич­ного опыта, избе­га­ешь сму­ще­ния и оста­ешься непо­ко­ле­бим, как гово­рили отцы, мирен. Много при­ят­ного в ста­ро­сти, если научишься нести тяготы воз­раста с спо­кой­ным досто­ин­ством, или, иными сло­вами, со смирением.

Пра­во­слав­ным глу­боко чужда запад­ная тен­ден­ция «посвя­щать свои болезни Гос­поду», тем более воз­во­дить соб­ствен­ные стра­да­ния в сте­пень искуп­ле­ния бед­ствий и гре­хов дру­гих людей; вряд ли кому из нас при­дет в голову, поскольз­нув­шись на дороге в Цер­ковь, поду­мать: «Иисус тоже падал под тяже­стью кре­ста». Нам свой­ственно, когда больно, пла­кать о своем мало­ду­шии и умо­лять Его о помощи; мало ли глу­по­стей натво­рили мы в юно­сти, коли пока­я­лись, Гос­подь про­стил, но важен финал, конец пути, «тер­пе­нием вашим спа­сайте души ваши» [4] , «пре­тер­пев­ший до конца, спа­сется» [5] . Тер­петь зна­чит при­нять волю Божию, пре­одо­ле­вая соб­ствен­ные дур­ные склон­но­сти, про­явить послу­ша­ние, доне­сти крест жизни до конца и – может быть! – полу­чить награду. Спо­соб­ность чело­века радо­ваться всему, что дает Гос­подь, и есть сча­стье, как ска­зал один свя­щен­но­му­че­ник, рас­стре­лян­ный в 1937 году.

Пом­нишь слова вла­дыки Анто­ния Сурож­ского о горь­кой жен­щине, кото­рая, увле­ченно повест­вуя о своих несча­стьях и оби­дах, пока­зала на колючки чер­то­по­лоха: «вот вся жизнь!»; между тем за кустами голу­бели горы, за горами свер­кало море, и все вокруг сияло теп­лым лет­ним све­том… она же, как мно­гие, видела лишь колючки. Чем не мона­ше­ское дела­ние: все­гда и во всем нахо­дить пози­тив­ную сто­рону и вся­кую про­блему счи­тать лишь пово­дом для борьбы – с собой, конечно с собой.

Всем зна­кома тря­сина уны­ния, порож­да­е­мого эго­из­мом, ропот­ли­во­стью, небла­го­дар­но­стью Богу; пси­хо­логи при­ме­няют тер­мины «нев­роз», «стрес­со­вое состо­я­ние» и даже «ката­стро­фич­ность мыш­ле­ния»; дока­зано, что зло­упо­треб­ля­ю­щие подоб­ными настро­е­ни­ями в два раза чаще под­вер­га­ются стар­че­скому маразму! Мы и из свя­тых отцов знаем: вредно осуж­дать дру­гих и жалеть себя, а также под­да­ваться печаль­ным думам, мрач­ным идеям и горест­ным фан­та­зиям; подобно тому как воз­дер­жи­ва­ются от куре­ния и пьян­ства, сле­дует воз­дер­жи­ваться от без­от­рад­ных, тоск­ли­вых помыс­лов, при­во­дя­щих к про­па­сти отча­я­ния, гре­хов­ного, поскольку оно, затме­вая уве­рен­ность в Божией мило­сти, пре­пят­ствует нашей молит­вен­ной связи с Ним и все­це­лой пре­дан­но­сти Его воле.

В мона­стыре всё спо­соб­ствует здо­ро­вому образу жизни, то есть веро­ят­ность пре­вра­титься в раз­ва­лину у нас гораздо меньше, чем у мир­ских. Ритм устава вынуж­дает рано вста­вать, дви­гаться, тру­диться, делать поклоны, напря­гаться – дея­тель­ная жизнь чрез­вы­чайно при­вет­ству­ется совре­мен­ной меди­ци­ной. В меню нашем пре­об­ла­дают обще­при­знанно полез­ные про­дукты: овощи, бобо­вые, рас­ти­тель­ное масло, рыба вза­мен мяса. Про­фес­сор Кро­уфорд, дирек­тор Лон­дон­ского Инсти­тута химии голов­ного мозга и пита­ния чело­века, при­шел к выводу, что мяса и трав недо­ста­точно для раз­ви­тия интел­лекта; наши предки эво­лю­ци­о­ни­ро­вали в чело­века разум­ного именно тогда, когда стали селиться по бере­гам морей и рек и упо­треб­лять в пищу много рыбы.

Уче­ные, объ­ек­тивно, то есть без наме­ре­ния про­па­ган­ди­ро­вать посты и про­чие телес­ные подвиги, уста­но­вили, что все поводы к вынос­ли­во­сти, на их языке стрес­со­вые фак­торы, напри­мер голод, жара, холод, спо­соб­ствуют сохран­но­сти мозга, потому что в этом слу­чае орга­низм запус­кает мощ­ный меха­низм вос­ста­нов­ле­ния и «ремон­ти­рует» клетки, повре­жден­ные ста­ре­нием; полу­ча­ется, аске­ти­че­ские огра­ни­че­ния под­дер­жи­вают не только дух, но и тело. Опять-таки уче­ные обна­ру­жили такую без­от­каз­ную защиту от ста­ре­ния, как меди­та­ция, по-нашему молитва, когда органы чувств мак­си­мально отклю­ча­ются от внеш­них раз­дра­жи­те­лей, от воро­хов инфор­ма­ции, сло­вом, от повсе­днев­но­сти с ее пре­иму­ще­ственно нега­тив­ными сигналами.

Огля­немся вокруг: ста­ри­ков­ское оди­но­че­ство в мона­стыре не гро­зит; собы­тий сколько угодно, поскольку сосре­до­то­чены глав­ным обра­зом на собы­тиях внут­рен­ней своей жизни, дел тоже полно на вся­кий воз­раст, ску­чать не при­хо­дится, есть храм, бого­слу­же­ние, сад, биб­лио­тека; у Хри­ста за пазу­хой живем – мы бога­тые, мы счаст­ли­вей­шие люди! впору нам, как той ста­рушке из анек­дота поза­про­шлого века, с уми­ле­нием вздох­нуть: «да будет Гос­подь Бог воз­на­граж­ден за все мило­сти Его ко мне».

Мы опы­том знаем, что внеш­ний чело­век тлеет, по апо­столу, зато внут­рен­ний со дня на день обнов­ля­ется [6] : несо­мненно, разум, осво­бож­да­ясь от пустя­ков, про­яс­ня­ется, сердце от мно­гого пока­я­ния смяг­ча­ется, немощь учит пони­мать чужую боль и ценить вся­кое добро, снис­хож­де­ние, бла­го­де­я­ние; ника­кого смысла нет сте­нать перед зер­ка­лом и счи­тать болячки. Фор­си­ро­ван­ное вни­ма­ние к сво­ему состо­я­нию, дав­ле­нию, стулу, аппе­титу губи­тельно: обре­ме­няя помыслы, оно само по себе лишает сво­боды и уби­вает; в конце кон­цов каж­дый волен выби­рать: про­мысл или атомы, ска­зал непро­све­щен­ный языч­ник Марк Аврелий.

Источник